Жюль Верн Маяк на далеком острове

Глава первая НАЧАЛО

Солнце вот-вот должно было исчезнуть за линией, разделяющей небо и море, и горизонт на западе сузился до четырех-пяти лье.[1] Погода стояла прекрасная. В противоположной стороне неба несколько небольших облачков то тут, то там поглощали последние лучи, которые вскоре не замедлят угаснуть в сумеречной тьме, довольно продолжительной на столь высокой широте: 55° Южного полушария.

В тот момент, когда от солнечного диска осталась лишь верхняя часть, на борту сторожевого корабля «Санта-Фе» раздался пушечный выстрел и на грот-мачте взвился, разворачиваясь на ветру, флаг Аргентинской Республики.

Одновременно вспыхнул яркий свет на вершине маяка, построенного на расстоянии ружейного выстрела от береговой линии узкого залива Эль-Гор,[2] где стоял на якоре «Санта-Фе». Смотрители и рабочие, команда корабля, собравшаяся на носу судна, длительными рукоплесканиями приветствовали первый огонь, зажегшийся на этом отдаленном побережье.

В ответ прогремели два других пушечных выстрела, несколько раз прокатившихся громким эхом по окрестностям. Флаги сторожевика были приведены в соответствие с требованиями, предъявляемыми к военным судам, и тишина вновь воцарилась на острове Эстадос,[3] расположенном в краю, где встречаются воды Атлантического и Тихого океанов.

Рабочие отправились на борт «Санта-Фе», чтобы провести там последнюю ночь. На берегу остались лишь два смотрителя, а их третий товарищ уже нес вахту на маяке.

Мужчины не сразу направились к себе. Они разговаривали, прогуливаясь по берегу.

— Что же, Васкес, — сказал младший, — завтра сторожевик выйдет в море.

— Да, Фелипе, — ответил Васкес. — Надеюсь, что переход не будет тяжел и «Санта-Фе» вернется в порт.

— Это так далеко!

— Ну, обратный путь не длиннее, чем сюда, дружок.

— Я так и предполагал, — рассмеялся Фелипе.

— Эх, мой мальчик! — продолжил Васкес. — Иногда больше времени занимает путь к цели, чем возвращение, если только не дует попутный ветер!.. В конце концов, полторы тысячи миль[4] — пустяки, если на корабле механизмы в порядке, а паруса целы.

— К тому же капитан Лафайате хорошо знает маршрут…

— Который совершенно прям, мой мальчик. Нужно взять курс на юг, чтобы добраться до острова, и держать его на север, чтобы вернуться. А если ветер будет продолжать дуть с суши, то корабль окажется защищенным со стороны берега и будет плыть, словно по реке Рио-де-Ла-Плата или по какой-либо другой.

— По реке с одним берегом, — возразил Фелипе.

— Не важно, если она добрая, а она всегда такая, если дует попутный ветер!

Как видим, Васкесу нравилось разговаривать со своим товарищем в таком шутливом тоне.

— Разумеется, — ответил тот, — но если ветер переменится…

— А вот это уже нежелательно, Фелипе. Но надеюсь, что такого с «Санта-Фе» не случится и уже через две недели он бросит якорь на рейде Буэнос-Айреса. А вот, например, если ветер задует с запада…

— Он не найдет укрытия ни со стороны суши, ни со стороны открытого моря.

— Точно говоришь, мальчик. Огненная Земля[5] или Патагония[6] — ни единой морской стоянки![7] Придется брать курс в открытое море, если не хочешь, чтобы корабль выбросило на берег!

— Но всё же, Васкес, мне кажется, что хорошая погода простоит еще долго.

— Я тоже так считаю. Сейчас самое начало теплого времени года… Иметь впереди три месяца — это уже кое-что…

— К тому же работы, — ответил Фелипе, — были выполнены в срок.

— Знаю, мой мальчик, знаю. Погода здесь в декабре такая же, как в Северном полушарии в начале июня. Теперь они уже налетают реже, эти внезапные шквалы, которые бесцеремонно бросают корабль в открытое море и срывают с вас зюйдвестку![8] Но как только «Санта-Фе» окажется в порту, пусть ветер дует и беснуется, как ему хочется… Нет оснований опасаться, что наш остров уйдет под воду вместе с маяком!

