"Поиграй со мной" - читать интересную книгу автора (Панасенко Леонид Николаевич)

ПОДАРКИ

 – Возмутительно! – бушевал обычно флегматичный доктор. – Как вы можете так – сидеть в вездеходе и философски глядеть в эту белую муть за стеклом?! Орите, пойте, палите из пушек. Вы хоть понимаете что мы видели?

– Куда уж нам, – засмеялся Егор Иванович. – Мой сорванец раскопал эту штуковину, пускай и объясняет, что к чему.

– Он ещё шутит! – раскрасневшийся от возбуждения доктор ошеломлённо завертел головой, заёрзал на сиденье.

– Не шуми, Карлсон, – приказал Тимофей Леонидович. – Слишком всё серьёзно, чтобы начинать с эмоций. Ох да ах! Кстати, отвечаю на твой вопрос. Лично я пока не знаю, что мы видели.

– Как?!

– А так. У тебя на языке всё «пришельцы» вертятся. Может, это они и есть. Не отрицаю. Но обниматься с нами твои пришельцы что-то не торопятся. Да и вообще – есть ли они в Куполе? Может, это их автоматический маяк, или база, или склад? А может, зал ожидания, наподобие тех, что мы строим на остановках рейсовых электробусов? Могу предложить ещё полсотни версий...

До станции оставалось ехать минут двадцать. Тимофей Леонидович протянул руку к микрофону служебной связи, но тут же передумал. «Пусть поспят люди, – решил он. – Сейчас и так всё вверх дном пойдёт, такая кутерьма заварится. Не до сна теперь будет, не до сна. Впрочем, а чего я хочу? Разве можно придумать для учёного большее счастье, чем встреча с инопланетным разумом? Первая встреча!»

Начальник полярной станции даже зажмурился – значимость случившегося открылась ему вдруг во всей своей глубине.

«Да, – подумал он. – Пришла большая неизвестность. Для всех людей пора восторгов и ожиданий. Для нас, учёных, – пора сомнений, поисков общего языка и бесконечной работы. Главное – не пороть горячку. Степень нашей мудрости и предусмотрительности должна превышать степень неизвестности. Вот какое уравненьице получается...»

На связь Тимофей Леонидович вышел, уже завидев редкие огни станции.

– Алексей Константинович, – обратился он к дежурному и сделал паузу, чтобы тот уловил интонацию его слов и поспешно прогнал дремоту. Немедленно разбудите всех, кроме Лаврова-младшего. По тревоге. Сбор в кают-компании. А теперь запишите моё сообщение и передайте его в совет Мира. Копию – Академии наук...

Они вошли в кают-компанию стремительно, все трое, и тёплое свечение вокруг дверного проёма трижды мигнуло, мгновенно высушив одежду полярников.

– Извините, что прервал отдых, – сухо сказал начальник станции. – Мы, наконец, получили возможность связать воедино цепочку странных событий вчерашнего дня и объяснить их. Итак, давайте вспомним их последовательность. Магнитная буря, вернее даже, магнитный удар, взрыв. Нарушена связь. А у Максима, который ближе всех был к эпицентру возмущения, сразу разрядились обе «вечные» батареи. Затем эта внезапная пурга. Не пурга, а настоящий снежный тайфун. И, наконец, непонятная находка Лаврова-младшего. Всё это вам известно. Но вы не знаете самого главного. Мы с Егором Ивановичем и доктором съездили – да, в квадрат 14-Е. И нашли. Там действительно есть нечто непонятное. Купол, сфера – не знаю даже, как назвать. Нет, не материальный. Какое-то силовое поле. Ни вездеход, ни нас внутрь не впустили. Тем не менее Максим был там, сорвал в неземном лесу несколько листков.

– Как в неземном? – недоверчиво прогудел гляциолог Чеботарёв.

– Я не оговорился. Люди, по-моему, не умеют ещё создавать такие силовые поля. Да и листья странные: совсем другая механика фотосинтеза. Так что можно предполагать всякое.

