"Фан-клуб" - читать интересную книгу автора (Уоллес Ирвинг)

Действие второе

Глава 7

Черный грузовик-шевроле грузоподъемностью в три четверти тонны, на шасси выпуска 1964 года, на новехоньких шинах имел одинаковые надписи на обоих свежевыкрашенных бортах:

ПОЛНОЕ УСТРАНЕНИЕ ПОЖАРОВ КОНТРОЛЬ И ИСТРЕБЛЕНИЕ ДОМАШНИХ ПАРАЗИТОВ

1938 Западный Лос-Анджелес.

По мере того как грузовик прокладывал свой путь вверх по дороге Стоун-Каньон в Бель-Эйре, ничто в его внешнем виде не вызывало ни малейшего подозрения в том, что он не спешит по обычному служебному вызову.

Фактически в этот туманный час раннего утра (было всего пять минут седьмого) в среду в середине июня не было видно ни одного движущегося средства передвижения и ни одного человека в непосредственной близости от этого грузовика.

Сидя впереди, за рулем водителя, Адам Мэлон направлял грузовик все ближе к цели.

Хотя он спал мало и с перерывами в эту тревожную ночь, теперь был совершенно бодрым и внимательным. И все же чувствовал себя отстраненным от роли, которую играл последнее время. Это чувство было похоже на то, как если бы он спрятался за полупрозрачным стеклом и наблюдал за кем-то, похожим на него самого. Этот человек возглавлял команду из четверых мужчин, выходящих из фантастического мира желания и самодовольства в действительный мир с тремя измерениями, на землю, никому не принадлежащую, где гибель и опасность таились под каждым деревом и кустом.

Рядом с ним, склонившись на переднем сиденье для пассажира, сидел Кайл Шивли. Он казался спокойным и хладнокровным, хотя края мускулов, обозначившиеся на его худощавом лице, и выступающие жилы на шее выдавали внутреннее беспокойство. Он сидел с раскрытой на коленях картой Бель-Эйра; глаза его то смотрели на дорогу, то отмечали бело-синие знаки пересечения ее с улицами.

За ними, скорчившись на видавшем виды потертом коврике, сидели в глубине грузовика Говард Йост в костюме рыболова цвета хаки и Лео Бруннер в спортивной куртке и темных широких брюках.

Они ехали в полном молчании от бульвара Сансет, но вот Шивли выпрямился и нарушил тишину:

— Вот она, — шепнул он Мэлону. — Видишь? Левико Уэй.

— Вижу, — ответил Мэлон приглушенным голосом. — Который час теперь?

Шивли поднял к глазам руку с часами в металлическом корпусе:

— Две минуты седьмого.

Мэлон повернул руль влево, грузовик свернул и начал подниматься по дороге Левико.

Сзади раздался дрожащий голос Бруннера:

— Послушайте, — просил он, — у нас все еще есть время повернуть назад. Я боюсь, что мы…

— Будь ты проклят! Заткнись! — проворчал Шивли.

Они преодолели подъем и оказались на более широкой, ровной улице, заканчивающейся тупиком. Грозные ворота из гнутого железа, охраняющие владения Шэрон Филдс, засияли вблизи.

— Вы… вы уверены, что ворота откроются? — спросил Мэлон, с трудом выговаривая слова.

— Сказал же я тебе, что позаботился об этом, — взорвался Шивли, надевая рабочие перчатки. Они были у самых ворот, когда Шивли приказал:

— Хорошо, остановись здесь, но пусть двигатель работает.

Мэлон затормозил и, пока грузовик останавливался, держал ногу на тормозе.

Шивли молча нажал на ручку, открыл дверцу и спрыгнул на асфальт. Он резко оглянулся назад. Удовлетворенный, быстро пошел к воротам.

Сидя на своем месте, Мэлон с тревогой наблюдал, как Шивли сжал одной рукой в перчатке столбик одной половины ворот, затем другой рукой взялся за столбик второй половины и толкнул.

С кажущейся легкостью обе половины ворот подались, и прямо перед собой они увидели асфальтовую дорожку, которая вела мимо кустарника налево, затем мимо высоких тополей и массивных вязов уходила вправо, прежде чем изогнулась и исчезла за деревьями, скрывавшими в отдалении дом.

Шивли вернулся к грузовику, взобрался на свое сиденье, тихо закрыл дверь.

— Видишь, — сказал он, — говорил я тебе, что выполнил свою работу. — Сняв перчатки, он снова поднес к глазам руку с часами. — Если она не нарушит свое расписание, то должна выйти через три-четыре минуты. Ты хорошо помнишь, что собираешься ей сказать?

Мэлон нервно кивнул.

— Говори деловым тоном, как будто выехал на работу, — предупредил его Шивли. — Если как-нибудь дико поглядишь или будешь вести себя нервозно, то испугаешь ее. Так что помни об этом… Одну секунду. Позвольте проверить все остальное. — Он нагнулся, вынул бутылочку с хлороформом и комок ткани и положил все на сиденье рядом с собой. — Все нормально, малыш. Все на месте. Въезжай медленно.

Мэлон снял ногу с тормоза, сдвинул машину с места, прибавил скорость, грузовик прошел сквозь открытые ворота и двинулся по дороге внутрь владений. Он продвигался со скоростью улитки, постепенно приближаясь к плотной роще на повороте дороги.

Шивли склонил голову набок и схватил Мэлона за руку:

— Ты слышишь? Прислушайся…

Мэлон повиновался.

За деревьями отчетливо слышался громкий, звонкий лай собаки.

Сердце Мэлона оглушающе стучало. Он взглянул на Шивли.

— Ее собака, — прошептал он.

— Продолжай продвигаться, — сказал Шивли, подавляя волнение.

Мэлон слегка прибавил скорость. Внезапно его глаза расширились, а нога ударила по тормозу.

Собачка, косматый йоркширский терьер, выскочила из-за рощицы, остановилась, залаяла на кого-то, и в тот же момент появилась Шэрон.

Она не сразу заметила их, так как внимательно следила за собакой. Прошла за ней, полусмеясь, полубраня ее, а йорки, играя, бежал от нее, затем остановился, гавкнул счастливо и стал ждать хозяйку.

Сквозь ветровое стекло Мэлон наблюдал за ней, ослепленный, с благоговением следил за каждым ее движением. Сердце стучало у него в горле.

Она была невероятно прекрасна, точно такая, как он и думал, должна была быть и была совершенством.

Шэрон поймала собаку, встала перед ней на колени, ласково поглаживая ее и что-то нежно приговаривая.

За несколько секунд Мэлон запомнил все ее черты. Она была выше, стройнее, но фигура ее оказалась более роскошной, чем он представлял себе. Мягкие светлые волосы прядями рассыпались по плечам. На ней были огромные фиолетовые очки. Одета была в тонкую вязаную блузку с глубоким вырезом, застегивающуюся спереди. Широкий коричневый кожаный пояс с медными заклепками придерживал чрезвычайно короткую кремовато-бежевую кожаную юбку. На ногах были короткие из коричневой кожи сапожки на низких каблуках. Она была без чулок, и теперь, когда стояла на коленях перед собакой, половина ее бедра обнажилась. На ней было какое-то ожерелье, и сейчас подвеска качалась над животным.

Шивли опять схватил Мэлона за руку:

— Продолжай движение, идиот. Увеличь скорость и подъезжай к ней, чтобы она заметила нас.

Его взгляд все еще не мог оторваться от нее. Мэлон делал все движения совершенно механически. Он повышал скорость, пока грузовик не издал громкий визжащий звук, затем сдвинулся с места и начал продвижение вперед.

Шэрон Филдс, услышав шум, поглядела через плечо, затем высвободила из объятий собаку, выпрямилась и подошла к краю дороги, обозревая непонятно как оказавшийся здесь грузовик. Она с удивлением наблюдала, как он движется по направлению к ней и останавливается возле нее.

Из открытого окна водителя Мэлон смотрел на Шэрон Филдс; она была всего в нескольких футах от него, почти рядом, он мог дотянуться до нее рукой. Ее любопытные глаза, скрытые очками, прелестный нос и полные губы, округлости полных грудей, подчеркнутые прилегающей вязаной блузкой, близость ее плоти мгновенно лишили его дара речи. Он почувствовал, как Шивли ткнул его пальцем под ребра, и вернулся в реальность.

В отчаянии он попытался вести себя нормально. Она стояла рядом, с откинутой назад головой, глядя прямо в его бородатую физиономию.

Адам нервно сглотнул и высунулся из окна:

— Доброе утро, мадам. Извините за беспокойство, но нам позвонили рано утром по поводу уничтожения термитов по соседству с вами. Но мы, видимо, спутали адрес. Мы разыскиваем дом Галло — это где-то на боковой улице с тупиками, недалеко от 1200-го квартала Стоун-Каньона. На вашем владении нет адреса, так что мы подумали, что может быть…

— Сожалею, но вы приехали по неправильному адресу, — сказал Шэрон Филдс. — Номер, который вы ищете на Стоун-Каньон, вероятно, расположен на три-четыре квартала дальше, вверху.

Мэлон пытался выразить благодарность:

— Я… мне сдается, мы просто заблудились здесь, — сказал он. — Никто из нас никогда не был в этих местах. Не окажете ли такую любезность, покажите моему партнеру на карте, где мы сейчас находимся.

Разговаривая, Мэлон уловил слабый запах хлороформа из бутылочки, которую откупорили и, прикрыв, поставили под приборной доской. Он слышал, как Шивли открыл дверцу машины и вылез на дорогу.

— Сомневаюсь, что смогу быть… — начала отвечать Шэрон Филдс, но ее отвлекло появление Шивли с картой в одной руке. Он быстро обошел машину спереди и пошел по направлению к ней.

Она стояла, слегка озадаченная, переводя взгляд с Шивли на Мэлона и обратно. Затем стала смотреть только на Шивли.

— Очень не хотелось бы тревожить вас, мадам, — сказал Шивли. Он разложил карту перед ее глазами. — Вот наша карта этого района. Так что, если вы…

Она игнорировала карту. На лбу появились морщинки, глаза вопросительно уставились на него.

— Как вы проехали внутрь? — отрывисто спросила она. — Ворота всегда…

— Мы говорили по переговорке, — прервал ее Шивли. — Ладно, мадам, если вы посмотрите на эту карту…

Он придвинул карту ближе к ее лицу, и расстроенная Шэрон автоматически стала разглядывать ее.

Молниеносно другая рука Шивли появилась из-за спины, охватила ее плечи и сунула ей под нос комок мокрой ткани. Он совершенно закрыл ей нос и рот, так что видны были только ее ошеломленные глаза под солнцезащитными очками.

Они расширялись от ужаса. Она пыталась протестовать, задыхаясь, приглушенным голосом: «Ох, нет…»

Шивли ухватился за прядь ее волос и, потянув, плотно прижал ее голову к своей груди, удушая смоченной в хлороформе тряпкой. Она отчаянно пыталась высвободиться, отталкивая его руками, но другая рука Шивли обняла ее, прижав руки, и она утратила возможность двигаться.

И все же, к изумлению затаившего дыхание Мэлона, она пыталась бороться, убежать прочь. Но с каждой секундой силы ее иссякали. Глаза за очками закрылись. Руки бессильно повисли. Колени начали сгибаться, и она стала терять сознание.

Дверь водителя была открыта, и Мэлон спрыгнул на землю. Как только Шэрон полностью потеряла сознание, Шивли подтолкнул ее к ожидающему Мэлону. Неуклюже поддерживая ее под руку, Мэлон постучал по борту грузовика кулаком свободной руки.

Одностворчатая дверь в задней части грузовика открылась, из нее выпрыгнул Йост. Он кинулся на помощь Мэлону. Вместе они подняли безвольное тело Шэрон с земли и, спотыкаясь из-за спешки, перенесли ее к задней двери грузовика. Подняв тело, они наполовину всунули его в грузовик, где Бруннер, ухватив за подмышки, втащил ее в глубь кузова, откуда ее не было видно. Йост взобрался внутрь и, закрыв дверь, заложил засов.

Мэлон поспешил к кабине. Шивли, держа на ладони горсть собачьей пищи, попытался усмирить лающего йоркширского терьера. Собака нерешительно обнюхала его ладонь, затем успокоилась, приблизилась к Шивли и начала есть прямо с его ладони.

Резким движением руки Шивли выбросил пищу, схватил собаку за ошейник, чуть не задушив ее, а другой рукой закрыл ее пасть тряпкой, смоченной в хлороформе. Через несколько секунд собака стала неподвижной. Отступив к краю дороги, Шивли увидел просвет между деревьями и бесцеремонно швырнул бессознательное тельце животного в листву, подальше от взглядов прохожих.

Мэлон к тому времени собрал с дороги все кусочки собачьей пищи и сунул их в карман. Поднял карту и осмотрелся, убеждаясь, что вокруг нет никаких свидетелей.

Он снова взобрался на сиденье водителя, а Шивли сел рядом с ним, передал Йосту тряпку и бутылку с хлороформом, затем натянул свои перчатки.

Мэлон развернулся и осторожно провел грузовик по узкой подъездной дороге, проехал открытые ворота и выехал на улицу. Пока Мэлон заводил двигатель и маневрировал, чтобы грузовик повернул в направлении дороги Стоун Каньон-Роуд, Шивли выскочил из машины и устремился к открытым воротам. Подойдя к одному из столбов, снял кожух с двигателя, привел его в движение, и ворота закрылись автоматически. В течение нескольких секунд Шивли не было видно, но затем Мэлон заметил, как он перелез через ограду и, согнувшись, спрыгнул на Левико Уэй.

Через пару секунд он снова был в машине. Закрыв дверь, он упал на сиденье, тяжело дыша.

Повернув голову к Мэлону, он впервые за все утро одарил его широкой и жуткой своей улыбкой.

— Сделано, Адам, мой мальчик, — хрипло объявил он с триумфом. — Поехали. Следующая остановка — Земля Обетованная.

Они поехали по ранее разработанному маршруту из Бель-Эйра на автостраду Сан-Диего. Вместо того чтобы ехать как обычно — до бульвара Сансет, а затем на Запад, к автостраде, они проехали по более безлюдному пути, который вывел их от Стоун Каньон-Роуд на Беладжио-Роуд; по этой дороге они доехали до бульвара Сепульведа, а оттуда вышли на автостраду.

Они срезали таким образом путь весьма эффективно и без всяких инцидентов.

Поднимаясь по уклону дороги к югу, Мэлон вел грузовик в сгущающемся потоке движущегося транспорта.

Он с такой силой сжал руль, что кожа над суставами пальцев совершенно побелела. Хотя его компаньоны несколько перевели дух, выехав с места захвата Шэрон, Мэлон понимал, что они все еще в опасности, и так будет до тех пор, пока они остаются в пределах города.

Через десять минут он вывел грузовик на место, где ему нужно было сменить ряд, и свернул на автостраду, ведущую в Санта-Монику.

Беспокойство Мэлона возрастало по мере того, как они приближались к центру пересечения дорог, где предстояло выбрать одну из трех автострад, ведущих на запад. В конце концов он положился в этом вопросе на Шивли и сконцентрировал все свое внимание на управлении машиной. Проезжая мимо полицейской машины или заслышав сзади рев мотоцикла, он ощущал усиленное биение своего сердца. Ему казалось, что все знают о драгоценном грузе, находящемся в их грузовике, или по полицейскому радио уже передали весть, что банда негодяев захватила Шэрон Филдс и везет ее куда-то в грузовике с фальшивым названием фирмы. Мэлон с почти религиозным рвением соблюдал все знаки ограничения скорости — вел машину не слишком быстро, но и не слишком медленно, так как и то и другое могло привлечь к ним внимание. Он старался не «подрезать» другие машины и не менять без необходимости ряд, пытаясь аккуратно вписываться в общий поток движущегося транспорта.

Знак пересечения дорог засиял перед его глазами в центре города. Три альтернативные автострады подробно обсуждались ими ранее. Они остановили свой выбор на новой автостраде, ведущей в Помону. Эта дорога была наиболее прямой, самой скоростной и менее загруженной в направлении к Арлингтону и Гавиланским холмам.

Без всякого напоминания Мэлон занял нужный ряд и, оказавшись на автостраде на Помону, сразу почувствовал, как нормализовалось биение его сердца и движение по дороге.

По пути они проехали мимо парка Монтерей, с одной стороны, и Монтебело, с другой. Автострада, ведущая на запад, шла мимо местечек Ла Пуэнте и Гасиенда Хайте.

Вот дорога заскользила змеей между горами в районе Бри Каньона, и вскоре они миновали города Помону и Онтарио. Три четверти пути до Арлингтона они уже проехали. Мэлон, наконец, позволил своему вниманию немного отвлечься от пейзажей и дорожных знаков, мимо которых несся грузовик, и оглянуться на своих компаньонов и драгоценный груз, а также оценить их невероятный успех.

