"Фантасмагория и другие стихотворения" - читать интересную книгу автора (Кэрролл Льюис)
Три голоса
Первый голос
Он пел соловушкой хорал,Он с каждым счастье разделял,А бриз морской волной игралОн сел — подул наискосокНа лоб игривый ветерок,И шляпу снял, и поволок,
Чтоб положить у самых ногЧудесной девы — на песок,А взгляд ее был хмур и строг.И вот, за шляпой шаг свой двинув,Прицелившись зонтом-махиной,Она попала в середину.И с мрачной хладностью чела,Хоть шляпа мята вся была,Нагнувшись, шляпу подняла.
А он от грез был лучезарен,Затем сказал, что благодарен,Но слог его был так кошмарен:«Утратив блеск, кому он нуженСей ком, а денег стоил — ужас!К тому ж я шел на званый ужин».Она ж в ответ: «Ах, зван он в гости!Что ж, вас дождутся ваши кости!Блеснуть хотели шляпой? — Бросьте!»Вздыхает он и чуть не плачет.Она усмешку злую прячет,А он как пламенем охвачен:«Да что мне «блеск»? — и он поведал:Я б досыта всего отведал:Там чаем — чай, обед — обедом».«Так в чем преграда? — Ну ж, не трусь.Путь к знаньям дерзостен, боюсь,Ведь люди — люди, гусь лишь гусь».
Он простонал взамен речей,И мысль уйти, да поскорей,Сменилась: «Что б ответить ей?!»«На ужин! — и хохочет зло, —Чтоб улыбаться за столом,Упившись пенистым вином!»«Скажите, есть ли униженьеДля благородного твореньяНайти и в супе утешенье?»«Вам пирожка иль что послаще?Манеры ваши столь изящныИ так — без снеди преходящей!»«Но благородство человекаНе в том, что он в теченье векаНе съел ни ростбифа, ни хека!»Ее глаза сверкнули строго:«Лишь подлый люд, а вас тут много,Шутить способен так убого!Коптите небо для утехИ землю топчите — вот смех —Они не ваши, а для всех!Мы делим их, хоть поневоле,С народом диким, что на волеНа обезьян похожи боле».«Теории плодят сомненья,А ближний, я не исключенье,Нам дан не ради осужденья».Она разгневана, как волк,А он шел в тьму наискосокИ тростью исследил песок.Валькирией, средь страсти, бреда,Она сражалась до победы,Чтоб слово вымолвить последней.Мечтая, словно ни о чем:Сказала, созерцая шторм,«Мы дарим больше, чем даем».Ни «да», ни «нет» в ответ, но светелОн стал, сказав: «Наш дар — лишь ветер», —Он сам не знал, что он ответил.«И есть тогда, — сказала так, —Сердца, что могут биться в такт.Что гонит вдаль их? Мир? Сквозняк?»«Не мир, но Мысль, — он ей в ответ, —Безбрежней моря в мире нет,Ведь Знаний тьма — ведь Знанье свет».Ее ответ упал суровоНа его голову свинцовым,Огромным слитком полпудовым:«Величье с Благом свет льют вечныйНо легкомыслен, опрометчив,Кто каламбурит век беспечно.А кто, куря, читает «Таймс»,А в Рождество идет на фарс,Преступным кажется для нас!»«Ах, это правило подчас, —Стеня, зардевшись и стыдясь,Сказал, — сложней, чем преферанс».
Она спросила: «Отчего же?»Свет мягкий ощутив на коже,Воскликнул он: «Не знаю, боже!»Волною золотой пшеницыК монахам в окна свет стучится,Природный цвет дав рдевшим лицам.Взгрустнув, что он краснел, ославясь,Сказала горько: «Нам на радость,Величье побеждает слабость».«Ах, истина, ты хуже бремени, —Сказал, — ты так несвоевременна,Не лезешь в лоб, тяжка для темени».И покрасневши в первый разСказала хладно, напоказ:«Она тяжка, но не для вас».Она опять взглянула строго.И он взмолился: «Ради бога!»Она смягчилась хоть немного:«Ведь эта мысль, — хоть вы с трудомС ней миритесь, — ваш мозг умомВдруг осветила, скрывшись в нем.Лишь тот, кто плакал, тосковал,Вместить способен идеал,Что высшим Знаньем осиян.Как цепь, что все соединяет,Как колесо, что поднимает,Нас Мысль Познаньем озаряет».На этом он расстался с ней.Никто из них не шел быстрей.А он казался все мрачней.