"Путешествие на запад" - читать интересную книгу автора (Федорова Любовь)

Глава 3

Ходжерский парусник "Итис" завершал трехдневное плавание, готовясь причалить в гавани острова Джел. Два последних дня в проливе держался туман, временами переходящий в моросящий дождь, а когда видимость становилась лучше, ветер усиливался до штормового, поднимая на море сильное волнение.

Закутавшись в длинную черную одежду с широкими рукавами, Джел стоял у фальшборта рядом с мастером Ятаушем, бывшим скриптором Большой Публичной Библиотеки Столицы, и смотрел в черно-зеленую воду пролива. Это занятие наводило на него ностальгические воспоминания. Ятауш же просто развлекался.

Ближе к берегу туман редел, расползался клочьями по воде, и Джел видел вдали серые от дождя стены и купола: огромный Дворец Патриархов Дома, творение многих поколений зодчих, распластался на склонах округлых холмов, словно старый морской ящер, подставивший бока плывущей с моря непогоде.

В кулаке Джел держал монетку. Он хотел ее подбросить, чтобы загадать, потеряет он или приобретет, приняв приглашение с архипелага. До сих пор у него не было причин быть собой недовольным. За те четыре месяца, что он прожил в Столице, он стал одним из самых высокооплачиваемых художников в скриптории при столичной Библиотеке. Он мог бы и дальше продолжать работать там, но для осуществления тех планов, что он задумал, требовалось гораздо больше денег, чем то, что он в состоянии был скопить даже за несколько лет, откладывая от заработков, ведь ограничивать себя в своих запросах к комфорту он, попав в Столицу, быстро разучился, а возвращаться к спартанской обстановке тюрьмы вовсе не был склонен. Ключик Агиллера по-прежнему висел у него на шее, но взять эти деньги было, во-первых, нечестно, во-вторых, вряд ли возможно. По приезде в Столицу, кир Агиллер за короткий срок сделал блестящую политическую карьеру и занимал сейчас одну из лидирующих позиций в аристократической партии "Север", имевшей половину голосов в Государственном Собрании. Дороги их разошлись. Видеть Агиллера Джел не желал, да было и незачем.

Подписывая контракт на гербовой бумаге сроком на три года, думал он ни много ни мало об экспедиции на север к источнику радиосигналов. Так он оказался на борту "Итис" в компании скриптора и картографа, решивших, как и он, сменить свою более или менее свободную творческую работу на более доходное корпение над чертежами в литейных и механических мастерских Дома.

Джел положил монетку на ноготь и приготовился испытать судьбу.

— Как здоровье? Как вы спали? Мухи ночью не кусали? Хороших людей издалека видно!

Он получил хлопок по загривку от не рассчитавшего движение Вашеда, третьего в их компании, дружеское приветствие которого наложилось на смену галсов корабля, и монетка канула в забортную воду. Джел мог бы поймать ее, но поленился.

— Хорош орать, а? — предложил Ятауш.

Вашед бросил взгляд на небо.

— Вроде, немного потеплело, — доложил свои наблюдения он. Скоро, скоро нас припашут. Интересно, чем мы будем заниматься. Неужели реконструкцией канализации? Дворцовые тайны — это должно быть чрезвычайно интересно.

Желчный Ятауш не разделял его энтузиазма.

— Что может быть интереснее — поймать на шею удавку или найти ядовитую змею у себя под подушкой, — проворчал он. — Чем больше я об этом думаю, тем меньше мне эта затея нравится. Два года назад на острова тоже забирали мастеров. С тех пор о них никто не слышал. Как под воду ушли.

— А ты меньше думай, Ятауш, меньше будешь беспокоиться, — дружески приобняв Ятауша за плечи, посоветовал Вашед. — Тебе предложили работу и будут платить за нее деньги, которых ты сроду в руках не держал. Почему надо вообще так много ныть? Я бы понимал, если б на материке тебя, кроме долгов, что-нибудь держало.

