ГЛАВА 1 Жан и Маргарита

Кто скажет, какие мысли и чувства волнуют красивую девочку девяти лет из дружной богатой семьи, где она единственное и любимое дитя? Можно гадать сколь угодно долго, но всё-таки на этот вопрос не ответит с уверенностью ни один человек. Между тем её волнуют очень многие чувства, но, к сожалению, чаще всего или не слишком возвышенные или совсем не возвышенные, а суетные и довольно пустые. Взять хотя бы Адель. У неё чудесные вьющиеся тёмные волосы, так что она могла бы не завивать их каждое утро. Если вы умеете хранить секреты, то она сознается вам, что вовсе их не завивает, хотя уверяет всех, что уход за волосами отнимает у неё массу времени. Она хитрит без всякого умысла, а лишь потому, что ей не хочется отстать от своих подруг-мучениц, прибегавших к самым различным средствам, чтобы и их волосы приобрели такой же красивый блеск, были так же густы, завивались такими же крупными кольцами, как у Адели. Девочке хочется убедить их, что только благодаря её искусству, а не искусству природы, её волосы так прекрасны. Ну, стоит ли умной девочке, а Адель нельзя назвать глупой, тратить время на такие пустые разговоры? Адель никогда не задает себе подобных вопросов, но если бы её спросили, она ответила бы, что стоит.

Прежде всего, Адель любит принарядиться, поэтому большую часть свободного времени мечтает о новых платьях, рассматривает картинки в журналах мод и вспоминает наряды своих подруг. Ещё Адель любит, чтобы ею все восхищались, а для этого аккуратно готовит уроки. Трудно ведь восхищаться девочкой, которую ставят в угол за лень и неуспеваемость. Она усердно занимается танцами, музыкой, пением и языками с частными учителями, которых нанимает своей ненаглядной дочке мама. Кроме того, Адель старается побольше читать, чтобы с ней было интересно разговаривать.

Сейчас Адель выглядит далеко не привлекательно для философски настроенного наблюдателя, потому что она в нетерпении постукивает босой ножкой по мягкому пушистому ковру, и выражение лица маленькой красавицы выражает легкую степень раздражения. Она собирается на день рождения подруги, где хочет затмить своим нарядом и манерами всех соперниц, а мама, как нарочно, двигается сегодня так медленно, что это действует на нервы.

— Мама, я же опоздаю! Франк не будет меня ждать!

Красивая и еще молодая женщина, занятая выбором наряда для своей дочки, лишь улыбнулась маленькому тирану.

— Надень это розовое платье, — предложила она.

Девочка фыркнула и отвернулась.

— Тебе очень идет голубое с оборками…

— Недавно я была в нем у Мари. Ах, мама, почему ты не сказала мне, что на белом платье пятно? Откуда оно взялось?

— Не знаю, — рассеянно отозвалась мать. — Не все ли равно?

Видно было, что проблема появления пятна занимает её очень мало, зато выбор наряда взамен испорченного поглотил всё её внимание. Она выпрямилась в раздумье. Ей были хорошо знакомы затруднения дочери. Ничто, вроде, не мешает на какое-нибудь торжество надеть платье ещё раз, но что-то внутри сопротивляется такому решению. Боишься, что наряд примелькался, что будешь чувствовать себя из-за этого плохо одетой. Конечно, Адель ещё мала, но дети теперь взрослеют так рано… Она в замешательстве смотрела на ворох отвергнутой одежды. Выглянувший золотой лоскуток привлёк её внимание. Она вытянула из многоцветной беспорядочной груды блузку из блестящей материи, цветом напоминающей золото. По этому сияющему полю были разбросаны диковинные цветы, обозначенные тонкими чёрными линиями. Блузка была сшита к новогоднему вечеру, но так и не надета, потому что, к величайшей своей досаде, Адель заболела и была вынуждена целую неделю провести в постели. Досада, в конце концов, прошла, а блузка была забыта. Теперь же, когда её извлекли из путаницы брошенных на пол вещей, и она засияла на фоне более скромных красок, сердце Адели радостно встрепенулось в предвкушении эффекта, который произведет её появление среди подруг и друзей.