Шивли смотрел в заднюю часть грузовика, на Шэрон Филдс, которая все еще была без сознания. Глаза ей заклеили полоской хирургической марли, такая же полоска была наложена на рот, и она, свернувшись на старом ковре, лежала между Йостом и Бруннером.

Шивли цокнул языком:

— Ну разве она не бесподобна? Видел ли ты когда-нибудь такую роскошную задницу и пару таких сногсшибательных сисек, как у нее? — Он повернулся назад. Выражение его лица было столь похотливым, что Мэлон решил, что в жизни не видал ничего подобного. Шивли снова шлепнулся на сиденье и прикурил новую сигарету от окурка предыдущей.

— Я должен одобрить твой вкус, малыш, у тебя хороший глаз, — сказал он Мэлону. — Она красотка, без вопросов. Я еле удержался на ногах, когда пришлепнул ей на лицо эту тряпку с хлороформом. Она покачнулась, и мне, чтобы удержать девочку, пришлось одной рукой схватить ее за грудь. Говорю тебе, никакого обмана, все настоящее. И знаешь, бьюсь об заклад, моя ладонь не закроет даже половины ее сиськи.

— Ты действительно так думаешь? — раздался голос Йоста из глубины.

— Черт, ты что, мне не веришь? — ответил Шивли. — Она же у тебя под носом, счастливый козел. Положи обе свои лапы на нее и убедись в этом сам.

Мэлон со злостью повернул голову назад:

— Не смей, Гови, не прикасайся к ней! Ты помнишь о нашем соглашении?

— Ну, я просто пошутил, малыш, — оправдывался Шивли. — Можешь довериться старине Гови. Он ведь у нас джентльмен.

— Эй, — отозвался сзади Йост, — перестань называть меня по имени. Мы ведь согласовали этот вопрос, верно, ты помнишь?

— Остынь, Гови, — ответил Шивли. — Она сейчас находится в стране снов.

— Я не столь уверен в этом… — внезапно сказал Йост.

Мэлон наполовину повернулся к ним.

— Что ты имеешь в виду? — прервал он с тревогой в голосе.

— Не знаю, но мне кажется, она немного движется. А что ты скажешь? — обратился он к Бруннеру.

Наступила краткая тишина, а затем Мэлон смог услышать голос Бруннера.

— Да, несомненно. Она немного потянулась. Подвигала одной рукой. Думаю, что действие хлороформа заканчивается.

— Как долго он должен действовать? — потребовал ответа Шивли.

— Согласно моему опыту наблюдения за женой в госпитале, — сказал Бруннер, — может быть, около получаса, приблизительно. А мы в пути уже примерно час.

Мэлон нервно забарабанил пальцами по рулю.

— Лучше бы обеспечить большую надежность, — сказал, не оборачиваясь назад, Адам. — Думаю, наступила очередь люминала натрия. Лекарство лежит в маленькой коричневой сумке где-то там. Вы точно знаете, что сможете ввести его?

— Я переписал все ваши инструкции и из моего Домашнего медицинского справочника, — ответил Бруннер. — Они у меня здесь, в кармане. Не беспокойтесь — я делал дюжины уколов Тельме, то есть своей жене.

Шивли слегка приподнялся со своего места и поглядел назад:

— Только смотри, чтобы она не была без сознания слишком долго. Насколько сильно действует это средство, кстати?

— Это зависит от индивидуальности, — пояснил Бруннер. — Лучше дай мне сесть поудобнее. Я сейчас разговариваю с нашим водителем. Дам вам знать, когда буду готов к введению лекарства. Вы тогда замедлите движение и избегайте толчков. Сейчас я использую свой носовой платок в качестве жгута — помогите мне закатать повыше ее рукав. Хорошо. Теперь позвольте мне достать необходимые вещи из этой сумки.

Наступила пауза.

Через несколько секунд Бруннер продолжил рассказ о своих действиях, подобно профессору хирургии, растолковывающему студентам подробности операции во время ее демонстрирования.

— Мы введем ей четыре грана натриевого люминала внутривенно. Это большая, но безвредная доза. И так, беру две пластиковые ампулы по два грана — это и составит требуемую дозу в четыре грана, наполняю шприц… Подайте мне тот маленький пакетик в стерильной бумаге, там внутри находится игла. Спасибо… Все в порядке, водитель, я готов ввести лекарство.

Мгновенно Мэлон направил грузовик в другой ряд, с маленькой скоростью движения, и позволил стрелке спидометра опуститься до пятидесяти миль в час.

— Вот и все, вот и порядок, все сделано, — сказал Бруннер.

— Ты заметил, как она моргнула? — спросил его Йост.

— Да, но так и не открыла глаза, — ответил Бруннер. — Вы знаете… — его голос затих, но потом зазвучал снова. — Я только что, перечитывая свои инструкции, просмотрел одну вещь. Для того чтобы люминал натрия начал действовать, должно пройти от пятнадцати до двадцати минут. Боюсь, что она очнется прежде, чем это произойдет.

— Ладно, дайте ей еще раз понюхать хлороформ, немного, чтобы она была спокойней, пока не станет действовать люминал натрия, — предложил Мэлон.

— Неплохая идея, — одобрил Бруннер.

— Боже, ведь он воняет, — пожаловался Йост.

— Но это необходимо сделать, — возразил ему Бруннер. — Очень хорошо, я дам ей понюхать хлороформ во второй раз. Думаю, что теперь нам не стоит беспокоиться о ней. Чтобы вы не тревожились на эту тему, сообщаю, что у нас есть еще две ампулы с люминалом натрия и дополнительная новая игла. Для того, чтобы через две недели возвратить ее домой в бессознательном состоянии.

— Меня не интересует, когда мы ее отпустим, — проворчал Шивли. — Меня больше занимает то, что мы имеем сейчас. — Он продолжал смотреть в глубь грузовика. — Говорю вам, взгляните на нее прямо сейчас — я уже возбужден до предела. Поглядите на этот наряд. Эта юбка ниже ее роскошной задницы не больше, чем на шесть-восемь дюймов. Должно быть, ей нравится показывать ее. Эй, Гови, знаешь ли, давай поменяемся местами. Хочу немного посидеть сзади. Мне хочется поднять ее маленькую юбочку и самому рассмотреть вблизи наиболее знаменитую часть ее тела. Что ты на это скажешь, Гови?

Мэлон с гневом отвернулся от руля.

— Прекрати это, сейчас же прекрати говорить на эти темы, Кайл! Никто не может даже дотронуться до нее, пока она на это не согласится. Мы все договаривались о таком отношении к этому вопросу. Это решение получило единодушное одобрение.

— Забудь про это, — сказал Шивли. — Это соглашение мы сделали, когда она была только мечтой. Теперь она — живая задница, и мы добыли ее. Я считаю, что теперь игра должна идти по новым правилам.

— Никоим образом, ничто не должно измениться, черт возьми! — вспылил Мэлон. — Это все та же игра, те же правила. И ты не смеешь даже пройти мимо нее, если она без сознания или беспомощна, даже когда она очнется, — до тех пор, пока она не предложит тебе сама.

— Вы слыхали такое, парни? — Шивли обратился с вопросом назад. — У нас появился коп по охране порядка и законности! Вы что, собираетесь слушать его, что можно делать, а что нельзя?

— Я никому не говорю, что ему делать, — ответил Мэлон. — Просто напоминаю вам, что мы определили правила и согласились соблюдать их.

Шивли с жалостью покачал головой.

— Адам Мэлон, ты несчастный, жалкий идиот.

Голова Лео Бруннера вдруг просунулась между двумя передними сиденьями.

— Вы оба, почему бы вам не прекратить эту бессмысленную перепалку? И перестаньте громко называть друг друга вслух по имени. Если вы поступаете так сейчас, возможно, вы совсем выйдете из себя, когда она очнется. — Он коснулся плеча Мэлона. — Конечно, Адам, мы намерены соблюдать правила. Вы знаете, что наш друг тоже будет им подчиняться.

Шивли закурил новую сигарету и замкнулся в угрюмом молчании.

Сидя за рулем, Мэлон следил за дорогой, стараясь не пропустить нужный съезд с автострады. Доехал до него и свернул на дорогу, которая должна была привести их к бульвару Ван-Бюрен и в округ Риверсайд, а оттуда — прямо в городок Арлингтон. Пока его глаза следили за новой дорогой, ум сосредоточился на компаньоне, сидевшем рядом. Шивли дьявольски раздражал его. Техасец был единственным инородным элементом в этот день, который без него мог бы оказаться превосходным.

Напрасно Мэлон старался убедить себя, что Шивли не такой плохой, каким представляется. Как бы то ни было, Шивли первым поверил в реальность проекта Адама и первым присоединился к нему. Никто из них не приложил столько усилий для воплощения проекта в жизнь, сколько сделал для этого Шивли. Главная трудность при общении с ним вытекала из его характера и социального положения. А они определялись его агрессивностью, возможно происходящей из его далеко не привилегированного прошлого. Он был неграмотен и необразован (в формальном смысле), хотя проницателен и умен. Это было существо с хорошими руками и сильным характером, но поступки его часто диктовались только импульсами природы. Его вульгарность в отношении секса и женщины, без сомнения, происходила из его склонности к эксгибиционизму, к стараниям привлечь внимание к своей особе. Его навязчивая идея о собственной сексуальной удали, сверхупрощенное отношение к сексу, скорей всего, отражали глубоко запрятанную неуверенность в себе.

Шивли можно было понять, решил Мэлон, но полюбить его — никогда. Затем Адам стал думать о другом. Можно ли доверять Шивли?

— Ну вот, появляется! — пропел Шивли. Он приподнялся и прильнул к ветровому стеклу. — Это Арлингтон впереди. Ну и занюханный городишко!

Автоматически Мэлон сбросил скорость.

— Эй, — послышался сзади голос Йоста, — не забудьте остановиться у заправочной станции, где будет телефонная будка. Я должен позвонить жене из Хавазу, помните?

— Можешь забыть об этом, — сказал Шивли. — Мы не хотим слоняться вокруг заправки, чтобы нас заметили. Это опасно.

Йост придвинулся к переднему сиденью и стал протестовать:

— Для меня весьма опасно, если я не сообщу жене, что у нас на реке все в порядке. Этот разговор займет не больше минуты.

— Хорошо, успокойся, Гови, — сказал Шивли. — Поезжай прямо к центру по Ван Бурен, малыш. Мы должны проехать через центр города. Это вообще не похоже на город, всего пара кварталов с лавками. Но нигде здесь не останавливайся. Кати прямо через весь город. Вблизи Малой Лиги, примерно в двух кварталах к югу, есть пара заправочных станций.

Мэлон проехал Арлингтон с умеренной скоростью и через несколько секунд заметил заправку.

Он подъехал к тротуару и запарковал грузовик примерно на середине квартала до станции.

Шивли открыл свою дверцу.

— Эй, Гови, выходи отсюда, Гови. Не стоит возиться с задней дверью. Нам не следует рисковать. — Он вышел из машины, позволив Йосту перелезть через переднее сиденье. Шивли всунул голову в грузовик. — Слушайте, вы двое, оберегайте наше сокровище. Я пойду с Гови — прослежу, чтобы он говорил не больше минуты, а сам попробую отлить. Вернемся быстро.

— Давайте, поторопитесь, — сказал Мэлон.

Через стекло он видел, как пара зашагала к заправочной станции. Но ум его не расставался с мыслью об удаляющейся тощей фигуре техасца.

Мэлон подумал о девушке, лежащей в задней части грузовика, не только как о наиболее прославленной молодой звезде, но и как о человеческом создании, драгоценном, хрупком, нежном человеческом создании, заслуживающем их уважения и заботы. И, конечно, покровительства и защиты.

Мэлон сидел, думая о том, что предстоит им в ближайшем будущем. До этого момента, по крайней мере до недавнего времени, он был настолько поглощен текущими делами, что по-настоящему не задумывался об их дальнейших взаимоотношениях с Шэрон Филдс, когда она окажется в их компании. Теперь он понял, наблюдая за невозможно грубым поведением Шивли во время этого путешествия, что за техасцем, единственным из их группы, потребуется постоянный контроль.

Адам знал, что Шивли может доставить много поводов для беспокойства. Что касается остальных, им можно будет доверять. Бруннер вообще не представлял никаких проблем. Йост также. Это были семейные люди, которые умели вести себя цивилизованно. Они, подобно ему, будут соблюдать основные правила. Шивли был единственным из них, который вызывает опасения. Его отношение к женщинам, даже к такой недостижимой, как Шэрон Филдс, могло быть грубым и неуважительным, а при случае даже жестоким. Его ментальность была настолько примитивной, что он мог относиться к Шэрон точно так же, как к обыкновенной шлюхе. Кроме всего прочего, он уже доказал, что его вовсе не интересуют их основные правила.

Да, Шивли нуждается в постоянном наблюдении, его следует поставить на место и следить, чтобы он его придерживался. Конечно, возможно у них и не будет серьезных конфликтов. Их было трое против Шивли, и ему придется подчиниться большинству в будущем так же, как приходилось в прошлом.

Мэлон сознавал, что конечная ответственность за их отношения с Шэрон лежит на нем. Он развил идею о доступности Шэрон Филдс, Шэрон, которая окажется их гостьей, Шэрон, превратившейся из мечты в реальность. Следовательно, обеспечить безопасность Шэрон и предоставить ей право выбора лежало на его совести в большей степени, чем на совести остальных.

Он увидел, как та пара выходит из заправочной станции.

И теперь, обдумав дальнейшее и зная, что будущее их «груза» находится в их руках, он почувствовал себя лучше.

А затем стал размышлять, как все будет происходить сегодня же вечером.

Через двадцать минут Адам Мэлон все еще был за рулем, все еще вел грузовик.

Прежде чем они возобновили путешествие, произошла размолвка по поводу того, кто должен сесть на место водителя. Йост хотел вести грузовик следующую часть пути, так как лучше других знал эту дорогу. Ему хотелось, чтобы рядом с ним сидел Мэлон, для того чтобы Адам ознакомился с этим районом путешествия. При таком распределении ролей Шивли оказывался сзади, вместе с Бруннером. Но Мэлону не хотелось, чтобы техасец сидел вблизи Шэрон, находившейся в бессознательном состоянии. В конце концов, видимо, до Йоста дошла нерациональность такого предложения, и все они остались на своих прежних местах, за исключением того, что самому Йосту пришлось встать на колени позади Мэлона и Шивли, так чтобы он смог ясно видеть сквозь ветровое стекло, куда они направляются, и давать указания Мэлону.

В течение последних двадцати минут все чувства Мэлона обострились, вбирая в память ключевые детали сельской местности, по которой они проезжали, и мысленно он записывал все, что говорил ему Йост.

Оставив позади бензозаправочную станцию, переехав через железнодорожные пути, он повел грузовик по сельской дороге, вдоль которой росли пальмы и апельсиновые деревья. После того как они сделали крутой поворот вправо, в Каньон Пересмешника, дорога начала сужаться. Несколько первых миль он еще видел по сторонам отдельно стоящие сельские домики, но вскоре их не стало. Впереди лежала плоская открытая равнина.

Теперь, следуя указаниям Йоста, Мэлон свернул на дорогу Кажалко Роад, и они помчались вдоль залива довольно крупного озера (как сказал Йост) Лэйк Мэтью. На деле залив оказался резервуаром, полностью отгороженным забором. Там запрещалось ездить на лодках, ловить рыбу и находиться в его окрестностях. Затем следовал поворот влево, на дорогу Лэйк Мэтью Драйв. Оттуда они стали круто подниматься к возвышенности, направляясь к месту, известному под названием Плато Гавилан, состоящему из округлых холмов и горных вершин.

— Остановись у ворот, которые видишь впереди, — приказал Йост. — Это ворота ранчо Маккарти. Почти никто не знает, что запущенная дорога, проходящая через территорию ранчо, является общедоступной, хотя каким-то образом она пересекла частное владение. Дальше ты увидишь надпись: «Держите ворота закрытыми все время». Казалось бы, такая надпись означает, что никаким посторонним не разрешается входить на ранчо, и отпугивает незнакомцев. Для нас это большой подарок, так как дорога за воротами ведет нас прямо к цели и обеспечивает двойную безопасность, поскольку проходит через частное владение.

Грузовик остановился у ворот Маккарти, пока Шивли открывал их, затем Мэлон проехал через них и подождал, пока Шивли закроет ворота и снова впрыгнет в машину. Неровная грязная дорога провела их сквозь низкие холмы, где гранитные глыбы, засохшие кусты и большие заросли можжевельника составляли унылый, заброшенный пейзаж. Вскоре они оказались на еще более запущенном участке дороги, по которому ездили еще реже. Пока Мэлон пробирался по нему, он внезапно увидел слева старую, покрытую пятнами лишайников, полуразрушенную хижину, спрятавшуюся в долине, расположенной футов на двадцать ниже дороги. Перед хижиной стояло нечто любопытное, напоминающее остатки древней культуры индейцев.

