"Свеча для трупа" - читать интересную книгу автора (Грэнджер Энн)

Глава 14

Ларс стоял перед открытым шкафом в дальнем конце коридора. Он раздвинул упакованные в целлофан вещи и посмотрел на дверь, ведущую в потайную комнату-часовню.

Он вспоминал, сколько лет прошло с тех пор, как он был в ней последний раз, и не мог вспомнить. Много. Он испытывал отвращение к этому месту с того вечера, когда привел сюда официантку.

Подумать только, ведь он тогда, в алкогольном дурмане, даже не запомнил, как ее зовут. Пришлось спросить еще раз при следующей встрече. И она ничуть не обиделась. Зато теперь она вернулась, чтобы напомнить о себе. Да, теперь уж нечего надеяться, что он когда-либо забудет ее имя.

Однако он помнил, что его терзания начались почти сразу же, задолго то того, как она исчезла из его жизни. На следующий день, когда он протрезвел, секс в таком месте показался ему кощунством. У него сформировался комплекс вины. Как он мог привести ее сюда, именно сюда? Как он мог заниматься этим здесь, под крышей дома родителей? И вот что странно: почему этот комплекс вины не угас до сих пор?

— Ну почему, почему я не забыл об этом? — пробормотал Ларс. Он открыл дверь в шкафу и решительно шагнул в часовню. Зажег свет. Дверь мягко закрылась за ним. Он остался один на один со своей фобией, намереваясь навсегда избавиться от нее.

В маленькой комнатке стоял затхлый запах. Неудивительно, ведь здесь нет окон. Он посмотрел на расписанный потолок и висящую под ним голую лампочку. Она освещала фигуры Адама и Евы, чьи лица стерлись давным-давно. Ему показалось, что теперь у Адама его лицо, а у Евы — улыбка Кимберли, с забавной щелью между верхними резцами. Остальных черт девушки он почти не помнил, за исключением круглого подбородка и темных волнистых волос. Но эту улыбку, одновременно забавную и соблазнительную, он помнил очень хорошо. Даже слишком хорошо. Его взгляд переместился к старому потрепанному дивану. Они занимались сексом на этой мерзкой лежанке.

Но перед этим они выкурили пару косяков. Об этом он не рассказал ни Маркби, ни Энджи. И никогда не расскажет!

Подробности секса также не сохранились в памяти — только тяжелое дыхание, липкий пот и тошнота от еще плещущегося в желудке алкоголя. Но он помнил, что, несмотря на опьянение, боялся запятнать диван. У нее было полотенце, заткнутое за передник, и они постелили его, чтобы не запачкать бархат. Когда он снова встретился с ней, в городе, то спросил, что она сделала с полотенцем. Она ответила, что выбросила в мусорную корзину на кухне.

Заметив выражение ужаса у него на лице, она добавила:

— Не бойся, я сперва засунула его в коробку из-под кукурузных хлопьев. Никто его не найдет!

Наверное, именно в тот момент он понял, что она уже проделывала такое много раз на других вечеринках, с другими мужчинами. И именно в тот момент он не просто потерял к ней интерес, а почувствовал отвращение. Его мать назвала бы такую девицу потаскушкой, и она вела себя как потаскушка.

Ларс медленно опустился на диван.

— Боже мой! — прошептал он. — Как все запуталось! — Он уронил голову на руки.

Он просидел так какое-то время и очнулся, почувствовав движение. Дверь открылась, в часовню кто-то вошел. Чьи-то руки схватили его за плечи. Ларс со страхом посмотрел вверх, почти ожидая увидеть улыбку со щелью между передними зубами. Он хотел спросить, зачем она преследует его — ведь он уже ничего не может изменить, — и открыл было рот, но тут увидел, что это его мать.

— Ма? Что тебе нужно? — прошептал он.

