"Солдаты Империи. Беседы. Воспоминания. Документы." - читать интересную книгу автора (Чуев Феликс Иванович)

СОЛДАТ ЩЕРБИНА

Много лет знаю Николая Васильевича Щербину, скромного труженика, доброго, душевного человека. Из того, что я не раз слышал от него, поведаю два эпизода – один военный, другой послевоенный, потому что жизнь еще только начиналась: в 1945-м Николаю было только 18 лет. А пошел он на фронт в августе 1941-го из родного села Веселинова, что на Одес- щине. И было солдату всего 14 лет…

– Девятого мая праздник для ветеранов,- говорит Николай Васильевич.- Они помрут, и праздник прекратится. – И добавляет с болью, которая многих не покидает сейчас: – Были почетными гражданами Берлина Жуков, Чуйков, Берзарин. Их лишили теперь этого звания, зато присвоили Горбачеву. Не позор ли это? Я почетный гражданин молдавского села. Может, и меня лишат такой чести? Видишь, что происходит в Молдавии!

Николай Васильевич каждый год ездит на «свой», молдавский плацдарм, встречается с однополчанами. Был и я на том живописном днестровском берегу. Там 17 апреля 1944 года наши перешли в настзшление. Николай Щербина был уже сержантом, помощником командира взвода, и ему, семнадцатилетнему, подчинялись солдаты, среди которых одному было 42 года, другому- 46…

– В моем взводе убили на переправе командира, – говорит он. – Одиннадцать человек звание Героя получили в том бою. Там памятник стоит, где мы пробились.

– Про колодец расскажи, Николай Васильевич, – напоминаю я.

– Там не колодец, там ручей. Молдаване сделали выемку, раковину, как корыто, чтоб вода текла… Мы копали окопы. Немцы не стреляют, когда мы копаем, и мы не стреляем, когда они копают. А пить хочется. Я взял термос литров на десять и первым пошел к ручью. Только налил два котелка- навстречу немец, тоже с термосом. И оба мы без оружия, чтоб воду, значит, легче тащить было. Суворов говорил, что в походе и иголка тяжела… Так вот, только я налил два котелка воды, тут он передо мной.

– Рус, ком, ком! – пальцем поманил. Я такой простодушный, иду, думаю: «Может, он на нашу сторону хочет перейти…» Подошел я. Он мне как врежет! Я отлетел, встал. А он снова:

– Рус, ком, ком!

Я снова подошел, он опять как даст! И мы пошли на драку. Он мне как въе…т- до сих пор шишка на груди! Я потерял сознание. Он хотел меня сапогом добить. Но когда подошел, я очнулся, и только он ногу поднял, я его за ногу как хапану зубами! Он рукой попытался, а я еще раз изо всех сил укусил его, и он упал в яму- там рядом яма была. Но под рукой ни одного камня, только ил. Я закидал его илом, схватил своей термос и убежал. Пришел к своим. Вызвал меня заместитель командира дивизии по политчасти и говорит:

Николай, мы тебе подберем людей, пойдешь за «языком». Без «языка» не возвращайтесь!

Отправилось нас семнадцать человек, из них пятеро должны были непосредственно брать «языка», остальные- отвлекающая группа, саперы, санинструктор…

– Кто идет?

– «Звездочка».

– Проходи.

Начало смеркаться. Увидели в сумерках: семеро немцев идут на нашу территорию, как потом выяснилось, тоже за «языком». Мы залегли, травкой прикрылись. Атаковали первыми, и все решила внезапность нападения. Четверых немцев убили, одного ранили, захватили в плен немца и румына – там немецкая и румынская армии стояли. Здоровенный немец попался. Мишка Одинцов его прикладом стукнул, иначе схватить не могли. В штаб доставили. Он упирается, ничего рассказывать не хочет. «Покажите, кто меня взял!» – говорит. Чемпион по боксу оказался.