Мама подобрала к блузке бархатную черную юбку и золотые туфельки. Нарядной девочке причесали волосы и, заколов с двух сторон золотыми заколками, оставили длинные тёмные локоны струиться по плечам. Адель поглядела в зеркало и залюбовалась своими руками в изящном обрамлении полудлинных широких рукавов, тонкой талией, схваченной золотым обручем, мягкими складками юбки и, конечно, туфельками, замечательными крошечными туфельками, выглядывавшими из-под бархатной черноты юбки. Вы её, конечно, понимаете, ведь тщеславное желание покрасоваться среди подруг или друзей присуще не только маленьким девочкам, а уж стремление покорить сердце какого-нибудь десятилетнего, шестнадцатилетнего, а то и шестидесятилетнего Франка знакомо не одной лишь Адели.

Мама проводила свою красавицу-дочку до порога, вручила ей свёрток с подарком и вернулась в роскошно убранную квартиру, где горничная уже прибирала раскиданные наряды. Её сердце трепетало от материнской гордости и предчувствовало, что её дочь непременно затмит всех юных гостей Дэзи, родители которой устраивали сегодня грандиозное торжество в честь десятилетия своей некрасивой и неумной дочери. Пожатие плеч сопровождало эти мысли и означало недоумение по поводу столь ничтожной причины для столь великолепного детского праздника. Нет, её Адель в свое десятилетие будет истинной царицей бала, а не серой мышью, как эта невзрачная Дэзи, настоящая дочь своей безмозглой матери, у которой не хватает ума даже одеться со вкусом.

Мысли Франка были не менее суетны, чем у его соседки Адели. Правда, он не рассчитывал совсем вытеснить Джоза из памяти девочки. Это было бы хотя и прекрасно, но едва ли возможно, ведь последний бал у Мари заронил в его душу не только подозрения, но почти уверенность, что этот напыщенный юнец, бывший на целый год его моложе, но имевший наглость первым пригласить Адель на танец, начал оказывать какое-то воздействие на сердце Адели. Ну, уж нет! Он с ним ещё поборется! Сегодня он не даст так глупо себя провести и пригласит Адель на первый танец ещё дорогой, а не станет, как последний дурак, легкомысленно откладывать это важное дело на потом. И пусть Адель сколько ей угодно отказывается дать ему обещание не танцевать ни с кем кроме него, но он будет твёрд и обещания добьётся. Да и как можно ему отказать, если у него такой красивый ремень с серебряными бляшками, так ярко блестят пряжки на лаковых туфлях, а безупречно сшитый костюм тщательно выглажен.

Франк деловито сплюнул в сторону, оценил расстояние, отделяющее его от плевка, и удовлетворённо засвистел. День сегодня выдался славный, и даже такая мелочь, как дальность плевка, побившая все его прежние рекорды, подтверждала это. Если и дальше всё пойдет так же удачно, то успех на вечере ему обеспечен. Однако, как долго приходится ждать Адель! Если эта девчонка согласится танцевать с Джозом, то он ей жестоко отомстит и всё своё внимание будет уделять Мари или, на худой конец, Дэзи.

Наконец на лестнице застучали каблучки, дверь отворилась и волшебное видение в золотой блузке, чёрной бархатной юбке и золотых туфельках возникло перед изумленным Франком.

— Ты давно ждёшь? — снисходительно бросило видение.

Франк ещё не пришел в себя от потрясения, но на выручку подоспела привычка к преувеличению своих заслуг, и ответ был дан с чёткостью автомата.

— Двадцать минут.

Это была явная ложь, но она возвышала Адель в собственных глазах, ведь далеко не каждую девочку красивый, элегантный, а главное, взрослый мальчик будет ожидать целых двадцать минут. Ну как же возражать против такой лестной лжи?