— Не смей сейчас сломаться! — сказала она низким, полным чувства голосом. — Только не допусти, чтобы эта проблема разрушила все, чего мы достигли. Та девушка была пустым местом, и, что бы с ней ни случилось, это ничего не значит.

Ее светлые глаза светились, лицо заливала мертвенная бледность. В дополнение к этому из-за бесцветных ресниц и светлых волос ее голова казалась вырезанной из мрамора. Ларс подумал, что она похожа на страшную валькирию, пришедшую сопроводить его в ледяную Валгаллу.

— Все нормально, мама, — ватным голосом сказал он. — Со мной ничего не случится.

Хватка ослабла, но ее руки остались у него на плечах.

— Что бы ни произошло, Ларс, мы выстоим. Мы способны бороться с трудностями. Поверь мне! Безвыходных положений не бывает.

Ларс выпрямился, и ей пришлось убрать руки. Он сказал:

— Странно это. Почему бездумные, глупые поступки, такие же, какие в бесчисленном количестве и без всяких последствий совершают другие люди, в моем случае вернулись спустя годы и превращают мою жизнь в кошмар? Кто бы мог подумать, что именно эта девушка?.. Откуда мне было знать?

Он посмотрел на мать.

— Каждый наш поступок навсегда остается с нами, — ответила она. — От однажды сделанного человек не может отмахнуться. Годы идут, и мы меньше говорим об этом. Но не забываем. Надо просто твердо верить, что дело того заслуживало.

— Кимберли того не заслужила, — сказал Ларс с неуверенной улыбкой. Неуверенной — потому что он понимал, что они с матерью говорят о разных вещах. — Что ты сделала, ма? — Его подбородок задрожал.

Ее бесцветные мраморные глаза обратились к нему.

— Это имеет значение?

— Конечно, это имеет значение! Во имя всего святого, ма! Энджи говорит…

— Ах, Энджи? — со злой иронией повторила Маргарет. — Энджи ведь все об этом знает, не так ли? О, Ларс, почему ты не учишься на своих ошибках? Не делай этого снова!

— Не сравнивай Энджи с Кимберли! — разозлился он.

— Не сравнивать? — Она коротко усмехнулась. — Это почему же? Чего от тебя хотела та официанточка, Ларс? Она видела в тебе богатого мальчика, с которым она убежит от своей никчемной нищей жизни, с которым она будет делать что захочет, иметь что захочет. Она хотела использовать тебя, чтобы войти в круг людей, на которых до этого смотрела только издали, раскрыв рот! Разве Энджи хочет не того же самого? Ты восходящая звезда политики, у тебя очень хорошие перспективы. Она уже видит себя женой министра или — чем черт не шутит! — даже премьер-министра! Вот куда она метит!

На помощь ему пришел защитный инстинкт, выработанный на предвыборных дебатах. Он резко вскочил и надвинулся на мать:

— Это просто оскорбительно! И для Энджи, и для меня! Я люблю Энджи, а она любит меня!

И смертельно испугался, потому что мраморное лицо перед ним превратилось в маску страстной ненависти.

— Люблю, любит! — Голос Маргарет Холден добрался до верхней ноты и сорвался. — Что ты знаешь о любви? Что о ней знает эта кобыла? Я расскажу тебе, что такое любовь! О, Ларс, от нее так болит! Вот здесь! — Она ударила себя в грудь. — Она разрывает тебя надвое, овладевает тобой, словно демон! Она может заставить тебя сделать все, что угодно. Запомни это! Когда Энджи уйдет, как Кимберли, у тебя останусь я! Я никогда тебя не покину, Ларс!

Это было выше его сил. Он прошептал:

— Господи боже…

Она развернулась и вышла, оставив его одного. Никогда в жизни ему не было так страшно.

