"Взмахни белым крылом" - читать интересную книгу автора (Эштон Элизабет)

Глава 2

Когда путешественники подкатили к «Каса де Агвилар» в старом квартале Севильи, было уже темно. Кэтрин с удивлением разглядывала выходивший на улицу фасад каменного здания, в котором не было ни одного окна, и невольно поежилась – таким мрачным и угрюмым показался ей этот дом.

– На первый взгляд выглядит довольно угрюмо, – заметил Сезар, словно угадав ее мысли. – В те незапамятные времена, когда он строился, хозяева больше всего заботились о том, чтобы туда не мог заглянуть ничей любопытный взгляд. Поэтому жилище сильно напоминало средневековую крепость. Правда, Сальвадор позаботился провести к ним водопровод, электричество и телефон, но тем и ограничился – он недолюбливает новомодные штучки. До центрального отопления дело так и не дошло...

Сезар взбежал по каменным ступенькам крыльца и потянул за шнурок железного колокольчика. Кэтрин проводила его взглядом. Глаза ее слипались. В темноте фигура Сезара вдруг показалась ей неправдоподобно высокой и немного мрачной. Он до странности соответствовал сейчас этому дому – угрюмому и суровому, похожему на тюрьму. В ее душе внезапно возникло странное отвращение к этому месту, а при мысли о том, что сейчас придется выйти из машины и переступить порог, ей еще больше стало не по себе. Наконец дверь отворилась, и пожилой слуга проводил их внутрь, в огромный холл, пол которого был выложен плиткой, а сам отправился к машине за их багажом. Кэтрин с любопытством огляделась. Чудовищных размеров вестибюль тянулся через весь дом. В противоположном его конце виднелась полуоткрытая дверь, судя по всему ведущая во внутренний дворик – патио. Падавший из окон свет мягко золотил листья растущих в нем апельсиновых деревьев, а струйка воды, бьющая из мраморного фонтана, сверкала, будто россыпь бриллиантов. Широкая мраморная лестница вела из холла на второй этаж. Толстые каменные стены старинного особняка надежно укрывали его обитателей от любого уличного шума. Но и внутри было удивительно тихо. И вообще, казалось, время здесь остановилось. Девушка зябко поежилась – ей почудилось, что она вдруг попала в какую-то арабскую сказку.

Однако вскоре тишину нарушил стук высоких женских каблучков. Затем из примыкавшего к холму бокового коридора донесся радостный возглас, и к ним навстречу бросилась дона Луиза де Агвилар. Лицо ее сияло, но одета она была во все черное – траур по умершему много лет назад мужу, который эта женщина поклялась соблюдать до своей кончины. Приземистая и пухленькая седовласая дама повисла на шее Эдвины.

– Дорогая моя, добро пожаловать! А это, наверное, твоя дочка, о которой ты нам столько рассказывала? Ну вот, наконец-то мы встретились!

Кэтрин была почти на голову выше почтенной доны Луизы, но та, ничуть не смутившись, привстала на цыпочки, чтобы ее поцеловать, и смущенная девушка была вынуждена подставить ей сначала одну, а затем и вторую щеку.

– Сезар, ну что же ты стоишь?! – вдруг воскликнула дона Луиза. – Беги скажи сеньору, что гости приехали! Он ждет не дождется!

Юноша молча повернулся и исчез в одном из коридоров. А дона Луиза обратилась к приехавшим, немного понизив голос:

– Увы, годы берут свое. Сальвадор уже совсем не тот, что был раньше, хотя все еще молодец, по-прежнему неукротимый! – По-английски она говорила хоть и свободно, но с сильным акцентом.

Насколько дона Луиза правильно подобрала слова, рассказывая о свекре, Кэтрин поняла тотчас же, как только на пороге появился хозяин дома. Не очень высокий, как и большинство испанцев, не более пяти футов с небольшим, он тем не менее выглядел на редкость внушительно. Может, причиной тому была гордая посадка седой головы и то, как прямо он держался. Из-под его лохматых, белых как лунь бровей сверкали удивительно живые темные глаза. Кэтрин даже невольно поежилась – казалось, ничто не могло укрыться от их проницательного взгляда. Подбородок дона Сальвадора украшала небольшая, аккуратно подстриженная эспаньолка. Он тоже был весь в черном, если не считать белой словно снег, накрахмаленной рубашки и такого же пояса-шарфа поверх старомодного длинного сюртука.

Взяв руку Эдвины, старик церемонно поднес ее к губам, потом ласково сжал пальчики Кэтрин – она уже знала, что незамужним девушкам в этих краях не положено целовать руку, – и приветствовал их на безупречном английском.

– Мой дом – ваш дом.

Между тем сбежалась прислуга – судя по всему, хозяева дома не испытывали в ней недостатка, – чтобы проводить дам в отведенные им комнаты. Сказав, что с радостью будет ждать их, чтобы лично проводить к обеду, Сальвадор ласково позвал с собой Сезара и удалился.

К величайшему своему облегчению, Кэтрин обнаружила, что их с Эдвиной поселили рядом. Узкое окно ее огромной комнаты открывалось прямо на балкон, который выходил в патио. Мебели было совсем немного – туалетный столик, исполинских размеров гардероб, большая старомодная высокая кровать и один-единственный стул. Блестящие полированные доски пола прикрывали несколько ковров. На белых оштукатуренных стенах не было ничего, если не считать небольшой картины, изображающей Пресвятую Деву Марию с младенцем на руках, которая висела в изголовье постели.

Через несколько минут появилась Эдвина, чтобы помочь Кэтрин выбрать платье для предстоящего обеда. Ее выбор остановился на длинном, до пола, туалете из бледно-голубого шифона, в котором девушка стала похожей на сказочную принцессу.

– Не удивляйся, что все, кроме нас с тобой, будут в черном, – предупредила тетка. – В этом доме строго соблюдаются традиции. На Страстной неделе принято носить траур.

– А много будет народу? – с тревогой в голосе спросила Кэтрин. Если бы не терзавший ее голод, она охотнее отправилась бы не к столу, а в постель. От усталости перед глазами все плыло, ноги дрожали. Девушке казалось, что день этот тянется бесконечно.

– Если честно, дитя мое, я не знаю. Наверное, обе девочки и, конечно, Хосе. Но сколько еще родственников съехалось в дом на праздники, понятия не имею.