Джел повернулся к ним зрячей половиной лица, оглядел обоих. Высокий розовощекий Вашед взял его за рукав и сказал:

— Вот — монах молчит. Бери пример с него. Никто из нас не уверен в себе так, как он. И правильно. Любой опасности можно избежать, если вести себя умно.

— Самоуверенность — сомнительное достоинство при избежании опасностей, — буркнул Ятауш.

Джел кивнул и опять вернулся к созерцанию воды и не такого уже далекого берега. Ятауш и Вашед препирались несколько дней, доводы их ходили по кругу, новых мыслей ни у того, ни у другого не возникало, и он давно перестал обращать на них внимание. Все трое ехали на острова за деньгами. Вашед хотел открыть собственную мастерскую, Ятауш вынужден был отдавать долги отца, что делало его менее разборчивым, но более занудным. У самого Джела, помимо заработка, была еще и сверхзадача: он рассчитывал найти на островах те свидетельства, обрывки которых попадались ему в книгах столичной Библиотеки. О Лунных Камнях. О Небесных Посланниках. О Холодном Облаке. О древних цивилизациях, которые были посвящены в тайны окружающего мира и природы человека значительно глубже современных. Книгохранилище Островного Дома было самым древним, и, он надеялся, наиболее полным в Тау Тарсис.

— Что ты мне про монаха будешь рассказывать — я тысячу лет его знаю, — бубнил Ятауш. — Он как сказал мне позавчера "прошу прощения", так с тех пор рта не открывает, и лучше бы это ты брал пример с него. Вон, оглянись, пожалуйста, на того типа, который приставлен смотреть за нами. Мы еще ничего не видели, не знаем, а нас уже караулит какой-то наемный убийца…

Джел потихоньку отошел в сторону. Берег приближался. "Итис" входил в гавань и убирал паруса. Заметив на причале множество людей, Джел накинул на голову капюшон, чтобы не привлекать к себе внимания. С тех пор, как потерял глаз, он не любил, чтобы его рассматривали.

Размеры Дворца оценить было трудно. После получасового похода через галереи, лестницы, большие и малые вестибюли, залы, анфилады комнат, бесконечную череду кованых, резных, инкрустированных костью и золотом, отделанных драгоценным камнем дверей, Джел не представлял, в каком месте здания он находится. Ему уже начало казаться, что он совершил ошибку, не запоминая количество и направление поворотов, и что выбраться обратно, если вдруг явится такая необходимость, самостоятельно ему не суждено. Голова его с самого начала была занята совершенно посторонними вещами, память не подчинялась, сознание смутилось. Он слишком много всего видел вокруг себя, что заслуживало пристального внимания в первую очередь. Сотни колонн резного дерева, витой меди, молочно-белого мрамора, полированного гранита; украшенные рельефами и росписями стены и потолки; статуи, мебель, ковры, гобелены. Отделка внутренних помещений дворца носила отпечатки самых разнообразных эпох ходжерской культуры, начиная с простых орнаментов и незатейливых фигур с грубыми крестьянскими лицами, и заканчивая манерно-изысканными многофигурными композициями целых групп царей и принцев, окруженных женами и царедворцами, облик которых носил своеобразный отпечаток надменной придворной утонченности…

Кир Момемфер, смотритель технической библиотеки Дома, невысокий подвижный старичок, короткие завитые в локоны седые волосы которого забавно падали на черный воротник обычного скрипторского плаща, давал время от времени пояснения. Дворец на несколько ярусов уходил под землю и внутрь холмов. Его большой купол строился почти восемьсот лет назад, сам купол и территории, к нему прилегающие, сейчас были полностью нежилыми, а последнее большое строительство производилось тому вот уже лет двести. ("Ну вот. Значит, скоро все это рухнет нам на головы,"добавил от себя Вашед). Тем не менее, общее состояние дворца сохранялось на вполне приличном уровне, хотя, стоило это его хозяевам, как можно было догадаться, отнюдь не дешево.