Вызвали в штаб Одинцова и меня. Я как глянул: это ж мой немец у ручья! И он меня сразу узнал. «Камерад!» – кричит, И все рассказал: как мы с ним дрались, оба без оружия… Тут-то мне и влетело от замполита, почему пошел за водой без автомата…

Но все ж наградили меня орденом Красной Звезды. Всех ребят из нашей группы наградили – кого орденом Славы, кого медалью «За отвагу»… А орден Славы я получил раньше – за Днепр. Лично Жуков вручал! – с гордостью отмечает Николай Васильевич. – Но я тебе скажу, что на Днестре было потрудней, чем на Днепре. Днепр с ходу форсировали, а на Днестре были еще страшней бои. Мы друг у друга адреса переписали: погибнешь – напишу тебе домой ияи ты моим напишешь.

После войны Николай Щербина стал строителем.

– Кунцево тогда еще не входило в Москву,- говорит он. Первым секретарем кунцевского горкома партии был Евгений Иванович Налоев. Сшлин у него на партийном учете стоял. Потом взял его в ЦК. А я в это время работал в кунцевской правительственной болышце, сделал там три комнаты с экранами от ядерных излучений на случай новой войны. Брали мы медные щиты и загибали их, как кровлю делают, обшивая стены, пол, потолок. Руководил нами Городецкий. Он потом вызвал меня и сказал:

– Будешь работать в Волынском на даче товарища Сталина. Но об этом никто не знает, кроме Нало- ева. Если кому скажешь – голова с плеч!

Отобрали туда сперва сто восемьдесят рабочих, потом сократили до ста двадцати. На сталинской даче мы тоже делали экранную защиту, но только в одной комнате. Так же обшили ее медными щитами, сверху припаяли медную сетку и покрыли поверх сетки штукатуркой, смешанной с бронзовой краской. Из комнаты получилась коробка. За стеной выкопали яму метра три глубиной, припаяли к медным щитам кабель и вывели его на медный колун, опущенный в эту яму, засыпали землей – сделали заземление. Хорошие были мастера. Сварщик Саша Гусев у меня работал, позже стал Героем Социалистического Труда… С поваром Сталина Александром Ивановичем Веселовым я там познакомился… Два дня работали. Когда все сделали, начальник смены мне сказал:

– Товарищ Сталин сейчас болеет, но хотел бы с тобой поговорить.

Это было 22 октября 1952 года. Иду, переживаю, конечно. Слышу:

– Заходите, заходите.

Он в шинели, в валенках.

– Почему же ты в дом не завел человека? Угостил бы его! – говорит он повару. Заводит меня в комнату, наливает коньяку стопку и себе маленькую рюмочку: – За хорошую работу!

А я уже осмелел:

– За вас можно выпить, товарищ Сталин?

Выпили. Он еще наливает. Я ему говорю:

– Я на работу должен приехать, товарищ Сталин.

– Зачем сегодня на работу? Запиши телефон, приедешь на работу, скажи начальству, пусть позвонят по этому телефону.

Машину подали- «ЗИС». Александр Иванович выносит коробку- в ней три бутылки коньяку, две бутылки вина, одна бутылка водки и четыре лимона. Все. (У Сталина росли свои лимоны на даче, и он очень ими гордился. Об этом мне говорили В. М. Молотов и А. И. Мгеладзе. – Ф. Ч'.).

А перед новым, 1953 годом меня пригласил Евгений Иванович Налоев и вручил красный пригласительный билет на новогодний прием в Кремль.

Я приехал в Кремль, видел всех членов Политбюро и снова Сталина. В Георгиевском зале меня за самый дальний стол посадили. Выпил и закусил неплохо. Подходит человек в сером костюме:

– Николай Васильевич, пора ехать домой.

Выхожу- машина стоит, и в ней опять коробка,

в которую на сей раз положили две бутылки коньяку, две «Столичной», три банки красной икры, трехсотграммовая баночка черной, ветчина, шоколад и, конечно, лимоны… Отвезли меня домой в Измайлово…

…В разное время мне довелось беседовать с маршалом Жуковым и отставным сержантом Щербиной. Оба солдата, оба воевали за Россию, оба не дрогнули перед врагом.