По телевизору выступал фокусник. На нем были черный с искрой костюм, розовая рубашка и галстук-бабочка. Помощница была наряжена в сияющее подобие купальника и колготки, будто сшитые из рыболовной сети. «Как старомодно, — подумала Мередит. — Пора бы уже придумать этим девицам костюмчик посовременнее». Такой фасон можно было увидеть еще в викторианском цирке. Колготки только были потолще и телесного цвета да сапоги на пуговицах, а не на «молнии» — вот и вся разница.

Фокусник показывал фокус с исчезновением вещей. Он брал у зрителей в студии — хотя съемка могла происходить и в каком-либо клубе с платными билетами — мелкие вещи типа часов, ручки и заворачивал их в шелковый платок. Затем просил внимательно смотреть за рукой.

— Не смотрите! — посоветовала аудитории Мередит. Понятно же, что, когда человек, собирающийся тебя обмануть, просит внимательно следить за правой рукой, нужно следить за левой. Зрители тоже это знали, но все равно как прикованные глядели на правую руку. Это-то и раздражает больше всего в фокусниках. Они слишком прямолинейны в тонком деле обмана. Они все знают, ты все знаешь, но тем не менее всем интересно. В этом есть какой-то фундаментальный изъян. Непонятно, то ли иллюзионист демонстрирует навык, которым следует восхищаться, то ли просто показывает, что он быстрее, хитрее и умнее зрителя.

Она встала с дивана и выключила телевизор. После ухода Энджи она несколько раз пыталась дозвониться Алану. Сначала диспетчер отвечала, что его нет в отделе. Затем стала говорить, что с ним нет возможности связаться. Не нужно ли чего-нибудь передать? Мередит позвонила ему домой, но трубку он не взял.

Вполне ясные симптомы. Что-то там происходит, что требует его личного участия. Не исключено, но совсем не обязательно, что это связано с делом Кимберли. Такая вот работа. Ненормированный рабочий день. И всегда у кого-то выходной, кто-то болеет. Всегда находится причина, почему Алан должен был поехать сам, сделать сам, отпечатать сам.

Она посмотрела на часы. Почти десять. Она взяла трубку и снова без надежды набрала его домашний номер.

К ее удивлению, он ответил почти сразу, как будто стоял у столика с телефоном.

— Алло? — услышала она его усталый голос.

Наверное, он только-только зашел в дом. Мередит стало досадно, что она его потревожила. Она извинилась.

— Ну-ну, не глупи, — ответил он чуть веселее. — Я просто думал, что Луизе Брайс зачем-то опять понадобился.

— Что-то случилось? В отделе мне сказали, что с тобой нельзя связаться.

— Н-ну-у… — По голосу было похоже, что Алан жевал. Возможно, наскоро сооруженный бутерброд. — Дэнни Лоу мертв.

— Дэнни? Один из братьев-могильщиков? — Перед глазами промелькнула картинка: две странные фигуры в вязаных шапочках перед воротами Джеймса Холланда. — Что с ним произошло? — Сердце болезненно сжалось. — Убийство?

— Пока не знаем точно. Нужно дождаться результатов экспертизы. Не исключено самоубийство. — Алан стал говорить яснее, видимо, проглотил свой бутерброд. — Не хочешь подъехать? Я тут выпил пару порций виски. Не думаю, что мне сейчас стоит садиться за руль.

К тому времени как она доехала до его викторианского дома, он уже заварил чай в большом глиняном чайнике и теперь с нетрезвым упорством шатался по своей обширной кухне в поисках чашек, которые подходили бы к блюдцам. В воздухе висел алкогольный дух. «Похоже, Алан не ограничился двумя порциями», — подумала Мередит. Под зловещий звон посуды он стал шарить в буфете.

— Алан, ради бога, возьми просто кружки. Я же не твоя незамужняя тетушка!

Они устроились за кухонным столом и принялись пить чай. Алан практически жил в кухне. Это была большая комната, наследница буфетной и столовой, между которыми была сломана стенка. На этом этаже было еще две комнаты, но он туда почти не ходил. Воздух там пропитался пылью и приобрел тот специфический запах, какой бывает в домах, владельцы которых надолго уехали.