Несколько раз с высоты арочных дворцовых галерей Джел видел город, который дворец полностью загораживал собой со стороны гавани. Рядами позолоченных черепичных крыш — невидаль, которая поразила Ятауша и Вашеда больше всего — он спускался с обратной стороны холмов вглубь острова. Там, почти на самом дне котловины, у озера, возвышался Храм-Башня Сатуана — оракула ста семидесяти островов.

Когда поход по дворцу закончился перед одной из дверей на верхней галерее относительно нового административного корпуса, отделанной по меркам дворца достаточно скромно — простым гобеленом и гладкими деревянными панелями, Джел, находившийся под впечатлением от сказочных деревьев и цветов, глядящих со стен золотоволосых женщин, ручных леопардов, коней с умными человеческими глазами, не сразу понял, что это все, они пришли. Он шел бы и дальше.

Аудиенцию давал сам Патриарх, и надо было знать, как себя вести при встрече с владетельной особой в соответствующей обстановке. Следовало неспешно войти, всем вместе поклониться, прижав правую руку к сердцу, а левую изящно отведя назад, демонстрируя тем самым преданность и уважение, после чего ждать, что Патриарх скажет. Вашеду пришлось застегнуть верхнюю пуговицу кафтана, Ятаушу причесаться. Джел, у которого все было в порядке, попробовал прогуляться вдоль стены галереи, верх которой был украшен охотничьими трофеями, но в десяти шагах от двери из глубокой ниши на него страшно рыкнуло, звеня цепями, некое тигроподобное существо, и он поспешил вернуться к товарищам.

— Он должен быть чертовски важным, этот кир Хагиннор Джел, — негромко рассуждал Вашед. — Можно даже заранее предположить, что он нам скажет.

Ятауш без интереса спросил:

— И что именно?

— Что всегда говорят на подобных смотринах. Что он рассчитывает на нашу ответственность и наши молодые силы, что мы будем иметь дело не просто с заказами, а с монаршими повелениями, даже если речь идет о починке дворцовой канализации. А мы ответим, что будем делать все, что он потребует, исходя из его интересов, а не из своих собственных.

— Далась тебе эта канализация, — раздраженно бросил Ятауш и через некоторое время уже спокойнее добавил: — Ты войдешь первым. Я за тобой.

Кир Момемфер негромко кашлянул в кулак. Джел, мечтательно глядел на зеркальную крышу оранжереи внизу, по которой гуляла морская чайка, и размышлял о превратностях судьбы. Он мысленно похвалил себя. Сейчас он почти не сомневался. Ему казалось, он приехал в нужное место.

Двери, перед которыми они ждали, бесшумно разошлись, и вдруг оттуда донесся голос, настолько знакомый, что Джел, будь он ростом повыше — например, с Вашеда — точно выпал бы с балюстрады.

Если бы этим голосом были сказаны другие слова, или те же слова в другой интонации, Джел решил бы, что ошибся. Hо в том, что прозвучало из аудиенц-зала, ошибиться было невозможно.

— Дешевка, уйди с моих глаз! Или вы ждете, что сердце мое не выдержит и я вам помогу? Не буду, и не надейтесь. У вас два дня на то, чтобы все исправить. И не смейте снова ходить ко мне плакаться. Сами нахомутали! Кто в деле, тот и в ответе.

Из дверей, частя поклонами, спиной вперед вывалился упаренный толстяк. Двери тотчас сомкнулись. Толстяк вытер рукавом пот с красного лица, изобразил киру Момемферу какой-то знак на пальцах, махнул рукой и поспешил прочь.

На момент Джелу показалось, что он видит сквозь стены. Он знал, кого он встретит в аудиенц-зале.