Адель горделиво вскинула головку и пошла вперёд, думая о том, что до дома Дэзи надо идти через всю улицу и своим ослепительным видом она поразит очень многих. Франк догнал её и зашагал рядом. Адель опомнилась и отдала ему свой свёрток, ведь неловко нести что-то, пусть и пустяк, в руках, когда рядом идет мальчик.

— Что это? — поинтересовался Франк.

— Кружевная шаль. Мама купила её специально для дня рождения Дэзи. А что подаришь ты?

Франк вытащил из кармана коробочку и открыл её. В ней лежала чудесная брошка. Адели показалось, что она давно мечтает именно о такой брошке, а не о той, которую отец прислал ей из Петербурга две недели назад, и она слегка нахмурилась. Дэзи, конечно, будет всюду её надевать, но уж ей-то при её бесцветных волосах, водянистых выпуклых глазах и рыжих веснушках лучше её не носить. А как бы пошла эта брошь к голубому платью Адели!

Франк закрыл коробочку, аккуратно положил её обратно в карман и взял свёрток поудобнее. Адель всё ещё переживала огорчение от вида брошки, поэтому ещё выше подняла голову и, отвернувшись от Франка, посмотрела в другую сторону. На перекрёстке стояла странная старуха в чёрных лохмотьях. Её кожа высохла, нос выдвинулся вперёд и вниз, и конец его висел на уровне губ, а на самом кончике его сидела огромная бородавка. Глаза были особенно неприятны. Они были мутные, беловато-серого цвета, а смутно черневшие пятнышки затянутых плёнкой зрачков были почти неразличимы. Длинные скрюченные пальцы иссохших рук напоминали когтистые лапы птицы. Спина была согнута, образовав горб, что довершило сходство с нахохлившейся неопрятной хищной птицей. При всём своём уродстве старуха ещё и вела себя страшно. Она дико поводила маленькой головкой и непрерывно что-то шептала, шевеля тонкими губами.

Дети в смущении остановились. Их путь пролегал мимо этой старухи, прохожих не было видно, и они сразу почувствовали, что уже вечер.

— Какая ужасная старуха! — прошептала Адель. — Мне страшно, Франк. Давай вернёмся назад и пройдем по другой улице.

— Глупости! — бросил Франк.

Его пробирала дрожь, но перед такой красивой девочкой он не мог показать себя трусом.

— Франк, у меня тяжело на сердце, — умоляла Адель. — Мне так и кажется, что, если мы подойдем ближе, она сделает что-то ужасное.

Франк и сам был бы напрочь пройти любым окольным путём, даже обойти весь город, лишь бы не приближаться к старухе, но раз уж он попытался показать себя храбрецом, отступать было нельзя.

— Говорю тебе, что всё это чепуха! Чего ты боишься? Она же слепая.

Он старался успокоить Адель, а, прежде всего себя, но цели не достиг. Однако он смело пошел вперёд.

— Ох, Франк! — вскрикнула Адель, задрожав.

Старуха пронзительно взглянула на них своими белыми глазами, и детям показалось, что плёнка, затягивающая зрачки, на мгновение разошлась и снова сошлась.

— Ведьма! — шепнул Франк.

Старуха протянула руку к девочке.

— Дай мне твою чудесную кружевную шаль, — жалобно прошамкала она.

Адель попятилась.

— Почему вы думаете, что у меня есть шаль? — спросила она. — У меня нет никакой шали. Вы же видите, что я ничего не несу в руках.

— А ты возьми свою шаль у Франка, — подсказала старуха, хихикая.

— Это не моя шаль, — испуганно возразила Адель. — Я должна отдать её Дэзи.

— Дэзи не нужна твоя шаль, отец купит ей десять таких. А вот твой отец, Адель, больше не будет покупать тебе ни брошек, ни шалей, ни даже хлеба, а его тебе скоро захочется.

— Что ты врёшь, проклятая ведьма? — закричал Франк. — Её отец сейчас у себя на родине в России, но скоро приедет. Он так богат, что может скупить все ювелирные магазины у нас в городе.

Старуха вновь гадко захихикала.

— А ты, Франк, дай мне твою чудесную брошку. Я хочу сколоть ею мою кружевную шаль, — обратилась она к мальчику.