— Это и есть наше место? — спросил Мэлон.

— Нет, — разом ответили Йост и Шивли. Йост продолжил свои объяснения:

— Это последнее обиталище человека, которое вы увидите на пути к нашей цели. Здесь всегда жила престарелая леди. Мне кажется, что теперь там никого нет.

Место называется Кемп Питер Рок. Хотите знать, почему? Видите эту индейскую реликвию перед хижиной? Знаете, что это такое? Это шестифутовая скала, удивительно похожая на фаллос.

— Моделью для этой скульптуры служил я, — усмехаясь, заметил Шивли.

— Теперь продолжай двигаться по прямой примерно пять минут, — инструктировал Йост Мэлона, — а затем сбавь скорость, иначе пропустишь его — незаметный поворот на боковую дорогу. Она поведет нас вокруг горы Джальпан и Гавиланских холмов, где мы сменим грузовик на вагонетку, в которой доедем до нашего укромного местечка.

Через пять минут Йост напомнил Мэлону, что нужно сбавить скорость, затем, дотронувшись до его плеча, указал поворот направо. Песчаная, грязная дорога, почти скрытая из виду густыми зарослями по обеим сторонам. Мэлон едва не пропустил съезд на нее.

Через несколько минут они начали подниматься вверх.

Теперь они стали взбираться по крутому склону, и Мэлон снизил скорость.

— Гора Джальпан, — заметил Йост. — Это самая высокая и очень простая для подъема гора на Гавиланских холмах. Ни один посторонний никогда не забирался в эти места. Просто продолжай забираться наверх. Уже скоро нам придется остановить грузовик.

Они проезжали между высокими гранитными стенами, их дорога проходила сквозь скалу, затем внезапно грузовик выехал на открытую площадку. Казалось, дорога исчезла вообще. Справа от них был крутой обрыв, слева — густой лес.

— Конец дороги — конец цивилизации, — сказал Йост, — здесь мы и меняем транспорт.

Шивли вглядывался в ветровое стекло.

— Пройди еще футов тридцать, малыш. Увидишь единственную щель во всей этой чащобе. Там мы и прячем старую вагонетку.

Грузовик, тарахтя, продвигался вперед. Мэлон различил в зарослях щель и нажал на тормоз.

— Подождите здесь, — сказал Шивли. — Я выведу вагонетку сюда, затем ты прогонишь грузовик между этими двумя большими кустами можжевельника. Проезжай настолько далеко по холму, насколько сможешь.

Увидишь сам, когда дальше продвигаться станет невозможно.

Шивли спрыгнул с грузовика и пробрался сквозь щель в зарослях. Мэлон наблюдал за ним, стараясь уловить хоть какой-нибудь признак наличия вагонетки, но ничего не заметил. Затем он увидел, что Шивли остановился у огромного, зеленеющего дуба и стал искать что-то позади него. Мэлон пытался догадаться, что же он там ищет, и, к своему удивлению, увидел, что Шивли держит конец поблекшей зеленой брезентовой накидки, лежащей поверх засохшего куста и веток можжевельника, — его восхитил столь великолепно задуманный камуфляж.

Тем временем Шивли принялся смахивать куски обломившихся кустов с брезента, а затем поднял его; при этом оголились приподнятые передние фары, а также непропорционально большие колеса темно-коричневой вагонетки.

Мэлон наблюдал за работой Шивли еще некоторое время, затем стал изучать местоположение пункта смены транспорта и, наконец, поглядел вниз с холма. Отсюда он смог различить бесплодные, скалистые склоны и холмики вдали, которые, как ему было известно, вели вниз к широкому земляному оврагу, имевшему название Каньона Темескал.

Впервые за это утро Мэлон ощутил себя полностью отрезанным от мира, который он знал. Этот мыс, как и пейзаж, раскинувшийся далеко внизу, вселял в него чувство абсолютной изоляции от всего знакомого и вообще от человеческой жизни. Все вокруг имело совершенно первобытный вид. Это было похоже на страницу, вырванную из книги Конан Дойла «Затерянный мир».

Он услышал шипение двигателя и увидел, что Шивли выводит из зарослей вагонетку. Мэлону никогда раньше не приходилось иметь дело с такими моторизованными вагонетками, разве что видеть нечто подобное в кинофильмах, рекламах. Его удивила ее компактность. Она предназначалась, как ему было известно, для перевозки двух человек, так что он не представлял, каким образом она сможет выдержать четверых. Затем, когда она начала приближаться, он понял, как владелец реконструировал старую, маленькую вагонетку. В открытом багажном отсеке в задней части кто-то установил два откидных сиденья, немного повыше, чем оба передних. От верха ветрового стекла, под некоторым углом, к двум столбикам в задней части была натянута брезентовая ткань, возможно для защиты пассажиров от солнца или дождя.

Как только вагонетка остановилась рядом с бортом грузовика, Шивли крикнул: «Хорошо, Адам, загони машину в щель, из которой я выехал».

Мэлон запустил двигатель, и грузовик начал пробираться сквозь щель в зарослях, между деревьев.

«Оставайся здесь, Лео, — Мэлон услыхал, как Йост сказал это Бруннеру. — Я выхожу, чтобы помочь».

Мэлон вовремя оглянулся через плечо и увидел, как Йост отпирает заднюю дверь грузовика, впервые за все путешествие. Мгновением позже Йост, за которым следовал Шивли, появился перед грузовиком, указывая Мэлону, как запарковать машину, чтобы наилучшим образом скрыть от посторонних взоров. Мэлон, маневрируя тяжелым грузовиком, остановил его за укрытием из густых, высоких деревьев. Выключив зажигание и положив в карман ключи, он вышел из машины, потирая затекшие мышцы лодыжек.

Друзья натянули зеленый брезент на переднюю часть грузовика, а затем побросали сверху на кузов грузовика сухие ветки соседних деревьев.

Когда с этим было покончено, Йост повел их к задней части грузовика.

— Теперь надо заняться частью операции в отношении тела, или как вам захочется это называть, — сказал Йост. — Нам осталось перенести тело из одной машины в другую и довезти его до королевского номера в гостинице.

На мгновение Мэлона поразило это жуткое выражение в отношении Шэрон Филдс. Он почти забыл о том, что их вообще-то не четверо, а пятеро. За все время их почти получасового путешествия по Гавилонским холмам у него полностью вылетела из головы цель их поездки. Так осторожно вел машину в этой отдаленной, запущенной местности, настолько тщательно изучал и запоминал дорогу, что ни разу даже не вспомнил о «грузе».

Теперь все это снова нахлынуло на него: волнение от пережитого за весь день и заботы о том, что ожидало их сегодня вечером.

Йост говорил Шивли:

— Почему ты не подогнал вагонетку поближе к грузовику, Шив? Тогда мы втроем загрузили бы ее и ты повел бы вагонетку всю оставшуюся часть пути?

— И здесь, я думал, наконец начну чувствовать себя свободным, — сказал Шивли. — Ладно, поведу вагонетку до половины пути.

Когда Шивли отошел от них, Йост подошел к задней двери грузовика и, отперев, раскрыл ее настежь.

Мэлон моргнул от удивления, когда увидел Шэрон, и вдруг осознал, что ни разу не видел ее с десяти минут восьмого утра, когда они усыпили ее и всунули в заднюю часть грузовика. И вот теперь она была здесь, лежащая на боку на старом лохматом коврике, покрывавшем пол в кузове машины. Сзади, на краю коврика, неловко примостился Бруннер, пристально глядевший на нее.

Он посмотрел на них:

— Она не двинулась ни разу, с тех пор как начал действовать укол.

— С ней ничего не случилось? — обеспокоенно спросил Мэлон.

— О, нет. Пульс бьется нормально, она просто отключилась от внешнего мира и будет находиться в таком состоянии сегодня еще какое-то время. — Бруннер тяжко вздохнул. — Конечно, она красивая молодая женщина, даже в таком состоянии. — Он помолчал немного. — Мне… мне бы хотелось познакомиться с ней каким-нибудь другим способом.

— Не задумывайся об этом, — нетерпеливо сказал Йост. — Давайте продвигаться дальше. Как только Шив подгонит вагонетку поближе, мы перенесем ее туда. Ты, Лео, сядешь на одно из задних сидений вагонетки. Адам и я поднимем ее, затем Адам проползет на второе заднее место. Вы вдвоем будете держать ее у себя на коленях. Я буду спереди вместе с Шивом.

— Как долго продлится остальная часть пути? — спросил Бруннер.

— Недолго. Ехать довольно трудно, бездорожье, но расстояние небольшое. Мы доедем минут через пятнадцать-двадцать, не более. Ну, вот и Шив. Давайте вынем ее отсюда.

— Осторожно поднимайте ее, — попросил Мэлон.

Процесс переноса Шэрон из грузовика в вагонетку прошел быстро и гладко. Йост вынул маленький картонный ящик с продуктами из грузовика, решив забрать остальное во второй заход, и через несколько минут они начали продвигаться по последнему участку пути.

Мэлон сидел сзади в напряжении, одной рукой поддерживая голову Шэрон, другой прихватив ее за талию; бедра и ноги девушки лежали на коленях у Бруннера. Вагонетка тряслась и дребезжала, их подкидывало вверх-вниз, вправо-влево. Чрезвычайно узкая дорожка, в сравнении с которой все предыдущие грязные грунтовки казались автобаном, едва вмещала движущуюся по ней вагонетку, которая подскакивала вверх на каждом ухабе. Их путь зигзагами проходил по покрытой кустарником горной поверхности. Но минут через пятнадцать дорога начала расширяться, становиться более ровной.

— Сразу на другой стороне, — напомнил Йост Шивли.

Они продолжали двигаться по лысому от засухи лугу.

Мэлон подвинул Шэрон ближе к себе. Он не обращал внимания на местность, не замечал, что они приближаются к цели. Его глаза были прикованы к ее невероятно прекрасному лицу, которое нисколько не портили две широкие полоски хирургической марли, прикрывавшие глаза и рот. Для безопасности он положил ее солнцезащитные очки в карман своей рубашки и продолжал рассматривать ее черты лица, расслабленные, спокойные, не тронутые заботами во время этого вызванного лекарствами сна. Невольно его глаза скользнули по подрагивающим вершинам ее грудей, четко выделяющихся под тонкой вязаной кофточкой, но он стыдливо отвел от них взгляд.

Сердце дико стучало в груди, начал возбуждаться его член, и он устыдился собственного тела и попытался думать только о ее беспомощности и зависимости от него и о своей нежной любви к ней. Как мечтал он о том моменте, когда, наконец, встретятся их губы и она окажется в его объятиях по собственному желанию, когда она отдастся его заботам и ласкам.

Затем, внезапно, одна мысль снова пронзила его сознание…

Это была не просто обычная прелестная молодая женщина. Это была сама Шэрон Филдс, и ее плоть лежала в его руках, руках Адама Мэлона. Весь мир желал ее. А он, Адам Мэлон, на этом заброшенном плато, обладал ею.

Это было потрясающее, немыслимое событие — величие их поступка и осознание того, что это он сделал возможным свершения этого дня.

— Все прекрасно, бандиты, — услышал он заявление Шивли, — вот оно, прямо перед нашими глазами.

Они медленно спускались по небольшому склону в неглубокую долину, где повернули направо, проехали под частично нависающей над дорогой гранитной глыбой и еще мимо одной торчащей из земли гранитной скалы, возле которой приютилась их хижина. Она пряталась в скрытой впадине, угнездившись в рощице из искривленных, но живых дубовых деревьев, а мимо нее протекал родниковый ручей. Только части этой низкой, красивой, сложенной из камня и цементных блоков хижины виднелись из-за рощи.

Но как только Шивли проехал мимо рощи, обогнул ее и они оказались на грязной площадке перед домом, тот показался Адаму еще более привлекательным, по крайней мере снаружи, но более примитивным, чем Мэлон представлял его раньше.

Вагонетка остановилась перед деревянными ступенями и маленьким портиком, ведущим к передней двери.

Они прибыли в Мас-а-Тьерру.

Шивли отвернулся от руля:

— Давайте внесем ее в дом, мальчики. Кровать ждет.

С помощью Шивли Мэлон и Бруннер вынесли ее поникшее тело из задней части вагонетки.

В то время как Шивли, взяв ключи у Йоста, отпирал переднюю дверь хижины, Мэлон с Бруннером подняли ее на крыльцо, внесли в маленькую прихожую и, повернув налево, последовали за Шивли по узкому коридору в хозяйскую спальню.

Шивли толкнул дверь спальни.

— Бросьте ее на кровать, — приказал он, — хочу внести остальные наши вещи в дом. Скоро вернусь и помогу вам привязать ее к кровати.

— Управимся сами, — заметил Мэлон, крепко держа ее за подмышки.

Шивли отступил в сторону, позволяя Мэлону и Бруннеру внести ее в комнату. Когда они проходили мимо, Шивли внимательно оглядел Шэрон.

— Да, — пробормотал он, — это стоило всех усилий. — Он подмигнул Мэлону и, посвистывая, пошел, чтобы вынуть из вагонетки картонную коробку с продуктами, прежде чем Йост запаркует ее под навесом для машин, справа от хижины.

Войдя в хозяйскую спальню, Мэлон поразился ее неожиданными размерами, комфортом и величиной «Небесной постели». Кровать оказалась современной репродукцией огромной медной кровати девятнадцатого века, с высокими столбиками по обе стороны медных брусьев, составлявших ее изголовье. На кровати не было покрывала, только две простые, пышные подушки и розовое шерстяное одеяло на чистых белых простынях лежали на ней.

Осторожно двигаясь, они положили Шэрон Филдс на кровать, сдвинули ее на середину и уложили на спину.

Голова ее покоилась на одной из подушек. Мэлон оглядел ее, уложил струящиеся пряди волос под голову, расстегнул тяжелое ожерелье с подвеской на шее и положил его на прикроватный столик. Затем застегнул среднюю пуговицу на ее кофточке, оказавшуюся расстегнутой. Когда они укладывали ее на кровать, край мягкой замшевой юбки завернулся с одной стороны и открыл маленькую родинку на бедре. Осторожно Мэлон потянул вниз край юбки, и, когда пальцы коснулись ее кожи, ощутил, как теплая волна прокатилась по всему его телу.

Бруннер стоял молча, его увеличенные толстыми стеклами очков глаза непрерывно моргали.

— Мне кажется, ей было бы более удобно без этих сапожек, вы так не думаете?

Мэлон медлил с ответом. Мысль о снятии с нее какой-либо части одежды, в то время как она находится в беспомощном, обморочном состоянии, беспокоила его. С другой стороны, оставлять ее в стесняющей ноги обуви на кровати не казалось ему необходимым.

— Да, полагаю, что мы должны снять их. Вы снимайте левый, а я — правый. Думаю, что на них есть молнии с внутренней стороны.

Через пару минут они, расстегнув молнии, сняли с нее сапожки, и она оказалась лежащей с голыми ногами.

Теперь они столкнулись с необходимостью операции, которую им обоим очень не хотелось выполнять.

Тревожные глаза Бруннера встретились со взглядом Мэлона, и именно бухгалтер упомянул о ней.

— Должны ли мы привязывать ее к кровати? Это… эту часть операции мне совершать даже противнее, чем само похищение. Если мы это сделаем, то это будет выглядеть как настоящее похищение, как будто мы удерживаем ее здесь насильно.

Еще раз Мэлон помедлил с ответом. Но он знал, что следовало сказать.

— Мы должны сделать это, ведь мы согласовали это заранее. Если мы с вами не выполним это, вы же знаете, что те двое все равно проведут эту операцию.

— Полагаю, вы правы.

— У меня в матерчатом чемодане лежит веревка. Пойду отыщу ее. — Мэлон вышел в коридор. Через окно, смотрящее на часть крыльца и грязную площадку перед дубовой рощей, он мог видеть Шивли возле вагонетки, заливающего в бак бензин из канистры и разговаривающего с Йостом, который сидел за рулем.

Мэлон прошел по коридору к передней двери, где лежали их вещи, привезенные сюда с предыдущим рейсом. За грудой пакетов, сумок, чемоданов он увидел свой раздутый матерчатый чемоданчик. Он вытащил его и понес в спальню.

Роясь внутри чемодана, Мэлон нашел два куска тонкой гладкой веревки, которую заранее разрезал на куски. Кроме того, вытащил оттуда две полоски ткани, оторванные от простыни. Он кинул по куску веревки и ткани в руки несчастного Бруннера.

— Давай сделаем это вместе, Лео.

— Не называй больше меня по имени.

— Извини меня, пожалуйста.

Оба взяли по одной ее руке, обернули запястья кусками ткани, затем поверх каждый привязал к руке один конец веревки. Потом, предварительно вытянув руки Шэрон в стороны, они обвязали вокруг кроватных столбиков свободные концы веревок.

