Посвящается Дмитрию «Айсману» Дедовских

«Музыка моя, где-то рядом…»

Встреча Федорова со своей будущей, второй, супругой Лидой, трудившейся в продюсерской компании «Ы» (занятой организацией московских концертов отечественных рок-команд), хронологически совпала с началом его плодотворной и непредсказуемой сольной деятельности. Может, никакой взаимосвязи здесь нет, но звучит, согласитесь, поэтично. Поэтому так и запишем.

Не менее примечательно, что как только Леня преисполнился новой любви, его основательно потянуло прочь от… лирики. И тянет, как ему кажется, поныне. В одном из вечерних чайно-коньячных разговоров на московской кухне Лиды и Лени в районе «Серпуховской» («помудревший» Федоров постепенно перебрался на ПМЖ в столицу) — уже после того, как минула дюжина лет «аукцыоновского» альбомного «безмолвия» и группа записала-таки очередной студийный диск «Девушки поют» (о нем в следующей главе), — Леня говорил мне так: «Ни в одной нашей песне вербального смысла нет. Смысл есть в определенном состоянии, создаваемом этими песнями. В поэзии надо искать абсолютный полюс холода, потому что это свобода. Таким текстам можно придавать любое настроение. Я вообще к страстной поэзии отношусь сдержанно. Мой друг, композитор Владимир Иванович Мартынов, например, считает, что поэзия такая кончилась давным-давно».

Под «нашими песнями» неофутуристичный «заведующий всем» подразумевал в тот вечер не только (а скорее не столько) вещи, придуманные им с Озерским вне «Ы», а весь литературно-художественный пласт, перелопаченный и спетый Федоровым в начале нового тысячелетия при содействии расширившегося круга его друзей по авангардно-аутентичной музыке и эмпирическому общению. Кроме Хвоста и Хлебникова, Леня расщепил на ноты, аккорды и звуки стихи Анри Волохонского и Александра Введенского, прозу Джеймса Джойса, занимательную филологию Андрея Смурова и Артура Молева. Дошел даже до монастырских духовных стихов, псалмов царя Давида и пастушьих заговоров, укомплектованных в набор «душеполезных песен на каждый день».

— Отталкиваешься от какого-то звука и нащупываешь песню, — разъясняет Леня. — 0 смысле текста не думаешь, он просто должен ложиться на музыку. Например, вся песня «Зима» на «Бодуне» выстроилась из слова «то ли». А, скажем, в «Предателе», одной из моих любимых «аукцыоновских» тем, есть противное звуковое сочетание «взвожу курки», которое, мне кажется, правильно так и не легло. Мы не нашли ему своевременно замену, и с тех пор оно торчит из песни. Мне важно, чтобы все фразы пелись, не вываливались интонационно из контекста. Последнее время я даже не учу песенные тексты, они сами всплывают в уме, когда звучит соответствующая музыка.

Меня именно таким подходом к поэзии зацепил Хлебников. Я понял, что он отталкивался от звуковой, ритмической основы стиха, она была ему важнее вербальных смыслов. А вот у Пушкина вербальная поэзия. Во все вложен конкретный смысл. Но дар его таков, что позволял создавать при этом абсолютно музыкальные вещи. У других же известных поэтов прошлого музыкальность в стихах вообще отсутствует, хотя некоторые из них, возможно, были глубже и мастеровитее Пушкина.

В другой раз, в том же московском жилище Лени, я слушал на его компьютере только что завершенный им альбом «Сноп снов».

пел Федоров очередной зазвучавший в нем стих Хвоста. Параллельно (и не впервые, кстати, при «вживании» в сольный материал Лени) в уме моем всплывали разнообразные строки из раннего Маяковского. Тогда, кажется, вот эти:

Однако на тестовый вопрос: «Почему бы тебе, в череде прочих своих, спонтанно-концептуальных проектов, не обратиться и к почти юношескому периоду творчества нашего „агитатора, горлана, главаря'?» — Федоров с импонирующей категоричностью ответил: «Мне, если честно, Маяковский не нравится. Это малоинтересно. Он лирический поэт. А зачем мне чужая лирика?»

Следующий фрагмент нашего диалога, напоминавшего эстетическое анкетирование хозяина квартиры, уместно процитировать в форме интервью.

— А у Волохонского, значит, лирики нет?