Чувствуя себя под крылышком Эдвины уверенно, Кэтрин вошла вслед за ней в гостиную, где собралась вся семья в ожидании обеда. По старинным традициям он никогда не подавался раньше десяти часов, а часто и позже. Начались поцелуи, радостные слезы, объятия. Инесс де Агвилар, невеста, оказалась темноволосой пухленькой девушкой с очаровательными бархатными глазами. Ее брат Хосе, с каштановыми волосами и нервным лицом, был мало похож на испанца. Зато младшая из сестер, Пилар, оказалась истинной уроженкой Кастилии. Кэтрин даже немного смешалась – контраст белокурых, отливающих золотом волос и бархатных карих глаз в первое мгновение производил ошеломляющее впечатление. Пилар можно было бы смело назвать красавицей, если бы не надутые губы и не выражение недовольства на лице. Вопреки ожиданиям Эдвины, гостей в доме не было, если не считать жениха Инесс Рикардо Ларалде – невысокого, полнотелого мужчины с сальными волосами. Но его уже тоже можно было считать членом семьи.

Хосе с изысканной вежливостью на безупречном английском принялся расспрашивать женщин о путешествии. Не успели они ответить, как в разговор без малейшего стеснения вмешалась Пилар:

– Ах, как я вам завидую, сеньорита, – проехать одной через всю Испанию! Увы, такой свободой пользуются только английские девушки. Для нас, испанок, это невозможно.

– Но сеньорита Каррутерс ехала не одна, – напомнил ей брат, – с матушкой.

Пилар бросила косой взгляд в сторону Эдвины, которая в этот момент беседовала с доном Сальвадором и не слышала, о чем говорили молодые люди.

– Ну, она-то ничуть не похожа на наших испанских матушек! И все равно, надо иметь большую смелость, чтобы проехать всю страну вдвоем, без мужчины! Говорят, что в горах возле Бургоса по-прежнему полно волков!

– Честно говоря, мы не видели ни одного, – усмехнулась Кэтрин. Слава Богу, она узнала об этом только сейчас! – Самое страшное, что нам пришлось пережить, так это небольшой снегопад.

– Снегопад?! Он бывает в тех местах, дай Бог, раз в пятьдесят лет! Ах, сеньорита, какая вы счастливица! Как бы я хотела тоже посмотреть мир! – Темные, взволнованные глаза девушки остановились на смущенном лице Кэтрин. – Мама отказывается даже шагу ступить из Севильи. Мне придется ждать, пока я выйду замуж, а потом... Господи помилуй, могу себе представить! Тогда будет еще хуже! Придется всю жизнь просидеть в четырех стенах, плодя детей!

Кэтрин, не привыкшая к столь прямолинейным и откровенным высказываниям, слегка порозовела. Но полные неприкрытой горечи слова младшей сестры достигли ушей Инесс, и она обернулась, чтобы прочитать ей весьма суровую проповедь:

– Ты говоришь как неразумный ребенок, Пилар. Ни одна женщина не может хотеть от жизни большего, чем любящего супруга и детей. Что касается меня, то я буду благословлять небеса, если они пошлют мне такое счастье! – Выпалив это, Инесс послала в сторону Рикардо восторженный взгляд, а он в ответ с легким поклоном прижал руку к сердцу.

Явно стараясь унять разгоревшиеся страсти, в разговор сестер вмешался Хосе:

– Успокойся, Инесс. Пилар не хотела никого обидеть. Просто ей тяжело день за днем видеть молоденьких туристок, которые пользуются неограниченной свободой и наслаждаются жизнью, в то время как она, бедняжка, вынуждена подчиняться старым традициям нашей семьи.

В эту минуту Сальвадор, который, как оказалось, слышал и замечал абсолютно все, хотя и был поглощен разговором с Эдвиной, сурово глянул на внука и заявил:

– Свобода – это вседозволенность. Есть я дам свободу Пилар, можешь себе представить, кем она станет?!

Глаза юной испанки засверкали, и ярко-багровые пятна вспыхнули на ее щеках.

– Я стану женщиной, дедушка, – сердито воскликнула она, – а не просто товаром, выставленным на продажу, который получит тот, кто предложит больше!

Густые брови дона Сальвадора сурово сдвинулись, и Кэтрин вдруг с ужасом поняла, что эта изящная, очаровательная девушка злится потому, что ей не позволено самой выбрать свою судьбу. Эдвина не раз рассказывала ей, что в знатных семействах Испании принято обручать детей чуть ли не с детства, однако Кэтрин никогда не приходило в голову, что родительская воля может стать для них непосильным ярмом. Только сейчас она в полной мере поняла весь трагизм этого старинного обычая. Интересно, что бы она сама почувствовала, если бы ее приемная мать в полном соответствии с ним также нашла ей жениха?!

Суровое неодобрение, столь недвусмысленно выраженное главой семьи, положило конец спорам. И как раз в эту минуту слуга отворил дверь и церемонно объявил, что кушать подано. Сальвадор галантно подал руку Эдвине, Хосе подошел к Кэтрин, а Рикардо повел к столу дону Луизу. Маленькую процессию замыкали сестры Агвилар. Сезар куда-то исчез. Пока они шли по коридору, отделявшему гостиную от столовой, Хосе незаметно наклонился к уху Кэтрин и прошептал:

– Пилар еще очень молода и к тому же упряма. Бедняжке даже не приходит в голову, что любая женщина нуждается в защите и покровительстве мужа.

Кэтрин предпочла промолчать, хотя у нее вертелась на языке ехидная фраза о том, что ни у нее, ни у Эдвины нет никакой нужды искать себе защитников и покровителей, они отлично обходятся без них. Ей хватило ума вовремя прикусить язык – судя по всему, независимые женщины были в Испании не в почете.

Массивный обеденный стол был накрыт камчатной скатертью. Множество свечей в старинных бронзовых канделябрах заливали его ослепительным светом. Первым за стол уселся Сальвадор, но не во главе его, как ожидала Кэтрин, а немного сбоку. По правую руку от него устроилась Эдвина, по левую – дона Луиза. Кэтрин усадили напротив старика, между Хосе и Инесс, возле которой сел Рикардо.

Когда все рассаживались, в столовую вошел Сезар. Сердце Кэтрин пропустило один удар, а потом заколотилось как сумасшедшее. В костюме он показался ей неотразимым и выглядевшим немного старше, чем в пуловере и широких брюках. Пробормотав какое-то извинение за опоздание, Сезар отодвинул для себя стул возле Пилар. Недовольная гримаска тут же слетела с лица девушки, и она звонко защебетала. «Так вот в чем тут дело», – подумала Кэтрин, украдкой поглядывая, как темная голова молодого человека и золотистая головка Пилар склоняются друг к другу. И сердце ее вдруг заныло.

– Завтра вам и вашей очаровательной дочери, скорее всего, захочется отдохнуть, – услышала она между тем слова дона Сальвадора, обращенные к Эдвине. – Но послезавтра я отправляюсь в Валдегу посмотреть, как идут дела на ферме. Надеюсь, вы обе не откажетесь составить мне компанию. Там многое изменилось, и мне очень хотелось бы, чтобы вы это увидели.