— Не слишком туго, — сказал Мэлон. — Веревка не должна быть сильно натянута. Оставим небольшую слабину, чтобы она смогла переменить позу, сдвинуться на несколько дюймов в любую сторону.

— Хорошо, — почти неслышно отозвался Бруннер.

Вскоре операция была окончена, они поменялись местами, каждый проверил работу другого и остался удовлетворенным.

— Знаете ли, — сказал Бруннер, — я думаю, можно смотреть на это и по-другому. Однажды, когда жене делали хирургическую операцию в госпитале, после чего необходимо было вливать жидкости в организм внутривенно, они привязали ее руки к боковым перилам госпитальной кровати. Она металась, крутилась, так что это было сделано для ее же защиты. Это обычная практика в госпиталях.

— Думаю, что и мы можем смотреть на это с такой точки зрения, — согласился Мэлон. — Ведь мы привязали ее к кровати временно, чтобы облегчить ситуацию, пока она не узнает, почему мы сделали то, что сделали, и что мы готовы установить с ней дружеские отношения. Тогда мы сможем освободить ее.

— Может быть, сегодня днем.

— Конечно, — заверил его Мэлон. Он еще раз посмотрел на лежащую без чувств Шэрон. — Не думаю, что до сих пор существует необходимость держать ее слепой и немой.

— Конечно, мы можем снять марлю с ее губ, — подхватил Бруннер. — Даже если она закричит, никто не услышит ее, ведь мы удалены на миллионы миль отовсюду. — Он нагнулся над Шэрон, потянул за кончик марли и очень медленно снял полоску с губ. Ее носовое дыхание, затрудненное этой преградой, сразу же облегчилось.

— А как насчет того, чтобы снять полоску с глаз? — спросил Мэлон.

Прежде чем Бруннер успел ответить, в спальню вошел Шивли в сопровождении Йоста.

— Эй, вы, мальчики, конечно вы были очень заняты, — сказал Шивли. — Вы действительно прикололи ее к кровати.

Йост подошел поближе к кровати.

— Спящая красавица, сказал бы я, если бы когда-нибудь видел нечто подобное, — сказал он приглушенным голосом.

— Мы подумываем, не снять ли повязку с глаз, — сказал Бруннер.

— Не знаю, — сказал Шивли. — А что ты думаешь, Гови?

Йост обдумывал свое мнение.

— Мне на ум приходят мысли о будущем. Если мы продержим ее с закрытыми глазами немного дольше, не останется никаких шансов на то, что она когда-нибудь сможет опознать любого из нас. При том, что ведь мы постарались изменить свою внешность…

Мэлон решил высказать собственное мнение:

— Я категорически возражаю, чтобы ее держали с закрытыми глазами. Когда она проснется и обнаружит, что у нее закрыты глаза, то испугается до смерти. Узнав, что ее привязали, она и так достаточно встревожится. Но то обстоятельство, что она не сможет увидеть, где и с кем находится, действительно приведет ее к мысли об угрозе. Ничто не пугает человека так сильно, как неизвестность. Если она сможет видеть, убедится, что мы нормальные парни, а не преступники, появится куда большая вероятность, что она постарается понять нас и согласится на сотрудничество.

— В твоих словах есть смысл, — признал Йост, — хотя, — несмотря на все волосяные покровы на наших лицах, настоящие или фальшивые, я не уверен, что мы выглядим вполне нормально.

— Вы все выглядите вполне нормально, — заверил их Мэлон. — А все, что она запомнит, это то, как мы выглядим сейчас. Пока все это не закончится и мы не вернемся в Лос-Анджелес, без усов, бород, накладок, она никогда не опознает нас. Я голосую за то, чтобы снять с ее глаз эту повязку. Мы хотим, чтобы она видела нас, чтобы ей стало комфортнее в нашем присутствии. Вот для чего это необходимо сделать.

— Думаю, что малыш прав, — сказал Шивли, обращаясь к остальным.

Йост прижал покрепче к губе свои фальшивые усы.

— Думаю, что в его словах есть смысл.

— Согласен на все то, что скажут остальные, — заявил Бруннер.

— Хорошо, — сказал Мэлон. Он наклонился над Шэрон Филдс и с большой осторожностью снял кусочки липкой ленты, удерживающие полоску марли, а затем сдернул и ее.

Ее веки дрогнули, но остались закрытыми.

Шивли взглянул на часы.

— По моим сейчас без четверти десять. — Он взглянул на Бруннера. — Ты — наш медицинский мозг, старина. Сколько еще пройдет времени, пока она не очухается?

— Ну, — ответил Бруннер, — основываясь на том, что я прочел в своем Домашнем медицинском справочнике, а также на собственном опыте, когда лежали в госпитале моя жена или ее сестра, я оцениваю. Кроме того, учитывая общее количество анестезических лекарств, которые мы применили, — два раза накладывали хлороформ и делали одну инъекцию из четырех гран люминала натрия…

— Ты не рассказывай мне об этом, — нетерпеливо прервал его Шивли. — Я знаю об этих лекарствах. Просто скажи, когда она очухается, и все.

— Консервативная оценка — может быть, шесть часов. Могу сказать, что она выйдет из этого состояния примерно часа в четыре дня, но, возможно, при этом будет все еще как пьяная и не сможет полностью ориентироваться. Она должна прийти в себя полностью и быть совершенно нормальной к пяти часам.

— Так долго? — Шивли не смог скрыть свое раздражение. — Что за черт, ты имеешь в виду, что мы должны ходить так долго вокруг нее, прежде чем начнем?

— Прежде, чем мы начнем что? — потребовал ответа Мэлон.

Шивли повернулся к нему лицом:

— Трахать ее, ты, идиот. Ты как думаешь, почему мы собрались здесь — чтобы заслужить несколько бойскаутских медалей за то, что били баклуши по лесам?

— Ты все не сдаешься, Кайл? — спросил Мэлон. — Ведь знаешь не хуже меня, что мы и пальцем не дотронемся до нее без ее согласия. Мы начнем с ней, когда она разрешит нам начать, и ни минутой раньше. Ты можешь вбить себе это в голову, Кайл?

— Ладно, ладно, бойскаут. Значит, в план битвы входит предварительная беседа. Тогда не станем тратить время понапрасну, когда она очухается. После этого давайте начнем прямо здесь и скажем ей все вслух и сразу.

— Не беспокойся, — пообещал ему Мэлон. — Когда Шэрон полностью придет в сознание, мы поговорим с ней. У нас будет долгая беседа.

— Хорошо, — сказал Шивли, смотря на дверь. — Значит, у нас есть свободное время до четырех или пяти часов дня. Не знаю, как вы, парни, а я проголодался. Мы все нуждаемся в восстановлении сил. Давайте приготовим что-нибудь пожевать.

Йост и Бруннер вышли за Шивли из спальни, но Мэлон задержался, пока не готовый покинуть ее.

Очарованный, он подошел к изножью кровати и стал смотреть на знакомое лицо и тело, распростертое перед ним в глубоком сне. Она виделась ему воскресшей дочерью Леды и Зевса. Ее лицо, окруженное каскадом золотистых волос, казалось ему именно тем лицом, которое вдохновило Кристофера Марло на фразу о «лице, из-за которого в море вышли тысячи кораблей и были сожжены башни Иллиума». Под обтягивающей тело блузкой ее грудь ритмично вздымалась и опускалась. Вот она, в покое, тонкая, с совершенными пропорциями фигура, прелесть которой подчеркивается укороченной юбкой. Длинные ноги, оголенные, прижаты друг к дружке. Фантастическая женщина, мечта любого мужчины.

Шэрон Филдс.

Прошлое было скупо на обещание богинь с такими достоинствами.

История, скупая на чудеса, обычно одаряла человечество только одной столь безупречной красавицей, одним столь сексуальным созданием в течение одного поколения. Когда-то жили реальные прекрасные женщины, изображения которых оставили нам великие художники прошлого, — Венера Милосская, Обнаженная Майя, Олимпия, женщина в «Сентябрьском утре». Когда-то жили Нинон, О'Мэрфи, Помпадур, Дюплесси. Для того чтобы никогда не угасала мужская фантазия, появлялись на свет Дузе, Назимова, Гарбо, Харлоу, Хейуорд, Тэйлор, Монро.

Теперь лишь одна из всех этих женщин живет на земле — это Шэрон Филдс.

В течение многих лет для Мэлона она была тенью на экране, приносившей радость лишь издалека. Он мог наслаждаться ее близостью в сообщности с миллионами обожателей-мужчин на всех континентах земного шара. За сто одну ночь в эти годы Мэлон в темноте кинотеатров следовал каждому движению двумерного изображения на экране, когда Шэрон Филдс появлялась в кинофильмах «Зеленоглазое привидение», «Дорогая Нелл», «Президент в юбке», «Мадлен Смит», «Белая камелия», «Маленький Египет», «Божественная Сара», «Девушка с пляжа Бикини». Она была столь же нереальна, как привидение, столь же эфемерна, как русалка, столь же неуловима, как мечта.

Мысль о том, что его успешные опыты в «алхимии» привели к тому, что ускользающее фантастическое видение превратилось в реальную, из плоти и крови, женщину, лежавшую перед ним на кровати, и он мог дотянуться до нее рукой, приводила его в восторг.

Ни одно свершение человека не шло ни в какое сравнение с этим, не приносило того удовлетворения, которое он испытывал в этот момент.

Единственный штрих сожаления омрачал эту картину. Угрызения совести, как боль, наполняли его душу, когда он сознавал, что его богиня досталась ему столь жестоким способом. Она лежала перед ним, привязанная к металлической кровати, как самый злостный преступник или рабыня. Конечно, она заслуживала лучшего отношения, но у них не было выбора.

Адам пытался облегчить угрызения совести, внушая себе, что эти условия ее содержания временны. Позже, в этот же день она проснется, увидит их, выслушает их предложения. Они постараются успокоить ее, и Шэрон признает их порядочность и непоколебимое восхищение. Мотивы их поступка, импульсивность действий, их отчаянность, — все это в глазах романтически настроенной женщины превратит их в компанию Робин Гуда и Веселых мужчин. После этого они освободят ее ото всех этих веревок. Они выкажут ей всю свою доброту и окружат вниманием, которое она заслуживает. Они все поровну разделят радости этого уникального совместного приключения.

По губам Мэлона скользнула улыбка, когда он представил себе ближайшее будущее совместно с Шэрон. Его мечты обретут реальность, в этом он нисколько не сомневался.

Отвернувшись от кровати, он впервые внимательно оглядел эту приятную комнату. Потолком спальни служила крыша хижины, и потому были видны мощные опорные брусья; стены были выстланы большими (четыре на восемь футов) окрашенными деревянными панелями. Пол выложен керамической плиткой, а в трех местах, по обе стороны кровати и у шезлонга, покрыт толстыми плетеными ковриками.

Мэлон отступил к двери, чтобы получить более полное представление о хозяйской спальне. Справа в стену были встроены два шкафа: один для постельного белья, другой — для одежды. Затем шел встроенный туалетный столик с зеркалом, а за ним — дверь в ванную. Между ванной и кроватью было окно, частично прикрытое темными портьерами, которые не полностью скрывали тот факт, что оно было заколочено досками сверху донизу.

Слева от Мэлона стоял шезлонг, покрытый пледом, кофейный столик со стеклянной столешницей, два небольших, но мягких кресла и торшер. Затем шло другое окно, также заколоченное досками. Концы досок виднелись по обе стороны от портьеры. На той же стене висело зеркало высотой в пять футов.

По обе стороны кровати стояли маленькие ночные столики. На одном из них была лампа для чтения. На стене над кроватью (Мэлона удивило, как он не заметил этого прежде) висели две аккуратно оправленные в рамы цветные литографии пейзажей Новой Англии с работ Курье и Ивса.

Удовлетворившись, Мэлон вспомнил об остальном содержимом его матерчатого чемодана. Он поднял его на стеклянный кофейный столик и начал доставать вещи, приобретенные им для Шэрон Филдс. Он собрал необходимые туалетные принадлежности — зубную щетку и пасту, расческу, щетку для волос, мыло, а также пакетик с контрацептивными таблетками, смягчающее желе, тюбик прецептина, три диафрагмы, спринцовку, лосьоны для лица и тела, снес все это в хорошо освещенную ванную комнату и положил в аптечный шкафчик над ванной.

Возле кровати на пол Мэлон поставил пару недорогих плетеных сандалий, которые могли бы служить как домашние тапки. На один из ночных столиков поставил свои старые дорожные часы и бумажный стаканчик с водой. В ящик туалетного столика аккуратно сложил ночную рубашку-тогу.

Он купил для нее шесть книг в мягкой обложке. Адам просмотрел все свои вырезки-интервью с Шэрон Филдс, чтобы определить список ее любимых писателей и драматургов. Он купил сборники рассказов Альберта Камю, Томаса Манна, Франца Кафки, Уильяма Фолкнера, Джеймса Б. Кейбла, собрание пьес Мольера. Сложив эти книги на туалетном столике, он добавил томик из собственной библиотеки, предвидя, что ее могут заинтересовать его вкус и склонности. Кроме того, он чувствовал, что именно эта книга может оказаться уместной в столь романтической оказии. Это было «Искусство любви» Овидия.

Покончив с этими домашними делами, Мэлон вынул из чемоданчика конверт из плотной бумаги. В нем лежали вырезки недавних, самых смелых интервью Шэрон. Оставив конверт на туалетном столике, Мэлон снова вернулся на место возле изножья кровати. Шэрон не сдвинулась ни на дюйм с того времени, когда он в последний раз до этого смотрел на нее. Она дышала так же ровно, погруженная в глубочайший сон. Его страсть к ней никогда не была столь сильной, как теперь. Ему было трудно оторваться от наблюдения за ней. Но должно было пройти еще много часов до того времени, когда он сможет общаться с ней. После недолгого молчаливого прилива обожания он решил оставить ее одну, пока не закончится действие усыпляющих средств.

Взяв свой чемодан, в котором лежали его собственные книги и секретный блокнот, он вышел из спальни, осторожно прикрыв за собой дверь.

Адам шел по коридору в направлении переднего входа. Там он намеревался найти свой ночной чемоданчик с остальными вещами, который он передал Йосту и Шивли перед одним из их путешествий. Затем, после распаковки вещей, он собирался ознакомиться с остальной частью дома и внешним видом Мас-а-Тьерры.

Слева от него, напротив передней двери, находилась просторная гостиная — весьма привлекательная комната. В ней был такой же высокий потолок с обнаженными опорными брусьями, как в спальне. Стены были закрыты рельефными панелями из натурального вишневого дерева, пол покрыт большими плитками линолеума, а вокруг разбросаны яркие коврики. У задней стены комнаты с прорубленным широким окном находился камин, сложенный из искусственного самана. На другой стене висела консоль из орехового дерева, возможно использовавшаяся как буфет. Под живописной железной люстрой, свисающей на цепях, укрепленных на центральной балке, стояла коричневая замшевая софа, напротив нее — три плетеных кресла и низкий, продолговатый, грубо отесанный деревянный стол, видимо вместо кофейного столика. Справа от Мэлона арочный вход вел в столовую, и он увидел, как Йост раскладывает пищу на столе. Из столовой через распашную дверь можно было пройти на кухню, из которой доносились голоса Шивли и Бруннера. Мэлон продолжал свой путь через гостиную, мимо телевизора и скамьи перед ним, к дверям, находящимся справа. Они вели в детскую спальню, о которой ему уже говорили.

Там он обнаружил двухэтажную кровать и багаж Шивли и Йоста.

Все еще в поисках своей комнаты и багажа, Мэлон пересек детскую, нажал на ручку другой двери и обнаружил, за ней другую большую ванную комнату, которой, видимо, пользовались люди, жившие в комнате по другую сторону ванной. Мэлон открыл противоположную дверь и очутился в какой-то рабочей каморке. Инструменты, которыми пользовался когда-то владелец дома, Воэн, были сложены в кучу на пол возле стены и чем-то накрыты. На самодельном выносившемся ковре в центре комнаты лежали два спальных мешка и рядом с ними складной чемодан для одежды Бруннера и его собственный, слегка потрепанный ночной чемоданчик.

В этой пустой комнате были еще две двери. Мэлон поставил на пол свой матерчатый чемодан и по очереди открыл обе двери. Одна из них вела под навес для машин в задней части дома, где он увидел вагонетку; вторая выходила в кухню, расположенную в передней части. В кухне также была дверь, очевидно выходившая во двор, справа от дома. Осмотрев пустую кухню, Мэлон понял, что его компаньоны собрались в столовой.

В последний раз он осмотрел свое временное жилье, в котором ему предстояло жить первую неделю — по соглашению, он и Бруннер должны будут поменяться местами и спальнями с Шивли и Йостом на вторую неделю — и ему показалось, что больше здесь делать нечего. Он вселился сюда по собственному намерению для определенных целей и был готов к идиллическому празднику в жизни.