— У Волохонского?! Лирики? Не слышал ни одного его лирического стихотворения. У Хвоста знаю один такой стих и одну песню. В остальном — у него тоже лирики нет. Холод там. Это абсолютно отъехавшие люди. Вот у «АукцЫона» лирики полно. У нас повсюду «мы», да «ты», да «я». Никак других слов не найдем, поскольку любим короткие слова, а эти как раз самое оно. Иногда пытались их заменять чуть более длинными: «дым», «дом», «снег», «бег», «век», «дождь», «лет», «ночь», «день». Но все равно словарный запасик получается небольшой. Есть, правда, еще несколько коротких слов, но в книжке их лучше не печатать…

— А «Холода» Озерского из твоего альбома «Таял» разве не лиричны?

— Это вообще молитва. Никакого отношения клирике. Хотя на том же альбоме мне больше «Бен Ладен» нравится. Вся его лексика бьет в точку.

— Может, тебе, помимо Введенского, полистать сборники других обэриутов — Хармса, Заболоцкого?

— Хармса, на мой взгляд, петь невозможно. Как и Заболоцкого. Не слышу в их стихах музыки.

— А Мандельштам музыкален?

— Нет. У него страсть в каждом стихотворении присутствует. И у Хармса тоже. А вот у Введенского ее нет.

— Но тем не менее Хвост, Введенский, Волохонский — пронзительны?

— Конечно. Потому что это не лирика, и все звучит намного сильнее. Вот в чем дело. Мы с Димкой Озерским пытались искать в том же направлении, делились наблюдениями, как одна и та же фраза, произносимая от первого лица, выходит напыщенной и глупой, а если ее произнести отстраненно, обезличенно — получается совершенно иной эмоциональный окрас. Аналогичная ситуация складывается и с ее музыкальным исполнением.

При этом с сожалением констатирую, что наши с Озерским песни не бесстрастны. А страстность, она ведь всегда по какому-то поводу, но повод — сиюминутен. Он уходит, и страстность становится нелепой. В любой страстности, на мой взгляд, изначально заложена человеческая глупость. А хочется отстраненности, холодности, как у Цоя, Лори Андерсон, Введенского… В этом проявляется какой-то могучий покой…

Отклонившегося от «АукцЫона» Федорова народ впервые лицезрел 1 апреля 1997 года в ЦДХ на Крымском валу, куда Леня явился в одиночестве, с акустической гитарой, дабы, сидя на стульчике посреди пустой сцены, пропеть пару десятков песен, включенных в его дебютную сольную пластинку «Четыресполовинойтонны». То был винегрет из кусочков федоровского прошлого и набросков его ближайшего авторского будущего. Архивная Гаркушина «Лампа» соседствовала с «аукцыоновскими» вершинами — «День победы», «Зима», «Пионер», «Дом на колесах». Их дополняли экзерсисы «нового» Озерского — «Далеко», «Что-нибудь такое», которые три года спустя, на стыке тысячелетий, войдут в поворотный альбом Федорова — «Зимы не будет». К этому перечню примешивались и «доисторические» народные темы «Светлана», «Гусаки».

С предельным минимализмом и хохотливой обреченностью Леня, казалось, перепевал все, что попадалось ему под руку. Перепевал, никуда и ни во что не целясь. Просто выбрасывал из себя переполнявшие нутро музыку и слова, как проснувшийся вулкан Эйяфьятлайокудльтонны пепла.

— Я ничего специально не придумывал, не репетировал, — разъясняет Федоров. — Показывал вещи такими, какими они сами собой получались. Так же потом строилась и пластинка «Анабэна». В каждой ее песне есть музыка, и неважно, что там получилось хуже, что лучше. Главное — все сделано с совершенно другим подходом, не так, как раньше, в «АукцЫоне», когда мы записывали массу вариантов песни, потом долго отбирали лучший из них, спорили и т. п.

Кстати, что касается альбома «Четыресполовинойтонны»,то вошедшие в него народные песни я помнил еще с той поры, когда осваивал гитару и разучивал блатные аккорды в деревне.

Из «многотонной» Лениной вязи проявилась одна, совсем не «аукцыоновская» интонация. Этакий шепоток вечности. Земной мотив о неземном, о бесконечном.

Интонация эта вольется заглавной темой в диск «Зимы не будет» (2000 год).