Франку не хотелось выглядеть трусом, поэтому он гневно заявил:

— У тебя нет шали, так что и брошка тебе без надобности.

— Есть!

— Нет!

Старуха топнула ногой, и из-под её грязной юбки на мгновение высунулся стоптанный башмак.

— Есть! Мне даст её твоя подружка.

Пример Франка придал Адели смелости, и она закричала:

— Я тебе ничего не обещала и не собираюсь давать!

Франк пошёл ещё дальше.

— Кружевная шаль не прикроет твоего горба! — придумал он.

— А за брошку ты будешь цепляться своим длинным носом! — подхватила Адель и засмеялась. Её обидело предположение старухи, что её отец способен стать таким жадным, что не купит ей больше ни брошек, ни шалей. А хлеб она вряд ли захочет, ведь пирожные намного вкуснее.

— Может, тебе подарить мой пояс, чтобы ты подтянула нос кверху, а то он попадает тебе в рот и мешает говорить, — крикнул Франк и приставил согнутую кисть к собственному носу, демонстрируя, как удобно действовало бы изобретенное им простейшее приспособление для поднятия носа. При этом он то приближался к старухе, то отскакивал назад.

— А не подарить ли тебе мои золотые туфельки? Ты могла бы надеть их на свои длинные уши, — предложила Адель. — Они как раз пришлись бы впору.

— Ты лучше отдала бы ей свои заколки для волос, — громко обратился Франк к девочке. — Тогда она могла бы сколоть свою отвисшую кожу, а…

— Тебе не нравится моя кожа? — спросила старуха. — Ты полюбишь её. Моим носом ты будешь восхищаться. Ты станешь ползать у моих ног, умоляя, чтобы я позволила поцеловать мою руку. А горб… Он заслонит тебе всех красавиц мира. Расти, мой маленький Франк, умным, красивым и богатым. Не знай нужды и лишений. Мы встретимся с тобой очень скоро. Когда тебе исполнится двадцать один год и ты решишь жениться, в ночь перед свадьбой мы встретимся.

— Старая ведьма! — захохотал Франк. — Я не собираюсь на тебе жениться ни в двадцать один год, ни в двадцать два.

— Вот пугало! — смеялась Адель.

— А ты, моя маленькая Адель, — начала старуха, — узнаешь много горя, но самое большое оскорбление тебе нанесёт твой любимый. Ты…

Но она не кончила, а вся как-то съёжилась, быстро заковыляла прочь и спряталась за углом, временами выглядывая из своего укрытия. Это показалось детям таким забавным, что они переглянулись и засмеялись. В прятки они умели и любили играть, но никогда ещё не видели, чтобы злая сварливая старуха резво бросилась прятаться.

— Послушай, Франк, а как она узнала наши имена и что за подарки мы несём? — спросила Адель, когда вдоволь насмеялась.

— Так ведь мы обращались друг к другу по именам и разговаривали о подарках. Наверное, моя мама права, когда утверждает, что у меня чересчур громкий голос.

Внезапно настроение Адели переменилось. Веселье куда-то исчезло, и на смену ему пришла задумчивая печаль.

— Мне кажется, что эта старуха никогда от нас не отстанет. Мы куда-нибудь пойдем, а она тут как тут. Ты видел её глаза? Белые, мутные. А потом взглянет — и словно огнем обожжёт.

Франк ухмыльнулся.

— Ты ещё маленькая, Адель, и веришь в сказки. Это полусумасшедшая старуха. Хотела, наверное, попросить милостыню, а потом узнала про подарки и решила их получить. Слыхала, что она наплела про моё будущее? Неужели ты думаешь, что я, и, правда, в неё влюблюсь, да ещё и захочу на ней жениться? Мне будет двадцать один год, а ей сколько? Девяносто один? А может, сто один?

Тут детьми вновь одолел непреоборимый приступ смеха, и они весело продолжали свой путь, в деталях вспоминая и комментируя пророчество старухи.

