"Чистая вода" - читать интересную книгу автора (Якобсен Рой)

3

Юн долго стоял в темноте под деревьями, все не мог решиться войти. Над парковкой, над машинами, мотоциклами и горланящей молодежью разносился из открытых окон клуба праздничный гвалт и гремела музыка. И сегодня получилось, как обычно: он так долго собирался с духом, что перегорел. На нем были парадная куртка и лучшие брюки; сапоги, правда, заляпаны глиной, но сейчас там этого все равно никто уже не заметит.

Тут он обнаружил, что на углу одиноко маячит Карл, и направился к нему. Они взглянули друг на друга. Говорить Карл был не в состоянии, красные запавшие глаза слезились, в горле что-то булькало, рвалось наружу. Это на него Юн обычно пахал в страду, забивал ему скот, каждую осень разыскивал в горах пропавших овец и вырыл чуть не все дренажные канавы на его болотах.

Карл напрягся, запрокинул голову и вытащил из кармана бутылку — без пробки и почти пустую. Юн сделал глоток и двинулся к входу. Двое парней остановили его в дверях и заговорили с ним, но он молча прошел мимо. В танцзале купил себе чашку кофе, умудрившись не сказать ничего глупого девчонке-подавальщице, и встал у колонны. Пока все шло неплохо.

Но тут подошли парни, пристававшие к нему у дверей. У них свое рыбохозяйство на севере острова, лосося разводят. Юн знал этих ребят с пеленок. Насколько он помнил, их дежурными шутками и насмешками сопровождались все самые позорные его появления на публике.

— Приветик, Юн,— сказали парни, поводя широкими плечами. Женщин у этих обладателей мощных мотоциклов, кожаных курток и шейных платков было столько, что они и не собирались смотреть в эту сторону раньше трех часов ночи. Их лососевая ферма считалась на острове курицей, несущей золотые яйца,— большей удачи здесь сроду никому не выпадало. Юн этих двоих не выносил.

— Привет,— ответил он, отвернулся и стал смотреть на танцплощадку, там веселилась заезжая компания из города. Кто-то наступил на бутылку из-под пива и с грохотом упал. При этом он опрокинул пару стульев и сшиб на пол молоденькую девчонку, она заплакала и дернулась в сторону от потянувшихся к ней рук. Юн громко засмеялся.

— Ты сбежал из дому? — спросил один из парней.

— Угу,— ответил Юн.

— И что ты здесь делаешь?

— Не знаю.

— Ну да, ведь танцевать ты не мастер.

Они засмеялись, потом взялись обсуждать, хороши ли у Элизабет сиськи. Юн не вслушивался в эти сальности: он старался пореже открывать рот, когда ему встречались эти двое. Но сегодня вдруг огорошил их вопросом:

— Кто это там за столом, вместе с Кари и Герд?

— Чего ты сказал? А — это водолазы, они работают на Лангеванн. А тебе зачем? Кстати, ты стричься когда собираешься? Длинные волосы уже не в моде.

Юн всегда носил длинные волосы. Он и хотел бы не отставать от моды, но попытки угнаться за ней делали его еще смешнее. К тому же все старые звезды «Нэшвилла»

по-прежнему ходили с длинными гривами, как и кумиры Юна — английские музыканты, игравшие тяжелый рок.

Он отошел от своих мучителей, встал рядом со. столиком водолазов и молча стоял так, пока они не обратили на него внимание. Кари спросила, чего он на них таращится.

— Напился, что ли? — крикнула она. Юн в упор разглядывал одного из водолазов.

— Вы не местные,— сказал он.

— Нет,— ответил мужчина и под хихиканье девиц смерил его ответным взглядом.— Мы здесь работаем. А ты здешний, да?

Да, Юн здешний.

— Я так и понял по твоему костюму.

Он потрогал вязаный галстук Юна, и по смеху девушек догадался, что перед ним поселковый дурачок.

Водолаз был хорош собой: лет тридцати или сорока, невысокий, с мягкими чертами смуглого лица, черными вьющимися волосами и бойкими карими глазами, похоже, успевавшими заметить почти все. Что-то есть в нем темное, крысиное, подумал Юн. Всякого человека он для ясности любил сравнить с животным. Элизабет, к примеру, числилась лебедушкой, правда немного раскормленной.

— Трудно работать на болотах?

— Со временем, конечно, это выматывает,— громко ответил водолаз.— Но мы, к счастью, уже почти закончили, еще пара недель — и все…

На лице его красноречиво отразилось это счастье: всего две недели, и они наконец уедут отсюда навсегда.

— К счастью? — переспросила Герд обиженно.

— Нет, конечно, мы мечтали бы остаться тут насовсем, с вами. Скажи, Пол?

