Мгла.

  Глава 4.

  Неприятности начались с утра. Вернее в тот поздний час, который был выбран мной для пробуждения. За окном разгорался новый день, и с восторгом приникшая к нему я с затаенным трепетом рассматривала открывающийся мне город, таящий так много незнакомого и интересного.

  Некоторое время я пыталась разглядеть что-либо за крышами окружающих нас домов. Затем, осознав тщетность своих усилий, вернулась к узлу со своими вещами, в нерешительности перебирая взятые в дорогу платья.

  Родители не жалели денег на наряды.

  Муслин, шелк, бархат. Тонкая ткань кружева и только начавшей входить в моду органзы, струящийся атлас и мягкий шифон. Пышные, яркие, дорогие... среди них не было ни одного, способного как выдержать долгой дороги, так и быть одетым, без посторонней помощи.

  Некоторое время нежелающая признавать такую простую истину я, неловко прыгала и крутилась, пытаясь самостоятельно затянуть жесткую шнуровку корсета. Шуршала споро одетая нижняя юбка; неловко плескала краями длинная, полупрозрачная нижняя рубашка; а проклинаемый всеми богами и мной лично корсет не желал подчиняться моим дрожащим от гнева рукам, вновь и вновь норовя сползти к талии.

  Чувствуя свою беспомощность, уставшая и взмокшая я, печально опустилась на край криво, зато собственноручно убранной постели, с ненавистью разглядывая свое отражение в зеркале.

  - У, постылая! - Гневно произнесла я, заправляя за уши, выбившиеся из косы пряди.

  Солнце давно поднялось над крышами, золотя, словно только что отштукатуренные стены, за окном раздавались оживленные голоса, где-то за дверью переговаривались графы. А я все сидела, слепо глядя в узкое, мутное зеркало, висящее напротив кровати.

  'Если будешь спать напротив зеркала, твоя душа уйдет в него', - вспомнила я старую примету и усмехнулась: рядом со мной было столько волшебного и невозможного, что я бы не удивилась, если бы мое отражение внезапно зажило собственной жизни, а то и оттаскало за волосы непрактичную меня.

  'Интересно, а заклятий, чтобы сказать какую-нибудь тарабарщину, а одежда взялась да и оделась, у них нет?' - С надеждой косясь на дверь, размышляла я. А тот, что сновал за ней, будя сонно огрызающегося брата, будто услышал мои мысли и окликнул меня, осторожно постучав по темной поверхности:

  - Вира? Вира, ты спишь? Я могу войти? - Позвал Светоч, заставив меня заметаться, выискивая плащ Зака, завернувшись в который я откликнулась, терпеливо ожидающему моего ответа беловолосому:

  - Да!

  Осторожно приоткрыв дверь и оглядев печальную и смущенную меня, неловко комкающую края кажущегося багряно-красным плаща.

  - Доброе утро... - Медленно, и словно нерешительно произнес он.

  - Доброе, - не видя в нем ничего, позволяющего сделать такой вывод, откликнулась я. А затем спросила, заискивающе заглядывая в удивленное лицо: - Светоч, ты же маг?..

  Граф смутился, неловко отвел глаза и, мучительно покраснев, кивнул головой. А я продолжала, смущаясь не меньше его:

  - И я - маг, верно? Такая же, как вы?

  Новый кивок был куда увереннее.

  - Да, Вира, ты такая же, как и мы. - Подтвердил Светоч, зачем-то внимательно осматривая мою комнату, и останавливая взгляд на разворошенном узле, переведя взгляд на который я смутилась. Но тут же рассердилась на саму себя: мне ли думать о чести? Ответ был очевиден, но я все же засмущалась, пытаясь прикрыть разбросанные в беспорядке вещи собственным телом.

  Попытка не увенчалась успехом, стерев, однако, улыбку с лица моего графа.

  - Что-то случилось? - Тихо спросил он, подходя ближе и пытаясь поймать мою, судорожно сжимающую ворот плаща руку.

  А я вздохнула и, наконец, спросила, набравшись решимости:

  - А таких заклятий, чтобы одежда сама одевалась, нет?

