"Вслед за Великой Богиней" - читать интересную книгу автора (Захаров Аркадий Петрович)

Верста двадцать восьмая Там чудеса…

Не без основания «усомнился» Бакмейстер. Каких только невероятных слухов европейские авторы, начиная с Геродота, не распространяли о Севере России, и в особенности о Югре!

В XI веке Гюрята Рогович рассказал летописцу о горах, заходящих в морскую луку: «Путь к тем горам непроходим из-за пропастей, снегов и лесов так, что не всегда доходим до них, есть и подальше путь на север. В той горе высечено оконце маленькое, и они туда говорят, но нельзя понять их».

«Это люди, замурованные Александром Македонским», — делает свой вывод летописец из рассказа Гюряты.

В начале XIII века Плано Карпини, французский монах, в книге о своем посольстве к татарам сообщает: «Следуя далее, пришли они (татары) в землю самогитов (самоедов), которые живут охотою и вместо платья носят звериные кожи и меха. Оттуда дошли они до Океана, где нашли чудовищ, которые во всем прочем походили на людей, но имели бычачьи ноги и лицо похожее на собачье. Они несколько слов произносили по-человечески, но, впрочем, как собаки лаяли, смешивая то и другое, чтобы их поняли»…

Воистину, прочитав такое, Пушкин мог воскликнуть: «там чудеса!» На деле же ПланоКарпини никакого чуда не описал, и его известие — достовернее многих последующих. Просто мы имеем дело со смешением, а потом и с подменой понятий. Люди, живущие у «Океана», имели не бычачьи ноги, а обувь, сшитую из шкур, снятых с ног быков — оленей или лосей — камуса. Подобное объяснение находит и собачья голова. З. П. Соколова в книге «Путешествие в Югру» описала и нарисовала старинную мансийскую парку — верхнюю меховую одежду, капюшон которой кроился из шкуры с головы оленя, причем уши оставлялись целыми. Человек, одетый в такую парку, с ушами на голове и впрямь мог быть принят за собакоголового.

Еще больше нафантазировано авторами «Сказания о человецех незнаемых в восточной стране» — выдающегося по своему значению сколько-нибудь связного рассказа о народах, обитающих «за Камнем» в западной Сибири. В нем встречается множество баснословных сообщений о девяти племенах, ее населяющих. Это и самоеды, «зовомые молгонзеи» — людоеды; «линная самоядь» — летом живущие в море; «иная самоядь — по пуп мохнаты до долу, а от пупа вверх якож прочие человецы»; «Самоеды со ртами на темени и немые»; самоеды, умирающие зимой на два месяца; «люди, живущие в земле, вверху Оби, реки великия; иная самоядь — без голов, рты у них меж плечами, а очи в груди. Есть еще подземные люди у озера возле мертвого города и самоедь каменская, что живет по горам высоким около Югорской земли».

Настала пора сказать несколько слов о происхождении слова «самоед», которое отнюдь не означает, что его носитель поедает сам себя. Самоядь — искаженное слово саамо-ядне, что означает: земля саамов. Русские землепроходцы неправильно истолковали это название и перенесли как наименование народности на многие сибирские племена, в том числе ненцев и селькупов.

Саамы некогда населяли весь север Западной Сибири и являлись предшественниками и предками современных самодийских народов. Пришедшие с юга ненцы частично истребили, частично ассимилировали саамов, или, как их называли ненцы, сииртя (сихиртя).

По преданиям, сихиртя были совсем маленького роста, коренасты и крепки. Занимались они охотой на дикого северного оленя, рыбной ловлей и морским зверобойным промыслом. Жили они не в чумах, как ненцы, а в пещерах, землянках или жилищах с остовом из костей морских животных и покрытых дерном и землей. Окно и вход делались в крыше.

Сообщение Гюряты о жителях Севера, торгующих через окно в скале, — вероятно, сообщение о торговле с саамами, языка которых никто не понимал: «язык — нем».