Второй закивал. Юн заметил у обоих черную кайму торфа под ногтями и обручальные кольца. И он видел, что они того же мнения об острове, как почти все приезжие: медвежий угол, преддверие смерти. Каждый день дожди,

дома стоят так редко, что соседнего не видно. Что здесь человеку делать? Только деньги заколачивать, бешеные деньги, и на полную катушку использовать все скудные возможности поразвлечься, какие тут можно найти.

Юн без обиняков сообщил, что болота скрывают тайну. Водолазы вдруг перестали смеяться.

— Ты что имеешь в виду? — сурово спросил невысокий чернявый водолаз.

— А ничего,— ответил Юн и взглянул на него столь же сурово — для того он и собирался с духом, а молчать он умел как мало кто. Следующий ход был за водолазом. Но тут вмешалась Кари и, чтобы развеять сгущающиеся тучи, сказала, что Юн, мол, никогда не думает, что говорит.

— У тебя все в порядке, Юн? Присаживайся, стопочку нальем.

Юн опрокинул ее стоя, лихо глотнув желтого самогона, налил немного и в кофе, но по-прежнему не сводил с лица водолаза выжидающего взгляда. Чернявому явно было не по себе из-за того, что он сидит, а Юн стоит. Он прокашлялся и чуть отодвинул стул назад.

— Там человек сгинул,—сделал Юн следующий выстрел: короткая фраза, без всяких пояснений.

— Что значит «сгинул»?

— Сгинул? Утонул в болоте! Страшно тебе?

— Мне страшно? — Лицо водолаза налилось кровью.— Какого дьявола мне должно быть страшно, парень,— ты в уме?

— Он имеет в виду старое предание,— вмешалась Кари.— Здесь, на острове, мы живем в каменном веке. Народ верит в сказки, в привидения, приметы, в черта с дьяволом, только не в Бога… Вот и Юн так же.

Водолаз перевел взгляд с нее на Юна, глотнул самогона и отвернулся к танцплощадке. Юн заметил, что его товарищ Пол, все время державший руку на бедре Герд, теперь убрал ее. Что-то здесь нечисто. И Герд улыбается как-то неуверенно.

— А я в сказки не верю,— сказал Юн, продолжая стоять и неотступно смотреть на них, непреклонный в своем любопытстве.

И терпение водолаза лопнуло.

— Какая еще тайна? — сорвался он на крик.— Этот придурок что, всю ночь будет тут стоять и загадки загадывать?

— Любовная, конечно,—угодливо ответила Кари.— Несчастная любовь. В деревнях сохранилось предание о прекрасном юноше, что жил когда-то на болотах, на хуторе у Лангеванн. Он полюбил дочь пастора, а она — его. Он был готов на все, чтобы жениться на ней, но пастор и слышать об этом не желал: юноша был беден. В конце концов пастор согласился дать им шанс, если юноша исполнит его задания…

— Ясно,— прервал водолаз.— Не надо мне всю историю рассказывать…

— Это была девушка,— сказал Юн, чтобы удержать беседу в нужном русле.

— Фу-у,— вздохнула Герд.

— Ну какая девушка, а? Погиб юноша. Он не сумел…

— Девушка,— сказал Юн.

— Юноша!

Он посмотрел водолазу в глаза.

— Ты как считаешь?

— Я?! Мне откуда знать?

Кари запрокинула голову и засмеялась дребезжащим

смехом.

— Он может сказать одно иностранное слово,— оживленно затараторила она.— Правда, Юн?

Он замахнулся на нее для острастки, но болтушку это

не остановило.

— Ну, давай, давай, говори! Нам хочется послушать.

— Стесолид,— покорно исполнил Юн старый номер, лишь бы побыстрей вернуться к теме разговора, но водолаз не упустил шанса, захохотал. И Юн за один ход проиграл партию — они перестали бояться. Пол снова обжи-

мался с Герд, крысястый стрелял глазами по сторонам так же проворно и самоуверенно, как и до начала разговора. На повестке дня снова был праздник, танцы, самогон в белых чашках. «Профукал я такой отличный случай»,— с горечью подумал Юн.

Он отошел от стола и сел у стены, рядом с двумя некрасивыми подружками, которых никто не приглашал, а они отчаянно делали вид, что их этот позор нисколько не тревожит. Юн начал пьянеть; смежив набрякшие веки, выжидал, не откроется ли водолаз для нового удара, но бесполезно. Кто-то налил Юну еще спиртного, и он отключился.

А очнулся, когда выходившая из клуба толпа вынесла его на улицу, под дождь. Праздник кончился. На крыльце к Юну подошел тот крысястый водолаз и взял его за локоть.

— Эти девчонки совсем сумасшедшие,— доверительно сообщил он. Потом сменил тон: — Мне надо с тобой поговорить. Есть минутка?