В кают-компании зашумели. Все разом захотели тотчас же ехать в квадрат 14-Е. А бородатый метеоролог Прокудин всё допрашивал Тимофея Леонидовича: «Вы их видели? Вы видели пришельцев?» – и вовсе не слушал ответов.

– Тише, товарищи! – начальник станции повысил голос. – Вы как дети. Обрадовались, зашумели, собрались куда-то бежать. Прежде всего я требую дисциплины. Каждый шаг наш, каждое действие по отношению к чужому разуму должны быть тщательно взвешены и продуманы. Помните – неизвестное, как правило, двулико. Есть в нём, наверное, добро, но может быть и зло. Поэтому я ещё требую и осторожности. Максима, Егор Иванович, после выздоровления немедленно отправить домой.

– Значит, запрёмся здесь и будем ждать пригласительных билетов? возмутился Храмцов. – Мол, приходите, пожалуйста, для контакта.

– Не отчаивайтесь, доктор, – начальник станции впервые улыбнулся. Работы хватит всем. Возле феномена Лаврова устроим наблюдательный пост. Вы, Райков, – он обернулся к высокому метеорологу, – берите двух помощников и прямо сейчас отправляйтесь на пост. Прудников составит график дежурств. Алексей Константинович, вам тоже срочное задание. Передайте «Пингвинам» новую программу: оцепить Купол и вести постоянную съёмку. Остальные – разворачивают и оборудуют помещение дубль-станции. Мы ожидаем к утру гостей – представителей совета Мира и Академии. Людей надо сразу же разместить.

«Та-та-та, – призывно и властно запела вдалеке труба. – Дружным шагом за победой отправляйся. Битве быть, битве быть, та-та-та».

Ряды маленьких воинов в блестящих касках дрогнули, пришли в движение. Они шли мерно и тяжело, сотня за сотней, тысяча за тысячей. И все на одно лицо. Они шли в туман и зыбкий полумрак, туда, где поднималось что-то красное, судорожно шевелящееся, опасное. Сотня за сотней... Карлсон, кажется, говорил, что их пятьсот тысяч единиц в одной ампуле... Жарко. И трудно дышать. Да и как можно дышать, когда за тебя там гибнет полмиллиона человечков в блестящих касках. Кто блестит, что блестит? Пятьсот тысяч... Ох, как жарко! Пить! Эй, войско, дайте же наконец кто-нибудь попить!..

Максим очнулся. В комнате тихо, темно. Только в углу слабо мерцают огоньки на панели диагноста. От него к кровати тянется целый пучок проводов.

«Ого, – подумал Максим. – Здорово же меня скрутило, если Карлсон, приставил электронного стража».

Хотелось пить, кружилась голова. Мальчик собрался как-нибудь встать, но его внимание вдруг привлёк слабый и неожиданный запах. Так и есть. На пластиковой тумбочке возле кровати желтел какой-то плод, похожий на апельсин. Максим лениво очистил его и съел. «Апельсин» почему-то чуть горчил.

Максим вспомнил свою неудачную прогулку с фоторужьём (да и что за охота во время полярной ночи), странный лес и невидимый купол, толкающий в грудь: «Привиделось, наверное, всё это, бредил я. Вот и сейчас – битва антибиотиков приснилась...»

Второй раз его разбудил диагност. Он прозвенел трижды – требовательно, громко – и Максим хотел было возмутиться такой нахальной побудкой, но на табло электронного врача светилась надпись «практически здоров», и мальчику ничего не оставалось, как недоуменно пожать плечами. Чувствовал он себя превосходно и прямо сгорал от желания посмеяться над Карлсоном. Напутал что-то доктор. Какое может быть воспаление лёгких, когда диагност гонит тебя из медизолятора, а тело так и просится подурачиться в спортзале.