Не успели они отойти от перекрёстка, как вынуждены были вновь остановиться, потому что на тротуаре, скрестив руки на груди и опустив голову, стоял, преграждая им путь, человек незаурядной внешности. Это был высокий смуглый господин средних лет с карими пронзительными глазами, прямым тонко очерченным носом, небольшой бородкой и вьющимися тёмными волосами с едва заметной проседью. Одежда его была очень проста, но необычна для этого благопристойного города. Она состояла из белой рубашки, тёмного жилета и тёмных брюк, заправленных в высокие сапоги очень мягкой кожи. Талию его охватывал широкий пояс с блестящими серебряными бляшками в виде сказочных чудовищ, а между ними на коже пояса были вытеснены непонятные знаки.

— Цыган, — шепнул Франк с убеждённым видом. — А может, не цыган. Пошли скорее.

— Он нас не замечает, — ответила Адель. — Видел, какое у него кольцо?

Франк, любовавшийся поясом, перевёл глаза на его руку и засмотрелся на перстень невиданной красоты, сиявший на пальце незнакомца. До сих пор он ещё не видел рубина такой величины и яркой окраски.

— Говорят ведь "как кровь". Я как-то обрезал палец…

— Я говорю про железное кольцо, — прервала его Адель. — Посмотри, самое обыкновенное и даже очень некрасивое кольцо, а глаз не оторвёшь. Оно словно о чём-то говорит.

— Волшебное кольцо, — подсказал Франк. — Откроет любую дверь и исполнит все желания. Если бы оно было моим, я бы попросил, чтобы ты танцевала со мной первый танец и все остальные тоже.

Адель засмеялась с оттенком тщеславия. Все-таки Мари не может похвастаться таким вниманием со стороны Франка, как она.

— Может, оно исполнит твоё желание, — кокетливо сказала она.

Случайно девочка перевела взгляд на лицо незнакомца и с ужасом обнаружила, что его пронизывающие глаза устремлены на неё. У Адели ноги словно приросли к тротуару, и, как ни звал ее Франк, она не могла заставить себя сделать ни шагу.

— Как тебя зовут, дитя моё? — довольно ласково спросил незнакомец.

Франк, в котором после словесной битвы со старухой не угас ещё воинственный пыл, ответил за Адель:

— Марта.

Незнакомец бросил на него досадливый взгляд.

— Так как же тебя зовут? — настойчиво повторил он.

— Не ваше дело, — грубо сказал Франк. — Мама не разрешает ей разговаривать с бродягами и цыганами.

При разговоре со старухой Адель была восхищена смелостью приятеля, но сейчас ей не хотелось обижать опасного незнакомца, уже весьма хмуро поглядывавшего на нахального мальчишку.

— Твоё будущее тебе известно, — мрачно бросил незнакомец Франку. — Ты влюбишься в безобразную старуху, и…

Его прервал неискренний, но зато громкий смех мальчика.

— А тебе, Адель, предсказали много горя.

— Она не верит всяким глупостям, — заявил Франк.

— Дай мне что-нибудь на память, Адель, и тогда я смогу тебе помочь. У тебя красивое ожерелье. Подари мне его.

Девочку пробирала нервная дрожь. Сама не зная, почему и зачем, она сняла с шеи ожерелье и протянула незнакомцу.

— Однажды, дитя мое, мы встретимся вновь, и я помогу тебе в самую трудную минуту, когда твоей жизни или рассудку будет грозить опасность. До свидания, Адель.

Франк был почти в истерике от хохота. Зато Аделью овладела страшнейшая усталость. Она не заметила, когда и куда скрылся незнакомец, а когда убедилась, что он исчез, повернулась к приятелю.

— Прошу тебя, Франк, отведи меня домой. Я не хочу идти к Дэзи. Мне очень плохо.

— Что ты говоришь? — изумился мальчик. — Это тебя напугал проклятый цыган. Зачем ты отдала ему свое ожерелье?

— Не знаю. Я не хотела… но отдала. Ты можешь идти к Дэзи, Франк, а я вернусь домой.