  Несколько мгновений Светоч растерянно смотрел на залившуюся румянцем меня. А затем расхохотался.

  Смущенная и расстроенная я зябко обхватила себя за плечи, бросив печальный взгляд на свое старое, испорченное платье. Одевать его после того, как вчера я в первый раз в жизни попыталась, что-либо постирать не представлялось возможным. Ворот оказался оторван, грязь, пропитавшая тонкую ткань, не только не отстиралась, но и еще крепче впиталась в неё, окрасив подол в отвратительный грязно серый, в зелено - желтый по краю цвет.

  Проследив за моим взглядом вновь не зло, но так обидно рассмеялся Светоч, сумевший успокоиться, лишь поймав мой испепеляющий, как мне казалось, взгляд.

  - Снимай плащ. - Всё еще всхлипывая и держась за живот, выдохнул он, заставив меня покраснеть еще больше и отступить, отчаянно затрясся растрёпанной головой.

  - Вира, я не шучу. - Серьезно сказал Светоч, тесня меня к окну. - Сама ты не справишься.

  - М-может служанку позовем? - Жалобно спросила я, бросая затравленный взгляд на кусающего губы графа: кажется, его начинала смешить эта откровенно неприятная ситуация.

  - Здесь нет служанок. - Отрезал Светоч, легко разжимая мои руки и разворачивая к себе спиной.

  Прикусив губу я, молча вцепилась в края сползающего корсета, а замерший за моей спиной беловолосый спросил, осторожно, словно боясь, что те обернутся змеями, да и ужалят, дергая за края веревочек:

  - М-м? Как бы его так... полегче?..

  - Полегче - что? - Спросил незаметно вошедший в комнату Зак, не замечая придушенного полувскрика - полуписка, вырвавшегося у попытавшейся закутаться в плащ меня.

  - Однако, - обозрев учиненный мной беспорядок поцокал языком мой рыцарь. Подошел к нам, неловко потянув разбегающиеся под его пальцами кольца шнура, и уточнил, не обращая внимания на мое смущение:

  - А ничего попроще нет?

  Я лишь обреченно покачала головой, а Зак вздохнул, очень укоризненно спросив у едва не плачущей меня:

  - Вира, а чем ты думала, когда брала с собой такие...

  - Непрактичные, - подсказал все еще пытающийся справиться с замысловатой шнуровкой Светоч.

  - Да, непрактичные, - не стал спорить его брат. - Наряды?

  Я жалобно всхлипнула, а беловолосый воскликнул, успокаивающе, как ему казалось, проведя рукой по моей обтянутой тонкой нижней рубашкой спине:

  - Прекрати, Зак. Твои слова ничего не изменят. Позволь напомнить, как ты сам собирался ... в наши первые путешествия. Опять же, неужели мы, два взрослых и умных мужчины, не придумаем, как решить эту проблему?

  - Может, все же служанку найдем? - Жалобно предложила я, но присоединившийся к брату Зак лишь фыркнул, задумчиво перебирая пряди моих, выбившихся из косы волос:

  - Ты еще конюха предложи пригласить! Нет уж! Сами справимся!

  ***

  В каком-то смысле они действительно, справились. Промучившись с мудреной шнуровкой около часа, братья приняли судьбоносное решение оставить бесплодные попытки, чему даже обрадовалась уставшая то краснеть, то бледнеть я. Отчаянно шипя с трудом удерживающие расползающиеся края, графы бросили свои попытки сохранить красоту хитрого плетения, ловко навязав мудреных узлов, названных ими морскими.

  Уверившись, что корсет не норовит более слететь с меня, а платье застегнуто на все пуговки, они, с неприязнью покосившись на разворошенный узел, поспешили покинуть место нашего ночлега, заявив, что сегодня же займутся моим гардеробом.

  Понимающая, что второго такого позора мне не пережить я соглашалась, торопливо шагая следом за бормочущими проклятия лордами. Измученная событиями утра, я совсем забыла спросить о вчерашних голосах. А когда вспомнила - мы уже шагали вдоль главной площади, оглядывая лавки и лотки, тянущиеся вдоль всей главной площади, так привлекшей меня вчера.