Двери вновь приглашающе распахнулись. Он непроизвольно сунулся вперед — на голос. Hо Ятауш поймал его за шиворот со словами: "Эй, эй, деревенщина, куда? Мы же договорились, как идти."

Кир Хагиннор Джел в роскошной изумрудно-золотой одежде восседал в высоком кресле за обширным письменным столом. Один секретарь сидел слева от него и чуть позади, другой стоял возле правого подлокотника и держал перед взглядом кира какую-то бумагу.

Единственное отличие кира Хагиннора от того человека, с которым Джел был очень хорошо знаком, составляла медно-рыжая, с проседью на висках, благородного вида вьющаяся шевелюра.

— Добро пожаловать во владения Дома, господа, — произнес кир Хагиннор, оторвал взгляд от бумаги, и у него отвисла челюсть — правда, лишь на короткое мгновение.

Джел выдержал остановившийся на нем желтый взгляд, но, когда на него столь же пристально обратились все присутствующие, смутился и уставился на узорчатые клетки паркета у себя под ногами.

Кар Хагиннор отодвинул кресло, медленно встал, отстранил секретаря, обогнул стол, подошел к Джелу, взял его за уши и притянул лицом к своему плечу.

— Я же похоронил тебя, — сказал он. — Это ты хотя бы понимаешь?

Джел неловко его обнял и, чувствуя, что краснеет, пробормотал:

— Хапа, я… ну, так все получилось. Я хотел дать знать, но мне…

Кир Хагиннор ступил назад, придерживая его за плечи и прямо посмотрел Джелу в лицо.

— …я не знал, как, — закончил фразу Джел.

Хапа поджал губы. Джел догадался, что удачно соврать ему не удалось.

— Ну да. Конечно, — произнес Хапа, отпуская его. Через плечо Джела он посмотрел на кира Момемфера, сказал ему: — Вы свободны. — Повернулся к секретарям, едва заметно кивнул одному из них. Первый сел, второй тотчас же поднялся и исчез за балконной дверью.

Ятауш и Вашед с одинаково тупыми от удивления лицами были вытащены киром Момемфером обратно через те двери, в которые они полминуты назад вошли.

Хапа взял Джела за локоть и подвел к своему столу.

— Посиди пока здесь, — сказал он. — Мне нужно отдать пару распоряжений, — и вышел вслед за своим человеком через балкон.

Джел присел на секретарское место, скромно сложил на коленях руки, стал рассматривать футляр с набором печатей и перламутровую чернильницу на столе. Другой секретарь, сидевший в небольшом удалении от него, не двигался и, кажется, даже не мигал, словно неживой.

В мыслях Джела смешались неподдельная радость, предчувствие какого-то подвоха и пока несбывшиеся, но ставшие вполне реальными нескромные мечты о легко доступных и больших деньгах. Слишком хорошо, чтобы было хорошо, подумал он.

Хапы не было минут пять. Наконец он появился, снова взял Джела за локоть. Выглядел он весьма озабоченно. Вероятно, возникла какая-то проблема. Джел встал. Хапа потер горбинку носа и сказал ему:

— Да. Ты не будешь возражать, если я сначала закончу с делами? Господин Инханор проводит тебя в мой внутренний кабинет. У меня есть к тебе очень серьезный и важный разговор. Дождись меня, пожалуйста, там.

Джел, совершенно не представляя, как себя вести, слегка склонился под испытующим взглядом хозяина Дома. Хапа отпустил его и Инханора движением руки.

Две лестницы, три коридора, десяток поворотов привели к обещанному кабинету. У личных покоев хозяина Дома несла караул дворцовая стража. Господин Инханор пропустил Джела вперед и закрыл за ним массивную дверь, сам оставшись снаружи.

Джел затаил дыхание. На таком же большом, как в аудиенц-зале, письменном столе лежала его книга шахматных этюдов в ярко-зеленой обложке, фотокарта, аптечка, прозрачные кассеты навигационного каталога, подаренного ему на ВС в день совершеннолетия. Забыв про все, Джел подбежал к столу, схватил книгу, кассеты, аптечку, прижал к сердцу и… оглянулся.