Адам пошел в кухню. Ею только что пользовались: запах жареного бекона все еще витал в воздухе. Мэлон изучил оборудование, увидел, что шкафы плотно набиты припасами, и был приятно поражен тем, что в ней было больше удобств и припасов, чем можно было обнаружить в его квартире в Санта-Монике.

Он снова осмотрел электрическую плиту и задумался над вопросом, сколько пройдет времени, прежде чем Шэрон Филдс по собственному желанию согласится готовить пищу для всех и войдет в роль замужней женщины в этой кухне.

Погрузившись ненадолго в размышления о себе и Шэрон, Мэлон встряхнулся от них и решил присоединиться к компании.

В столовой Шивли расправлялся со стаканом апельсинового сока и атаковал двойную порцию яичницы с беконом. Бруннер, сидевший напротив него, с удовольствием жевал маленькие кусочки хлеба из муки грубого помола, намазанные маслом. Йост стоял на коленях, включая в сеть портативный телевизор, который Бруннер одолжил на время экспедиции.

Йост поставил телевизор на стол и возобновил еду, используя для этого занятия одну руку, другой же крутил ручки телевизора, регулируя изображение. Звуки мыльной оперы, транслируемой в это время позднего утра, преодолевая треск, в эфире, заполнили комнату.

— Звук не слишком чистый, — пожаловался он, — и посмотрите, изображение размытое.

— Я мог бы присоединить его к той же наружной антенне, от которой работает телевизор в гостиной, — предложил Шивли. — Это улучшит прием.

Йост выключил портативный телевизор.

— Не стоит беспокоиться, — сказал он, сосредотачиваясь на еде. — У нас есть нормальный телевизор. И если вы будете смотреть что-то другое, звук этого достаточно хорош для меня, чтобы хотя бы слушать передачи о спортивных играх.

— Спортивные игры? — переспросил Шивли. — Ты думаешь, у нас будет время для таких занятий?

— Будь благоразумен, Шив, — возразил Йост. — Даже если Шэрон Филдс находится здесь, ни один мужчина не сможет проводить все время в спальне.

— Может быть, ты и не сможешь, друг, — проворковал Шивли, — но я-то знаю, что смогу. Ведь я не раз проделывал такие штучки и раньше. Я рассчитал, что за весь этот отпуск буду делать всего две вещи. Трахаться и отсыпаться. Неплохая комбинация. Восемь часов сна и шестнадцать — траханья… Эй, глядите, кто к нам пришел. Где ты был, Адам?

Мэлон вошел в столовую и придвинул к себе мягкий стул.

— Я подготавливал все в комнате Шэрон.

Шивли ухмыльнулся.

— Бьюсь об заклад, что ты этим и занимался, ведь это все, что ты сделал. Ты уверен, что не подглядывал за ней и не получал удовольствия от того, что она лежит там?

— Ты мог бы знать меня лучше, — отрезал Мэлон с ноткой обиды в голосе.

— Она все еще в отключенном состоянии? — полюбопытствовал Йост.

— Пока она мертва для мира, — сказал Мэлон.

— Сегодня вечером мы ее как следует разогреем, — сказал Шивли. Он ткнул вилкой в направлении Бруннера. — А что скажешь ты, Лео? Готов ли ты погрузить в нее старую косточку и послать к черту Гови, смотрящего спортивные игры? Настоящая игра — это траханье, правда, Лео?

— Мы заключили пакт — не использовать имена и фамилии вслух, — напомнил ему Бруннер.

— Брось пороть эту ерунду, старина, — отрезал Шивли, — без имен — когда мы с ней. С этим я согласен. Но когда мы одни…

— Это может войти в привычку, так что не следует забывать это правило.

— Ладно, ладно, — сказал Шивли. — Ты все еще не сказал, в какой спортивной игре ты больше заинтересован. Только не пытайся уверить меня, что не думаешь об этой цыпочке.

Бруннер улыбнулся с натяжкой.

— Я… не могу сказать, что вовсе не думаю о мисс Филдс. Но, если ты хочешь услышать от меня всю правду, я все еще думаю о том, что мы сделали сегодня утром. Вы не думаете, что кто-нибудь видел нас?

— Уверен, — радостно сказал Шивли. — Собачка видела нас, но она же не умеет разговаривать!

— Как только они обнаружат, что она пропала, — настаивал Бруннер, — не начнут ли они прочесывать местность зубной щеткой и искать следы бандитского похищения?

— Ну и что? Что они смогут найти?

— Например… ворота, что с ними кто-то возился.

— Я все снова привел в порядок, — возразил Шивли.

— Но кожух двигателя… Ты же сломал висячий замок на кожухе. Разве они не обнаружат это?

— Может быть. Ну и что, если обнаружат? Они ничего не смогут доказать. Там полным-полно хулиганов, взламывающих замки. Нет, мы все сделали правильно, Лео, и не оставили следов. Мы в безопасности.

Бруннер все еще беспокоился:

— Та надпись об истреблении насекомых, которую ты написал краской на бортах, может, кто-нибудь вспомнит ее. Не должны ли мы изменить ее, на всякий случай? Стереть прежнюю и написать название другой фирмы?

— Неплохая мысль, — одобрил Йост.

— Хорошо, если Шэрон позволит мне выбраться из ее объятий на несколько минут, я сделаю это. — Шивли отодвинул от себя пустую тарелку и поглядел на ручные часы. — Только одиннадцать. Остается еще шесть часов. Иисус, терпеть не могу тратить время впустую, вместо того чтобы трахаться. Говорю вам, в ту же секунду, как она очухается, я сразу нырну в нее. Что это будет за встреча! — Он ухмыльнулся Йосту. — Ты будешь смотреть свои игры, Гови, а я займусь своей. У нас с тобой разные спортивные вкусы.

Мэлон извивался от гнева на стуле.

— Кайл, шутки в сторону! Как только она придет в себя после анестезии, ты должен дать ей время на отдых и разъяснить обстоятельства нашего дела. После этого потребуется время для переговоров. Я вовсе не уверен в том, что у нас все пройдет так гладко. Возможно, придется подождать день или два.

— Ладно, матушка-хозяйка, мы дадим девушке твоей мечты шанс, — сказал Шивли. — Принимая во внимание то, что ожидает меня, согласен немного подождать. — Он резко поднялся и взял твою тарелку. — Ты собираешься съесть что-нибудь?

— Не сейчас, — сказал Мэлон, — я не голоден.

Лицо Шивли скривилось в обычной похотливой усмешке:

— Я понял. Знаю, что ты собираешься поесть. — Он направился к кухне. — Ну, а я думаю, что не откажусь еще от одной порции.

Мэлон встал.

— А я думаю, что подышу свежим воздухом и, может быть, займусь своим журналом.

Шивли, уже почти войдя в кухню, встал, пораженный, в дверях.

— Журналом? — повторил он, устремив взор на Мэлона. — Что еще, черт возьми, ты надумал? Ты что, записываешь все, что происходит, ведешь дневник?

— Нет, это не совсем так…

— Тогда скажи точно, — потребовал Шивли. — Ты совсем спятил или как? Ведь если ты записываешь все, что мы делаем, и все о нас самих…

— Не беспокойся, — сказал Мэлон. — Там нет ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Я писатель, поэтому записываю свои мысли и идеи. Там есть кой-какие ссылки на наши теперешние действия, но они описаны в самых туманных и общих выражениях. И не упоминается ни одно имя.

— Ладно, парень, но лучше будь совершенно уверен в этом, черт возьми! Потому что, если ты пишешь какие-то глупости на бумаге, которая позже может попасть в чьи-то чужие руки, то это все равно, что ты вяжешь петли для нас всех, включая и себя самого.

— Я сказал, чтобы ты забыл об этом, Кайл. Я не самоубийца. Не собираюсь делать ничего, угрожающего как моей собственной жизни, так и вашим. Так что брось этот разговор.

— Ты только попробуй упомянуть там наши имена в своих писаниях, — угрожающе предупредил Шивли и с этими словами исчез в кухне.

Мэлон, пожав плечами, посмотрел на двоих оставшихся и вышел из столовой.

Он намеревался достать свой блокнот и описать все, что произошло за последнее время, но настолько расстроился из-за обвинительной речи Шивли по поводу записей, что у него пропало настроение записывать. Сначала он сгоряча решил, что будет продолжать записи, хотя бы просто назло Шивли, но здравый смысл победил. Чваниться блокнотом перед Шивли — все равно что размахивать красной тряпкой перед быком. Это могло бы спровоцировать скандал. А в первый день этого праздника неуместно было намеренно сеять раздоры среди компаньонов.

Мэлон немного погулял перед входной дверью и задержался на крыльце, наслаждаясь свежим воздухом и диким, примитивным пейзажем. После темного раннего утра небо посветлело и частично показалось солнце. Легкий теплый ветерок шаловливо пробирался ему под рубашку.

Он взвешивал все «за» и «против» пробежки в окрестностях хижины. Такая идея привлекала его. Практически бессонная ночь, огромное напряжение во время утреннего путешествия привели его в нервозное состояние. И Мэлон решил, что сейчас не время для пробежки.

Единственное, что казалось ему привлекательным теперь, было кресло из красного дерева с голубой подушкой, которое кто-то вытащил на крыльцо. Мэлон плюхнулся в кресло, затем вытянул ноги и, наконец, уселся на голубую подушку и поднял ноги кверху.

Некоторое время, не сознавая этого, он смотрел на верхушки деревьев.

Затем еще раз задумался о себе.

Удивился, почему не испытывает душевного подъема, когда достиг цели, к которой так долго стремился. Ведь всего небольшая горстка людей на земле дожила до того дня, когда их мечты воплощались в жизнь. И сейчас его самая желанная мечта лежала на кровати в комнате, совсем рядом с ним.

Куда же пропал его экстаз?

Послушный ум начал перебирать возможные ответы и, наконец, остановился на одном. Интуитивно он понимал, что эта причина правильно объясняла отсутствие радости.

Во всех его прежних фантазиях рисовавшиеся ему картины всегда состояли из Шэрон и его самого, только из них двоих вместе, одних в подобной ситуации. В этих мечтах никогда не было места никому другому: ни незнакомцам, ни друзьям, никому вообще, чтобы никто не помешал развитию их романа. И уж конечно, его мечты никогда не включали кого-то столь грубого и вульгарного, как Кайл Шивли, или даже какого-то мирного обывателя, как Бруннер, или такую прозаическую особу, как Йост. И все же все они были здесь.

Да, его мечта стала реальностью, но не той, которую он всегда тайно лелеял. Ох, он никогда не возражал, чтобы эти трое участвовали в ранние недели планирования и подготовки проекта. Фактически всегда понимал, что в реальной обстановке ему не обойтись без помощников. И когда он нашел их, они придали ему силу и уверенность в осуществлении этой цели. Они усердно трудились, как рабочие трутни, мостя дорогу в рай. Он относился к ним как к своим друзьям, — в этом он должен признаться себе самому — предложившим ему руку помощи, чтобы обеспечить ему безопасность на пути, по которому пройти должен он один. В его воображении и желаниях они не должны были сопровождать его с Шэрон во время их медового месяца. Друзья должны были остаться позади, конечно, и после того: в просторном заоблачном замке должны оказаться только Шэрон и он, и их любовь во время этой идиллии.

И так, мечта сбылась. Но побег Шэрон с ним от всех остальных не состоялся. И, что хуже всего, он должен был теперь делить свою любовь с тремя посторонними людьми, не достойными наслаждения, которое они получат от его женщины, его мечты. Так теперь обстояло дело. Она была здесь. И они, вовсе не желанные, также присутствовали. И это последнее обстоятельство было той расплатой, которую реальность требовала от каждого, кто осмеливался воплотить свою мечту в жизнь.

Это и расстраивало его. Это был единственный фактор, препятствующий воцарению радостного подъема в его душе.

Он попытался оценить ситуацию. Предпринял усилия, чтобы утешиться, напомнив себе, что не смог бы справиться с осуществлением сложного плана без посторонней помощи. Следовательно, без этих других не было бы сейчас и Шэрон в этой спальне. С ними его ожидала хотя бы часть любви Шэрон, возможно большая часть, превышающая четверть, так как, конечно, она сразу же поймет, что только он из четверых, Адам Мэлон, достоин ее любви. Узнает, и быстро, что именно он заботился о ней больше других, уважал ее больше других, любил больше других. Только один он настроен на ее волну и заслуживает ее преданности. Она не сможет не реагировать должным образом на все эти обстоятельства.

В течение этих раздумий он становился все больше сонливым, невольно его отяжелевшие веки опустились и прикрыли глаза. Как всегда во время сна ему явилась Шэрон. Он увидел себя, обнаженного Адама, идущим к ней, а ее — простирающей к нему алебастровые руки. Ее губы карминового цвета и стройная фигура приглашали его, желали его, поглощали его целиком.

Гораздо позже кто-то дотронулся до его плеча, осторожно встряхнул. Адам Мэлон проснулся и наконец открыл глаза. Как оказалось, он проспал несколько часов, и теперь перед ним стоял Лео Бруннер, положив руку ему на плечо.

— Догадываюсь, что отключился, — хриплым голосом пояснил Мэлон. Он выпрямился в кресле и постарался освободиться от паутины, окутавшей мозг. Уставился на Бруннера: — Что случилось, Лео?

— Она, — ответил Бруннер с ударением. — Шэрон Филдс. Все прошло. Она в полном сознании.

Новость ошеломила Мэлона, как будто кто-то обдал его лицо холодной водой. Мгновенно проснувшись окончательно, он вскочил на ноги.

— Который час?

— Двадцать минут шестого, — ответил Бруннер.

— Вы говорите, что она полностью пришла в себя?

— Полностью.

— Кто-нибудь уже разговаривал с ней?

— Пока нет.

— Где остальные?

— Ждут вас, стоят у дверей спальни в коридоре.

Мэлон кивнул.

— Хорошо. Думаю, что нам следует что-то сделать.

Он поспешил в дом, вошел в коридор и направился к спальне. Бруннер шел за ним по пятам.

У закрытых дверей спальни Шивли и Йост с нетерпением дожидались его.

— Как раз вовремя, — сказал Шивли. — Она начала закатывать истерики минут пять тому назад. Кричит не переставая.

— Что она говорит? — нервно спросил Мэлон.

— Послушай сам, — ответил Шивли.

Мэлон приник ухом к двери спальни и услышал приглушенный голос Шэрон. Она звала их, кричала. Он старался разобрать слова, но деревянная перегородка превращала слова в неразборчивые выкрики. Мэлон почувствовал, как Шивли схватил его за руку.

— Хорошо, братец, — заговорил Шивли, — мы потратили предостаточно времени. Вот так. Ты у нас великий говорун, так что входи туда и начинай разговор. И постарайся все уладить.

Мэлон стряхнул руку Шивли и попытался отойти в сторону. Он чувствовал себя потрясенным, испуганным и не сознавал, почему это происходит с ним. Только понял, что никогда не предполагал, что все будет происходить таким образом. Другие смотрели на него, бросали ему вызов, а у него не было мужества противостоять им. Ему хотелось быть одному, набраться смелости и войти к ней, успокоить ее, умилостивить и завоевать ее доверие.

— Может быть… — заикаясь, сказал он, — может быть, будет лучше, если для начала я войду один. После этого…

— Ни в коем случае, братец, — отрезал Шивли. — Ты и она наедине? Чтобы ты проводил с ней время, а мы оставались здесь, на холоде? Нет уж, ни в коем случае. Как ты говорил раньше, мы в этом деле всегда должны быть вместе. Мы все добрались сюда вместе, ведь так? Ты можешь быть нашим представителем, чтобы все уладить. Ты сделаешь свою работу. А после мы получим ее по очереди, можем даже кинуть жребий, кому она достанется в первую очередь.

У Мэлона не осталось места для отступления.

— Хорошо, — сказал он беспомощно, — думаю, что нам нужно покончить с этим раз и навсегда.

Отяжелевшей ладонью он коснулся дверной ручки.

Они по одному вошли в главную спальню — сначала Мэлон, затем Шивли, после Йост и за ним Бруннер.

Она лежала на большой железной кровати, с разведенными в сторону руками — ее запястья были привязаны к стойкам, так что она была похожа на горизонтально распятую молодую женщину. Только голова была слегка приподнята с помощью подушки.

Когда дверь открылась и они вошли, она потеряла дар речи. Ее широко раскрытые, испуганные глаза следили за ними, поочередно останавливаясь то на одном, то на другом, наблюдая за ними, по мере того как они рассаживались.

Ее встревоженный взгляд перебегал от одного к другому в отчаянном стремлении найти какой-то ключ к тому, что с ней произошло, почему ее пленили таким невероятным способом и что они собираются с ней делать.

Без единого слова они заняли свои места вокруг нее.