  И кругом были люди, и все они куда-то спешили, что-то предлагали и покупали.

  Бедняки в линялой и потрепанной одежде, люди побогаче, определенные Заком как купцы и зажиточные торговцы, белокожие и беловолосые, черноволосые и черноглазые, русые, рыжие, рослые, приземистые - они окружали нас живой рекой. И я разом забыла и о вчерашних страхах и об утреннем падении с увлечением разглядывала их, тормоша за рукава довольно улыбающихся лордов. Я думала, что они поспешат поскорее покончить со всеми делами и покинуть город, а потому спешила увидеть как можно больше.

  Но те снова удивили меня.

  Предвидя мою возможную просьбу, графы неторопливо дошли до площади, продолжив прогулку вдоль торговых рядов, позволяя мне разглядывать все то, чего не было в баронстве.

  Словно ребенок перебегала я от лавки к лотку, рассматривая оружие и украшение, сладости и статуэтки. А графы ничуть не стыдились моего оживления, радуясь ему едва ли не больше меня самой. Послушно переходя от одного торговца к другому, они покупали все, что, как им казалось, понравилось мне. И смущенная, и растерянная, но вместе с тем такая счастливая я, сперва спорила, смущенная такими затратами. Но братья лишь улыбались, крепче сжимая мои ладони - правую Светоч, левую - Зак.

  - Нам это ничего не стоит. - С улыбками отвечали они, расплачиваясь с очередным торговцем. - А деньги нужны, чтобы их тратить.

  Я же лишь смущенно улыбалась, испытывая неловкость и отчего-то все больше уверяясь в правильности происходящего.

  Первая робость прошла и теперь я уже не стеснялась во все глаза смотреть на окружающие нас чудеса. А таковых хватало. В центре площади было установлено три столба - один, увешанный разнообразными предметами, другие - увенчанные двумя большими колесами. На обода их были привязаны веревки, за которые то и дело хватались пробивающиеся сквозь толпу люди.

  - Что это? - Во все глаза, глядя на эту композицию, спросила я. В голове мелькали предположения о том, что, быть может, перед нами какие-то образчики искусства, а возможно - жертвенные столбы неведомых богов, про которые рассказывал Светоч.

  - Те, что с колесами - карусели. Хватаешься за край веревки, бежишь вместе со всеми по кругу, а по команде поджимаешь ноги, и она тебя кружит, - Весело пояснил беловолосый, протягивая мне ярко-алого сахарного петушка на палочке. - А тот, что посередине ... своего рода соревнование. До чего голышом долезешь и сдернешь - то и твое.

  - Вот как... - Задумчиво протянула я, осторожно пробуя незнакомое угощение, оказавшееся невообразимо сладким.

  А в следующий миг уже бежала к новой толпе, образовавшей круг, внутри которого происходило некое действо. Несколько вздохов я металась за спинами зрителей, пытаясь увидеть, что же там происходит. Затем, поняв тщетность своих усилий, остановилась, собираясь уходить, но мне на помощь пришли смеющиеся лорды, легко, хотя и не благовоспитанно растолкавшие толпу и пробившиеся внутрь круга.

  А там происходило целое представление.

  В центре располагался споро сколоченный, деревянный помост, с которого кричал что-то молодой, загорелый до черноты юноша в алой рубахе и зеленых, шитых золотой нитью штанах. Зазывно улыбаясь, он созывал и так в изобилии толпящийся рядом народ, кажась балаганным Петрушкой, невесть как ожившим и балагурящим уже без помощи кукловода. Но куда смешнее выглядел бурый медведь, удерживаемый им. Обводя толпу серьезным взглядом карих глаз, он то кувыркался, то начинал приплясывать, то принимал карикатурные позы, изображая каких-то незнакомых мне политических деятелей.

  Звенели бубны, гремели голоса, но сквозь гул и общее торжество все отчетливее угадывались вчерашние голоса, доносящиеся из-под скрипящего под ударами ног и лап помоста:

  - Гуляет глупый смертный люд,

  А этой ночью будет суд!

  Придем к тебе мы в темноте,

  Погибнешь в этой черноте...