По привычке Максим набрал код информатора – что нового, на станции, где отец, куда сегодня отправились гляциологи? Автомат прежде всего повторил распоряжение Гарибальди об «аврале», и мальчик насторожился. Дальше шла запись совещания. Максим замер, боясь пропустить даже полслова. Затем вскочил, заметался по комнате, но последние слова начальника станции ошеломили его, и мальчик бессильно опустился на кровать. Как же так? Так нечестно, несправедливо. Ведь это он, он открыл купол, и купол впустил его. Впустил... А отец! Тоже хорош – хотя бы слово сказал в его защиту. Опасность, долг, дисциплина?.. Хоть бы скорее вырасти!

Максим быстро умылся, тщательно причесался и только после этого вызвал Гарибальди.

Тимофей Леонидович ответил сразу. Увидев на экране лицо Максима, приветливо улыбнулся:

– Поправляешься, герой нашего времени?

Мальчик на шутку не ответил.

– Спасибо за гостинец. А что это было? Апельсин? – сказал он только из вежливости. – Лучше всех лекарств мне помог.

– Постой шуметь, – нахмурился Гарибальди. – Какой ещё апельсин?

– Обыкновенный. Вкусный. Вот корочки.

– На станции нет никаких апельсинов, – недоуменно проворчал Тимофей Леонидович. Он что-то соображал, но Максим догадался раньше и чуть не подпрыгнул от радости.

– Я знаю, что нет, – лукаво улыбнулся мальчик. – Но кто-то же положил его возле моей постели. Кстати, этот «апельсин» чуть горчил и пах лекарствами. И не напрасно. Посмотрите, пожалуйста, на диагноз электронного врача.

– Практически здоров, – прочёл Гарибальди и присвистнул от удивления.

Максим ликовал.

– А Карлсон говорил: пять дней. Может, теперь мне разрешат в тот лес?

– Ты, я вижу, знаешь о моём распоряжении, – улыбнулся Гарибальди. Учти, я свои распоряжения не отменяю.

– Вы поспешили, – как можно убедительней заверил Максим начальника станции. – Ведь в Купол впустили пока только меня. И только ко мне явились ночью пришельцы, чтобы оставить целебный «апельсин». А это уже настоящий контакт, а не ваши посты и «Пингвины». Если вы не разрешите мне остаться на станции, клянусь, я расскажу об «апельсине» членам совета Мира, и меня всё равно оставят...

– Вот нахаленок! – Тимофей Леонидович улыбнулся, но сразу же посерьёзнел. – Ты извини, конечно, но тобой сейчас руководит не разум, а детский энтузиазм. Может статься, что всем нам отсюда...

Он не успел договорить. В коридоре послышался топот – кто-то бежал, а в следующее мгновение дверь кабинета резко распахнулась. На пороге стоял отец Максима.

– Тимофей Леонидович! – он перевёл дыхание и ткнул рукой куда-то в угол. – Там, возле склада, появились какие-то странные штуковины. Сбежались все наши, ожидают вас...

Экран тотчас опустел.

– Медведи из снега, яблоки из льда... – запел Максим, быстро надевая и застёгивая комбинезон. – Начинаются дела – всякие чудесные, очень интересные...

Он выскочил в морозную ночь. Тихо, безоблачно, настоящий штиль. В воздухе повисли ледяные иглы – если запрокинуть голову и дышать ими тихо-тихо, то кажется, что на язык попадают отдельные звёздочки. Вот они сияют – кристаллики небесного льда. А среди них непривычный и торжественный Южный Крест.

На другом конце посёлка залаяли собаки. Мальчик с досадой топнул ногой – нашёл время любоваться звёздами! – и побежал на шум голосов, лимонный свет прожекторов, которые вспыхнули вдруг на высоких мачтах.

Возле самого склада, чья красная крыша виднелась за куполом столовой, Максим столкнулся с Мартой Ружевич, шеф-поваром станции.