Мэлон подтянул стул к левой стороне ее кровати, в шести футах от нее, и присел на краешек лицом к ней. Шивли поставил стул с другой стороны кровати и уселся на него, откинувшись назад и слегка покачиваясь. Йост поместил свое огрузневшее тело на подлокотник шезлонга. Бруннер, тревожно ощупав сам шезлонг, после некоторых колебаний опустился в него.

Как человек, выступающий от имени всей группы, Мэлон явно чувствовал себя не в своей тарелке, он на некоторое время как бы онемел и от присутствия Шэрон Филдс, и от трудности стоявшей перед ним задачи. Бруннер явно был встревожен чудовищностью того, что они совершили. На лице Йоста застыло выражение крайнего воодушевления. Только Шивли казался спокойным, выражая не более чем любопытство к тому, что должно последовать.

Глаза всех мужчин были прикованы к Шэрон Филдс, но теперь, когда уже прошло некоторое время и тишина становилась невыносимой, Шивли, Йост и Бруннер перенесли свое внимание на Мэлона, побуждая его говорить.

Шэрон Филдс, очевидно, поняла, что тот, на кого они смотрели, был их предводителем, потому что она тоже повернула голову по направлению к Мэлону.

Почувствовав это всеобщее внимание, Мэлон попытался собраться с мыслями, преобразовав, наконец, фантазии в реальность. У него пересохли губы и горло, он все время старался глотнуть, пытаясь найти подходящие слова. Он заставил себя улыбнуться, как бы для того, чтобы ободрить ее, убедить ее, что они не преступники, побудить ее успокоиться. Его дружелюбное обращение, казалось, действительно оказало на нее некоторое воздействие, так как выражение ее глаз и черты лица почти сразу же изменились — страх сменился изумлением.

Мэлон, глотнув еще раз, хотел было сказать ей, что она правильно делает, что не боится, и что это очень важно, то, чтобы она не боялась, но не успела эта мысль окончательно оформиться у него в голове, как Шэрон заговорила сама, тихим, слабым голосом:

— Кто вы такие? Вы похитители? Потому что если это так…

— Нет, — удалось произнести Мэлону.

Она, казалось, его не слышала.

— Если вы похитители, то вы сделали ошибку. Вы… вы схватили не того, кого надо. Вы знаете… я имею в виду, что это безусловно ошибка… Вы знаете, кто я?

Мэлон усердно закивал:

— Вы — Шэрон Филдс.

Она непонимающе уставилась на него.

— Тогда, наверное… вас наняли… — В ее тоне зазвучала надежда. — Я знаю — это, должно быть, шутка, публичное надувательство, Хэнк Ленхард это устроил, он нанял вас и сказал вам, что вы должны сделать так, чтобы все выглядело вполне реально; это для рекламы моего нового фильма…

— Нет… нет, мисс Филдс, нет, мы сами все это сделали, — выпалил Мэлон. — Пожалуйста, не бойтесь. Я объясню… позвольте мне объяснить…

Она все еще пристально смотрела на него. Изумление, выражавшееся у нее на лице, перешло в недоверие и вызвало новую волну страха.

— Это не шутка? Вы это сделали — вы похитили меня по-настоящему? — Она тряхнула головой. — Я в это не верю. Вы меня разыгрываете, не так ли? Это какая-то махинация…

Она остановилась, увидев, что Мэлон отвел глаза, избегая ее взгляда.

Наступившее молчание казалось ответом — красноречивым и ужасным — на ее вопрос, и с этим ответом ее надежда стала таять.

— Да что же это такое? — спросила она дрожащим голосом. — Кто вы все такие? Почему я в таком виде — почему я привязана? Что происходит, скажите же мне. Это ужасно, ужасно. Я никогда… я не знаю, что и думать, что говорить. Я не…

Она начала задыхаться и была на пути к истерике.

Отчаянно стремясь успокоить ее, предотвратить назревающую сцену, взять верх в этом сражении, Мэлон, наконец, нашел слова.

— Подождите, мисс Филдс, подождите, послушайте, пожалуйста. Вы все поймете, если только послушаете. Мы четверо — мы не преступники, нет, мы просто обычные люди, как и многие другие, как люди, которые ходят смотреть фильмы с вашим участием и восхищаются вами. Мы такие люди, — нервным жестом он обвел комнату, — которые никому не причинят вреда. Мы знакомы между собой, мы друзья, и, когда мы узнали друг друга лучше, мы обнаружили, что у всех нас есть нечто общее, я имею в виду, что мы все разделяем одно чувство. Оно состоит в том, что мы все считаем вас самой прекрасной, самой чудесной женщиной во всем мире. Мы — ваши почитатели, вот в чем дело, поэтому мы организовали общество, клуб… вы понимаете?

Она продолжала смотреть на Мэлона, не будучи способной что-либо понять.

— Вы имеете в виду… вы — настоящий Фан-клуб, или что?

Мэлон схватился за эту мысль.

— Фан-клуб, да, типа того; мы называем себя Фан-клуб, но не совсем обычного типа, а особый, состоящий из четырех человек, которые внимательно следили за вашей карьерой, восхищаясь вами и смотря все фильмы с вашим участием. Так что… это привело к… это способствовало тому, что мы захотели с вами встретиться. Но мы не преступники. Это не похищение, о которых вы читаете в газетах. Мы захватили вас сегодня утром не для того, чтобы получить что-либо типа денег или выкупа. Мы не собираемся причинять вам вреда…

Она перебила его, стремясь понять, что он хочет сказать. Голос ее звучал напряженно.

— Не похищение? Если это не похищение, тогда что это? Посмотрите на меня — на то, что я связана, что я и двинуться не могу.

— Это ненадолго, — быстро вставил Мэлон.

Она проигнорировала его реплику.

— Я не понимаю. Вы знаете, что вы наделали? Я вспоминаю — тогда было утро? — грузовичок-развозку. Вы сделали вид, что спрашиваете… вы вломились в мой дом. Вы накачали меня наркотиками. Вы похитили меня, увезли меня — не знаю куда, я не знаю, где я нахожусь, — вы увезли меня силой и я очнулась здесь, вот в таком виде, с этими веревками. Что же это еще, как не преступление? Почему я привязана? Что происходит? Или вы с ума сошли, или я. Что вы делаете, не объясните ли вы мне? Я боюсь. Я действительно боюсь. Вы не имеете права. Никому не позволено делать такое… — Ее голос прервался, она тяжело дышала.

Мэлон непрестанно кивал.

— Я знаю… мы знаем, что это непросто — заставить вас понять, но если вы дадите мне хотя бы полшанса… просто успокоетесь, послушаете меня, я знаю, что смогу вас убедить. — Мэлон с трудом подыскивал слова. До сих пор слова были его сильной стороной, его верным оружием, при помощи которого он завоевывал расположение и дружелюбное отношение к себе, но по какой-то причине это качество, казалось, покинуло его. Великий эксперимент был под угрозой. Фантазии — в реальность. Он должен сделать такой перевод без ошибок. — Мисс Филдс, как я уже пытался вам сказать, мы четверо — мы благоговели перед вами, мы хотели с вами встретиться, найти способ встречи с вами. По сути дела, я один раз попытался это сделать в одиночку. Я пошел…

— Заткнись, — в первый раз заговорил другой мужчина, и эта реплика принадлежала Шивли. — Следи за своими словами. Не рассказывай ей ничего ни о себе, ни о ком-либо из нас.

Сбитый с толку, Мэлон кивнул, в то время как голова Шэрон Филдс повернулась к Шивли и затем обратно к Мэлону; на лице ее снова отразился испуг.

— Во всяком случае, — подвел итог Мэлон, — я хотел сказать, что такие люди, как мы, простые люди, не имеют возможности встретиться с кем-нибудь вашего уровня, с кем-либо, кем мы восхищаемся больше, чем, скажем, возлюбленной или женой. Поэтому мы мечтали об этом, о единственном способе, с помощью которого мы могли бы встретиться с вами лично. Это не значит, что нам нравилось это делать, использовать наш метод, я знаю, что со стороны это выглядит плохо, но это единственное средство для таких людей, как мы. А так как у нас не было никаких намерений причинять вам вред, мы были уверены, что как только вы поймете наши добрые намерения и оцените наши мотивы — что же, в конце концов вы будете нам симпатизировать. Мы подумали, что даже если наш способ представиться вам не совсем обычен, то вам понравятся наши склонность к приключениям и романтика, достаточные для того, чтобы пойти на риск и иметь возможность поговорить и познакомиться с вами.

Она рассматривала его, как бы желая увериться в том, что все это какой-то фантастический розыгрыш, но не увидела в выражении его лица ни малейшего намека на юмор и снова недоверчиво уставилась на него.

— Вы хотели познакомиться? Довольно идиотский способ это сделать. Как же мне довести до вас эту мысль, кто бы вы ни были? Здравомыслящие, нормальные люди не делают такого с другими людьми. Они не похищают и не увозят людей силой просто для того, чтобы познакомиться. — Ее голос повысился. — Вы, должно быть, ненормальные, совершенно сумасшедшие, если думаете, что вам это так и сойдет.

— Это уже нам так и сошло, мисс, — спокойно заметил Шивли с другой стороны кровати.

Она бросила на него взгляд, затем снова обратилась к Мэлону:

— Конечно, любой псих может схватить женщину на улице или вытащить ее из дома и утащить куда-либо. Но только умственно ущербные делают такие вещи. Цивилизованные люди так не поступают. Может быть, некоторые из них и развлекаются мыслями о таких делах, но они никогда не претворяют их в жизнь. Для этого существуют кино и книги, чтобы дать выход таким эмоциям. Но ни один человек, находящийся в здравом уме, не похитит другого человека. Это преступление. — Она перевела дыхание. — Так что если вы не преступники, как вы утверждаете, развяжите меня и отпустите сию же секунду. Пожалуйста, развяжите меня.

Со своего места у подножия кровати подал голос Йост:

— Не сейчас, мисс Филдс, — сказал он.

— А когда же? — требовательно спросила она, повернув голову к Мэлону. — Что вы от меня хотите?

Мэлон, сбитый с толку ее неумолимой логикой, понял, что вряд ли сможет в открытую обсуждать истинный мотив, по которому они ее похитили.

Она ждала его ответа и теперь вела себя более напористо.

— Вы хотели со мной встретиться. Вы со мной встретились. Так почему бы вам не отпустить меня? Что вы от меня хотите?

— Скажи ей, — резко бросил Мэлону Шивли. — Прекрати ходить вокруг да около, скажи ей.

— Ладно, ладно, дайте мне возможность действовать, как я считаю нужным, — огрызнулся Мэлон. Он снова обратился к Шэрон Филдс и заговорил с большой убедительностью. — Мисс Филдс, я знаю о вас, о вашей личной жизни и карьере больше, чем, вероятно, любой другой человек на земле. Вы спросили до этого, представляем ли мы собой Фан-клуб. Я сказал: типа того. Я имел в виду, что Фан-клуб — это я, Фан-клуб из одного человека. Когда речь заходит о Шэрон Филдс, то я — это Фан-клуб. Я изучаю вашу жизнь с того самого дня, когда я впервые увидел вас на экране. Это было восемь лет назад, в фильме «Седьмая вуаль». Я собрал и прочитал все, что когда-либо было о вас написано на английском языке. Я знаю, что вы родились и росли на плантации в Западной Вирджинии. Я знаю, что ваш отец, аристократ из южной Джорджии, был известным юристом — защитником угнетенных. Я знаю, что вы воспитывались в Школе миссис Гассет в Мэриленде и учились на курсе психологии в Брин Мавре. Я знаю, как вы, тайком от родителей, участвовали в конкурсе красоты и единогласно были признаны победительницей, как вы снимались в рекламных роликах на телевидении. Я знаю, как вы учились по системе Станиславского, для того чтобы стать великой актрисой, и как вас открыл один из киношников в «Плазе» в Нью-Йорке, когда вы вместе с другими молодыми актрисами проводили показ моделей для благотворительной организации.

Увлеченный своей страстной речью, Мэлон стал задыхаться. Он прервался, попытался понять ее чувства, в первый раз увидел на ее лице заинтересованность, и, воодушевленный этой переменой и своей близкой победой, возбужденно продолжал:

— Я могу рассказать вам гораздо больше, мисс Филдс, расписать каждый верстовой столб на вашем пути к успеху, начиная с кинопроб и эпизодических ролей и до того, как вы стали звездой. Но я не буду этого делать, так как вы уже поняли, насколько хорошо я вас знаю. Но я знаю больше, чем просто факты. Читая о вас, изучая вас, медитируя на вашей психике, я прочувствовал все ваше психологическое устройство — как женщины, ваши глубинные внутренние ощущения — как человеческого существа, ваши скрытые духовные ценности. Я знаю ваше отношение к мужчинам. Я знаю ваши тайные желания, тот тип отношений, к которому вы по-настоящему стремитесь. Я знаю ваши нужды, ожидания и надежды как женщины. Я знаю все это, мисс Филдс, потому что из того, что мне в вас открылось, и последовало то, что в данный момент и мы здесь, и вы здесь.

Он сделал драматическую паузу, преисполняясь растущей уверенности. Успех был близок. Он уже чувствовал его, видел его. Ее зеленые глаза, раскрытые шире, чем обычно, смотрели на него, рот безмолвно приоткрылся.

Наконец-то, подумал Мэлон, наконец-то она понимает. Он вскочил на ноги, прошел к столу со стеклянной крышкой, взял свою драгоценную папку с неопровержимыми доказательствами справедливости конспирации Фан-клуба и вернулся к своему стулу у кровати, ощущая восхищение, уважение и поддержку Йоста и Бруннера.

Открыв папку, он стал читать вслух выдержки из ее недавних интервью.

— Вот, послушайте это. Ваши собственные слова, мисс Фрлдс: «Мне нужен мужчина, который агрессивен, который заставит меня почувствовать себя беспомощной, который будет властвовать надо мной». Дальше вы продолжаете, мисс Филдс: «Откровенно говоря, если речь идет о мужчине, который желает меня, то я бы предпочла, чтобы он взял меня силой, вместо того чтобы добиваться меня путем нечестных, соблазняющих игр». И еще: «Я открыла свое сердце этому стремлению принять любого мужчину, который хочет меня сильнее всего на свете, который все поставит на карту, чтобы обладать мной». Затем вы говорите: «Большинство мужчин не понимают, что происходит с женщинами, и особенно с такой женщиной, как я. Но, вероятно, немногие все же понимают, и для них я говорю: я готова, Шэрон Филдс готова и она ждет». Здесь есть еще много такого же, о том, что вы хотите, чтобы вами обладали настоящие мужчины, независимо от их положения или рода занятий. О том, что вы мечтаете быть покоренной сильными мужчинами, агрессивными мужчинами, готовыми рискнуть ради вас всем на свете.

Мэлон закрыл папку, встал, бросил ее обратно на стол и продолжил свои объяснения.

— Вы будто бы обращались к каждому из нас, стараясь дать нам понять, чего вы в действительности хотите. Это было приглашением для таких мужчин, как мы, сделать попытку встретиться с вами.

Собираясь возвратиться к своему месту, Мэлон остановился и остался стоять. Избегая взгляда Шэрон, он обвел рукой спальню, включив в свой жест и своих компаньонов.

— Так что вот мы и здесь, все четверо. Мы ничего больше не сделали, кроме как приняли ваше приглашение. Мы поймали вас на слове. Мы задались задачей встретиться с вами, и теперь мы с вами встретились и вы встретились с нами. Вот почему вы здесь. Все так просто. И теперь вы, вероятно, поймете и примете нас.

Он уверенно повернулся к Шэрон Филдс, готовый к благоприятному ответу, к перемене ее отношения, к одобрению их романтического поступка. Но как только он увидел ее лицо, осознал ее реакцию, его улыбка пропала, уступив место удивлению и замешательству.

Она закрыла глаза, ее голова откинулась на подушку. Лицо ее было белым, и она качала головой из стороны в сторону, тоскливо постанывая, охваченная каким-то чувством, которое она, казалось, не в состоянии была выразить.

Мэлон стоял ошарашенный, загипнотизированный ее неожиданным поведением.

Наконец она нашла слова, и невнятная жалоба полилась с ее губ.

— О, Господи, о, Господи, Господи, нет, — говорила она. — Я… не могу в это поверить. О, Господи, помоги нам. Неужели кто-то… неужели вы могли поверить… поверить во всю эту бессмыслицу, эту чушь — и сделать такое! Мир сошел с ума, и вы самые ненормальные из всех — самые ненормальные, что приняли это за чистую монету, что даже вообразили себе…

Пораженный, Мэлон схватился за спинку стула, чтобы обрести равновесие. Он старался не замечать реакции остальных, но не мог не осознавать того факта, что все трое смотрели на него.