— Надо было продать этот дом, — сказал он без всякого повода. — И купить квартиру.

Неудавшийся поход за чашками оставил на нем след зарождающейся меланхолии. От чая, однако, он слегка протрезвел.

— Тебе бы не понравилось в квартире.

— Знаю. Но все равно надо было переехать.

Некоторое время они молча сидели и прихлебывали чай. Затем Алан поставил кружку и рассказал Мередит о том, что нашел Дэнни в сарае на кладбище. По мере того как у него прояснялось в голове, его речь становилась свободнее.

— Он висел на потолочной балке. Это могло быть самоубийство. Дэнни был очень замкнутый человек, никогда не знаешь, что у таких на уме. С другой стороны, его могли повесить, позаботившись о том, чтобы это выглядело как самоубийство. Криминологическая экспертиза покажет.

— А что говорит второй брат? Гордон его зовут, да?

— Гордон в шоке. От него сейчас ничего не добиться. Придется подождать до завтра. Я отвез его к Джеймсу Холланду. Удалось узнать только, что он у них исполнял функции повара. К шести варил ужин. Дэнни ушел примерно за час до этого, в пять, оставив Гордона у плиты. Гордон ждал его, но тот не появился. Тогда Гордон пошел его искать и, собственно, нашел. Вот и все. Да и это было чертовски трудно из него вытянуть.

Алан потер подбородок.

— Зачем кому-то понадобилось убивать Дэнни? Обычные люди уважают могильщиков и даже побаиваются. Без них ведь не обойтись. С другой стороны, эта работа, наверно, влияет на психику. Они же нашли кости Кимберли. Возможно, он испытал сильное потрясение.

Маркби с сомнением поджал губы:

— Мне так не кажется. Он очень спокойно к этому отнесся. Если бы Гордон там висел, я бы еще мог поверить, что он принял все чересчур близко к сердцу и свел счеты с жизнью. Но Дэнни не из того теста. Однако точно еще ничего не известно. Поглядим.

— Ужасная история. Не хотелось бы добавлять тебе тяжелых размышлений, но ко мне тут заходила Энджи Причард. Я тебе пыталась дозвониться. — Мередит кратко пересказала встречу с Энджи. — Она ужасно категорична, но в ее доводах есть зерно истины. Если выплывет информация о Ларсе и Кимберли, по углам обязательно начнут шептаться, что это он ее убил. Как бы дико это ни звучало, Энджи считает, что нашла хороший способ прикрыть Ларса. Но, несмотря на то что я согласна с тем, что Маргарет способна почти на все ради Ларса, я просто не могу представить, что это она убила Кимберли.

— «Почти на все» не эквивалентно «абсолютно на все», тут ты права. Но за годы работы в полиции я понял, что убить может и тот, на кого никогда не подумаешь, в определенных обстоятельствах и при определенной мотивации. Разве большинство женщин не могут убить, спасая жизнь своего ребенка?

— Ларс тогда был уже не ребенок.

— Что значат восемнадцать-девятнадцать лет для матери! Могу спорить, для Маргарет он до сих пор ребенок. Материнское отношение не меняется с годами. — Маркби покачал головой, думая о другом. — И еще мне хотелось бы узнать вот что: кто заплатил Кимберли денег, незадолго до ее исчезновения. — Он задумчиво поскреб затылок. Теперь его всклокоченные волосы вполне соответствовали вытянувшемуся от усталости лицу, на котором резко проявились морщины. — Маргарет говорит, что не стала платить, а выставила девушку из дома. В этом я ей верю. И куда они делись? Я имею в виду деньги. Кимберли не могла их потратить, у нее не было на это времени. Можно подумать, что это мелочь. Ну делись куда-нибудь, какая разница? Но мне кажется, это важно. Если бы их нашла Джоанна Оутс, она сообщила бы об этом полиции, которая расследовала исчезновение девушки. И это наверняка было бы отражено в полицейском отчете. Возможно, расследование бы не остановили. Просто полиция отнеслась бы к исчезновению Кимберли более серьезно.