В тени портьеры, поигрывая золотым шнуром, стоял Хапа.

— Ну что же, — спокойно сказал он. — Надо признать, я до последнего момента не мог поверить в то, что это был ты.

Джел осторожно, не сводя с него взгляд, стал складывать обратно на поверхность стола свое имущество. Что, собственно говоря, следует из того, что он попался?

Хапа вежливо повел рукой:

— Садись, Небесный Посланник. Не стой передо мной.

Поблизости был стул, Джел сел. Он спросил:

— И ты все время знал, да?

— Подозревал всегда. Hо ты давал мне тысячу поводов серьезно сомневаться. Сам рассуди, ну кто бы мог всерьез на ТЕБЯ подумать?

Джел криво улыбнулся. Он не знал, как теперь себя вести, не мог заставить себя быть самим собой. Обстановка не располагала. Он проговорил:

— Ладно. Ты поймал меня. Только не говори, что и ты меня никогда не обманывал.

Хапа легко рассмеялся, достал из-за книг на стеллаже кувшинчик с вином и расписанные золотом энленские глиняные чашки.

— Зачем ты приехал на острова?

— За деньгами. Я должен работать в литейных мастерских. Я подписал контракт.

Хапа подвинул себе стул и тоже сел.

— И чем ты рассчитывал тут заняться?

Джел пожал плечами и посмотрел Хапе в глаза.

— Каким-нибудь полезным делом. Я, конечно, недолго работал в скриптории, но то, что я делаю, у меня получается хорошо.

— То, что ты мне рассказывал в тюрьме о матери, об отце, который был бродягой, о своем имени, о том, что ты хочешь вернуться домой это все была правда? — спросил Хапа.

Вопрос, на взгляд Джела, был странный. Он ожидал расспросов другого рода.

— Ну… в общем-то, да.

— Для этого тебе нужны деньги?

Джел помедлил с ответом, потом кивнул.

— Частично.

Хапа разлил вино по чашкам.

— У тебя ничего не получится. Эта скорлупа, которая тебя принесла — она расколота пополам, как орех. Она уже не полетит.

Джел слегка удивился.

— Да нет, Хапа, полетит.

— Не полетит.

— Полетит, дай время.

— Не полетит.

— Да откуда ты знаешь?

— Они не улетают. Они все лежат там, где упали. Пей вино.

Джел моргнул.

Хапа сделал глоток из своей чашки и встал.

— Мы еще обсудим это попозже, когда я буду не так занят. Неотложные дела ждут меня сейчас. Я, к сожалению, должен тебя оставить на несколько дней. Будь пока моим гостем. Ни о чем не заботься. Отдыхай.

Девять дней, проведенные Джелом во дворце, были отмечены исключительной бессмысленностью и в то же время приятностью его времяпровождения.

Он не делал ничего. Им никто не интересовался.

В жилых покоях дворца было все, чего Джелу до сей поры не хватало в жизни: отопительные трубы под полом, мраморная ванна, в которую из золотых кранов подавалась холодная и горячая вода, газовые лампы, дававшие ночью ровный яркий свет, ковры, перины, удобная мебель, камин, балконы с карликовыми садами и видом на море, вышколенные слуги, великолепная кухня.

Несколько дней Джел изучал дворец. Потом, довольно скоро, заинтересовавшее его вначале стало обычным. Он перестал смотреть с любопытством на росписи и интерьеры. Его не удивляли больше гидравлические грузовые лифты, фонтаны с разноцветной подсветкой, зимние сады под оранжерейными стеклянными крышами, зеркальные пирамидки во внутренних дворах-колодцах, подающие свет в те окна, куда никогда не заглядывает солнце, и многое другое.