— Нет — нет — нет, мне наверняка снится кошмар, — она задыхалась, кашляла, стараясь сохранить здравый смысл. Она снова заговорила, отчасти про себя, отчасти обращаясь к ним. — Я это знала. Я знала, что нужно было выгнать этого лживого Пита с самого начала — этого бесчувственного идиота Ленхардта. Я должна была вышвырнуть его в самом начале — с его гладкой болтовней о новой, освобожденной женщине, о новом типе кинозрителей, о попытках изменить мой имидж, о стремлении привлечь побольше мужчин. Возбуждать молодежь, чтобы повысить кассовые сборы — твердил мне этот мерзавец — ради моего фильма, ради моего будущего. А я не обращала внимания, не беспокоилась, позволяя ему править бал, проводить кампанию так, как ему нравилось, позволяя ему превращать меня в то, чем я на самом деле не являюсь, чем я никогда не была и никогда не смогла бы быть. Шэрон, ты слишком пассивная вне экрана, повторял он мне. День пропадает впустую, если звезда может быть только объектом обожания, твердил он. Времена изменились, и ты должна меняться вместе с ними, Шэрон, бубнил он мне. Тебе следует говорить открыто, общаться искренне, утверждать, что ты хочешь мужчин так же, как и они хотят тебя, говорить, что женщины обладают теми же желаниями, что и мужчины, быть смелой и агрессивной и дать всем понять, что ты стремишься к мужчинам, которые такие же смелые и агрессивные. Таков современный подход, все должно быть честно и неприкрыто, независимо от того, согласна ты с этим или нет. Мне было наплевать, я ничего не соображала. Я позволила ему продолжать в том же духе. Но даже в самых диких своих фантазиях я и вообразить себе не могла, что и в самом деле найдется кто-то, кого увлечет эта показная ерунда, эта бумажная ложь и он примет эту ложь за… как бы за… приглашение.

Эта исповедь стала переломным моментом в ее настроении, потому что теперь она смотрела на Мэлона со смесью жалости и осуждения.

— Кто бы вы ни были, вы должны мне поверить. Это все — куча вранья, каждое слово вранье. Я ни единого раза не сказала такого, что вы мне тут читали. Эти интервью придуманы журналистами с чрезмерно развитым воображением и подписаны моим именем. Я могу это доказать. А вы, вы жалкий, легковерный дурак, вы это проглотили целиком. Неужели вы ни о чем не подумали перед тем, как начать действовать таким ненормальным образом? Неужели вы не спросили себя: какая нормальная женщина захотела бы, чтобы ее силой взяла толпа незнакомцев? Разве найдется такая женщина, которая хотела бы, чтобы ее накачали наркотиками, утащили неизвестно куда, привязали таким образом — если она психически нормальна? Любой здравомыслящий мужчина смог бы ответить на эти вопросы. Но — нет, только не вы. Что же, вы можете мне поверить. Я — не то, за кого вы меня принимаете. Ничего подобного…

— Но вы именно такая, — настойчиво заметил Мэлон. — Я знаю, что вы такая. Я слышал ваши собственные слова, когда никто другой за вас это не придумывал. Я слышал вас по радио и по телевидению. У меня есть магнитофонные записи. Я могу включить их для вас.

— Что бы вы ни услышали на этих лентах, что бы ни услышали… — Шэрон тряхнула головой. — Поверьте мне, вы должны мне поверить — я просто шутила, обманывала, или, может быть, я недостаточно ясно выражалась и вы неправильно поняли мои слова. Вы мне еще станете говорить, что я сексбомба номер один во всем мире, что я сексуальнее, чем любая средняя женщина, и значит, что мне нужно больше мужчин.

— Это правда, что вы более сексуальны, вы знаете, что это так, — Мэлон заметил, что его тон стал просительным. — Всем известно, что я прав. Я видел вашу игру и то, как вы получаете удовольствие, демонстрируя свое обнаженное тело в кинофильмах. Я слышал все о вашей интимной жизни, о ваших шальных выходках. Почему вы сейчас пытаетесь сделать вид, что вы другая?

— О, Господи, вы, мужчины, такие дураки! — воскликнула Шэрон. — Я актриса. Я играю. Я притворяюсь. Все остальное — это легенда, фольклор, ложь в целях рекламы. Между тем, какой вы меня представляете, и тем, какая я есть на самом деле, — огромная разница.

— Нет…

— Какой бы вы ни видели внешнюю сторону, какова бы ни была моя репутация, не верьте этому ничему. Мой публичный имидж — это один большой обман. Он дает обо мне совершенно неправильное представление. Внутри я обычная, нормальная женщина, с теми же страхами, комплексами и проблемами, как и большинство женщин. Просто так получилось, что я женщина, которая выглядит определенным образом, которая определенным образом была представлена публике и которая по случаю достигла известности. Но та женщина, за которую вы меня принимаете, — это ложь, это только поверхностный образ, не имеющий никакого отношения к реальности.

Слово реальность, подобно кинжалу, запало Мэлону в голову. Его великий эксперимент начинал разваливаться.

— Я просто чужое изобретение, — в отчаянии продолжала она, — существо, составленное в процессе работы тренеров, режиссеров, писателей, специалистов по общественному мнению, для того чтобы я превратилась в товар, которого желают и к которому стремятся мужчины. Но я не та, какой мужчины хотели бы меня видеть. Я такая же, как и любая другая женщина, которую вы когда-либо встречали. Вы должны это понять. В действительности я живу тихой, благопристойной жизнью, несмотря на свою известность. Что же касается мужчин, то я отношусь к ним так же, как к ним относится большинство женщин. Может быть, когда-нибудь я найду человека, который будет заботиться обо мне, так же как и я о нем. Если я его найду. Мне захочется выйти за него замуж. Я уже целый год не имела тех отношений с мужчинами, какие вы себе представляете. Сейчас меня больше интересует собственная индивидуальность. Мне хотелось бы знать, кто я есть. Я хочу принадлежать самой себе. Я хочу быть свободной, так же как и вы.

Остановившись, она бросила короткий взгляд на Мэлона, затем продолжила:

— Вас надули. Теперь вы знаете правду. Так признайте эту правду и давайте забудем все наше недопонимание. Отпустите меня. Розыгрыш закончился.

Мысли Мэлона неслись галопом. Он ощущал себя потерянным.

— Вы все это придумываете, — слабым голосом проговорил он. — Мы не могли ошибиться.

— Вы все же ошиблись, вы абсолютно не правы, так что, пожалуйста, оставьте эти глупости. Господи, о чем вы вообще могли думать? Что вы себе вообразили? Чего вы ожидали, когда привезли меня сюда?

Йост слез с подлокотника кресла и стоял у подножия кровати.

— Честно говоря, мисс Филдс, мы ожидали от вас дружелюбия и сотрудничества.

— Со всеми вами? За то, что вы сделали со мной такую ужасную вещь? Дружелюбие и сотрудничество? Каким образом? Как? Какого дьявола вы от меня ждете?

— Дайте я отвечу! — воскликнул Шивли, вскакивая на ноги и нависнув над Шэрон Филдс. — Слишком много ерунды здесь было сказано. Я буду говорить напрямую, леди. Я скажу вам, чего мы ожидали. Мы ожидали, что вы позволите нам вас оттрахать.

— Прекрати такие разговоры, — сердито потребовал Мэлон.

— Заткнись, ты, недоумок, — бросил ему Шивли. — С этого момента с этой хитрозадой дамой говорить буду я. Я послушал, как она болтает, стараясь устроить представление. И именно она занимается надувательством. Она привыкла так делать. Но меня ей не удалось ни на секунду сбить с толку. — Шивли с возмущением уставился на нее сверху вниз. — Леди, может быть потому, что вы — птица высокого полета, вы слишком хороши для нас. Позвольте мне сказать вам, что мне наплевать, насколько вы известны или богаты, — мы знаем все о вас и о том, что вы на самом деле собой представляете. Вы годами дурили голову вашим друзьям-мужчинам, богачам и шишкам. Чтобы просто бесплатно отделаться. И мы подумали, что это, в некотором роде, вас уже не очень-то развлекает, когда в вас суют свои органы какие-нибудь хиляки или гомосеки. Мы решили, что вы созрели для того, чтобы порадоваться встрече с действительно достойными мужчинами. Мы сочли, что как только вы нас увидите, подружитесь с нами, то вы получите удовольствие и мы получим удовольствие; мы поразвлечемся друг с другом, прекрасно проведем время на пуховиках. Мы все здесь не для того, чтобы играть в дурака. Мы собрались для того, чтобы вас оттарабанить. Это единственная причина, почему мы привезли вас сюда, и незачем больше заниматься ерундой.

Она пришла в состояние крайней ярости. Черты лица исказились.

— Вы… вы, жалкий ублюдок! — Она дергала и тянула веревки. — Вы еще более ненормальны, чем тот, другой. Вы… я не позволила бы вам прикоснуться ко мне даже посредством десятифутовой палки…

— Вы так сказали, и именно этим я и обладаю, леди, — заметил Шивли.

— Меня от вас тошнит, — она перекатила голову по направлению к Мэлону и Йосту. — Хватит с меня этого сумасшествия. Теперь отпустите меня, пока вы не попали в беду. Просто выпустите меня отсюда, если вы сделаете это прямо сейчас, я… я сделаю вид, что этого никогда не было, я сотру эти воспоминания из своей памяти. Люди могут обманываться, могут делать ошибки. Все мы люди. Я пойму. Давайте оставим и забудем это.

Шивли был неумолим.

— Я вовсе не собираюсь забывать этого, леди. Мы не отпустим вас, по крайней мере пока мы с вами не познакомимся поближе. Я бы хотел познакомиться с вами поближе. — Его глаза сузились, скользя по изгибам ее фигуры. — Да. Гораздо ближе. Так что давайте не будем спешить, леди. Мы вас отпустим, когда придет время. Но не прямо сейчас.

Вперед пробрался Бруннер, на лбу у него блестели капли пота. Он обратился было к Шивли:

— Может, нам следовало бы забыть все это…

Шивли резко обернулся к нему:

— Ты просто держи свою варежку закрытой и позволь мне заняться приготовлениями. — Он снова окинул взглядом Шэрон Филдс. — Да, вы лучше запланируйте, что проведете с нами еще некоторое время. Мы дадим вам возможность все обдумать.

— Что обдумать? — крикнула Шэрон. — Что мне нужно обдумывать?

— Как разделить то, что у вас есть, с четырьмя друзьями. Вы доказали, что являетесь первой в мире возбудительницей мужских половых органов. Теперь мы даем вам бесценную возможность доказать, что вы представляете собой даже нечто большее.

— Мне нет необходимости что-либо вам доказывать, — ответила Шэрон. — Мне нечего с вами делить. Кем вы себя вообще считаете? Да если вы даже только прикоснетесь ко мне, хоть один из вас, я позабочусь о том, что вы закончите свою жизнь за решеткой. Никто не имеет права обращаться со мной таким образом и так просто отделаться. Вы, может быть, забыли, кто я. Я лично знакома с президентом. Я знаю губернатора. Я знакома с главой ФБР. Они все для меня сделают. Если я их попрошу, они накажут вас таким образом, как никогда еще никого не наказывали. Запомните это.

— Я бы не стал заниматься угрозами, если бы был на твоем месте, детка, — заметил Шивли.

— Я излагаю вам факты, — упорно продолжала Шэрон. — Вам следует знать, что вас ждет, если вы меня хоть пальцем тронете. Я не шучу. Так что пока у вас не возникли по-настоящему серьезные неприятности, я бы посоветовала вам отпустить меня.

Шивли ехидно ухмыльнулся:

— Ты все еще думаешь, что слишком хороша для нас, не так ли?

— Я не говорила, что слишком хороша для вас или для кого-либо другого. Я просто говорю, что я — это я, а вас я совершенно не знаю и не желаю иметь с вами никаких дел. Я хочу, чтобы мне позволили делать то, что я хочу, и с тем, с кем я хочу. Я не собираюсь принимать любого мужчину, который окажется поблизости. Так и знайте. Дайте мне свободу и позвольте жить своей жизнью, а я позволю вам жить своей.

Ухмылка Шивли стала шире:

— Я и живу своей жизнью, леди. Именно так я и хочу ею жить — с тобой, прямо сейчас.

— Вы ничего от меня не получите — ни один из вас. Примите это как факт, опомнитесь и отпустите меня.

Шивли упер руки в бока:

— Ты знаешь, леди, с моей точки зрения, ты сейчас не совсем в таком положении, чтобы указывать нам, что мы получим или не получим от Шэрон Филдс.

Ее бравада стала терять свою силу. Она лежала на спине, глядя снизу вверх на него и на остальных.

Мэлон, ушедший в свои мысли во время этого обмена колкостями, первым отошел от кровати.

— Давайте дадим ей возможность немного отдохнуть. Пошли, перейдем в другую комнату, где сможем все обсудить.

Они поочередно присоединились к Мэлону у открытой двери. Йост, шедший последним, задержался на мгновение. Держа руку на дверной ручке, он повернулся к кровати.

— Подумайте об этом, мисс Филдс. Будьте разумнее. Постарайтесь нас понять. Мы вас уважаем, но окажите и вы нам некоторое уважение. Так для вас будет гораздо лучше.

Шэрон Филдс, натягивая привязывавшие ее веревки, крикнула:

— Сваливай, жалкий придурок! Помни, что ждет тебя, если вы не отпустите меня сейчас же! Тебя засунут в камеру, где ты останешься до самой смерти! Помни это, просто помни!

Они перешли в гостиную, открыли бутылки шотландского виски и бурбона и несколько раз приложились. Позже, ближе к ночи, они легко поужинали. Теперь они снова сидели вокруг простенького кофейного столика. Трое из них снова занялись алкогольными напитками, а Адам Мэлон предпочел сигару.

За несколько часов, прошедших после их беседы с Шэрон Филдс, их разговоры то переходили в шумные споры, то пропадали в минутах молчания. По большей части они снова и снова вспоминали свою беседу с Шэрон в спальне, анализируя ее слова, споря о том, говорила ли она правду, исследуя истинные мотивы, по которым она их отвергла.

Поначалу Мэлон оказался объектом тупоумного сарказма Шивли. Фактически Мэлону было сказано, что он оказался лжепророком, пообещавшим привести их в рай, но заведшим в чертову глушь. Как ни странно, в общем и целом настроение у Шивли было лучше, чем у остальных. Йост был расстроен и огорчен тем, что их усилия были потрачены впустую. Бруннера испугали угрозы Шэрон, и теперь он походил на человека в активной стадии болезни, называемой пляской Святого Витта.

Мэлон был расстроен больше всех и меньше всех говорил. То, что Шэрон Филдс их отшила, ввергло его психику в полную неразбериху, так что его эмоциональное состояние переходило от смущения к недоверию и затем к депрессии.

Теперь, сидя на скамейке перед телевизором, несколько поодаль от других, он несколько раз глубоко затянулся и попытался найти хоть какой-либо лучик света. Он не мог принять тот факт, что его подруга по духу, так долго пребывавшая предметом его фантазии, так решительно отреклась от него в реальной жизни. Он и представить себе не мог, что настолько сильно ошибся в ней и что его великий эксперимент провалился. Он и на минуту не мог пока допустить мысли, что грандиозное предприятие их Фан-клуба полетит в тартарары.

Пока он курил, если не его настроение, то хотя бы его органы чувств слегка оживились и до него дошло, что в гостиной возобновился разговор о Шэрон Филдс.

Они повторяли сказанное уже не раз, все еще стараясь найти выход из болота, в котором увязли, из своего затруднительного положения.

Йост говорил:

— Кто бы мог предположить, что она окажется холодной, как сиська у монашки? Я все пытаюсь понять, действительно ли она говорит это серьезно, или же это просто актерская игра. Действительно ли она то, чем должна быть по Евангелию нашего Адама, или же она такая, как она говорит?

Бруннер:

— Что касается меня, то я ей верю. Я уверен, что она в ужасе от этого происшествия и именно поэтому не желает иметь с нами ничего общего.

Громким голосом Шивли:

— Ну, а я вам скажу, что я не верю этой надменной суке, ни одному ее слову не верю! Вы когда-нибудь слышали такую ерунду? Целый год ее не касался ни один мужчина! Если бы день, а то год! Ха-ха-ха! Все, что она нам выдала, — это чистое вранье. Разве вы ее не слышали? Ах, ах, я маленькая мисс Обыкновенность, я вяжу, я играю в бридж, я никогда не слышала такого неприличного слова, как «сношаться». Сексуальный символ? Что это значит, мистер сэр? Черт! Послушайте, ребята, я достаточно поболтался по жизни. Вы всегда что-нибудь узнаёте, болтаясь по жизни. Первое, что ты узнаёшь, это то, что не бывает дыма без огня. И если ты сложена так, как эта малышка, то ты знаешь, что тебе придется провести полжизни с чьим-нибудь органом внутри себя, как будто бы он часть твоего организма. Ты привыкаешь к тому, чтобы давать, и тебе это начинает нравиться, и я готов поставить за это свой последний доллар.

Йост, удивленно:

— Тогда почему же она не хочет нас?