— Конечно, Васкес. Впрочем, сторожевой корабль вернется с нашей сменой…

— Через три месяца, Фелипе…

— Да, через три месяца и обнаружит остров на своем месте.

— И нас на нем, — ответил Васкес, потирая руки и выдыхая густой клуб дыма из трубки. — Видишь ли, мой мальчик, здесь мы находимся не на борту корабля, который ураган крутит и вертит. Или же если это и корабль, то он прочно стоит на рейде у самой оконечности Америки и не собирается срываться с якоря!.. Согласен, это суровые края! Моря, омывающие мыс Горн,[9] по справедливости пользуются дурной славой! Но теперь уже никто не станет подсчитывать число кораблекрушений у этих берегов, а грабители не смогут составить себе, как и раньше, приличное состояние! Всё изменится, Фелипе! Маяк на острове все изменит! И урагану, налетевшему с любой стороны, не удастся его потушить! Корабль вовремя увидит свет и, изменив курс, избежит опасности наткнуться на скалы мыса Тукуман, или Северал,[10] даже в самые темные ночи! Мы подадим сигнал, который морякам так необходим.

Надо было слышать, с каким воодушевлением говорил Васкес. Однако его пыл не нашел отклика в душе спутника. Фелипе с некоторым опасением думал о долгих неделях, которые предстояло провести на пустынном острове без возможности общения с себе подобными вплоть до того дня, когда придет смена. Однако Васкес был совершенно уверен в сказанном.

И в заключение старый моряк добавил:

— Видишь ли, мой мальчик, за сорок лет я избороздил все моря Нового и Старого Света в качестве юнги, новичка,[11] матроса и боцмана, А теперь, когда пришло время выходить в отставку, я не мог желать лучшего, чем стать смотрителем маяка — и какого! Маяка на краю Света!

Действительно, до чего же подходящим было подобное название для затерянного острова на краю обитаемой и необитаемой земли.

— Скажи мне, Фелипе, — продолжал Васкес, выбивая потухшую трубку о ладонь, — в котором часу ты сменишь Мориса?

— В десять часов. И до двух ночи…

— Хорошо. А после тебя я буду нести вахту до рассвета.

— Договорились, Васкес. А сейчас будет разумнее, если мы отправимся спать.

— По койкам, Фелипе, по койкам!

Смотрители поднялись к изгороди, окружающей маяк, и вошли в жилище, плотно затворив дверь.

Ночь выдалась спокойная. Перед рассветом Васкес погасил прожектор.

Как правило, в Тихом океане, особенно возле американских и азиатских берегов, приливы незначительны. А в Атлантике, наоборот, так сильны, что явственно ощущаются вплоть до самых удаленных краев Магеллании.[12]

В тот день утренний отлив начинался в шесть часов. Для того чтобы им воспользоваться, сторожевому кораблю пришлось бы отплыть на самом рассвете. Однако приготовления еще не были полностью закончены, и капитан решил выйти из бухты Эль-Гор на закате.

«Санта-Фе», корабль военно-морского флота Аргентинской Республики, водоизмещением в двести тонн, мощностью в сто шестьдесят лошадиных сил, имея пятьдесят человек команды, включая капитана и его помощника, использовался для охраны побережья от устья Рио-де-Ла-Плата до пролива Ле-Мер в Атлантическом океане. В ту эпоху инженерный гений еще не создал быстроходных судов, крейсеров, миноносцев и прочее. И хотя машины «Санта-Фе» не позволяли развивать скорость, превышавшую девять миль в час, она была вполне достаточной для береговой полиции Патагонии и Огненной Земли, где плавали лишь небольшие рыбацкие суда.

В тот год сторожевик получил задание проследить за ходом строительства маяка, возводимого аргентинским правительством на острове Эстадос у входа в пролив Ле-Мер. Корабль перевозил рабочих, а также материалы, необходимые для успешного воплощения в жизнь проекта талантливого инженера из Буэнос-Айреса.

Примерно три недели «Санта-Фе» стоял на якоре в глубине бухть! Эль-Гор. Выгрузив запас провианта на четыре месяца и убедившись, что смотрители нового маяка ни в чем не будут нуждаться, капитан Лафайате собрался увозить строителей. И, если бы некоторые непредвиденные обстоятельства не отсрочили окончание работ, «Санта-Фе» уже месяц тому назад вернулся бы в порт приписки.