  Вздрогнув, я отчаянно затрясла головой, прогоняя наваждение. Глянула на веселящийся народ, но те веселились, будто и не было страшных голосов. Это, а так же спокойствие моих графов, уверило меня, что слова эти были плодом моего разыгравшегося воображения, и я снова попыталась вернуться к представлению.

  Сподвигаемый изобразить господина - градоправителя медведь тряс узкой лобастой головой, возмущенно ревел, безмерно веселя народ, говорящий, что некого господина Плеве даже хозяин леса уважает. В другое время я бы, наверное, тоже рассмеялась. Но сейчас куда больше занимали меня новые строчки, долетающие из залитой тьмой щели между помостом и брусчаткой:

  - Не слышат нас, не видят нас,

  А мы кровь пили и ни раз,

  И снова мы за ней придем,

  И мглу мы серую убьем...

  - Светоч, - вздрогнув, позвала я, но поймав настороженный взгляд графа, сказала совсем не то, что собиралась: - Пошлите дальше?..

  А потом была неспешная прогулка вдоль торговых лавок бесконечные часы примерок в магазинчике, торговавшем, как оказалось, готовым платьем.

  У меня было много одежды. Но никогда она не доставалась мне таким образом.

  Обычно мы шили её на заказ, подгоняя под себя. Здесь же все получалось наоборот. Мне подносили все новые и новые наряды. Амазонки и платья, кокетливые блузки и пышные юбки. Перчатки, шляпки, плащи - я все мерила и мерила, а братья и не думали останавливать меня, то предлагая одно, то хваля другое, и платили за все вновь и вновь.

  Признаться, я думала, что в дорогу нами будут приобретены совсем простые, немаркие вещи, но графы желали, как потом поняла я, меня баловать. Во многом, если ни во всем, я была для них ребёнком, которым, как показало время, мне суждено было оставаться в их глазах до скончания своих дней.

  Но тогда я не осознавала этого. Облаченная в легкое серое со стальным, как выразился Светоч, отливом платье, не требующее корсета и легко одетое мной самой по настоянию братьев еще в магазине, я была совершенно счастлива, еще не до конца осознавая, какие изменения ожидают мой прежде небольшой мирок.

  ***

  - Была ли ты когда-нибудь на ярмарке лошадей, милая Вира? - Спросил Зак, забегая вперед и заглядывая мне в глаза. Только что получившая порция сладкого льда и невообразимо счастливая я, лишь покачала головой, а Зак подхватил меня под руку и начал уверено прокладывать путь сквозь гомонящую толпу, уверено пробираясь к северным воротам.

  За ними, уходя рядами от крепостной стены к лесу, и располагался предмет нашего разговора.

  Но это я поняла далеко не сразу - лишь после того, как сами мы вышли за ворота, а в наш оживленный разговор ворвалось ржание десятка лошадей, нетерпеливо переступающих с ноги на ногу у коновязей. Я остановилась, с удивлением глядя на графов:

  - Зачем нам сюда?

  - Нужно купить тебе лошадь. - Серьезно ответил Светоч, заботливо придерживая пошатнувшуюся меня под локоток.

  - Но разве я не могу и дальше ехать с вами?.. - Заволновалась я, переводя взгляд с одного на другого.

  - Боюсь, что это трудноисполнимо. - Покачал головой и мой рыжий рыцарь, и пояснил, заметив, видимо, мое помрачневшее лицо. - Нам придётся проезжать через земли, где влияние нашей семьи велико. Не стоит подрывать авторитет слухами, что наша ... Эльва не умеет держаться в седле.

  - Но я действительно не умею! - Вскрикнула я, привлекая любопытные взгляды, проходящих мимо людей.

  - На охоте тебе это не мешало.

  - Я их боюсь! Они страшные, усатые и зубы у них желтые! - Совсем уж потеряно парировала я, забыв про тающий лед.

  - Под это описание весь мужской контингент северных земель подходит.

  Что такое контингент я представляла смутно, а потому смешалась. Этой-то паузой и не замедлил воспользоваться коварный Зак. Ухватив за левую, свободную от диковинного лакомства руку, он решительно повлек за собой все-таки уронившую подтаявший, но все еще вкусный лед, меня.