Шивли, со знанием дела:

— Я тебе скажу, почему. Потому что с ее точки зрения мы никто. Она смотрит на нас сверху вниз, как на пыль под ногами. Она думает, что ее штучка отделана золотом и открыта только для денежных мешков и больших шишек. Если ты не являешься боссом какого-нибудь конгломерата или не заседаешь в Президентском кабинете, такие бабы обращаются с тобой так, как будто бы у тебя триппер или сифилис. Черт бы побрал, подобные бабищи доводят меня до белого каления. Мне хочется сношать их, пока у них задница не задымится.

Заговорил Бруннер:

— Может быть, ее это интересует, только когда она влюблена в мужчину и настроена романтично. Может быть, она считает, что если ее заставляют сношаться с кем попало, то это не романтично.

Шивли ответил:

— Ерунда.

Разговор снова зашел в тупик.

Шивли огляделся:

— Похоже на то, что наш Фан-клуб сейчас не в полном составе. Кое-кто у нас отсутствует.

— Я здесь, — отозвался Мэлон со своей скамейки. — Слушаю.

Шивли взглянул на Мэлона через плечо:

— Для великого болтуна ты что-то слишком тихо себя ведешь сегодня вечером. Так что же, пустозвон, что ты думаешь?

Мэлон затушил в пепельнице свой окурок с марихуаной.

— Честно говоря, я теперь не знаю, что и думать.

— Еще бы ты знал, — заметил Шивли. — Иди сюда и присоединяйся к остальным. Или, может быть, мы для тебя тоже неподходящая компания?

— Заткнись, Шив, — ответил Мэлон. Он неуверенно двинулся к покрытому замшевым покрывалом дивану и плюхнулся на него рядом с Бруннером. — Ее реакция, которую я склонен считать искренней, весьма меня встревожила. Обычно я не заблуждаюсь, анализируя какого-либо человека. В данном случае я ошибся. Не знаю.

— У меня нет намерений тебя разочаровывать, приятель, — сказал Шивли, — но я с самого начала считал, что ты чертовски наивен, воображая, что такая богатая и шикарная малышка, такого высокого полета, захочет иметь дело с кем-либо не ее круга.

— Может быть, я и был наивным, — согласился Мэлон, — но ты тоже был таким. Лео и Говард подтвердят, что ты был согласен со мной. Ты тоже считал, что она будет с нами сотрудничать.

— Черта с два я считал, — ответил Шивли. — С первого же дня я думал, что во всем этом найдется и ложка дегтя. Я пошел с тобой, мечтатель, потому что ты сам себя назначил президентом Фан-клуба, и я подумал о том, что я ничего не теряю и что, может быть, я, будучи более практичным, чем все другие, смогу добиться того, чтобы это произошло. Но я был готов к тому, что все может получиться по-другому. Если она окажется такой, как ты предсказывал, — великолепно, тем лучше. Но если она станет отказываться, что же, значит мы исходили из ошибочных предположений. Я счел, что в любом случае вести игру будем мы. И мы ее и ведем. Мы захватили ее тело. Это главное. Дальше можно двигаться любым путем. Потому что сейчас мы сидим на месте водителя и ее можно убедить сотрудничать с нами.

Йост слегка оживился.

— Но как, Шив? Судя по ее представлению, особой надежды нет, что она изменит свое отношение или пойдет на сотрудничество с нами. Ты что-нибудь можешь предложить?

— Есть одна вещь, которая может заставить их сотрудничать, — уверенно заявил Шивли. — Твой член. Назови это теорией Шивли, если хочешь. Но я знаю из собственного опыта, что это великий урезониватель. Как только ты засовываешь его туда, где Всевышний предназначил ему быть, ни одна штучка не интересуется: какой у тебя счет в банке? твоя ученая степень? кредитоспособность? твоя генеалогия? Без всяких проблем, как только ты всовываешь свой шланг, эта штучка начинает действовать вторым номером, начинает любить его, сотрудничать, и не хочет останавливаться. Я видел, что так оно и случается каждый раз. Что же касается этого лакомого кусочка у нас в спальне, то она оборудована так же, как и все, и хотя это модель более высокого класса, может быть, но действует она так же, как и другие. Можете мне поверить. Только войдите в контакт и она будет взаимодействовать — могу поспорить, что это так, — по сути дела, мы после этого не сможем от нее отвязаться.

Сквозь витавшие в голове пары марихуаны Мэлон попытался вдуматься в теорию Шивли.

— Что ты конкретно хочешь нам сказать, Шивли?

— Я говорю тебе, приятель, что ты по случаю заставил нас спланировать и совершить великое дело. В соседней комнате у нас находится самая сочная задница в мире. У нас есть дней десять или, может быть, две недели, чтобы только и делать, как наслаждаться ею. Я утверждаю, и я гарантирую это, что после того как мы ее оформим в первый раз, она уступит и тоже станет этим наслаждаться. Тогда все пойдет так, как мы и ожидали.

Мэлон почувствовал, что он трясет головой.

— Это против правил, — сказал он. — Ты опять говоришь об изнасиловании. Мы же решили, что это исключается.

Бруннер быстро присоединился к Мэлону:

— Совершенно исключается, — сказал он. — Мы все заключили нерушимое соглашение. Никакого насилия. Ни единого преступного действия.

— Какого же черта, как вы думаете, мы делали сегодня утром? — требовательно спросил Шивли. — Мы на своем грузовике увезли не какой-нибудь пакет. Мы увезли человека. Мы его похитили.

— Не совсем, — возразил Бруннер, хотя выражение его лица говорило о том, что он встревожен. — Я хочу сказать, что раньше я был согласен с тем, что наше деяние сегодня утром можно рассматривать в другом свете, если мы не будем заходить слишком далеко. Если она потребует, чтобы мы ее освободили, и мы ее освободим, в целости и сохранности, то в этом похищении не будет никакого преступного мотива. Она будет свободна, и мы будем в безопасности. Но если мы пойдем дальше, будем действовать против ее воли, то тогда это действительно будет непростительным преступлением, которое невозможно будет исправить.

— Трепотня, — сказал Шивли. — Как она сможет доказать, что это сделали мы? Или что вообще это сделано? Ты сам был согласен с Адамом насчет того, что почти невозможно обвинить кого-либо в изнасиловании. Кроме того… — Он прервался, оглядел присутствующих и продолжил: — Я буду говорить чертовски честно и надеюсь, что вы все тоже будете честными перед самими собой. Если вы посмотрите на это с моей точки зрения, то каждый из нас должен был бы знать, что если мы зашли так далеко, то мы должны быть готовы на все, если потребуется, чтобы заполучить то, что нам нужно. Вам всем следовало бы знать, что мы не уйдем отсюда, не отведав этого лакомого кусочка.

Йост наливал себе очередную порцию виски.

— Пока остальные не успели вмешаться, я хочу сказать свое слово, — он сделал глоток. — Прежде всего мне хотелось бы выразить мистеру Шивли свое восхищение и поздравления по поводу того, что он имеет смелость быть самым честным из нас. Потому что, как вы понимаете, Шив в каком-то смысле прав. Никто из вас не хочет встать лицом к лицу с мыслями, которые крутились в ваших головах с самого первого дня. Если бы можно было сфотографировать то, что вы думали или ощущали в то время, то, думаю, с самого начала было бы ясно, что мы все испытывали некоторое сомнение насчет того, что такая девица и в самом деле пригласит нас улечься с ней в постель. Если бы мы повнимательнее всмотрелись в эти фотографии, мы бы увидели, что каждый из нас, сознательно или бессознательно, был готов к тому, чтобы взять ее силой.

— Но только не я, — заметил Мэлон. — Я ни на секунду не допускал такой мысли.

— И не я, — отозвался Бруннер.

Йост собирался было ответить, но Шивли предостерегающе поднял руку.

— Ладно, — сказал он, — примем за факт, что у вас двоих таких мыслей не было. Но теперь ситуация изменилась. Шэрон находится в соседней спальне. В жизни, а не в мечтах. Лакомый кусочек. Все, что вам нужно сделать, это войти туда, засунуть руку ей под юбку и погладить мех стоимостью миллион долларов. Сделайте так, и вы уже не станете тревожиться о том, делаете вы это силой или нет. Сделайте так, и через десять секунд вы окажетесь на ней, что бы она ни говорила. Подумайте об этом, прямо сейчас, и вы поймете, что вам совершенно наплевать, каким образом вы в нее проникнете…

— Мне не наплевать, — твердо сказал Мэлон.

— Мне тоже, — отозвался Бруннер.

— Ладно, ладно, — продолжал Шивли, — но, даже если и так, незачем позволять ей делать из нас дураков. И давайте не будем тупицами из-за того, что у нас есть определенные понятия насчет того, что хорошо и что плохо. Хорошо то, чего, по вашему мнению, вы заслуживаете, потому что вы не заслуживаете того, чтобы быть обманутыми. Послушайте, мы зашли уже достаточно далеко. Самое худшее позади. Самая опасная часть пути пройдена. Теперь мы в безопасности. Это наш мир. Мы его творим. Подобно самому Всевышнему, мы можем делать, что хотим, изобретать новые правила, законы, как бы вы это ни называли. Это… как там Адам говорил… остров Робинзона Крузо…

— Мас-а-Тьерра, — сказал Мэлон.

— Да, наше собственное, личное королевство и собственная страна. Поэтому мы снимаем сливки. Мы имеем все самое лучшее. Если обнаруживается сокровище, то оно принадлежит нам. И оно находится у нас в спальне — то, о чем мы всегда мечтали наравне со множеством других придурков. Только мы уже больше не придурки. Мы всем командуем, и то, что ждет нас там, принадлежит исключительно нам. Представьте, что Элизабет Тэйлор или Мэрилин Монро, или — как там зовут эту французскую бабу?

— Брижитт Бардо, — подсказал Мэлон.

— Да, представьте, что Бардо лежит голая в соседней комнате. И ты можешь делать все, что хочешь, потому что ты — король. Не хотите ли вы сказать, что повернетесь спиной к любой из них? Я вам не поверю.

— Я отвергаю насилие, — сказал Мэлон.

Шивли не обратил на него никакого внимания.

— Послушайте, какая разница, отпустим ли мы ее нетронутой или же отпустим через две недели, после того как поразвлечемся с ней так же, как с ней все время развлекались эти воротилы-кинопродюсеры? Что ужасного мы ей сделали? Она не девственница, которую мы бы испортили на всю жизнь. Ее здоровью вреда не будет. Прыщи у нее от этого не вскочат.

Шивли, ухмыльнувшись, стал ждать ответного смеха, но дождался только короткого смешка от Йоста.

— Ее это мероприятие не изменит. Мы, мы все изменимся, все четверо. Потому что мы впервые получим что-то хорошее от жизни, такое, к чему мы всегда стремились и что нам причитается. Так какого же черта еще рассуждать об этом? Я говорю, что мы делаем то, что хотим мы, а не то, чего, по ее словам, хочет она. Это наш мир. И, друзья-приятели, им управляет Фан-клуб.

— Нет, Кайл, это не наш мир, — сказал Мэлон. — Мас-а-Тьерра может быть изолированным убежищем, но все равно это территория, являющаяся частью всего мира, где тоже действуют правила и законы цивилизованного мира, и мы все принадлежим большому миру. Более того, сочтя себя частью уникальной корпорации, или организации, известной под названием Фан-клуб, мы создали дополнительный набор правил. И наше первое правило состоит в том, что мы ничего не начинаем делать, если мы все не согласны с этим на сто процентов. Все, что мы делаем, должно быть принято единогласно, как в том случае, когда голосует Совет Безопасности в ООН. Каждый раз, когда кто-либо накладывает вето, вопрос снимается с голосования.

— Но, черт бы побрал, так было раньше, а сейчас, судя по тому, как обстоят дела, я против такого единогласия, — сказал Шивли. — Вы же видите, что мы четверо никогда не придем к общему мнению. Так что же плохого в том, что мы изменим наши правила, так же как Конгресс меняет законы?

— Ничего плохого в этом нет, — заметил Мэлон. — Это совершенно легальное дело.

— Позвольте мне сделать новое предложение, — подал голос Йост. — Начиная с настоящего момента для нас будет достаточно простого большинства. Другими словами, если будут три голоса против одного, то идея проходит.

— Тогда позвольте мне предложить поправку, — сказал Мэлон. — В случае трех голосов против одного проходит все. Но в случае противостояния два против двух вопрос снимается, так же как и в случае три против одного.

— Я не возражаю, — заметил Йост. — Я за новые правила голосования и за поправку. А ты, Шив?

— Я согласен.

— Ты, Адам?

— Включая поправку, я склонен присоединиться к большинству.

— Лео?

— Полагаю, что так. Да.

— Принято, — сказал Йост. Он повернулся к Шивли. — Ты хотел бы снова поставить на голосование свое первоначальное предложение?

— Ты имеешь в виду предложение насчет того, чтобы просто войти туда, в спальню, и сделать то, что мы и планировали сделать? — спросил Шивли.

— Да, независимо от того, будет она способствовать нам в этом или нет.

— Конечно, именно это я и предлагаю. Я утверждаю, что мы здесь правим бал, а не она. Я говорю, что как только мы это с ней сделаем, ей это очень понравится. Я говорю, что это ей не повредит.

— Она может испытать психологический шок, — заметил Мэлон.

— Ох, ерунда, — ответил Шивли. — Ни одной бабе, если ей уже двадцать восемь лет, никогда не приносило вреда то, что с ней делали в постели. Это полезно для корпускул, или как их там зовут, и для нервной системы.

— Но не в случае прямого изнасилования, — упорствовал Мэлон.

— Это уже не будет изнасилованием через пять секунд после того, как ты в нее воткнешься, — сказал Шивли. — Собиралась она это делать или нет, но она сама же и продолжит скачку и будет требовать еще. Уж поверьте моему опыту.

— Хватит заниматься болтовней, — вмешался Йост. — Предложение мистера Шивли ставится на голосование. Оно состоит в том, что мы не будем спрашивать ее согласия на то, чтобы с нами перепихнуться. Как вы голосуете, мистер Шивли?

— Смеешься, что ли? Я голосую «за», четко и определенно.

Йост объявил:

— В таком случае результат голосования: один «за» и ни одного «против», — он поднял правую руку. — Я тоже голосую «за». Значит, уже два голоса «за». Как ты голосуешь, мистер Мэлон?

— Я решительно против этого. Голосую «против».

Йост кивнул.

— В таком случае теперь решающий голос принадлежит сенатору Бруннеру. Что скажешь?

Бруннер вытер лоб платком.

— Давай, давай, Лео, — поторопил его Шивли, — вспомни о самой прекрасной в мире заднице, которая ждет тебя за углом. Ты никогда об этом не пожалеешь.

— Осторожнее, Лео, — предупредил его Мэлон. — Ты, может быть, никогда уже не будешь спать с чистой совестью.

— Прекратите, господа, — сказал Йост. — Никаких препирательств на месте голосования. Мистер Бруннер, вы отдаете свой собственный голос. Что вы скажете?

— Можно… можно привести различные аргументы за обе точки зрения, — проговорил Бруннер. — Может быть, это и слабость с моей стороны, но… но я просто не мог бы это сделать. Боюсь, что, к сожалению, мне придется голосовать «против».

— В тебе есть демократическое начало, — добродушно заметил Йост. — Окончательный результат — это два против двух. Поскольку предложение Шивли не смогло привлечь большинства голосов, оно снимается с повестки дня. Извини, Шив.

Шивли пожал плечами.

— Всех не переубедишь. Ладно. Так что мы будем делать дальше?

— Мы будем делать так, как и планировали, — сказал Мэлон. — Мы будем говорить с ней, по-дружески к ней относиться, стараться убедить и завоевать ее. Думаю, что мы можем отвести на это дело два дня. Если мы ее убедим, то мы ее завоюем праведным и цивилизованным образом. Если нам это не удастся, то мы ее развяжем, отвезем обратно куда-нибудь поближе к Лос-Анджелесу и отпустим в целости и сохранности. Договорились?

Все выразили свое согласие.

— Значит, так и решим, — сказал Шивли, выбираясь из кресла и потягиваясь. Он потянулся к бутылке с бурбоном. — Ладно, давайте глотнем еще немного и завалимся спать. Не знаю, как насчет вас, но я склонен к тому, чтобы завалиться пораньше. Слегка подремлем, а завтра будет виднее. — Он налил себе и посмотрел на Мэлона поверх стакана. — Ты все еще думаешь, что мы сможем достичь этого только силой своего убеждения, шутник?

— Я полагаю, что это вполне возможно, — с энтузиазмом подтвердил Мэлон.

Шивли фыркнул.

— Я так не считаю. Только не с этой. Ни теперь, ни когда-либо. — Он поднял стакан. — За демократию и за твой мир. Живи в нем. Я же пью за мой мир, тот мир, которого мы заслуживаем. Этот мир лучше. Ты в этом убедишься, рано или поздно.