Он обошел едва ли десятую часть открытых для доступа покоев, и на этом остановился.

Ощущения у него были странные.

С того утра, когда он впервые переступил порог дворца Патриархов, за промежутком времени, который следовал даже не за падением в пустыню, а, пожалуй, за выходом его на самостоятельную работу в конвой, как будто закрылась дверь.

Джелу казалось, о нем уже можно спрашивать себя: "Это все мне приснилось, или то был не я?"

Летний год, проведенный на Та-Билане дал свои итоги. Джел стал задумываться: а как-то покажет себя зима?

Ни в город, ни в порт сходить он так и не собрался, несмотря на то, что хотел.

Где-то день на шестой для разнообразия он попробовал навестить мастерские, где работали теперь Ятауш и Вашед. Внутрь его не пустили, сказав, что на работу приняты только два мастера, о третьем распоряжений не поступало. Тогда Джел дождался их вечером после работы и проводил до дома, где мастеров поселили. Однако, разговор не клеился. Они не могли объяснить, чем занимаются, а Джел не хотел рассказывать, где и при каких обстоятельствах познакомился с Хапой. Ятауш завидовал, Вашед не то осторожничал, не то стеснялся.

Джел был рад хотя бы тому, что мог позволить себе недоступные ранее удовольствия. Он спал, пока спится, ел, сколько хотелось, лежал в ванне, часами смотрел, как в камине горят дрова и читал бесконечную и бестолковую романтическую и амурную классику прошлых столетий, абсолютно бесполезную в познавательном плане. Других книг слуги достать ему не умели. Джел профессионально размышлял, какие бы иллюстрации сделал к этим книгам он, и успел даже вывести два общих правила, присущих местной беллетристике: во-первых, ни одна мало-мальски похожая на правду любовная история не заканчивалась здесь счастливо, а, во-вторых, если в книге присутствовал злодей, то, обязательно, одноглазый.

На день, десятый по счету, когда Джел таким образом лежал, читал и делал неутешительные выводы относительно собственной внешности, двери его спальни отворились, и, со словами: "Вставай-ка, хватит бездельничать!" — появился Хапа. Джел, обрадовавшись, соскочил с кровати на пол, подхватил кафтан и был остановлен властным жестом хозяина Дома.

— Не беги, — строго сказал Хапа. — Привыкай вести себя с достоинством.

Хапа извлек из-за пазухи небольшой предмет, завернутый в шелковый платок, и протянул его Джелу на открытой ладони.

— Во-первых, — сказал он, — я должен вернуть тебе твой подарок.

Джел отогнул край платка — там лежал пеленгатор.

— Во-вторых, — сказал Хапа, — я должен сегодня присутствовать на похоронах. Я хотел бы, чтоб ты поехал со мной. По дороге мы поговорим. Одежду, приличествующую случаю, тебе принесут.

Холодноватый официальный полупоклон, и Джел остался в комнате ждать камердинера, не зная, что и думать.

Через полчаса, одетый в непривычную церемониальную одежду с жестким воротником и расшитыми золотым бисером рукавами, Джел присоединился к группе придворных, ожидающих на широкой мраморной лестнице выхода Патриарха.

Его встретили любопытные, настороженные, оценивающие взгляды. Эти люди не знали, кто он, а он не знал никого из них. Не будучи знаком с табелем о рангах, Джел пристроился в шеренге царедворцев на самое последнее место, чтобы случайно кого-нибудь не обидеть, и от него сразу отвернулись — последний почти никому не был интересен.

Кир Хагиннор Джел вышел четвертью часа позже в сопровождении двух внешне схожих с ним людей и одного тарга. Одет он был так же, как все, в цвета Дома, темно-зеленый с золотом.

Все поклонились, и Джел поклонился.

