"Последний из удэге" - читать интересную книгу автора (Фадеев Александр Александрович)XXIXЛанговой часто исчезал, домой возвращался поздно. Каждый день к нему заходили новые и новые молодые люди, иногда знакомые Лене гимназисты, но она никогда не замечала, чтобы кто-либо из тех, кто раз заходил, появлялся вновь. Где бы Лена ни была, она все время чувствовала и помнила, что Ланговой живет в их доме: должно быть, она чувствовала его в себе. Но именно поэтому она избегала встречаться с ним с глазу на глаз, хотя видела, что он ищет этого и что все окружающие тоже ждут этого. Они встретились через несколько дней в гостиной. Они остановились друг против друга. Ланговой, в шедших к его стройной фигуре лаковых сапогах и в шелковой косоворотке, подпоясанной шнурком с кистями, был серьезен и грустен. Лена видела перед собой его длинные ресницы. Между ними произошел следующий разговор: — Лена, почему вы избегаете меня? — Вы много берете на себя, если думаете, что я избегаю вас… — Вы говорите неправду. Зачем?.. Вы забыли меня?.. Да, вы перестали писать мне, вы не выполнили своего обещания. — Неужели вы можете говорить серьезно о таких вещах? — Я могу говорить только серьезно о таких вещах. Я не забыл того, что обещал вам, и ждал вас, несмотря ни на что… Лена, вы так похорошели!.. Они помолчали. — Может быть, оттого, что вы нашли меня похорошевшей, вам кажется, что вы все время помнили меня? — Не думаю… Я не умею лгать в таких вещах. — А в каких вещах вы умеете лгать? — Лена, я узнаю вас, — все те же вопросы. Правильнее было бы сказать, что я не умею лгать перед самим собой. Но, разумеется, многие вещи неличного свойства требуют лжи. — Какие, например? — Об этом я не имею права сказать вам, но скоро вы узнаете об этом сами. — Вы хотите прогнать большевиков, да? — Лена, вы очень догадливы… — А вы очень верите, что то, что вы делаете, правильно? — Я никогда не делаю ничего, если не убежден в правильности того, что делаю. — Никогда? Этого не может быть, таких людей нет. Люди всю жизнь делают много такого, правильность чего они не могут знать… Откуда вы можете знать, что их действительно нужно прогнать? — Видите ли, Лена, если я буду говорить вам об обязанности перед моей и вашей родиной, вы скажете — это общие места, как уже говорили однажды. Но ведь я оставил свою кровь за это на полях Галиции!.. И я только потому не жалею, что не истек кровью до конца, что знаю — моя жизнь нужнее сейчас, чем когда бы то ни было. И еще потому, что я снова могу видеть вас и говорить с вами… Вы скажете — по чем вы можете проверить, что вы проливали свою кровь не зря? Я этого не могу проверить ничем, кроме как опытом, традициями поколений моих отцов, кроме как своими желаниями и стремлениями. А если ошибались отцы и если мои стремления ложны, то — пусть… В этом и состоит жизнь, иначе бы она прекратилась… — Да, вы убеждены… Вы… такой, я это знаю… — Но вы сочувствуете мне? — Я никогда и ни за что не проливала своей крови… Но я думаю, что я сочувствую всякому, кто искренне убежден в том, что он делает… если цели его не низменны. Только я мало встречала таких людей… — Значит, у меня есть еще шансы? — А что вы, собственно, хотите? Вам хочется меня целовать? Или что? — Лена, вы очень смешная… — Вы можете меня целовать иногда. Вас это удовлетворит? — Зачем вы говорите так? А вас это удовлетворит? — Мне все равно… — Вам не может быть все равно — таких людей нет… — Что же вы тогда хотите? — Я хочу, чтобы вы любили меня. За это я могу дать вам всего себя, — это не так мало, уверяю вас… — Но ведь вы проливали кровь на полях Галиции — и у вас есть долг! — Любовь к вам не противоречит моему долгу, потому что это и ваш долг. — Но откуда вы знаете, что вы способны на такую любовь? В чем это состоит, что вы испытываете? — Боже мой, с вами трудно говорить… Но я еще больше люблю вас за это… Разве можно все объяснить словами? Если вы не чувствуете этого, значит, этого в вас нет, и это очень печально для меня… — Нет, вы очень нравитесь мне, особенно когда я не вижу вас. — Когда не видите меня?! — Да… Очевидно, это потому, что я вижу тогда только то в вас, что нравится мне, и я испытываю тогда большое доверие к вам, и мне хочется сделать что-нибудь очень хорошее для вас… Да, это так… — Лена, вы всегда точно тормозите свои чувства. Я думаю — вам от этого трудно жить. — Это самозащита. Люди корыстны и злы, а я — слаба… — Я не знаю, что бы я дал, чтобы вы поверили мне! Вам было бы легче со мной среди людей… — Но ведь вам со мной было бы не легче, а тяжелее? Что же тогда движет вами? — Нет, мне тоже стало бы легче, потому что я очень одинок, особенно сейчас… Как серый волк! Хотите, я завою?.. И Ланговой вдруг вскинул голову и, скосив на Лену смеющиеся глаза, завыл протяжным волчьим воем, раздувая тонкие ноздри и мерцая серыми ресницами. Лена почувствовала, что ей хочется прижаться к его по-волчьи вытянувшемуся стройному, сильному телу. — Да, вы иногда похожи на волка… Вы помните у Толстого, когда собака дядюшки "Чистое дело марш!", когда его собака загнала волка и его связали и вставили палку в зубы и приторочили к седлу, люди очень горячились, а волк "дико и в то же время просто смотрел на людей…". Мне очень нравится это место… — Будем надеяться, что меня не приторочат к седлу!.. — Да, я хотела бы, чтобы вы действительно могли быть совсем-совсем свободным волком… Но, к сожалению, я знаю, это невозможно… — Лена, я поцелую вас!.. — Я поцелую вас. Она обхватила его шею своими тонкими руками и крепко-крепко поцеловала его в губы. |
||
|