3

Следующая встреча у меня была назначена с мэром города Анатолием Силкиным, причем по его просьбе. Однако Силкин позвонил мне с сообщением, что сегодня вечером у него важные переговоры, пропустить которые он никак не может, а потому просит его извинить. В заключение он поклялся приехать на будущей неделе сам и непременно повидаться с Храповицким и со мной.

Силкин был, как выражаются бандиты, на редкость «мутным» парнем. Вряд ли он сам знал, когда он говорил правду, а когда врал. В свое время он работал комсомольским секретарем на автозаводе, потом администрация пристроила его начальником отдела по технике безопасности — ничего лучше придумать не смогли. Зато когда в Нижне-Уральске случились первые выборы, кто-то из заводских генералов о нем вспомнил.

Хороших работников отдавать в мэры им было жалко, а не участвовать в выборах при их возможностях — казалось глупо. И Силкин в одночасье сделался мэром.

К своей новой высокой должности он за четыре года так и не привык и часами просиживал в приемной директора автозавода, согласовывая с его помощниками любое распоряжение мэрии. При этом полагая, что все в этой жизни преходяще, кроме денег, воровал он безбожно.

Завод расплачивался с городом своими векселями, которые были обеспечены не деньгами, а автомобилями. Векселя Силкин регулярно получал с большим дисконтом, жалуясь на нехватку денег в скудной муниципальной казне. Машины он реализовал огромными партиями через свои фирмы, но уже по их реальной цене. Разница шла ему в карман.

Время от времени мы проводили с Силкиным кое-какие взаимозачеты, и я лично отвозил ему в кабинет полагающуюся ему долю. При этом он каждый раз поражал меня своей скупостью. Деньги он брал только в долларах, но считал по какому-то своему курсу, так что к ста тысячам ухитрялся приклеить сверху еще тысячи полторы.

Я не знал, зачем он хотел со мною встретиться и почему вдруг отменил встречу. Скорее всего, в предвыборной лихорадке он, на всякий случай, старался дружить со всеми, но без особых обязательств. Ломать себе голову по этому поводу я не стал. И в начале восьмого с корзиной цветов я подъезжал на своей «БМВ» к ресторану «Урал», дабы внести скромную лепту в чествование выдающегося жителя Нижне-Уральска.

Подобно всем провинциалам, озабоченным демонстрацией своей состоятельности, зимой я ездил на джипе, а с весны пересаживался на легковые машины. Не то чтобы наши дороги за зиму становились лучше. Напротив, разбитые тракторами, чистящими лед, к весне они напоминали изрытое бомбами поле. Но таков уж был обычай. И я подчинялся общим правилам. В российской провинции за пустое тщеславие вы платите больше, чем за удобство в Европе или даже в Москве.

— А этот Хасанов, он, что ли, татарин? — прервал мои размышления Гоша.

Я сидел за рулем, а Гоша, по обыкновению развалясь на пассажирском кресле, вел со мною светскую беседу.

— Наверное, — пожал я плечами. Гоша подумал.

— А вот Николай у нас, случайно, не татарин? — неожиданно спросил он, тыча пальцем в машины сопровождения. Сегодня их за нами ехало две, поскольку в дни моего пребывания в Нижне-Уральске Гоша усиливал меры безопасности.

— С чего ты взял? — удивился я. — Он и не похож вовсе.

— Настырный больно, — сообщил Гоша. — Сколько ни объясняй, все по-своему делает.

Гоша работал у меня начальником всей охраны, а Николай, ехавший в другой машине, — начальником смены. Время от времени у них вспыхивали конфликты, которые мне приходилось улаживать. И Гоша при любом удобном случае напоминал мне всеми доступными ему способами, на чьей стороне правда.

— Между прочим, Хасанова вовсе не Федор зовут. А Фердуз, что ли. Как-то по-ихнему. Это он уже сам на наш лад переделался, — задумчиво продолжал Гоша. — Хотя в Нижне-Уральске он все равно что Владимир Леонидович у нас. — Из уважения к Храповицкому он никогда не называл его за глаза по фамилии. — А может, и круче. У него даже собственный самолет есть.

— Старый, — охладил я Гошин пыл. Я не знал, какой у Хасанова самолет, но не любил беспредметной зависти, свойственной нашему простонародью.

— Я бы и от старого не отказался, — не сдавался Гоша. — А вы жену его видели?

— Видел, — ответил я нарочно небрежно, дразня его. — Как-то не очень запомнил.

— Ну уж не знаю, как вы не запомнили! — возмутился Гоша. — Даже я запомнил. А я в отличие от вас насчет женского пола не бабник. Не в обиду вам, конечно.

— А насчет какого пола ты бабник? — спросил я. Время от времени я тактично пытался ставить границы Гошиной вольности в обращении с русской грамматикой.

— Я насчет женского пола семьянин, — твердо заявил Гоша. — А не запомнить вы ее не могли! — Он уличил меня и торжествовал. — Она же к Хасанову в кабинет заходила, где вы были. А то, что вам толстые девушки больше красивых нравятся, так я не виноват.