"Современный чехословацкий детектив (сборник)" - читать интересную книгу автора (Стеклач Войтех, Андрушка Петер, Качиркова...)

4

Дискотечная публика освободила зал «Ротонды», и барменша пани Махачкова открыла свою лавочку. Обычно в «Ротонде» с восьми до полдесятого шла какая-нибудь программа, чаще всего ширпотреб, рассчитанный на молодежь, а с десяти «Ротонда» превращалась в джаз-клуб. Вместе с клубом открывался бар, и, хотя по понедельникам было затишье: джазовая программа не исполнялась, пани Махачкова работала, как всегда, с десяти вечера до двух ночи, обслуживая не только поклонников джаза. Было в порядке вещей, что в понедельник сюда набивалось довольно много народу — в основном музыканты и их друзья, которых у входа тщательно фильтровал Вацлав Бубеничек. Но на сей раз он этим заниматься не стал, только проверил кассу, перекинулся парой слов с девицей, которая в обклеенной афишами будке продавала билеты, и отправился со мной в бар.

— Да это никак Честик, — радостно воскликнула пани Махачкова, — а я уж думала…

Она осеклась.

— Чего люди не наболтают, — усмехнулся я, стараясь выглядеть как можно непринужденней.

Что именно пани Махачкова думала, мне было совершенно ясно. Убийца Честмир Бичовский перед судом… Убийство из-за поруганной любви… Кровавое злодеяние ослепленного страстью безумца… Обманутый скрипач заносит стальной нож… Подарок к свадьбе становится уликой… Сердце на рукояти ножа, нож по рукоять в сердце… В свободные минуты, когда торговля спиртным замирала, пани Махачкова, сидя за своей стойкой, запоем читала истрепанные книжечки, именуемые обыкновенно низкопробной литературой.

— А мы уж тут с паном Бубеничеком думали… — Махачкова не договорила. — Но я рада, Честик, правда, очень рада.

Предположим, подумал я.

— А что вам налить?

Я попросил вина, а вышибала Бубеничек, как обычно, апельсиновый сок. Мы пока были в баре единственными посетителями, и пани Махачкова, обслужив нас, вернулась на свое рабочее место в углу, где на электроплитке всегда бурлила вода для кофе и где она держала часть своей библиотеки — самые свежие, недавно добытые шедевры.

— И что вы об этом думаете? — спросила она сочувственно.

— Жуткое дело, — сказал я, поскольку Бубеничек молчал. Вопрос пани Махачковои, впрочем, и не относился к нему.

— Ведь правда? — обрадованно закивала эта заядлая книжная моль.

Я надеялся, что теперь-то она оставит нас с Бубеничеком в покое, но жестоко ошибся.

— Вас это, должно быть, страшно потрясло, Честик?

— Совершенно верно, — сказал я сдержанно, и тут она наконец заметила и молчание Бубеничека, и мое нежелание поддерживать разговор и, покачивая крутыми бедрами, отбыла в свой угол.

— Насколько я понимаю, — раздумчиво произнес Бубеничек, — если тебя не посадили, то ты, наверное, не виноват.

Я сделал глоток вина и встретил его внимательный выжидающий взгляд.

— Послушай, — сказал я, — я ведь любил Зузану.

— Знаю, — ответил Вацлав Бубеничек, — ходило много разговоров о том, как вы любили друг друга.

Иронизировал он или нет, я не понял. Да и не так это было важно.

— Сегодня их, наверное, допросили.

— Кого?

— Ребят из Зузаниного ансамбля, — сказал я, — у них в ту субботу была запись в «Беседе». Может, кто-то ее подвез домой, может, кто-то зашел к ней. Я пришел в полдесятого — и опоздал.

— Опоздал, — сказал Бубеничек, — а теперь ты хочешь поиграть в Шерлока Холмса.

— Зачем?

— Это я должен спросить — зачем, — усмехнулся Бубеничек, — не твоя это забота.

— Может, и моя, — отрезал я.

Бубеничек, сосредоточенно тянувший через соломинку свой сок, на мгновение задумался. У пани Махачковой, сидящей в уголке бара, лежала на коленях раскрытая книжка, а на цепочке висели очки. Бубеничек извлек из кармана пачку «Спарты», протянул мне, из другого кармана достал австрийскую зажигалку, и мы оба закурили.

— Она ведь тебя бросила. Вы не разошлись, нет, это она с тобой разошлась; кто-то ее пристукнул, так ты решил, что уголовка слабовата для такого дела, загорелся местью и захотел сам найти этого гада. Что, не так?

Хотя такая интерпретация моих чувств выглядела чересчур упрощенной, кое-что в ней все же было.

— Допустим, — согласился я.

— И если я хорошо тебя понял, то тебе пришлось бы по душе, — Бубеничек от удовольствия даже заерзал на своем табурете, — окажись злодеем Богоушек Колда.

— Ну, в такие детали я еще не вдавался.

— Ой ли?

— Серьезно.

Что касается Богоушека Колды, то играть в прятки смысла не было. Вот уже примерно полгода, как он пытался занять мое место рядом с Зузаной — и, кажется, небезуспешно. Это знали все, так что должен был знать и Бубеничек. Тем более, что вышибале было известно и такое, чего все знать никак не могли. Поэтому не стоило водить его за нос, если и я в свою очередь хотел что-нибудь выведать.

— Так, значит, ты действуешь только в интересах дела?

— В интересах справедливости, так сказать, — кивнул я, — хотя и из чисто личных соображений.

— Понятно, личные соображения всегда самые бескорыстные.

— Именно так, Вацлав, — ответил я, — ты меня раскусил.

— Ну, ты никогда не был особенно крепким орешком, — отразил удар Бубеничек. — Но если уж тебя отпустили, то вряд ли это сделал ты.

— Да вроде нет, — согласился я.

— Хотя отпускают не всегда только невиновных, — осклабился Бубеничек. — Мое крайне скудное правовое сознание подсказывает, что временно освобождают и тех, против кого нет достаточных улик.

— Серьезно?

— Да, — ответил Бубеничек, — и такие люди действуют обычно из самых бескорыстных личных соображений.

— М-да, ты не просто раскусил, ты растер меня в порошок, — засмеялся я, — так и есть, так оно и есть.

И оказалось, что так оно и было. Но продолжить нам не удалось, потому что в бар ворвался диск-жокей Анди Арношт.

— Здорово, Честмир!

Это именно он каждый понедельник проводил здесь, в «Ротонде», дискотеки. Он втиснулся между нами, и Бубеничек почти брезгливо отсел. Вышибала считал Арношта и ему подобных презренными наэлектризованными паяцами. Ибо все они, по мнению Бубеничека, оглупляли молодежь примитивной мелодикой, тем самым закрывая ей путь к вершине познания — джазу.

— Привет, — отозвался я, и мы с Арноштом обменялись рукопожатием.

Разумеется, Арношта звали вовсе не Анди. Анди — это был его сценический псевдоним. На самом деле его звали Арношт. То есть Арношт Арношт. Я не знаю, досаждала ли Арношту Арношту эта злая шутка родителей в юные годы, но меня его псевдоним ничуть не трогал. Хотя бы уже потому, что диск-жокея Анди в свой черед ничуть не трогали чаяния и заботы какого-то Яна Новака.