Аукнется в «Анабэне» (2001) хвостенковской «Сонью».

И застынет «Холодами» в альбоме «Таял» (2005).

— Есть такие песни, которые и по два года дорабатываются, — рассказывает Озерский. — Вот «Далеко», пожалуй, создавалась наиболее долго. И это единственная песня, припев которой от начала до конца мне приснился. Первый куплет мы очень быстро написали, а с припевом никак не получалось. Уже и в Америку съездили, сделали там другой вариант этой песни. Все равно — не то. Хвост попытался что-то на нее написать. Получилась «Сонь». Но изначальный замысел мы с Леней все равно считали недоделанным. В конце концов отправились в какой-то дом отдыха и там продолжили над ней работать. Причем за это время успели много других вещей сочинить.

За ментально-композиторской эволюцией Федорова конца «лихих девяностых» — начала «подлых нулевых» только Озерский и поспевал. Остальные члены «Ы» (и немалая часть «аукцыоновских» поклонников) пребывали в определенной растерянности и ошеломлении от Лениной драйвовой самодостаточности и глубины творческих экспериментов. Попросту говоря, «не догоняли» в полной мере раскрывшуюся федоровскую суть. Зато «догнавшие» ее испытывали полнейший кайф.

С «тоннами», как уже говорилось, Леня справился в одиночку. «Зимы не будет» (название сие сделалось одним из слоганов поколения, а заодно предварило ставшую вскоре модной говорильню о «глобальном потеплении») сыграл с авант-джазовыми компаньонами — контрабасистом Владимиром Волковым и гитаристом Святославом Курашовым, с которыми познакомился в Нью-Йорке на первом курехинском фестивале «SKIF». Собственно, данный альбом и значился как проект трио «Федоров. Волков. Курашов». Здесь же, в «Зиме», Леня впервые сошелся с фольклористом-подвижником Сергеем Старостиным и создателем хора древнерусской духовной музыки «Сирин» Андреем Котовым. В дальнейшем, вместе и порознь, Старостин и Котов поучаствуют в большинстве федоровских сольных альбомов. Котовская колесная лира прозвучит даже в чудеснейшем «Лиловом дне» (2003), записанном Леней в квартирных условиях фактически в одиночку. В этом альбоме — подлинном апофеозе гениального минимализма — основные хиты (заглавная песня «Вьюга», «Печаль», «Якоря») составлены (озарением Озерского) не более чем из полутора десятка недлинных слов. А песню «Муж», написанную «от» и «до» лично Федоровым, за один куплет «Ышь ли неышь / Кышь ли некышь / Кышь ли некышь некышь ли…» стоит сделать геральдической надписью «АукцЫона», хотя группа эту вещь никогда и не исполняла.

После «Зимы не будет» почти неразрывен с Леней стал и Волков. За десять лет у этого одержимого тандема образовалась совместная дискография, больше той, что накопил «АукцЫон» за четверть века. Как бы незаметно к «заведующему всем» присоединялись и другие изобретательные, независимо мыслящие личности, причем все они были старше Лени. Сам Владимир Мартынов подыгрывал ему на фортепиано в «Красоте» и «Снопе снов». Камерный ансамбль OPUS P0STH народной артистки России, скрипачки Татьяны Гринденко звучал в альбомах «Таял» и «Безондерс». Волохонский наполнил своими текстами и мелодекламациями «Горы и реки».

«Аукцыонщики» в федоровских проектах появлялись эпизодически и вразнобой. В нескольких песнях на «Анабэне» отметились Бондарик, Литвинов, Колов-ский и Шавейников. К «музыкальному сопровождению» альбома «Горы и реки» (2004) приложил руку Озерский. Еще через несколько лет для парочки вещей в «Красоте» (2006) Лене понадобился уже только Бондарик с бас-гитарой.

«Федорову „АукцЫон" наскучил», «он сохраняет его как концертный проект». Такие разговоры в меломанских кругах начались еще в середине 1998-го, когда исполнилось три года, как у «Ы» не появлялось нового материала, а Леня, на той самой питерской студии документальных фильмов, где отчасти ковался «Жилец вершин», с интересом взялся продюсировать дебютный альбом «Пуля» группы «Ленинград», собранной экс-басистом команды «Ухо Ван Гога» Сергеем Шнуровым.