– Мы с удовольствием поедем с вами, – с улыбкой ответила Эдвина, не замечая, что Кэтрин бросила на нее полный упрека взгляд.

– В этом году у нас появилось несколько отличных экземпляров, – с энтузиазмом продолжал Сальвадор. – Животные прошли достаточно жесткий отбор. Вы ведь знаете, скоро Пасха. После нее начнутся праздники, а значит, и корриды.

Кэтрин похолодела и, собравшись с духом, подняла голову.

– Если вы не возражаете, я бы предпочла остаться дома, – поспешно пробормотала она.

Приняв ее нежелание ехать за вполне естественный для такого юного и неопытного создания страх, Хосе попытался ее успокоить:

– Вам не стоит бояться. Это совершенно безопасно. Все быки там на привязи.

– Я вовсе не боюсь быков. И вообще не боюсь животных, – живо возразила девушка. – Но ведь их специально выращивают для корриды, не так ли? Что ж, мне нисколько не стыдно признаться, что я ненавижу корриду и не желаю видеть ничего, что имеет к ней хоть какое-то отношение.

В столовой воцарилась гробовая тишина. Глаза всех сидящих за столом обратились к Кэтрин. И на нее в эту минуту стоило посмотреть: от возмущения обычно бледные щеки порозовели, всегда кроткие серые глаза зажглись огнем. В эту минуту она стала настоящей красавицей. А еще посторонний наблюдатель, случись он рядом, легко заметил бы молчаливое одобрение в глазах всех троих молодых людей, сидящих за столом, и выражение безграничного изумления, почти комичного, на лице старого дона Агвилара. Тем не менее не он, а Пилар, опомнившись первой, ринулась на защиту любимого национального развлечения.

– Вы говорите как невежественная дурочка! – воскликнула она. – Вы ведь, несомненно, не видели ни одной корриды... я угадала? Тогда что вы в этом понимаете?! Вы же не знаете, как вскипает кровь в жилах у каждого при первых же звуках пасодобля[1], как беснуются зрители... вы не способны оценить несравненное искусство и несгибаемое мужество храбрецов, противостоящих грубой силе этих страшных животных. А все они настоящие герои! И я не могу представить себе, что может польстить женщине больше, чем цветок из рук самого матадора!

Кэтрин в ужасе воззрилась на раскрасневшуюся Пилар. Оказывается, эта очаровательная, хрупкая, как весенний бутон, девушка не только с удовольствием посещает корриду, но и осмеливается выступать в защиту такого возмутительного зрелища! Нет, это просто немыслимо!

– Мне и в голову не могло прийти, что женщин тоже пускают на бои быков, – слабым голосом пробормотала она.

Сезар рассмеялся:

– Знаете, сеньорита, в некоторых вещах женщины куда более выносливы, чем представители сильного пола, – с легким презрением в голосе произнес он. – И не обманывайтесь насчет крошки Пилар. Просто она не теряет надежды, что однажды какой-нибудь пригожий тореро обратит на нее внимание и в знак этого бросит к ее ногам свой алый плащ и шпагу, а все вокруг будут умирать от зависти. Вот, собственно, и все. Сама коррида ей не так уж и интересна, уверяю вас.

– А почему я не имею права восторгаться, когда столько благородных и мужественных людей рискуют собственной жизнью?! – сверкая глазами, возмутилась Пилар. – Они – настоящие мужчины, чья храбрость давным-давно известна и ни у кого не вызывает ни малейших сомнений! И, в отличие от других, доказывают ее не на словах, а на деле!

Сезар отлично понял намек и побагровел:

– Что ж, в один прекрасный день я докажу тебе...

– И не думай! – перебил его Сальвадор. – Молодые люди, наследники древнейших испанских родов, не смеют даже помышлять о том, чтобы унизиться до публичного выступления на арене перед чернью.

– Мне и самому, признаться, противно думать об этом, – опустив голову, признался Сезар. – Единственная вещь, которую меня научили уважать в английской школе, – это честная игра.

– И это притом, что сами англичане обожают травить лисиц? – сухо осведомился Сальвадор.

– Кстати, очень многие англичане осуждают кровавые виды спорта, – ввернула Эдвина.

– Трусливые людишки с цыплячьими сердцами! – прорычал старый дон в седеющую бороду.

– Ну, положим, о Сезаре этого никак не скажешь, – сердито вмешалась Пилар.

Кэтрин бросила на нее удивленный взгляд. Интересно, чего она добивается? Неужели ей до смерти хочется, чтобы ее возлюбленный рискнул жизнью, приняв участие в этом кровавом побоище, и все только для того, чтобы эта девчонка могла пыжиться от гордости?

Между тем, наградив побагровевшего Сезара лукавым смешком, Пилар повернулась к деду:

– Я не стану ходить на корриду, если ты позволишь мне участвовать в каких-нибудь других, более современных развлечениях, – промурлыкала она. – Отец Карлоса Фонсеки – один из спонсоров футбольной команды, всегда присутствует на открытии в городе нового пляжа, бассейна или даже танцевального зала. Карлос сто раз предлагал мне пойти вместе с ним и его отцом повеселиться как следует, но ты всегда против, дедушка!

– Точно так же будет и впредь! – прогремел старик. – Да, верно, этот твой Фонсека загребает кучу денег, но он не кабальеро и никогда им не станет! И пока я жив, ты не будешь болтаться с туристами, которые наводнили нашу страну! Мне говорили, как танцуют эти бесстыжие англичане, – щека к щеке! – От такого кощунства лицо его исказилось судорогой.

Сезар, успевший за время этой перепалки взять себя в руки, повернулся к Кэтрин и полюбопытствовал:

– Неужели и вы так же танцуете? Это, должно быть, просто восхитительно! – Прищурившись, он пронаблюдал, как краска смущения залила ее щеки.

Девушка не смела поднять на него глаза.

– Я... я совсем не умею танцевать, – едва слышно пролепетала она, не зная, куда деваться от стыда. – Во всяком случае, так, как вы сказали...

Конечно, Кэтрин прекрасно знала, что ее сверстницы – пансионерки монастыря во время каникул танцевали все ночи напролет, но самой ей еще ни разу не приходилось кружиться под музыку в объятиях мужчины.

– Кэтрин воспитывали не так, как современных девушек, привыкших к неограниченной свободе, – наградив молодого человека свирепым взглядом, сквозь зубы процедила Эдвина.

Чувствуя себя на редкость неловко, Сезар уткнулся в тарелку.

– Жаль, – пробормотал он, за что Сальвадор наградил его хмурым взглядом из-под сурово сдвинутых бровей.