  Следом неспешно шагал равнодушный к людским шепоткам Светоч.

  Именно так мы и оказались в том странном и непохожем на обычный рынок месте, которое называлось ярмаркой лошадей.

  Для начала стоит отметить, что лотков здесь не было и в помине, а хозяева, отнюдь не спешили зазывать покупателей, как делали торговцы на рынке. Как пояснил подхвативший меня под локоть Зак, их товар демонстрировал себя сам. Как мне стало известно от все того же рыжего графа, конные ряды разбивались в определенном, общем для всех ярмарок порядке.

  Сперва шли тяжеловозы и таинственные пони, после них - породистые молодые лошади. Затем кони постарше и с некими - не менее понятными по смыслу, чем контингент - дефектами экстерьера. И лишь у самой стены неловко переступали с ноги на ногу совсем уж старые, никуда не годные животные, покупаемые на бойню или для перевозки наемных экипажей.

  Некоторое время мы побродили около коновязей. Испуганная таким количеством больших животных я, робко жалась к незамеченному в предательстве Светочу, испуганно глядя на лохматых исполинов-тяжеловозов, в чьи пышные гривы и хвосты были вплетены кокетливые ленты, из-за широкого графского плеча.

  - Такие способны рыцаря в полном облачении вынести, - тихо пояснил Светоч, кивая на внимательно осматривающего нас рыжего великана столь впечатляющих размеров, что я невольно сжалась, испуганно вцепившись в руку своего лорда. Казалось, что огромный, поросший густой шерстью зверь вот -вот сорвется с привязи и броситься на нас, громя тяжелыми копытами все, что попадется на его пути. Словно почувствовав мой страх, тяжеловоз заржал, тряхнув мощной, занавешенной длинной выгоревшей на солнце гривой. Я шарахнулась, не сдержав тихого испуганного вскрика, а Светоч рассмеялся, лишь крепче сжимая мою ладонь:

  - Не бойся, они большие, но обычно добрые.

  Однако его слова не принесли желанного успокоения, посетившего меня лишь возле следующего ряда, где привязанные к грубо сколоченным коновязям, стояли многочисленные крохотные лошадки с интересом рассматривающие проходящих мимо людей.

  - Ой, - только и смогла сказать я, с восторгом разглядывая лохматых миниатюрных лошадок, кажущихся еще более маленькими после встречи с тяжеловозами.

  - Это - пони, - покровительственно сказал беловолосый граф. А мгновенно переставшая бояться я уже гладила пушистые челки, осторожно касаясь бархатных ноздрей и теплых щек доверчиво тянущихся ко мне лошадок.

  - Давайте купим ... пони? - С запинкой выговорив незнакомое слово, предложила я, оглядываясь на улыбающихся графов. - Смотрите, какие милые!

  - Домой приедем - купим, - согласился беловолосый и тоже погладил ближайшую черную лошадку. - У хорошего заводчика... Такого, как Лютый. Где он, кстати? - Спросил он, внезапно развернувшись и ловко ухватив за предплечье худенького большеглазого цыганенка, перепуганным зайцем забившегося в его руках.

  - Какой такой Лютый, дяденька? - Закричал он тонким, детским голоском, неприятно напомнившим о тех, кто таился во тьме. - Не знаю никаких Лютых дяденька!

  - Светоч, что ты делаешь? - Оторвавшись от лошадок, воскликнула я, сострадательно заглядывая в огромные черные глаза малыша. - Отпусти это дитя!

  Светоч лишь ухмыльнулся, и вновь обратился к всхлипывающему мальчику, закрывающему лицо чумазыми ладошками:

  - Не знаешь? Что ж, придется позвать одного не менее симпатичного дяденьку, в большой синей шапке. Того самого, у которого ты только что стащил кошель.

  Чумазые ладошки моментально раздвинулись и на обомлевшую меня взглянули совершенно сухие, серьезные глаза. А их владелец вздохнул, бросая укоризненный взгляд на Светоча:

  - Ай, дяденька-дяденька. Барышню испугали, сиротинушку обидели. - И подмигнув мне, скрылся в толпе.