Много позже заматеревший, популярный, медийный Шнур скажет в одном из интервью, вспоминая то время: «Федоров возился с нами долго… Наша группа в корне изменилась после такого сотрудничества. Появилось понимание драйва, отдавания себя на сцене всецело».

В «дефолтовую» российскую пору Леня увлекся куражными адептами нашей ненормативной лексики настолько, что добрый друг «АукцЫона» Дима Ицкович (в чьей квартире рядом с Новым Арбатом «аукцыонщики» одно время получали кров и стол во время приездов в Москву), создатель почитаемого интеллигентского бренда «О.Г.И.» и продюсерской компании «Ы» (где, напомню, работала Лида Бенцианова), выкупил у питерского лейбла «Шок Records» контракт «Ленинграда» и вскоре устроил для журналистов в одном из своих первых кафе-читален близ Патриарших прудов презентацию новой команды с невских берегов, представлял которую Федоров.

25 декабря все того же 1998-го «Ленинград» впервые сыграл в Москве перед большой аудиторией. Дело было в «Горбушке», и, дабы совсем не сомневаться в успехе мероприятия, вторым (и главным) участником того сейшена организаторы поставили «АукцЫон».

Как-то так выходило со второй половины 1990-х, что «АукцЫон» то ли есть, то ли нет его. С одной стороны, гастроли группы по России и Европе периодически случались, а в 1999-м даже появился сингл «Небо напополам», записанный «аукцыонщиками» в альянсе с лидером коллектива «Не Ждали» Леонидом Сойбельманом и давший поклонникам «Ы» надежду, что вскоре может состояться релиз полноценного «аукцыоновского» альбома. С другой стороны, было очевидно, что в качестве единого креативного организма коллектив фактически прекратил функционировать. И его возможный новый альбом в тот период так и не появился. Песни же из вышеозначенного сингла впоследствии стали частью федоровской «Анабэны», изданной на собственном Ленином лейбле «Улитка рекорде».

Думается, для любой группы заметное и продолжительное отсутствие общих идей у ее участников — прямой путь к распаду. Однако «АукцЫон», со своим уникальным внутренним микроклиматом, опроверг и эту логику.

— Лично для меня ничего обидного в «обособлении» Лени не было, — поясняет Озерский. — Возможно, могли тогда обижаться Борюсик, Колик, Паша или Бондарик, не участвовавшие в его сольных альбомах. А я все-таки придумал некоторые песни для «Зимы не будет», «Лилового дня», для пластинки «Таял». То есть как автор я продолжал делать то же, что и в «АукцЫоне», и какого-то кризиса не чувствовал. Вообще именно благодаря Леньке «АукцЫону», по-моему, всегда удавалось уходить от тупиков. Ну, типа куда и как дальше плыть, не знаем, и тем не менее нужно подгонять и подгонять себя, вопреки желанию и вдохновению. Вовсе нет. Оказывается, можно задвинуть работу над новым альбомом «Ы» лет на десять, и ничего страшного в том не будет.

— Наверное, какой-то пессимизм в нас Леня в тот период замечал, — предполагает Шавейников. — Но при этом, видимо, думал: вот, возьму Борюсика в свой сольный альбом, он и сыграет не то, что сейчас мне хочется, а опять какой-нибудь «АукцЫон». И ведь легко именно так могло бы быть.

— Раз получилась длинная пауза между «аукцыоновскими» альбомами, значит, нужен нам был такой период, — философски рассуждает Бондарик. — Ну, не возникало у Лени посыла записывать с группой новый материал. Что тут поделать? Мы играли концерты. А в остальное время каждый занимался, чем хотел. Я, скажем так, работал над собой дома. Размышлял на разные темы, стал серьезные книги почитывать, даже по психологии какие-то труды. Немного поигрывал в сборных проектах со знакомыми музыкантами.