— Не глупи, Адель. Ты много потеряешь, если не пойдешь на праздник. Кроме того, ты обещала мне первый танец, а волшебное кольцо сделает так, что ты сегодня будешь танцевать только со мной. Ну, пойдем же, не будем терять время.

Когда дети скрылись, незнакомец вышел из переулка и посмотрел им вслед.

— Эх, дети, дети! Разве не говорили вам родители, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми? — произнес он, покачав головой. Потом он перевел взгляд на перекрёсток и крикнул. — Выходи, Маргарита, не прячься.

Старуха опасливо выглянула из-за угла.

— Не бойся, старая карга, я уже забыл, как ты меня обманула в последний раз, и почти рад нашей встрече.

Старуха обнажила в улыбке редкие кривые зубы.

— Не думала, что сегодня меня ждёт такая удача, Жан. Я полагала, что ты давно отрёкся от мира, а ты здесь, среди людей, да ещё выманил вещицу у глупой девчонки. И как тебе удаётся заставлять их самих отдавать всё, что тебе нужно?

— У тебя тоже не пустые руки, старая ведьма, — засмеялся Жан. — Что украла на этот раз?

Старуха охотно разжала кулак и показала серебряные часы.

— Вытащила прямо из кармана дрянного мальчишки, — похвасталась она. — Теперь он в моей власти. Мне бы хотелось играть и им и против него, слишком уж он нахальный, но… не в моих правилах отрекаться от собственных слов. Я поняла так, что ты с умыслом завладел ожерельем и будешь играть против меня? Ведь не будешь же ты и дальше на меня дуться?

— Я не был бы против, если бы ты не плутовала.

— Разве я способна обмануть? — игриво ужаснулась старуха. — Как бы мне, бедной, не пострадать! Когда я играю с тобой, я всегда проигрываю.

— А в последний раз? Учти, Маргарита, если ты ещё раз меня обманешь, лучше мне не попадайся.

— Все будет по-честному, — серьезно пообещала старуха. — Был грех, но больше такого не повторится, хотя… благодаря тому проигрышу, Жан, ты наконец-то перестал казаться прекрасным юношей, а я получила столько лет, что до сих пор превосходно себя чувствую. Если бы меня не тянуло играть именно с тобой, то я была бы на вид совсем молоденькой.

Жан покачал головой.

— Думаешь, мне неизвестно, как ты облапошиваешь неискушенных в твоих проделках новичков?

— Должна ведь я хоть как-то возместить проигранные тебе годы, — возразила Маргарита. — Вот я и возмещаю их за счёт этих юнцов… А помнишь, какой я была когда-то, когда мы ещё не выдумали эту проклятую игру на годы жизни.

— Да, — мечтательно сказал Жан. — Ты была так хороша, что я чуть было не сделал глупость. Я ведь хотел жениться на тебе, но, к счастью, вовремя передумал.

— Ах, мой милый, — снисходительно бросила старуха, — если бы я захотела, то ты и сейчас… Но кто раз сыграл в эту чудовищную игру, уже не может от неё оторваться. До любви ли тут? Впрочем, ты увидишь, что я сделаю с мальчишкой, когда настанет заветный день.

— На это ты мастерица. — с доброй усмешкой, вызванной воспоминаниями, согласился Жан. — Знаешь, Маргарита, я ещё сегодня готов был тебя убить, но увидел и… Наверное, мы с тобой слишком старые друзья, чтобы долго помнить обиды.

— Ты до сих пор не избавился от сентиментальности, Жан, — укоризненно сказала старуха. — Поэтому-то тебе в этой жизни всё дается труднее, чем мне.

Жан косо взглянул на неё. Было очевидно, что ему не понравилось последнее замечание давней приятельницы, и старуха это поняла.

— Мне странно вот что, — заявила она. — Ты кочуешь по чужим странам, а всегда, если есть такая возможность, выбираешь соотечественников. Почему?

— Это усиливает азарт.

— Чудно это. Вот у меня никаких пристрастий нет.

— У нас и роли разные.