– Все, хватит! – твердо сказал старик. – Все вы успели наговорить достаточно глупостей! – Он повернулся к оробевшей Кэтрин. – И все же, сеньорита, невзирая на ваши взгляды на старинные обычаи нашей страны, надеюсь, вы будете настолько любезны, что составите компанию сеньоре, вашей матушке, во время нашей поездки в Валдегу. Поверьте, ферма расположена в весьма живописном месте. Да и потом, думаю, вы не станете оспаривать тот факт, что скот можно выращивать для самых разных целей.

В глубоко посаженных глазах дона загорелся странный огонек, и Кэтрин поежилась, понимая, что не очень-то ему понравилась. Но пока ломала голову, что бы такое сказать, дабы хоть немного успокоить его раздраженную испанскую гордость, вмешалась Эдвина:

– Конечно, она поедет. На ферме есть несколько прекрасных, породистых лошадей. Уверена, Кэтрин, ты с удовольствием на них посмотришь.

– Хорошо, – уступила девушка, сообразив, что у нее нет выбора. Теперь она даже жалела, что не согласилась сразу же. По крайней мере, удалось бы избежать этой неприятной сцены.

Когда обед подошел к концу и все встали, собираясь вернуться в гостиную, Кэтрин даже показалось, что Агвилары потихоньку ее сторонятся. Вниманием Сезара безраздельно завладела Пилар, а Эдвина снова завела разговор с Сальвадором. Потоптавшись, Кэтрин отвернулась и подошла к огромному, до пола, французскому окну. Оно было открыто, и благоухающий ароматом цветов ветерок врывался в комнату. Девушка рассеянно прислушалась к лепету фонтана, думая, что если бы она не устала до смерти, то никогда бы не позволила спровоцировать себя на подобную нелепую выходку.

Но тут к ней подошел Хосе.

– Знаете, я тоже не люблю корриду, – признался он, – но никогда не посмел бы признаться в этом при дедушке. Потому что он до сих пор считает, что бой быков – это нечто вроде души Испании.

– Темной души! – повинуясь безотчетному импульсу, взорвалась Кэтрин и тут же, придя в себя, рассмеялась. – Ну вот, похоже, я снова взялась за свое! Что-то я сегодня не в меру разговорилась...

Его темные глаза с симпатией остановились на ее раскрасневшемся лице.

– Когда человек высказывает то, что думает, это не так уж плохо, – доброжелательно сказал он и, слегка пожав плечами, добавил: – Но видите ли, в этом доме слишком много вещей, о которых не принято говорить.

С этим Кэтрин охотно согласилась.

Когда наконец пришло время расходиться по комнатам, она с удивлением обнаружила, что в семье Агвиларов это настоящий ритуал. Ей пришлось обменяться со всеми мужчинами рукопожатиями, а с женщинами – поцелуями.

Сальвадор, задержав в своей руке тонкие пальчики девушки, оглядел ее с ног до головы проницательным взглядом и проговорил:

– Знаете, с первого взгляда я было подумал, что вы эдакая скромная серая мышка. Но за обедом понял, что ошибся. Оказывается, вы настоящая львица, моя милая!

– Надеюсь, я ничем вас не обидела? – смущенно пробормотала она.

Он рассмеялся и отечески похлопал ее по руке:

– Нисколько, моя дорогая, нисколько! Рад видеть, что у вас есть темперамент. Остается только сожалеть, что у многих в этом доме его нет. – И он с легким презрением покосился на собственного внука.

Кэтрин оставалось лишь догадываться, в чем провинился перед старым доном бедняга Хосе.

Сезар едва дотронулся до ее руки. Он казался рассеянным, погруженным в свои мысли. Глаза его были прикованы к Пилар. Явно думая о чем-то другом, молодой человек пожелал Кэтрин спокойной ночи.

Эдвина проводила ее в спальню. И как только они закрыли дверь, девушка заговорила о том, что ее больше всего занимало в эту минуту:

– Интересно, между Сезаром и Пилар что-нибудь есть?

– Официально, во всяком случае, нет, – ответила тетка, пожав плечами. – Конечно, он по уши в нее влюблен, что видно невооруженным глазом, но и не он один! Все молодые люди, которые приезжают погостить в Каса, без ума от этой вертушки. Впрочем, чему тут удивляться? Каждый раз, как я ее вижу, она все хорошеет. Превращается в красавицу просто на глазах!

– Да, чудо как хороша! – признала Кэтрин. – Но, по-моему, может быть очень жестокой.

Эдвина беззаботно рассмеялась:

– О Боже, что за мысли приходят тебе в голову? И все только потому, что девочка бывает на корридах? Уверяю тебя, из этого вовсе не следует, что она настоящее чудовище! – Сама она была безумно счастлива, что Сезар явно проявлял интерес к очаровательной внучке старого Сальвадора, и еще больше от того, что и Кэтрин это заметила. Девочка слишком горда, чтобы бегать за мужчиной, влюбленным в другую, думала Эдвина. К счастью, и Хосе вроде не остался к ней равнодушен. – Боюсь, тебе и в самом деле придется поехать с нами в Валдегу, – продолжила она, – тем более что Сальвадору очень этого хочется. Он страшно гордится своей фермой. Но обещаю, ты не увидишь ничего такого, что могло бы тебе не понравиться. Обо всех своих животных он нежно заботится, так что нечего так волноваться.

– Мне казалось, за обедом я достаточно ясно высказала свое отношение к этим вещам, – поморщилась Кэтрин.

– Уж куда более ясно! – сухо обронила Эдвина. – Спокойной ночи, дорогая, и приятных снов.

Но девушка была слишком возбуждена, чтобы сразу же уснуть. Несмотря на усталость, сон бежал от нее. В комнате было душно и жарко, поэтому, проворочавшись в постели некоторое время, она встала и, погасив свет, подошла к окну. Потом раздернула шторы, позволив прохладному ночному ветерку ворваться в комнату, и наконец решилась выйти на балкон. Его изящные каменные пилястры устремлялись вверх, поддерживая крышу дома, а посаженный под самым балконом плющ покрывал их сплошным ковром. В комнате Эдвины свет не горел. Окна были плотно закрыты – вероятно, она боялась напустить комаров. С другой стороны еще одно окно, выходящее на этот же балкон, тоже было темным. Кэтрин осмотрелась. Два крыла дома смыкались вокруг патио. В некоторых комнатах кое-где еще горел свет. Прямо напротив нее тянулась высокая, глухая стена, заросшая жасмином и розами. Слабые отблески на небе с другой ее стороны и едва слышный шум говорили о том, что город еще не спит. А под балконом лежало погруженное в темноту патио. Только чуть заметно поблескивала вода в фонтане.