«Брошенным» Леней «аукцыонщикам» так или иначе удавалось реализовываться вне «Ы». Литвинов, кроме того что приходился ко двору многим группам в качестве сессионного перкуссиониста, стал арт-директором фестиваля «SKIF». Исцелившийся от алкозависимости Гаркундель вступал в различные творческие коллаборации (наиболее запомнился арт-проект троих Гаркуша — Михаил Коловский — Сергей Летов), давал персональные поэтические вечера и иногда снимался в кино, даже у мэтра Алексея Германа в черно-белой антисталинской саге «Хрусталев, машину!». Рубанов под девизом, «чтобы было красиво, не надо ничего бояться», создал «Союз Космического Авангарда», или попросту «СКА», затем объединился с тем же Сергеем Летовым (братом покойного лидера «Гражданской обороны» Егора Летова), Эдуардом Сивковым и Юрием Яремчуком в духовой квартет «Сакс-мафия», и оба проекта достаточно регулярно выступали и выступают по сей день. А Шавейников отбарабанил на одном из самых заметных альбомов питерской группы «Н.О.М.» — «Жир» — и даже съездил с этим «Неформальным объединением молодежи» на пару московских концертов, «когда у них избили барабанщика». Затем Борюсик лет пять ударно помогал команде Саши Чернецкого «Разные люди».

В общем, все в «АукцЫоне» в годы «временной стагнации» занимались своими делами и понятия не имели, будут ли еще когда-нибудь записывать что-то вместе, но тут с «Ы» случился очередной парадокс. В 2000-м популярность команды (уже вторую пятилетку кряду существовавшей от сейшена до сейшена, без какого-либо свежего материала) в одночасье достигла немыслимых ранее масштабов! Это на экраны страны вышел блокбастер Алексея Балабанова «Брат-2», в котором заокеанские похождения простого русского киллера Данилы Багрова подзвучивались целым хит-парадом отечественных рок-композиций и в том числе песней «Дорога» из «аукцыоновской» «Птицы». Саундтрек второго «Брата» издан отдельным диском, и тираж его был сопоставим с самыми успешными сольными альбомами топовых групп начала миллениума. Строку «Я сам себе и небо, и луна…», к тому времени уже семь лет хором распеваемую фанами на каждом концерте «АукцЫона», теперь подхватила едва ли не вся страна. Когда грянула эра рингтонов, мелодию «Дороги» мне доводилось слышать даже из мобильников вполне себе пролетарских малых: один был грузчиком в продуктовом супермаркете, другой — сборщиком крупнокалиберных шкафов и стеллажей в мебельном салоне. «Брат-2» привел к «Ы» целую генерацию новых поклонников, для которых все сделанное группой прежде выглядело открытием. В 2004-м к ним добавилось еще некоторое количество федоровских «неофитов», услышавших записанную им несколько лет назад волшебную тему «Зимы не будет» в другом знаковом для постсоветской державы фильме Петра Буслова «Бумер». Бесконечно далеким от доминирующих образов и понятий новой России «аукцыонщикам» просто поразительно везло на кино про «братков».

— После выхода «Брата-2» разные люди в городах, где мы гастролировали, спрашивали: «Вы — тот самый „АукцЫон", который в „Брате" поет?» — вспоминает Шавейников. — И я в ответ удивлялся: «А раньше вы про такую группу никогда не слышали, что ли?» «Нет», — отвечали мне.

И Борюсика не обманывали. «АукцЫон», давно ставший вехой в нашей рок-музыке, для той аудитории, что формировалась «братами» и «бумерами», был и к началу второго путинского срока натуральной терра инкогнита. Вот характерная переписка юзеров на одном из музыкальных форумов рунета, датированная апрелем 2008-го, то есть тем годом, когда «Ы» отмечал свое 25-летие! Пишет «Сеня»: «Честно говоря, кроме песни „Дорога", ничего из репертуара „АукцЫона" не слышал, хотя группа вроде как довольно интересная. И то, эту песню услышал только благодаря фильму „Брат-2". Посоветуйте, какие хорошие песни еще есть у этой группы?» Откликается «Таял»: «„Пионер", „Зима", „Зимы не будет", „Таял", „День Победы", „Все вертится", „Еще не поздно"… и многие другие песни из ихнего репертуара достойны вашего внимания». Опять «Сеня»: «Спасибо. Скачал три песни — „Еще не поздно", „Пионер" и „Зимы не будет". Действительно, все три высокого уровня. Мне понравилось очень даже. Буду качать все остальное…» Подключается «selivan»: «„АукцЫон" здорово поет! Я его тоже впервые услышал в фильме „Брат-2". Понравилось, и стал целенаправленно искать песни этой группы. Теперь слушаю. С удовольствием. Как говорится — спасибо фильму».