— И попыталась бы выяснить, откуда они. От кого и по какому случаю, — пробормотала Мередит.

— Да, — сказал Маркби. — Это тоже. Отсутствие этих денег наводит на определенные размышления. Их могли выкрасть обратно из опасения, что полиция начнет задавать вопросы. Может быть, Кимберли отдала их кому-нибудь на сохранение, а этот человек их присвоил. Если бы знать.

Он поставил кружку на стол.

— Однако хватит на сегодня. Пойдем в постель?

— Я уже думала, ты никогда этого не предложишь.

На следующее утро дождя уже не было. Алан Маркби позвонил на службу и предупредил, что немного опоздает, а заодно попросил Прескотта съездить к миссис Этеридж. Смерть Дэнни не означала, что расследование по делу Кимберли будет отложено. Для него самого, однако, новое дело имело приоритет.

Голова была ясной, и только легчайшая боль напоминала о выпитом вчера. День начался хорошо — Алан позавтракал вместе с Мередит. По дороге на кладбище он представил, как это было бы — всегда завтракать с Мередит. Когда-нибудь. Когда-нибудь он склонит ее к более фундаментальным отношениям, чем нынешние.

Он оставил машину и пошел по влажной траве к сараю. Там уже стоял полицейский — чтобы в сарай не рвались зеваки. Он разговаривал с отцом Холландом.

Маркби приветствовал обоих.

— У меня это просто в голове не укладывается, — сказал священник. — Почему? Я и не думал, что Дэнни склонен к самоубийству. Я всегда считал, что он простой парень, с довольно безразличным и даже ироничным отношением к жизни и смерти. Как это ни печально, но я, по-видимому, совершил непростительную ошибку.

Отец Холланд говорил так, будто считает версию с самоубийством единственной. Маркби было жаль священника, которого снедало чувство вины, но он решил пока не разубеждать его. Нет резона все усложнять. В конце концов, смерть могильщика действительно может оказаться самоубийством. В глубине души он был уверен в обратном. Однако это был всего лишь инстинкт полицейского, обостренный долгими годами службы. Криминологическая экспертиза покажет.

Он обменялся дежурными фразами с полицейским и вошел в сарай, в дневном свете выглядевший вполне мирно. В углу стояла газонокосилка, такая древняя, что ее никто не стал бы красть. Это об нее он ударился лодыжкой. Лодыжка еще болела — сегодня даже сильнее, чем вчера. Были и другие инструменты: совковые и штыковые лопаты, мотыга, несколько садовых секаторов. Много всего. «Со всего этого надо будет снять отпечатки пальцев», — подумал Маркби. Он посмотрел на потолочную балку. После того как Дэнни сняли, веревку тоже забрали — в качестве вещественного доказательства.

Маркби выглянул наружу:

— Что сказал Гордон по поводу веревки? Это их веревка?

— Не знаю. — Отец Холланд нахмурился. — У них вообще-то есть свои веревки. С помощью их они опускают гроб в могилу. Теоретически, веревки могут порваться. На моей памяти этого еще никогда не случалось, но где-то в сарае должны быть запасные.

Маркби огляделся. Никаких веревок видно не было. В таком случае, возможно, Дэнни повесился или был повешен именно на запасной веревке для гроба. Подходящее название, ничего не скажешь…

Все четыре угла сарая были затканы паутиной. В одну из сетей попалась большая муха. Она жужжала, а за ней следил паук. Вот он начал не спеша продвигаться к своей жертве. Маркби отвернулся. Calliphora vomitoria. Мухи. Насекомые. Перед тем как захоронить, тело где-то держали. Не исключено, что в таком вот сарае. А Буллен молчит. И будет молчать, пока кто-либо из семейства Холден под подозрением. Это не значит, что кто-либо из них виновен, просто старик Буллен так считает.