На протяжении всей морской стоянки капитану не приходилось ничего опасаться в бухте, хорошо укрытой от северных, южных и западных ветров. Неприятности могли доставить только бури, налетавшие со стороны открытого океана. Но в начале летнего сезона можно было надеяться, что лишь мимолетные возмущения затронут Магеллановы края.

Пробило семь часов, когда капитан и его помощник Рьегаль вышли из кают, расположенных на корме корабля. Матросы заканчивали мыть палубу, сгоняя швабрами потоки воды. Старший боцман поторапливал вахтенных, хотя отплытие предполагалось только во второй половине дня. Команда расчехляла паруса, чистила вентиляционные трубы, драила медные чахли нактоуза[13] и балюстрады. Большую шлюпку подняли на шлюп-балку, маленькую оставили на плаву.

Когда взошло солнце, на гафеле[14] взвился флаг.

Через три четверти часа раздались четыре удара носового колокола, и вахтенные заняли свои места.

После завтрака два офицера поднялись на ют[15] и, убедившись, что небо безоблачно, приказали боцману доставить их на берег.

Тем утром капитан собирался в последний раз проинспектировать маяк, жилище смотрителей, склады, где хранились провизия и горючее, и убедиться в исправной работе различных приборов.

Он сошел на берег в сопровождении Рьегаля и направился к ограждению маяка.

По пути они говорили о трех мужчинах, которым предстояло остаться на этом диком острове.

— Нелегко им придется, — сказал капитан. — Трудно служить даже на маяках, имеющих ежедневное сообщение с сушей. Но надеюсь, что бывалым морякам даже тяжелая служба на суше покажется отдыхом.

— Несомненно, — ответил Рьегаль. — Однако одно дело быть смотрителем маяка на обжитом побережье и совсем другое — жить на пустынном острове, который никогда не посещают корабли, а если и заходят, то стараются провести там как можно меньше времени.

— Согласен. Именно поэтому смена прибудет уже через три месяца, хотя их первая вахта приходится на самое спокойное время года.

— И в самом деле, им не придется терпеть ужасные зимы мыса Горн…

— Ужасные, признаю, — ответил капитан. — После разведки, произведенной моим кораблем несколько лет назад в проливе,[16] от Огненной Земли до Земли Десоласьон,[17] от мыса Вирхинес[18] до мыса Пилар, мне никакие шторма не страшны. Но у здешних смотрителей есть прочное жилище, которое не разрушат никакие ураганы. У них не будет недостатка ни в провизии, ни в угле, даже если их вахте суждено продлиться на два месяца дольше. Мы оставляем смотрителей в добром здравии и найдем их в том же состоянии, поскольку воздух здесь хотя и холодный, но очень чистый. А потом, Рьегаль, вот еще что: когда морским властям потребовалось найти смотрителей для Маяка на краю Света, желающих оказалось великое множество.

Офицеры подошли к ограде, где их уже ждали Васкес с товарищами. Смотрители открыли калитку и приветствовали гостей по всей форме.

Прежде чем заговорить, капитан Лафайате осмотрел хозяев с ног, обутых в тяжелые морские боты, до головы, покрытой капюшоном непромокаемого плаща.

— Как провели ночь? — спросил капитан, обращаясь к старшему смотрителю.

— Хорошо, господин капитан, — ответил Васкес.

— Кораблей в открытом море не видели?

— Нет.

— А в проливе Ле-Мер?

— И в проливе тоже. Небо было ясным, и огни видны по меньшей мере на расстоянии в четыре мили.

— Прожектор работал нормально?

— Да, господин капитан, до самого восхода солнца.

— В караульной не холодно?

— Нет, господин капитан. Дверь плотно закрывается, а в окнах двойные рамы.

— Давайте сначала осмотрим дом, а потом маяк.

— Мы в вашем распоряжении, господин капитан, — ответил Васкес.

Жилище смотрителей располагалось на нижнем этаже башни. Стены были такие толстые, что могли выдержать любые ураганы Магеллании. Офицеры внимательно осмотрели все помещения. Обитателям можно не бояться ни дождей, ни морозов, ни снежных бурь, поистине чудовищных на почти антарктической широте.