— По моим ощущениям, — размышляет Рубанов, — пока мы регулярно и подолгу ездили по Европе, в России произошло легкое угасание интереса к«АукцЫону». Выросло целое поколение слушателей, вообще не представлявших, что это за группа. А потом на экраны страны вышел «Брат-2», и все неожиданно нами заинтересовались. После чего начались странные вещи. Сейчас к нам на концерты в немалом количестве приходят пятнадцатилетние юноши и девушки, что меня искренне удивляет. Когда в зале «рубятся» наши сверстники и люди чуть младше, это понятно. Для них «АукцЫон» — что-то значимое со времен их школьно-студенческой юности и таковым остается по-ныне. Но какое дело до нас сегодняшним тинейджерам?

— Конечно, из-за «Брата-2» об «АукцЫоне» вся страна узнала, — говорит Гаркуша. — «Дорога» стала для нас примерно тем же, чем «Осень» для Юрия Шевчука. И, естественно, на концертах мы ее вообще исполнять перестали. К слову, особых материальных благ успех этого саундтрека ни Федорову, ни Озерскому как авторам песни не принес. Это ж известная, в принципе, история, как Балабанов около года бегал за Леней и говорил, что снимает некассовый фильм, который прибыли не принесет. Ну, а нам-то, и Федорову в частности, эти разговоры были по фигу. Мы никогда о гонорарах не торговались.

— Насколько я помню, — уточняет Озерский, — к нам обращался не сам Балабанов, а кто-то из администраторского корпуса «Брата-2», когда мы приезжали в Москву на гастроли. Мне и Лене со вздохом объясняли: «Вы же понимаете, проект некоммерческий. Войдите в наше положение». Ну, мы и вошли. И в этом случае, и в других тоже. Поэтому никакие фильмы, где звучат «аукцыоновские» песни, на наше благосостояние серьезно не влияли. Материал отдавался фактически задаром.

В среднем на сберкнижку я получаю от РАО авторских тысячи полторы в месяц. Бывает, и ничего не получаю, а иногда случаются всплески. Вот недавно за один месяц «набежало» 12 тысяч, а за другой 14 тысяч. Рублей, разумеется.

11 октября 2002 года «АукцЫон» ответил «на главный вопрос современности» (именно так утверждалось на титульной интернет-странице, посвященной альбому «Это Мама»). Вопрос формулировался просто и был явно подогнан издателями диска (или даже самими «аукцыонщиками») под текущий момент: «Когда же группа выпустит концертный альбом?» Мол, заждалась прогрессивная общественность, так нате — получите!

На самом деле и «олдовые» поклонники «Ы», и те, кто прислушался к нему вслед за «Братом-2», желали наконец-таки услышать совершенно новый, скорее всего студийный «аукцыоновский» альбом, дабы понять: остались ли еще у этих музыкантов совместные творческие пути, кроме гастрольных маршрутов. Но «АукцЫон» предпочел тогда высказаться синтетически и замысловато. Пластинку «Это Мама» составил десяток песен, сыгранных исключительно участниками «Ы» фактически в unplugged-варианте. Новыми на диске были лишь две вещи — первая («Якоря») и последняя («О погоде»). Остальные восемь треков являлись равномерным миксом из знаковых «аукцыоновских» хитов «доптичьего» периода («Зима», «Осколки», «Самолет», «Фа-Фа») и Лениных сольных удач последних лет («Заведующий», «Стало», «Голова-нога», «Зимы не будет»).

Однако этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать — Федоров и «аукцыонщики» по-прежнему совместны. «АукцЫон» переосмысливал свои старые боевики с той же органичностью и иной страстью, с какой впрягался в песни Лени, изначально сделанные им вне группы. У «Ы» опять появился мощный общий импульс. И создание в обозримом будущем его полновесного нового альбома уже не выглядело утопией.

В «Это Мама» почти на кодовом уровне даже существовал соответствующий сигнал: в песню «Фа-фа» вплетался безжалостный речитатив темы «Профукал», той, что через пять лет и откроется долгожданный «аукцыоновский» номерной альбом «Девушки поют».

Забавное изречение на сайте группы, представлявшее компилятивный проект «Ы»-2002, весьма точно характеризовало суть данной работы и очерчиваемые ею перспективы: «Отрадно, что по сей день творчество „АукцЫона" не утратило пророческой силы. „Это Мама" — яркий тому пример. „Это" — указывает нам цель, задает вектор движения. „Мама" — возвращает к истокам».