Слегка опираясь на элегантную темную трость с золотым набалдашником, Хапа спускался по лестнице, изредка кивая тем, кто ждал его на ступенях, — выбирал сопровождающих. Удостоенные кивка выходили из шеренги и следовали за ним. Когда Хапа проходил мимо Джела, тот, как остальные, ниже склонил голову. Плеча его коснулся золотой набалдашник.

— Тебе нет нужды мне кланяться, — сказал Хапа. — Идем. — Он взял Джела под руку, и, понизив голос, добавил: — Держись увереннее. На тебя сейчас все смотрят.

К подножию лестницы для них был подан экипаж с запряжкой из четырех белых, как облака, лошадей. Вперед выехали всадники, следом выстроились другие экипажи и охрана.

Когда кортеж тронулся, Хапа откинулся на подушки сидения и сложил руки на набалдашнике трости.

— Ну что ж, Небесный Посланник, теперь настало время поговорить о деле. Я хочу предложить тебе договор.

Джел насторожился.

— Какой договор?

Хапа улыбался.

— Ты — Джел, это твое законное настоящее имя, данное тебе по отцу, — сказал он.

— Разумеется. Что с того?

— Палеолог — тоже царское имя.

— В общем-то, да. Когда-то в одном из изначальных миров восставшие рабы сами называли себя царскими именами, я тебе рассказывал.

Хапа кивнул.

— И тебе в начале осени исполнилось восемнадцать лет по исчислению Красной луны, или девять Больших Оборотов по календарю Икта.

— Да. А какой договор?

— Подожди. Как ты считаешь, тебе в жизни везет?

Джел пожал плечами.

— Как всем, наверное.

— А если задуматься?

Джел покачал головой.

— Забавные ты задаешь вопросы.

— Тебе везет. Да так, как мало кому из Джелов везло прежде. Девятнадцать лет назад я ездил с караваном далеко на Север — через Борей, почти до самых границ Черного Энлена. Мне подарили там черноглазую рабыню, она была очень красива. Она должна была родить мне сына — так ей предсказала колдунья. Hо рабыня сбежала в горах, и мы не смогли ее найти. Была зима, метель, очень холодно. Я хотел бы думать, что она осталась жива, и наш ребенок увидел свет, но — увы… Это было давно, и случай этот мало кому известен. Впрочем, те, кто помнит, еще живы. Ты носишь имя своего отца — Джел, — ты никогда его не видел, тебе восемнадцать лет, и ты всем рассказал, будто приехал с далекого Севера. Догадываешься, что я тебе могу предложить?

— Хапа, — покачал головою Джел, — но ведь ты хорошо знаешь, что я не твой сын. И я это знаю. Что же, мы будем обманывать людей?

Хапа сделал пренебрежительный жест.

— Для нашей семьи чистота крови — это как легенда о сокровищах Зарадашту: кто набил карманы монетами, тот про сокровище молчит. Каждый третий из нас в лучшем случае — узаконенный бастард. Это все уже не имеет значения. Эпоха династических браков для нас осталась в далеком прошлом. У тебя есть имя и есть везение. Для того, чтобы быть настоящим Джелом, этого достаточно. Я не предам интересы Дома, если поставлю в списки наследников первым человека с обратной стороны Неба.

Джел попытался возразить:

— Hо ты не настолько стар, чтобы у тебя не могло быть законного, настоящего твоего сына.

Хапа кивнул.

— Родить ребенка — нехитра задача. А что будет дальше? Сколько лет я еще проживу? Тот ребенок, который родится сегодня, вырастет без отца. Я ничему не смогу научить его, он не будет знать, кем я был, чего хотел, к чему стремился. Три моих сына умерли, не дожив до года. Четвертый вряд ли успел родиться. Сейчас у меня в саду четыре детские могилы. И я уже простобоюсь, что их станет больше. Пусть мой сын будет считаться сыном рабыни. Если он докажет что он настоящий Джел-"счастливчик", его признают за своего. Тогда сразу перестанут говорить, что удача отвернулась от Дома из-за того, что у меня нет наследника. Для меня это очень важно сейчас.

