6

Мы с Ильичом разместились на заднем сиденье, а Бык устроился впереди, рядом с водителем. За нами двигалась целая кавалькада машин: Плохиш со своей братвой и моя охрана. Ильич насупленно молчал.

— Сереж, а ты фраеров не шугаешься? — Бык повернул к нам свое дурашливое лицо в веснушках.

— А чего их бояться? — спросил Ильич. — Фраера, они и есть фраера.

— Фраера хуже урок стали, — посетовал Бык. — Чуть не доглядишь, порежут.

— Ты о чем? — озадаченно осведомился Ильич. В отличие от меня он не догадывался, куда клонит Бык. С чувством юмора у него обстояло неважно.

— Да вот с тобой фармазон сидит, — продолжал жаловаться Бык. — Злобный такой. У него аж на роже написано, что базар у него короткий. Перо в бок, и труп в речку. Я, в натуре, весь на измене.

— Отвяжись, — попросил я. Сейчас, когда я начал немного отходить от всего увиденного, мой поступок мне самому показался не очень умным.

— Ой, — всполошился Бык. — Гляди, он сердится! Озверел совсем. Остановите машину, пацаны, я выйду! У меня папа — инвалид! Мне в больничку надо!

— Не ездий больше на «стрелки», — вдруг сказал Ильич. — Нельзя это. Неправильно.

Лицо его было очень серьезно. Я кивнул.

— Ты, братан, лучше сегодня ко мне приезжай! — опять вмешался Бык. — Мы ночной клуб открывать будем. Шикарный! — Он с удовольствием закатил глаза. — Вы такого в вашем зачуханном Уральске даже не видели. Шуфутинского привезем. В натуре. Приезжай к десяти. Я тебе столик оставлю. Хоть оторвемся маленько. И этого черта возьми. — Он показал на машину, в которой ехал Плохиш.

— Мне, кстати, с ним поговорить надо, — произнес Ильич. И обращаясь к водителю, добавил:

— Притормози где-нибудь у обочины.

Когда машина остановилась, я простился с Ильичом, пообещал Быку приехать и вышел.

Разумеется, Ильич был прав. Я сознавал, что глупо рисковать головой без всякой на то видимой причины. Но для того, чтобы дорожить ею, я должен был понять, зачем она мне вообще нужна. До сих пор вышеназванный орган осмысления использовался мною для разработки сложных комбинаций по добыванию денег для Храповицкого и изобретению нехитрых способов, как потратить свою часть на женщин. Возможно, именно в этом и был смысл моей жизни. Но смириться с этим я пока не был готов.