Маркби был убежден, что Буллен только похоронил девушку — больше ничего. Может быть, он нашел тело на кладбище. Если бы только была возможность выяснить поточнее. Это был бы еще шажок к выяснению личности убийцы. Но Буллен ничего не скажет. Маркби надеялся со временем завоевать его доверие. Но спешить с этим нельзя. Можно спугнуть старика.

Что касается смерти Дэнни, то он пока не связывал ее с делом Кимберли. Но все же два тела на одном кладбище — точнее, два тела, которых тут быть не должно, — наводили на определенные подозрения. Он вышел из сарая.

— А где сейчас Гордон? Дома?

Отец Холланд кивнул:

— Вчера вечером он пробыл у меня где-то час. Немного успокоился и сказал, что хочет пойти домой. Он говорил что-то о кухне и о том, что у него там еда стоит на столе. Он плохо выглядел, но, похоже, уже пришел в себя. Я позволил ему уйти. Сегодня я его еще не видел. Только собираюсь к нему.

— Тогда я с вами, — сказал Маркби. — Поговорю с ним, пока шумиха не поднялась.

Через пятнадцать минут они оказались на улочке, где стоял ветхий дом братьев Лоу, а теперь только Гордона. Дорога здесь была грунтовой, со щебнем и крупными камнями. В выщербины набралась вода. Это была самая окраина города — дальше тянулись поля. Улочка состояла из четырех домов. Перед каждым неопрятный палисадник и куча мусора: старые ванны, облезлые корпуса автомобилей, сломанные холодильники.

Они прошли мимо первого дома. Из приспособленного под конуру дощатого ящика вылез лохматый пес неопределенной породы и облаял их. К лаю присоединился человеческий голос, с ругательствами приказывавший псу замолчать.

— Вот местечко! — сказал Маркби. — Собаки на людей гавкают, хозяева на собак.

Шедший впереди отец Холланд не обратил внимания на эту натужную попытку пошутить.

— Их дом самый последний. Гордона не видно, но занавески на окнах раздернуты. Это хороший знак. Видимо, он уже встал.

Маркби взглянул на верхние узкие окна — слепые глаза под нахмуренным лбом крыши. Дом имел заброшенный вид. У Маркби возникло плохое предчувствие.

Они постучали вначале в переднюю дверь, потом обошли дом и постучали в заднюю. Они принялись колотить в дверь и звать Гордона — безрезультатно. Заглянули в немытые окна, но никого не увидели.

Отец Холланд приподнял заслонку на щели для корреспонденции и закричал:

— Гордон, это Джеймс Холланд, священник! Открой! Ты там, Гордон?

Нет ответа. Священник повернулся к Маркби. Его лицо было искажено.

— Он сделал какую-нибудь глупость! Какой я дурак, что его отпустил! Братья были очень близки. Вы видели, в каком он вчера был состоянии. Надо было оставить его у себя. Нельзя было позволять ему идти домой! Он что-нибудь с собой сделал. Алан, нам надо попасть внутрь как можно скорее! Счет может идти на минуты!

Они опять бросились к задней двери. Там под дождевым желобом стояла большая старая деревянная бочка. Из-за недавних дождей она переполнилась и вследствие этого была прикрыта крышкой. Маркби сдвинул крышку и заглянул внутрь. Мало ли в бочках трупов находили?

В этой была только дождевая вода. Он окунул в нее пальцы: мягкая, словно воздух, совсем не похожая на грубую хлорированную жидкость, текущую из водопроводных кранов. Та хоть и обеззараженная, но все равно непригодная для питья.

Он поставил крышку на место.

— Может, он уже ушел?

— Но ведь еще рано! — возразил священник.

Маркби взглянул на часы:

— Полдесятого. Вряд ли для Гордона это рано. Держу пари, летом они поднимаются часов в шесть, если не раньше.