Прикусив губу, Джел смотрел в окно.

День стоял странный, без солнца, но и не пасмурный. Было тепло и сыро. Облака текли по небу, как пролитое молоко. Взгляд Джела все время обращался вверх: высоко в зените то появлялись, то таяли ложные солнца. Он хотел спросить Хапу, какова природа его рыжих кудрей и прежней лысины, и не бывает ли здесь полярных сияний, но такие вопросы были бы, пожалуй, сейчас сильно не к месту.

— И почему ты выбрал меня? — спросил он. — У вас большая семья.

Хапа усмехнулся.

— По предсказанию.

— По какому предсказанию?

— Однажды спросили у оракула, каков будет новый император, который взойдет на трон объединенной империи Севера и Юга после окончания времен безвластия. Оракул ответил: "Дважды царь, отмеченный орлом, посланный Небом".

Джел хмыкнул.

— Кто же меня отметил орлом?

— Тюремщик в Диамире.

Про свою диамирскую орлицу Джел давно успел забыть.

— Да. Об этом я не подумал, — признался он.

Они ехали по змеящейся между холмов дороге. Впереди и по бокам скакала охрана — из требований этикета или по необходимости, Джел не знал. Он некоторое время молча перебирал в уме контраргументы. А нужно ли было что-то возражать?..

— Hо ведь такое предсказание можно толковать, как хочется. Не обязательно понимать его буквально, — сказал он.

— Вот именно тем оно и ценно, — согласился Хапа, в очередной раз удивив Джела таким своим отношением к святыне Сатуана.

— Да? Ну, я не разбираюсь в подобных тонкостях, — только и сумел ответить он.

Они помолчали. Дорога пошла под уклон. Джел сказал:

— Хапа, наверное, я вынужден буду отказаться.

— Почему? Можно подумать, что стать наследником таргского престола тебе предлагают каждый день.

— А зачем мне это? Я стараюсь не брать на себя обязательств, которых не могу выполнить. Я хочу вернуться домой.

— Лунные Камни не возвращаются.

— И что, их тут много?

— Своими глазами я видел два, — уклончиво ответил Хапа. — Хорошо, я дам тебе возможностьпопытатьсявернуться. Похоже, ты не осознаешь, как много я тебе вообще предлагаю. И мне еще приходится тебя уговаривать. Что такое ты мог оставить там, почему так рвешься обратно?..

Джел помедлил с ответом. Правда, почему?

Кортеж уже приближался к городу. Издали видны были стоящие на высокой платформе из каменных плит Храм-Башня и дворец первосвященника Сатуана, дигарха. "А что, собственно, я теряю?" — подумал Джел.

— Что ты теряешь? — произнес вслух его мысль Хапа.

— Свободу действий, — сказал Джел. — Я думаю, с моим согласием появится множество обстоятельств, с которыми мне так или иначе придется считаться. Я мог бы согласиться, но лишь с одним условием: ты мне не просто предоставишь возможность совершить попытку вернуться. Ты сделаешь все возможное, чтобы эта попытка мне удалась. И ты ни в коем случае не должен вмешиваться в мои дела. Оставь мои заботы мне.

— Принято, — отвечал Хапа.

— Так легко? Да ты не обманываешь ли меня?

— Нет. А ты меня?

Джел нахмурился.

— У меня что, есть возможность как-то тебя обманывать? Объясни, чего ты от меня хочешь? Что я должен для тебя сделать?

— Ничего делать не надо. Достаточно числиться в списке первым и изредка присутствовать.

— Мне осталось двенадцать лет. Такой срок моего присутствия тебя устроит?

Хапа наставительно произнес:

— Лунные камни не улетают.

— Да? — усмехнулся Джел. — А ты уже и сам забыл, что я Джел? Вдруг мне повезет, и я сумею сделать невозможное?