Он отступил в темноту, сунул в рот сигарету и стал возиться со спичками, они никак не разгорались.

— Закуришь?

–Нет.

Водолаз отшвырнул коробок.

— Почему ты пришел со своей историей именно ко мне?

С какой историей? В голове у Юна был туман. Насколько он помнил, его карта бита и второй раз не сыграет; время уже за полночь, ему надо идти. Но водолаз не отпускал его.

— Отвечай,— раздраженно велел он.

— Отпусти меня,— попросил Юн.

— Ты слышал, что я сказал?

Гнев еще сильнее подчеркнул крысиные черты его внешности, и Юн понял, что водолаз пьян. К тому же здесь он был чужим и допустил ошибку.

— Ты слышал, что я сказал,— повторил он слишком громко,— ты, дурак?

Толпа мрачно смолкла. Дальше Юну уже ничего не надо было делать — ни трепыхаться, ни вырываться. Он здесь свой, пусть недотепа, даже дурак, предположим, но он поселковый дурак, и чужих это не касается. Один из владельцев лососевой фермы втиснулся между ними и, дыша водолазу в лицо, поинтересовался, где он здесь дураков нашел.

Чужак посмотрел на толпу молодежи в круге света — ораву молодняка навеселе и на взводе — и понял, что весь вечер играл краплеными картами.

— Так где здесь дураки, я не понял? — переспросил парень с угрозой.

И поскольку водолаз не отвечал, противник деловито взялся за карман его куртки, повис на нем всей тяжестью налитого спиртным тела и висел так, пока куртка не разорвалась, а сам он не упал в грязь.

Толпа засмеялась.

Парень весело поднялся на ноги, вскинул руки и раскланялся как победитель. Из толпы вылетела бутылка и угодила водолазу в глаз.

Юн отошел на опушку березняка, чтобы наблюдать происходящее оттуда. Владельцы лососевой фермы по очереди наскакивали на водолаза — наполовину в шутку, наполовину всерьез; толпа их подзуживала, страсти накалялись. Но тут появились Кари с Герд, а они за словом в карман не лезут. Водолаза отбили, и под плевки и улюлюканье зрителей обе пары припустили вниз по дороге.

Шум утих. Некоторое время обсуждали, где продолжить праздник. Парами и поодиночке люди отделялись от толпы и исчезали в темноте, тарахтели мотоциклы, с парковки одна за другой уезжали набитые машины. Наконец погасили свет, и за последним шатающимся участником гулянья захлопнулась дверь клуба.

Обычно Юну было любопытно, кто с кем ушел и кто отправился не домой, а в амбар или на сеновал, чтобы вписать новые тайные страницы в бесконечный кондуит укромной жизни острова. Но сегодня его это не интересовало. Он побрел через лес, по старой колее спустился к воде и вдоль моря пошел домой.

Против ожиданий там было пусто: странно, вообще-то жена Ханса по субботам не работает, и Элизабет обещала быть дома.

Юн включил видеокамеру и уселся на стул.

— Я виделся с водолазами,— сказал он.— Говорил с ними. Они напуганны.

Но он не уточнил, чем именно, а обрушился с попреками на некоторых, кому дома не сидится.

— Ты мне обещала! — повторял он.

Когда Юн умрет (что могло случиться в любой момент), этот видеоархив усилит муки совести его эгоистки-сестры, все годы ловко душившей их в зародыше.

Он находил все новые и новые слова, чтобы выразить свое одиночество, и жалость к себе сильнее сжимала горло. Юн разрыдался. Зеркало объектива отразило его взопревший лоб с прилипшими мокрыми волосами: измочаленный замухрышка, еще более жалкий, чем в самые тяжелые часы своей жизни.

— Я не пью больше лекарств,— выкрикивал он,— и ты знаешь, как это ужасно! Ты обещала помогать мне!

Юн разошелся и бушевал, пока его не сразила ужасная мысль: все, что он тут выкрикивает,— это правда, и он воистину самая жалкая тварь на этой мерзкой Божьей земле. Он убежал в свою комнату и включил музыку на полную громкость.

— Я еще ребенок,— кричал он,— я еще мал, но никто не хочет заботиться обо мне!

Он посмотрел на себя в зеркало. Парадная куртка? Смешно! Он стащил ее с себя и швырнул в шкаф. А эти брюки? Кто теперь носит такую дрянь?

Юн открыл окно.

— Пожалейте меня! — захлебываясь слезами, прокричал он в темноту.— Пожалейте!

И стало легче.

Он закрыл окно, приглушил музыку и сел на стул, совершенно опустошенный.

— Псих я,– признался он самому себе и покосился на зеркало, сконфузившись.

Проверил, не хочет ли он женщину. Обычно после праздников у него всегда возникало разнузданное желание. Но нет — сегодня нет.

Юн улыбнулся.