– Привет, дай кушать, – крикнул он обычную дразнилку-приветствие, на что полячка не ответила лукавым «Хоч сто раз, дзицятко», а схватив его за руку, обеспокоенно заглянула в глаза.

– Максим сбежал?

– Потом, Марта, потом. Меня пришельцы вылечили... Побежали, а не то мы всё прозеваем...

Они сразу увидели ЭТО. На ледяной площадке, расчищенной под аэродром, огромной кучей лежали необычные предметы. Красные, синие, зелёные, жёлтые шары, параллелепипеды, кольца, кубы блестели полированной поверхностью, в бесчисленных плоскостях отражались огни прожекторов. Максиму показалось, что здесь пробегал какой-то великан, споткнулся и уронил на снег коробку ёлочных игрушек.

– Подарков сколько! – всплеснула руками Марта. На её голос обернулся Тимофей Леонидович.

– Максим, – сердито крикнул он. – Я тебе...

Мальчик поспешно нырнул в толпу. На аэродроме собрались, наверное, все свободные от дежурств обитатели полярной станции «Надежда». То и дело встречались знакомые – улыбчивые, обрадованные неожиданным зрелищем. Под ногами у людей крутились два «нахлебника» станции – Пушок и вислоухий Император. Собаки, наверное, считали, что вся эта возня затеяна ради них и, звонко лая, хватали всех за меховые комбинезоны.

– А ну, Максим, помоги, – позвал Прокудин. Он старался что-то достать из кучи «игрушек». Но мальчику как раз подвернулся большой золотистый шар, очень лёгкий и красивый, и он погнал его, будто мяч, толкая ногами и руками. Максим заметил, что блики от лучей прожекторов ни при чём – и шар, и остальные предметы светились сами по себе. «Вот из этих зелёных „кирпичей“, – подумал мальчик, – за пять минут можно сложить крепость, а вон те полые цилиндры сгодились бы на башни». Подумал и тут же с явным сожалением распрощался со своей выдумкой. Разве эти взрослые позволят? Гарибальди разберётся во всём, всех прогонит, а «игрушки» перенесут на склад, пронумеруют и опечатают затем дверь.

Рядом дружно засмеялись. Максим обернулся и увидел, что смеются над Карлсоном. Любопытный доктор забрался в какое-то прозрачное устройство и теперь не мог выбраться обратно – ломился в гибкие лепестки входа, а те, пружиня, прищемляли ему то руку, то ногу, заталкивали обратно.

– Немедленно прекратить все эти художества! – загремел вдруг над толпой голос начальника станции.

Но было поздно. Доктор, рассвирепев, рванулся, прозрачные дверцы с треском сломались, и в тот же миг из груды предметов беззвучно выскользнула голубая молния и ударила его в грудь. Карлсон вскрикнул, грузно упал на снег.

Полярники замерли.

Тимофей Леонидович закричал снова – грозно и повелительно:

– Ничего не трогать! К «предметам» не приближаться! Приказываю всем вернуться на станцию!

Доктора отнесли в сторонку. Несколько человек склонились над ним, растирали снегом виски.

– Жив, – раздался, наконец, голос отца Максима, и все облегчённо вздохнули. – У него шок. Луис Лейн, помогите мне поднять доктора...

На аэродроме вдруг загремело. Разноцветные шары, кубы, пирамиды и прочее разом двинулись к краю ледяного поля. Медленно переваливались с боку на бок зелёные «кирпичи», вихляя, катились цилиндры и какие-то сложные изящные конструкции. И всё это гремело, будто боевые барабаны индейцев, и уходило прочь от людей.

– Ничего себе подарочки, – прошептал Тимофей Леонидович.

А странные вещи, вырвавшись из-под лучей прожекторов, засияли всеми цветами радуги и покатились, гремя, в бездны полярной ночи.

Максим мельком глянул на лица людей. Ему показалось, что полярникам вовсе не страшно, а только немножечко грустно. Оттого, что всё так быстро и так нелепо кончилось.