Вдруг что-то белое мелькнуло в густых зарослях апельсиновых деревьев, и через мгновение до ушей Кэтрин донеслось сонное воркование. Патио был пристанищем для яванских голубей. Девушка прислушалась. Откуда-то снизу, с той стороны, где были комнаты слуг, донеслось мелодичное бренчание гитары. Казалось, даже воздух вокруг был полон едва сдерживаемой страсти. Да и могло ли быть иначе в городе легендарного Дон-Жуана, где ночи будто созданы для любви? Она вспомнила взгляд темных, как ночное небо, глаз, который обжег ее огнем, и тут же сурово одернула себя. Сезар не для нее, он без ума от прелестной Пилар, напомнила себе Кэтрин и невольно вздохнула. Неужели только красота достойна любви? Или, может быть, только таким незаметным, сереньким созданиям, как она, позволено в полной мере оценить ее дары? Почему-то девушка была уверена, что очаровательная Пилар вовсе не стремится использовать наилучшим образом те преимущества, которые давала ей ее красота, а именно оказать благотворное влияние на душу влюбленного в нее мужчины. Что-то ей подсказывало, что Пилар и в голову не могло прийти нечто подобное. Она инстинктивно догадывалась, что любовь к ней понемногу губит душу Сезара.

Наконец свет во всех окнах погас, исчезло и зарево огней над городом. Севилья погрузилась в сон. Кэтрин со вздохом вернулась в комнату, собираясь лечь в постель. И вдруг в патио раздался мелодичный звук перебираемых гитарных струн и мужской голос запел по-испански простенькую цыганскую песню о любви:

Ночь без луны

Как цветок без запаха.

Как река без воды,

Как сердце без любви...

Кэтрин быстро закрыла окно и плотно задернула тяжелые шторы, но, даже забывшись сном, казалось, слышала грустную мелодию. Неужели и ее сердцу суждено навсегда остаться пустым?

На следующее утро едва все приступили к завтраку, как Сальвадор сказал:

– И хотя я всей душой предан старинным традициям нашей страны, признаться, несказанно удивлен. Мне казалось, обычай распевать под окном серенады умер уже лет пятьдесят назад.

Воцарилась гробовая тишина. Старый дон обвел проницательным взглядом лица сидевших вокруг него домочадцев, и в его глубоко посаженных темных глазах что-то блеснуло. Он говорил по-английски, как и все остальные в присутствии Кэтрин. Судя по всему, семейство Агвилар считало невежливым разговаривать между собой на языке, которого девушка почти не понимала.

Дона Луиза окинула встревоженным взглядом смущенные лица молодых людей.

– Может, это был Рикардо? – запинаясь, неловко пробормотала она.

На лице Инесс отразилось явное сомнение, а Пилар с презрительной усмешкой на губах не преминула заметить:

– Трудно представить себе Рикардо, слоняющегося в полной темноте под балконами, да еще с гитарой в руках! С чего бы ему распевать под окном своей дамы, коли они уже помолвлены?! И потом, как вообще ему удалось бы попасть в патио? Взобравшись по стене? С его-то телесами?!

– Мой нареченный вовсе не толст! – взорвалась Инесс. – Хотя никто не станет спорить, что Рикардо – весьма представительный мужчина!

Стараясь как-то сгладить неловкость, в разговор вмешалась дона Луиза:

– Скорее всего, это был возлюбленный одной из наших горничных. Эти девчонки рады болтать со своими вздыхателями всю ночь напролет!

– Если это так, Луиза, – сурово проговорил Сальвадор, – тебе следует навести порядок. Пусть выбирают для своих амурных дел более подходящие часы, чтобы не беспокоить по ночам наших гостей!

Он искоса бросил вопросительный взгляд на Хосе и Сезара, но на лицах обоих молодых людей было написано полнейшее равнодушие.

– Я обязательно прослежу за этим, – с готовностью пообещала дона Луиза.

Но Кэтрин почему-то казалось, что она и сама не верит своим словам. Да и Сальвадор тоже.

Сезар, на лету перехватив взгляд Кэтрин и заметив, что ее глаза искрятся весельем, пробормотал:

– Держу пари, сеньорита Каталина вовсе не сожалеет о том, что ее разбудили. Готов поклясться, она это расценила как «добро пожаловать в романтическую Андалузию!».

Взгляд его темных глаз обратился к Пилар, и Кэтрин могла бы поклясться, что он был весьма многозначительным. Она уже почти не сомневалась, что таинственным певцом был именно Сезар. Серенада предназначалась его возлюбленной, а ее он просто использовал как своего рода дымовую завесу. Вероятно, заметил в комнате свет и догадался, что она еще не спит.

– О, Кит вчера так устала, что, должно быть, спала без задних ног, – добродушно засмеялась Эдвина. – Да и я тоже! Правда, Кит?

– Конечно, – неуверенно пробормотала девушка.

На лице Пилар появилось довольное выражение, как у сытой кошки, вылакавшей полную миску густых сливок, хотя глаза она скромно потупила. Кэтрин готова была голову дать на отсечение, что Пилар просто-напросто проспала серенаду в свою честь и только сейчас о ней узнала. Но в одном Кэтрин была абсолютно уверена – в дальнейшем она не позволит, чтобы ее использовали в качестве ширмы для любовных проделок.

Все утро Кэтрин и Эдвина провели в патио. Остальные женщины отправились в церковь – таков был обычай во время Великого поста. Все трое были одеты в черное. Крохотные кружевные мантильи на головах также были черными – испанки редко носят шляпы. Сезар сразу после завтрака уехал в Валдегу, а Сальвадор, позвав Хосе, удалился в свой кабинет. Но оба появились к ленчу, который, как поняла Кэтрин, традиционно был достаточно плотным. После сиесты Кэтрин с Эдвиной отправились погулять по городу и в первую очередь осмотрели громадный кафедральный собор, третий по величине в мире, в котором на небольшом возвышении стояла гробница с прахом знаменитого Кристобаля Колона, вошедшего в историю под именем Христофора Колумба. В этом городе он нашел свое последнее пристанище, когда открытые им земли Нового Света перешли под контроль Испании.

– Хотя на самом деле Колумб был вовсе не испанцем, а генуэзцем, – заметила Эдвина. – Однако вряд ли кто из севильцев согласится это признать.

Затем они осмотрели Гиральду, сохранившуюся с давних времен, мавританскую мечеть, дворец Алькасар, выпили по чашечке чаю в маленьком кафе и, решив, что экскурсий для одного дня им хватит, вернулись домой.

Сезар так и не появился до самого обеда, и Кэтрин разозлилась на себя, что невольно его ждет. Сальвадор пожелал узнать, куда запропастился молодой человек, и неугомонная Пилар тут же поспешила ответить, что тот, скорее всего, отправился в город.

Ее брат при этих словах явно сконфузился, а выражение лица старого дона Сальвадора не предвещало ничего хорошего.

– И что тебе известно о подобных вещах? – сурово осведомился он.

– Достаточно, – выпалила Пилар. – В конце концов, я вполне современная девушка, хоть ты и стараешься держать меня взаперти.