Пришельцы с юга, выросшие в более благоприятных климатических и природных условиях, безусловно, были более высокорослыми, чем аборигены сииртя. К тому же люди склонны приуменьшать своего противника, а фольклору тем более свойственна гиперболизация. Вероятно, на этой основе зародились легенды о карликовом народе полярной тундры, живущем под землей.

Легенды о северных карликах были известны Руси, и Пушкин не ошибся, поселив карлу Черномора в полнощных горах Полярного Урала и Карского моря. Вспомним Людмилу в замке Черномора:

Кто бывал зимой на отрогах уральского хребта Пайхой, заходящего в море на Югорском полуострове, тот узнает эту картину.

Участники иностранных экспедиций, плававших вдоль северного побережья России в XVI–XVII веках, сообщали о диковинных, не похожих на ненцев людях.

Несомненно, это были сииртя, впоследствии переселившиеся на Кольский полуостров и известные нам теперь как саамы.

В конце XIII века венецианский купец Марко Поло в своей знаменитой «Книге» написал о стране Тьмы: «На север от этого царства (Сибирь) есть темная страна; тут всегда темно, нет ни солнца, ни луны, ни звезд. У жителей нет царя, живут они как звери, никому не подвластны. У этих народов множество мехов и очень дорогих. Все они охотники, и просто удивительно, сколько мехов они набирают. Соседние народы оттуда, где свет, покупают здешние меха: им носят они меха туда, где свет, там и продают; а тем купцам, что покупают эти меха, большая выгода и прибыль.

Великая Россия, скажу вам, граничит с одной стороны с этой областью».

Из книги о путешествии Марко Поло следует, что в XIII веке «торговые гости» из Средней Азии и Бухары прекрасно знали караванный путь в «страны полунощные» и если привирали чуть-чуть в описаниях, то лишь затем, чтобы набить себе цену, отпугнуть конкурентов и поднять свой престиж в глазах доверчивых читателей. Впрочем, так делали не только знаменитые путешественники по Сибири, но и писатели, в ней некогда не бывавшие, как, например, Даниэль Дефо, написавший роман о приключениях Робинзона в Сибири. У Пушкина была книга Дефо, в которой описано немало чудес, но он, несомненно, читал и ее раннее издание на французском языке. Но даже и серьезные ученые Российской академии находили в Сибирской земле немало чудесного. Василий Зуев из экспедиции академика Пал л аса писал своему руководителю о севере Сибири: «Зимою там почти свету нету, а бывают дни около Николы не более трех или четырех часов, в кои при свете писать можно. Летом же, напротив того, и днем и ночью такая светлость, что не только читать и писать можно, но между ранним вечером и ночью почти различия нету, и без привычки на первый случай уснуть нельзя… Кто желает сими приятностями наслаждаться, то пускай сам туда съездит, тогда увидит и мне поверит, сколь прелестное летнее тамошней страны состояние.

Северные сияния там не в большом почтении и не за великую особливость считают, потому что там и зимой и летом часто случаются, а особливо под осень. Простые северные сияния очень неудивительны, но которые с немалым треском и большим шумом зимой случаются, те часто приводят зрителей в удивление, ужас и преду — гадание. Тотчас после таких пойдут у их переговоры, перенятые у русских невидалцов, и всяк предбудущее по своему разуму заключает, но таковым заключениям здесь места нету, а для курьезности приложу одне мнения тамошних господ физиков, отчего оне происходят. Иные говорят, что солнце в море купается, и оттого свет оказывается и скрывается, а треск значит, когда оно о воду ударяется. Иные сказывают, что море горит в то время и от его волнования происходит сей стук и движение колумнов. Так наши остяки свою физику толкуют».

Книга о путешествии экспедиции Палласа также была в библиотеке Пушкина и, закрывая ее после чтения, поэт с полным правом мог сказать о Сибири: «Там чудеса!»