— Это верно, — согласилась старуха, довольная, что её собеседник больше не сердится.

— Однако учти, Маргарита, что девушке труднее путешествовать, чем парню, и не готовь самых ужасных из твоих страшилищ.

— Нет, такого я пообещать не могу, — категорически отказалась старуха. — Да и в твоем распоряжении будут великие силы. Признаюсь, что я уже приготовила свою армию. — Она захихикала от удовольствия, и глаза её так засверкали, словно их никогда не застилали бельма. — Кое-кого я ещё добавлю, время есть, но в основном…

— Я тоже, — признался Жан. — Среди них я ввожу одного… как бы это выразиться…

— Понимаю. — закивала головой Маргарита. — Иногда такое введёшь, что и не знаешь, как это назвать.

— Вот именно. Я даже не уверен, сумею ли воспользоваться этой фигурой, а если смогу, то каким образом, но почему-то мне пришла в голову такая странная мысль.

— Будет неплохо, если эта фигура неожиданно сыграет на пользу мне, — мечтательно произнесла старуха. — Это выходит всегда очень смешно.

— И выгодно, — прибавил её приятель.

В лицах обоих собеседников явственно читался азарт заядлых игроков и нетерпение начать.

— Наверное, это какая-то волшебная фигура? — попыталась кое-что выведать Маргарита, но Жан лишь пожал плечами. — Почему-то ты используешь мало волшебства, а я предпочитаю силы пострашнее и помогущественнее.

— Я думаю, что мои методы тоже неплохие, Маргарита, ведь, кроме того раза, когда ты сплутовала, я всегда выигрывал.

— Ох уж мне эти твои выигрыши! Они сделали меня старухой!.. А условия те же?

— Да. Кости, определяющие время, у меня есть.

— И у меня тоже, — кивнула Маргарита. — Карта тоже. Наша с тобой карта. Мне даже глядеть на неё не надо, ведь я помню её наизусть. Фигуры я вырезала, ты тоже. Девчонка должна продержаться столько времени до появления новой фигуры, сколько покажут кости, и горе ей, если я брошу кое-какие из своих фигур, а кости покажут самое долгое время. Бросаем по очереди, и я — первая, ведь я выиграла в прошлый раз.

— Скажи лучше "сплутовала", — поправил Жан.

— Не бойся, я не пойду с козырей, иначе игры не будет, и я не наберу столько лет, сколько мне нужно, чтобы самой омолодиться, а тебя состарить. Пусть девчонка сначала пообвыкнет, научится вести себя в незнакомом мире, а уж потом я напущу на неё своих питомцев.

— Разумно, — согласился Жан. — Давай условимся, что первые шесть фигур мы возьмем из общих. Ты — три, и я — три.

— Но уж потом можно будет пользоваться и своими подопечными и общими. Кстати, я вырезала три фигуры для общего фонда.

— Наверное, самые свирепые?

— Как раз нет. Для меня они не годятся, хотя и могут оказать мне услугу.

— Я тоже позаботился о нейтральном фонде…

Старуха оживилась.

— Как ты сказал? Нейтральном? Вот это мне нравится! Нейтральная фигура.

— Ни злая и ни добрая. Не враг и не друг. Пригодится и мне и тебе, — пояснил Жан.

— Но способная навредить, — коварно заметила Маргарита.

— Или помочь, — досказал Жан.

— Не забудь, что за использование волшебного средства или один ход пропускается или расплачиваешься годами, — напомнила старуха. — Может нарушиться очередность и в том случае, когда мои фигуры помогут мне нарушить твои планы, но я откажусь от выигранных при этом лет.

— Или мои фигуры разрушат твои козни.

— Не жди, мой дорогой. Ох, и повеселюсь я на этот раз!

— Боюсь, что мне опять будет не до смеха, — пробормотал Жан и громко сказал. — Ну, так до скорой встречи, Маргарита. Готовься к битве, ждать осталось недолго.

— Уж скорее бы наступила заветная ночь! Мочи нет терпеть. А теперь я побегу, Жан. Недосуг мне, дела ждут.