– Тогда тем более должна знать, что о подобных вещах не принято говорить вслух! – резко сказал дед и тут же постарался перевести разговор на другую тему.

Кэтрин догадалась, что имела в виду Пилар, и ее душа взбунтовалась. Она почувствовала себя оскорбленной – Сезар в ее глазах стал чем-то вроде обыкновенного распутника. Теперь она поняла, почему в тот вечер в Кордове он смотрел на нее таким странным взглядом – видимо, несмотря на влюбленность в очаровательную Пилар, молодой человек готов был обратить внимание на любую женщину. И Кэтрин тут же твердо решила выбросить из головы всякие мысли о нем.

Однако на следующее утро именно Сезар подкатил к дому огромный семейный автомобиль Агвиларов, чтобы отвезти их в Валдегу. Пилар тоже высказала желание поехать, но этому воспротивилась дона Луиза, заявив, что ей предстоит еще кое-что сшить для приданого Инесс. Надувшаяся девушка вместе с матерью вышла на крыльцо проводить их в дорогу.

– Не расстраивайся, Пилар! – крикнул Сезар. – Может, очень скоро приданое понадобится и тебе!

– Бог ты мой! – ахнула дона Луиза. – Да ведь она еще совсем ребенок!

Но пылкий взгляд, которым юная испанка наградила молодого человека, по мнению Кэтрин, принадлежал вовсе не ребенку, а скорее женщине, сгорающей от любви.

Валдега находилась на одной из равнин, которыми так богата Андалузия, в полумиле езды от Севильи. Здесь среди зарослей серебристо-зеленых оливковых деревьев на плодородных пастбищах, еще не выжженных солнцем, паслись неисчислимые стада коров и табуны лошадей. Ферма оказалась квадратным низким домом из белого камня с крышей, покрытой красной черепицей. Прямо перед ней росла группа невысоких падубов, а в тени их крон стояли массивный деревянный стол и пара таких же скамеек. За ними, на склоне холма, были устроены для выгула быков площадки с высокими стенами и крепкими калитками, которые отделяли друг от друга узкие дорожки. А вдали тянулись рядами бесчисленные стойла и конюшни, возле которых копошились в пыли тощие взъерошенные куры.

Хуан Гуэрва, управляющий фермой, едва машина остановилась у ворот, выбежал им навстречу, торопясь приветствовать хозяина. Он сообщил, что всех быков только что согнали в стадо и скоро перегонят в специальный загон, где Сальвадор может на них полюбоваться. Сеньор Гуэрва говорил на певучем андалузском наречии, совершенно непонятном Кэтрин. Впрочем, даже хорошо знавшая испанский Эдвина понимала его с трудом. Они уселись в тени падубов, а Хуан принес стаканы и большой кувшин сангрии – напитка из фруктов и ягод, смешанного с соком красного винограда и холодной минеральной водой. Это было очень кстати, так как жара стояла неимоверная, а он прекрасно утолял жажду. Маленькая босоногая девчушка, дочь Хуана, с гордостью водрузила на стол огромное блюдо с медовыми пирожными.

Потом Сальвадор тактично предложил дамам пройти в дом помыть руки, прежде чем они отправятся осматривать быков, которых, судя по всему, уже пригнали, так как из-за дома доносились крики и утробное мычание. После того как руки были вымыты, Эдвина заявила, что непременно должна поздороваться с сеньорой Гуэрвой, и они с Кэтрин прошли в огромных размеров кухню. Мария Гуэрва суетилась вокруг большой плиты, жаря тортильи[2], а возле нее кувыркались загорелые, босоногие ребятишки. С потолка свешивались бесчисленные связки лука, чеснока и копченые свиные окорока. Вся мебель была тяжелой, из массивного дерева. Пол выложен каменной плиткой.

Испанские ребятишки понравились Кэтрин с первого взгляда. Ей сразу полюбились их дочерна загорелые тела, глаза, похожие на влажные маслины, и прямые иссиня-черные волосы. Малыши Гуэрва выстроились перед нею в ряд – грязные, замурзанные пальцы засунуты во рты, в глазах – жгучее любопытство, и все с замиранием сердца следили, как Эдвина церемонно знакомила незнакомую даму с их матерью. Эдвину они видели уже не раз. Для них она была «англичанка из местных», такая же сумасшедшая, как и все англичане, потому что, как мужчина, скакала на самых что ни на есть диких жеребцах, которыми так гордился Сальвадор, и обожала задавать всякие вопросы. Но Кэтрин дети видели впервые. Басовитый рев, донесшийся в эту минуту из колыбельки, возвестил о том, что проснулся самый младший представитель семейства, и заботливая матушка, бросив плиту, кинулась его успокаивать. Повинуясь неосознанному инстинкту, Кэтрин протянула руки, и Мария осторожно передала ей ревущего малыша.

– Похоже, бедолага мокрый. Надо бы поменять ему пеленки, – сказала Эдвина. – Ты справишься?

И Кэтрин справилась – хотя и не слишком умело, но перепеленала карапуза, поскольку ей и раньше приходилось иногда проделывать это с многочисленными внуками Мари Леру. Кивок в сторону одной из босоногих девчушек, столпившихся вокруг девушки, и та мгновенно подала ей все необходимое. Затем, удобно устроившись в старой деревянной качалке, Кэтрин положила ребенка на колени. Уже сухой и чистый, он с интересом разглядывал склонившееся над ним незнакомое лицо, а потом, окончательно успокоившись, загукал и с улыбкой протянул к ней ручки.

– Сеньор де Агвилар, должно быть, уже заждался нас, – спохватилась Эдвина.

– Может, пойдешь без меня? – с надеждой спросила Кэтрин. – Скажешь, что я устала, или еще что-нибудь. – Возможность понянчить малыша представлялась ей более заманчивой, чем перспектива отправиться в стойла разглядывать ревущих быков.

Покосившись на нее, Эдвина заколебалась, но в эту минуту в кухню вошел Сальвадор.

Мария неуклюже присела, а малышня бросилась врассыпную, торопясь укрыться за шкафами и под столом. Кэтрин не шелохнулась. Нежно покачивая сонного ребенка, осталась сидеть в качалке.

– Добрый день, – вежливо поздоровался старик с Марией и добавил еще несколько певучих фраз на местном диалекте, которые девушка не поняла.

И вдруг ее будто что-то толкнуло. Вскинув голову, она встретилась взглядом с Сезаром. Стоя на пороге, он молча смотрел на нее.

– Какая очаровательная картина, сеньорита Каталина! – произнес Сезар низким, гортанным голосом. – С малышом на руках вы похожи на настоящую Мадонну. А я-то думал, в наши дни материнство почти вышло из моды.

– Все женщины любят детей, – защищаясь, пробормотала она.