Комнаты были разделены коридором, в глубине которого находилась дверь, ведущая внутрь башни.

— Давайте поднимемся, — предложил капитан Лафайате.

— Мы в вашем распоряжении, — повторил Васкес.

— Нам достаточно одного сопровождающего.

Васкес подал знак товарищам, чтобы те оставались внизу, а сам толкнул дверь, ведущую на лестницу. Оба офицера последовали за ним.

Крутая винтовая лестница со ступеньками, выбитыми в стене, освещалась через узкие бойницы.

После того как добрались до вахтенного помещения, над которым были установлены фонарь и осветительные приборы, оба офицера сели на круглую скамью, прикрепленную к стене. Сквозь четыре небольших окна, прорубленных в стенах, можно было обозревать все стороны горизонта.

Хотя ветер дул умеренный, он всё же довольно сильно завывал на такой высоте. К этим звукам примешивались крики чаек, фрегатов и альбатросов, паривших, широко распластав крылья.

Капитан Лафайате и его помощник по очереди подошли к окнам и убедились, что те находятся в хорошем состоянии. Затем, чтобы получше рассмотреть остров и омывавшее его море, офицеры поднялись по лестнице, что вела на балюстраду, окружавшую фонарь маяка.

Часть острова, которая открылась их взору на западе, была пустынной, равно как море к востоку и югу и пролив к северу, слишком широкий, чтобы удалось различить противоположный берег. У подножия башни, на берегу залива Эль-Гор, сгрудились матросы «Санта-Фе», стоявшего в глубине на якоре. А в открытом море — ни паруса, ни дыма. Только бескрайние водные просторы!

Проведя на маяке четверть часа, оба офицера в сопровождении Васкеса спустились и вернулись на корабль.

После обеда капитан Лафайате с помощником вновь отправились на сушу. Они решили посвятить часы, предшествующие отплытию, осмотру левого берега залива Эль-Гор. Уже несколько раз без лоцмана — понятно, что на острове Эстадос таковых никогда не было, — капитан входил в дневное время и занимал привычную стоянку в маленькой бухточке у подножия маяка. Но из осторожности никогда не пренебрегал возможностью произвести новые промеры.

Офицеры продолжили свою прогулку по побережью, беря на заметку некоторые ориентиры. Если двигаться осторожно, то плавание представлялось вполне возможным, поскольку для такого судна, как «Санта-Фе», хватало воды даже при отливе. А теперь по заливу, освещаемому маяком, станет намного легче идти и ночью.

— Досадно, — сказал капитан, — что подступы к заливу таят в себе столько опасностей среди рифов, уходящих в открытое море. Терпящие бедствие корабли могли бы найти здесь укрытие, единственное от самого Магелланова пролива.

И это было абсолютной правдой. Однако далеко еще то время, когда на морских картах появится описание фарватера, ведущего в глубину залива Эль-Гор на восточном побережье[19] острова Эстадос.

В четыре часа офицеры возвратились. Попрощавшись с Васкесом, Фелипе и Морисом, остававшимися на берегу в ожидании отплытия корабля, они поднялись на борт.

В пять часов давление в котле начало подниматься; труба сторожевика извергала кольца черного дыма. Вскоре прилив достигнет своего максимума и «Санта-Фе» поднимет якорь.

Без четверти шесть капитан отдал приказ поворачивать брашпиль.[20] Винт был готов прийти в движение, а избыточный пар вылетал через трубу.

На носу старший офицер наблюдал за действиями матросов. Вскоре якорь был поднят, подтянут к клюзу,[21] а затем укреплен на кат-балке.[22]

«Санта-Фе» отчалил под прощальные возгласы трех смотрителей. И что бы там ни думал Васкес, его товарищи не без волнения смотрели на удаляющийся сторожевой корабль, а офицеры и матросы испытывали грусть, оставляя этих мужественных людей на острове у южной оконечности Америки.

«Санта-Фе» на малой скорости следовал вдоль извилистых берегов залива Эль-Гор. Не пробило и восьми часов, когда корабль на всех парах устремился через пролив в открытое море. В ночной тьме Маяк на краю Света казался путеводной звездой.