Из соседнего дома вышла женщина с тазом настиранного белья. Остановившись посреди заросшего сорняками огорода, она стала пристально смотреть на них.

— Мы ищем Гордона Лоу! — крикнул ей Маркби. — Вы его не видели сегодня?

— Гордона? Не-а, не видела.

Женщина повернулась и направилась к протянутой между двумя столбами бельевой веревке.

— Мы теряем время! — в отчаянии воскликнул Холланд. — Я никогда себе не прощу, если и Гордон… сделал с собой то же, что Дэнни!

— Мы еще не знаем, что именно произошло с Дэнни! — резко возразил Маркби. — Так что погодите себя винить. Но я с вами согласен. Мы должны попасть в дом.

Рядом с дверью валялись пустые мешки из-под картошки. Маркби взял один и обернул им правую руку. Валявшейся неподалеку половиной кирпича разбил окно в кухне. Защищенной рукой дотянулся до защелки и открыл окно.

— Осторожнее, Алан! — машинально прошептал отец Холланд, когда Маркби подтянулся и влез внутрь. Холланд тихо спросил: — Не видно там Гордона?

Оказавшись внутри, Маркби огляделся. Никакой приготовленной Гордоном еды, о которой говорил священник. В сушилке тщательно вымытые кружки и тарелки. Он подошел к двери. Заперта, ключа в замке нет.

В разбитом окне маячила черная борода отца Холланда.

— Что там? Можете открыть дверь? Или мне тоже надо лезть через окно?

Вряд ли грузный священник справился бы с такой задачей.

— Джеймс, идите к передней двери! — крикнул Маркби.

На передней двери стоял замок с вертушкой, и Маркби удалось открыть его, хотя и с трудом. По-видимому, этой дверью почти не пользовались, рама разбухла от сырости, и язычок ходил очень туго. Маркби потянул дверь на себя. Сверху посыпались пыль и дохлые насекомые. Отец Холланд ворвался в дом.

— Гордон! — заревел он.

— На первом этаже его нет. Пошли на второй.

Они поднялись по узкой лестнице. В обоих крохотных спальнях постели были аккуратно заправлены. Никаких следов того, что здесь кто-то ночевал. Зайдя в спартанскую ванную, Алан провел пальцем в потрескавшейся раковине. Сухо, как в пустыне.

— Ну, — сказал он, повернувшись к стоявшему в дверях священнику, — он приходил сюда вчера вечером, потому что он куда-то дел еду, вымыл посуду, прибрался в комнате. Затем он ушел через заднюю дверь, заперев ее и забрав с собой ключ. Неизвестно, когда именно, но, предположительно, тоже вчера. Утром его тут не было. И вот вопрос: куда он направился?

Отец Холланд скривился, как от боли:

— Я не знаю! У него никого не осталось! Повесился где-нибудь на дереве! Бедняга!

— Джеймс, не выдумывайте! Он либо сам объявится, либо мы его найдем. Все с ним нормально. Просто надо его найти.

Пора было уходить, но сначала отец Холланд нацарапал записку Гордону на листе, вырванном из записной книжки Маркби, и оставил ее на кухонном столе.

— На случай, если он вернется. Я написал, чтобы он немедленно со мной связался.

— Хорошо придумано. Я позвоню в местный участок и распоряжусь, чтобы они начали его искать. Затем поеду к себе в отдел и брошу на поиски всех, кого смогу. Джеймс, вы возвращайтесь домой. Если Гордон и захочет с кем-нибудь поговорить, то, скорее всего, именно с вами. Если вам нужно будет отлучиться, оставьте кого-либо дежурить вместо себя. Одного из полицейских с кладбища, если никого больше не найдете. Я предупрежу их. И не волнуйтесь, Джеймс. Вероятнее всего, он бродит где-нибудь сам не свой. Мы его найдем.

По крайней мере, Алан Маркби очень надеялся на это.