– Да нет, не все. Но в вас, как я вижу, воплощено все лучшее, что должно быть присуще настоящей женщине.

– Надеюсь, – мягко отозвалась Кэтрин, до глубины души взволнованная тем, что прочла в его глазах. Правда, к этому времени она уже хорошо поняла, что испанцы загораются, как спички, а перегорев, не считают зазорным немилосердно мстить той, кто привлекла их внимание. К тому же она сомневалась в его искренности. Но, не привыкшая к комплиментам, растерялась, не зная, как полагается отвечать в таких случаях. Да и потом, нельзя было понять, серьезен Сезар или шутит.

Сальвадор шагнул вперед, встал бок о бок с племянником и сообщил:

– В нашей стране мать всегда была предметом особого почитания.

Чувствуя какое-то непонятное смятение, Кэтрин порывисто встала и отнесла задремавшего мальчика в колыбельку.

– Боюсь, сеньорита Каталина интересуется малышами куда больше, чем моими призовыми быками, – саркастически хмыкнул старик.

– В общем-то это естественно. Разве не так? – быстро отреагировала она.

– С таким же успехом это может быть искусной игрой, – холодно заметил Сезар.

– Но для чего?! – поразилась Кэтрин, не столько возмущенная, сколько сбитая с толку. – Да и на кого, по-вашему, я хочу произвести впечатление?

– Откуда мне знать? – насмешливо бросил он и, повернувшись на каблуках, сказал через плечо дону Сальвадору: – Жду вас в коррале, сеньор.

«Какой неприятный тип, – сердито подумала возмущенная Кэтрин, – настолько тщеславный, что готов поверить, будто любая женщина пустится во все тяжкие, лишь бы обратить на себя его драгоценное внимание!» Пора было уходить, и она повернулась, чтобы попрощаться с Марией и ее выводком. Храбро улыбнувшись, девушка пробормотала по-испански «До свидания!», и Мария расцвела.

Старший из ее детей, смуглый парнишка по имени Хайме, с восхищением посмотрел на Кэтрин из-под копны спадавших на глаза спутанных волос.

– Вы очень красивая, – прошептал он.

– Мальчишке давно уже пора в школу, – недовольным голосом отреагировал Сальвадор. – Почему он болтается дома?

Мария торопливо объяснила, что по какой-то причине в школе нет занятий.

– Тогда он должен работать. Слава Богу, не маленький уже. Пора помогать отцу. – На лице старика было написано недовольство. – Знаю я этих мальчишек! Им не следует болтаться без дела, иначе попадут в беду.

Конечно, Кэтрин, при ее скудном знании испанского языка, не смогла до конца понять смысла сказанного доном. Помахав на прощанье рукой, она неохотно поплелась вслед за ним и Эдвиной.

– Тех, которые предназначены для участия в карнавале, скоро отправят в город, чтобы каждый желающий мог их увидеть, – пояснил Сальвадор. – Горожане любят заранее посмотреть, с кем придется иметь дело их любимому тореро. Потом съедутся матадоры – будут тянуть жребий, с которым из быков каждому из них предстоит сразиться.

В душе Кэтрин волной поднималось отвращение – в эту минуту старый кабальеро показался ей похожим на дьявола.

Стена загона была слишком высока, поэтому им пришлось встать на ступеньку, чтобы заглянуть за нее. Кэтрин оказалось достаточно одного взгляда на то, что творилось внутри, и она соскочила обратно на землю, воспользовавшись тем, что подошел управляющий и Сальвадор заговорил с ним.

К ней тут же приблизился Хосе.

– Быки с фермы Агвиларов не очень популярны, – сообщил он вполголоса. – Слишком уж они большие, да и немного староваты. Дедушка не соглашается расставаться ними раньше, чем им стукнет пять лет, считает, что они еще не вошли в возраст.

Девушка передернула плечами:

– Разве так уж необходимо об этом говорить?

– Нет, конечно нет, – охотно согласился он. – Хотя, может быть, вам интересно узнать, что лучших наших быков импортируют в Южную Америку. Там у отца Сезара завод по переработке говядины.

В глазах его на мгновение мелькнул злой огонек, будто он ждал и даже надеялся, что Кэтрин возмутится тем, что великолепные, полные сил животные приносятся в жертву людскому чревоугодию.

– Послушайте, не считайте меня дурочкой, – вспыхнув от досады, сказала она. – Мне не хуже вас известно, что животные служат пищей человеку, но... О, как же жесток наш мир!

Лицо Хосе сразу смягчилось.

– Знаете, тут тесновато, да и солнце здорово печет, – уже добрее произнес он. – Может, отойдем в сторону и найдем местечко поприятнее?

– Да уведи ты ее, Хосе! – вмешалась Эдвина. – Я еще побуду с доном Сальвадором, а ей вовсе не обязательно стоять тут на солнцепеке.

На лице Хосе отразилась некоторая растерянность. Похоже, он ожидал, что Эдвина предпочтет пойти с ними. Но он вовремя вспомнил, что их гостьи – англичанки, а значит, не придерживаются того правила, что при незамужней девушке непременно должна находиться дуэнья. Поэтому молча кивнул и увел Кэтрин. Эдвина с удовольствием смотрела, как молодые люди рука об руку шли по дорожке между коралями. Готовность внука старого дона сопровождать племянницу показалась ей хорошим знаком. Еще немного, и ее план осуществится, улыбнулась она и подумала, что эти двое – на редкость красивая пара: он, такой изысканный и элегантный в сером костюме, а рядом с ним юная девушка в белом платье, двигающаяся с фацией и достоинством королевы.

Хосе проводил Кэтрин к подножию холма слева от фермы. Там, где склон его круто уходил вверх, возвышалась груда грубо обтесанных камней – последнее напоминание о стоявшем здесь в незапамятные времена древнем замке мавров. Всего несколько деревьев, росших у склона холма благодаря небольшому ручейку, питавшему их корни, образовали здесь крохотный оазис зелени. Выбрав большой камень, Хосе пучком травы смахнул с него пыль и предложил Кэтрин присесть. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулась плоская, как поверхность стола, равнина, и только вдали, на горизонте, на фоне бледно-голубого неба, вздымались вершины нескольких холмов. Было так красиво, что у Кэтрин захватило дух.

– В это время года здесь очень приятно, – усаживаясь рядом с ней, проговорил Хосе. – Но еще немного – и все тут превратится в настоящую пустыню. А пока трудно налюбоваться.

– По правде говоря, это мне больше по вкусу, чем бой быков, – призналась девушка.

– Мне тоже. С детства не люблю жестокости. А испанцы вообще имеют какую-то патологическую тягу ко всему, что так или иначе связано со смертью. – Он заглянул ей в глаза. – Но я, наверное, просто другой. Дедушка, насколько мне известно, вообще меня презирает. Для него я – как это по-вашему? – тряпка!

– Уверена, вы совсем не такой, – отозвалась она. – Мужество бывает разное, и его чисто физическое, внешнее проявление еще ни о чем не говорит.

– Увы, для дедушки это самое главное, – с печалью в голосе проговорил Хосе. – Безрассудство, отчаянная дерзость – вот что в его глазах истинное мужество. Поэтому я для него – не больше чем обычный неудачник. Да и могло ли быть иначе? Я обожаю поэзию, а дедушка, если и возьмет в руки книгу, то это, скорее всего, будет руководство по выращиванию бычков. Ему следовало бы родиться на пять столетий раньше. По своей натуре он скорее принадлежит эпохе конквистадоров. Вместе с Сезаром дед был бы счастлив, завоевывая огнем и мечом новые континенты, не зная при этом никакого другого права, кроме силы.

– По-моему, они оба достаточно безжалостные и, наверное, всегда добиваются своей цели, правда? – подхватила Кэтрин. – Господи, да ведь сеньор Баренна с таким же успехом мог быть его родным внуком! – И поспешно прикусила язык, сообразив, что сказала бестактность.

– Баренны – обычные скотоводы, только что живут не в Испании, а в Аргентине, – с легкой ноткой презрения в голосе произнес Хосе. – Я единственный законный наследник деда, последний отпрыск великого и знатного рода. – И он горделиво расправил плечи.

Кэтрин невольно залюбовалась его выразительным лицом с тонкими, почти чеканными чертами. Как сильно этот юноша отличается от своих родственников – гораздо более цивилизованный, тонкий и современный! В нем нет и следа той грубой, чувственной силы, которой прямо-таки веет от Сезара и старого дона Сальвадора. Что ж, подумала она, в недалеком будущем он унаследует состояние Агвиларов, их дом и ранчо, и тогда здесь больше не будут разводить быков – Хосе посвятит себя возрождению этой древней земли и благополучию тех, кто на ней живет.

– Вы ведь и сами заметили, наверное, насколько примитивно здешнее хозяйство, – неожиданно услышала она и, вспомнив ковырявшихся в земле изможденных крестьян Ламанчи, через которую они проезжали, кивнула.

А Хосе все говорил и говорил, возможность излить душу заставила его забыть обо всем. И вдруг спохватился:

– Бог ты мой, о чем это я? Что за разговоры для леди? Простите великодушно, сеньорита Каталина, все это просто потому, что вы такая милая, рядом с вами я чувствую себя свободным.

Кэтрин принялась убеждать Хосе, что слушала его с большим интересом. С каждой минутой этот серьезный юноша нравился ей все больше и больше. И вообще, если бы не легкий акцент, его вполне можно было бы принять за англичанина. Однако связавшая их на мгновение тонкая нить уже порвалась – глянув на часы, Хосе объявил, что пришло время ленча. Они заторопились к ферме.

Стол был накрыт под деревьями, и остальные, собравшись вокруг него, нетерпеливо ждали их появления. Проголодавшиеся молодые люди накинулись на еду – восхитительную воздушную паэллу из темно-оранжевого, цвета шафрана риса, рыбу, цыплят, черный хлеб с сыром и фрукты. Сезар, заметивший, что Кэтрин явилась к столу в компании Хосе, угрюмо хмурился и упорно хранил молчание, в то время как Сальвадор подробно объяснял Эдвине, как следует перевозить быков, чтобы те не потеряли своей великолепной формы.

Вдруг, прервавшись на полуслове, он повернулся, глянул на внука в упор и сурово спросил:

– Где это ты болтался все утро?

Хосе чуть заметно покраснел:

– Я был с сеньоритой Каталиной. Она пожаловалась, что возле загона невыносимо жарко. Поэтому я проводил ее к руинам. Мы довольно долго разговаривали.

При этих словах Сезар бросил в сторону девушки долгий, оценивающий взгляд. Кэтрин демонстративно вздернула брови и как можно равнодушнее посмотрела на него. Что ж, пусть этот зазнайка лишний раз убедится, что он не единственный мужчина в мире!

– Позволено ли мне будет узнать, о чем вы так долго разговаривали? – с едкой иронией в голосе полюбопытствовал Сальвадор.

– Об Испании, – ответил Хосе.

– Должно быть, это было страшно занимательно, – с нескрываемым сарказмом бросил старик.

– Нет, нет, мне и в самом деле было очень интересно, – поспешила прийти на выручку юноше Кэтрин. Ничуть не оробев при виде презрительной усмешки на лице старого аристократа, она бесстрашно встретила его взгляд. – Более того, мне кажется, ваш внук, как никто, разбирается в том, что в первую очередь нужно людям.

С губ дона Сальвадора сорвался смешок.

– Ну еще бы! – ехидно хмыкнул он.

А Сезар не преминул выразительно подмигнуть и заметить:

– Она ведь полна романтики, наша Андалузия!

– Мы не совсем это имели в виду, – ледяным тоном отрезала Кэтрин. Она еще не забыла ночную серенаду.

– Хорошо, но на вечер мы постараемся придумать для вас что-нибудь поинтереснее, – вмешался Сальвадор. – Кстати, чем ты собирался сегодня заняться, Сезар?

– Хотел опробовать кое-каких телок, – ответил этот. – Тоже своего рода родео, но не совсем такое, как вы себе представляете, сеньорита Каталина. Впрочем, кажется, подобные зрелища не по вашей части, – насмешливо добавил он.

– Опробовать телок?! – недоумевающе протянула девушка. – То есть... вы хотите сказать, коров? – На лице ее отразилось замешательство. – Но для чего?

В лице Сезара не дрогнул ни один мускул.

– Испытание на храбрость.

Кэтрин растерянно заморгала. Она так ничего и не поняла. Заметив это, поспешила вмешаться Эдвина:

– Существует такое мнение, дорогая, что мужество быкам передается от матери. Поэтому здесь разрешается покрывать только самых смелых коров.

Это простое объяснение слегка шокировало девушку, и Сальвадор расхохотался:

– Не обращайте внимания, дорогая! Ваша матушка сама не заметила, как превратилась в заправского ранчеро. Даже говорит нашим языком. – И уже серьезнее пояснил: – Однако это правда. Только храбрые матери могут подарить смелость сыновьям. Порой достаточно кольнуть их пару раз, чтобы будущие мамаши показали, на что они способны. Ну так как, хотите посмотреть?

– Нет, благодарю вас, – отказалась Кэтрин. – Как правильно подметил сеньор Баренна, это не совсем по моей части.

Поэтому, когда вся остальная компания поднялась из-за стола, чтобы полюбоваться интересным зрелищем, она осталась под деревьями, решительно настояв на том, что с удовольствием побудет немного одна.