  Я же совершенно потеряно глядела на ухмыляющегося Светоча, протянувшего мне ладонь:

  - Идем.

  И я послушно последовала за ним, то и дело, оглядываясь туда, где скрылся уличенный в воровстве цыганенок.

  - Он, правда, вор?.. - Спросила я, брезгливо подбирая края юбки. Здесь не было не только булыжника, но даже брусчатки и под ногами влажно блестела грязь, как ни странно, совсем не оседающая на моем подоле и туфельках.

  - Карманник. - Равнодушно откликнулся Светоч, задумчиво осматривая беленькую, очень нарядную кобылку.

  - И мы ничего не сделаем? - Напирала я, насторожено наблюдая, как всхрапывает и приседает на задние ноги белогривая лошадка. Рядом с ней сновал торговец, многозначительно переглядывались богато одетые юноши, явно собирающиеся приобрести кобылку.

  - Может, эту купим и пойдем домой? - Спросила я, вспоминая романы и сказки: там герой непременно встречал своего коня при самых неожиданных обстоятельствах и тот оказывался волшебным. - Глядите, какая ладная!

  Я ожидала, что братья и тут уступят мне, но те расхохотались - громко и обидно.

  - Вира, никогда не говори о том, о чем не имеешь представления. - Наконец наставительно произнес Зак, зачем-то обнимая меня сзади, и кладя мне подбородок на плечо. И шепнул залившейся густой краской смущения мне: - Посмотри на их истинный облик.

  Теплые пальцы коснулись моих век, и вновь вернулись на плечи, я же во все глаза смотрела на окружающих нас молодых и породистых, как мне казалось, лошадей, представших внезапно в совершенно ином свете.

  У белой кобылки оказалась хромота, а у ярящегося, как пояснил торговец, жеребца, по правому переднему копыту бежала глубокая трещина. Некоторые из лучших лошадей были столь стары, что с трудом представлялись в шаге, что уж говорить о скачке? Другие были истощены болезнью или голодом. Ноги одних невероятно опухли в суставах, а у третьих гноились глаза. Вислые крупы и глубокие шрамы, больные ноги, искривленные какой-то хворью, отдышка.... На тех животных, что окружали нас, нельзя было взглянуть без слез. И даже я, никогда не любящая и даже боящаяся лошадей, почувствовала, как защипало глаза, и часто заморгала, опуская голову вниз. А когда подняла - наваждение исчезло.

  Кругом, насколько хватало глаз, опять горячились прекрасные скакуны, ставшие украшением любой конюшни.

  - Что... что это?.. - Пораженно прошептала я, разом забыв и о гневе за укрывательство юного карманника, и о том, что голова рыжего графа все так же покоится на моем плече. - Магия? Цыгане заколдовали лошадей?

  О цыганах ходило много странных историй. Говорили, что они крадут и поедают детей, что ходят между мирами и могут проклясть человека, заговорив его волосы, ногти нити из одежды. Так говорили родители, объясняя, почему в дни, когда пестрые пятна табора оказывались на наших землях, ворота замка были подняты, а мы с...Элоизой оказывались заперты.

  Над ухом тихо рассмеялся Зак, щекоча кожу теплым дыханием:

  - Им не нужна магия, чтобы сотворить чудо, - все так же, не открывая глаз, прошептал он. - Как говаривали раньше: ловкость рук - и никакого мошенничества. Где-то покрасили, где-то воском потерли, а где-то и копыта глиной набили - и готова красавица - лошадь, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Присмотрись внимательнее: хвалить хвалят, и про горячность рассказывают, а рассмотреть, как следует, не дают.

  - Так ...они все такие? - Прозрела я. - А как же тяжеловозы - лучшие - худшие?..

  -Вокруг было слишком много дураков. - Просто, хотя и несколько непонятно изъяснился Зак, и продолжал, не только не разжимая рук, но и зачем-то зарываясь носом в переброшенную через плечо косу. - А хороших коней на всех не хватит. Тот, кто поумнее, тот у знакомых берет или на, как сейчас принято сейчас говорить, заводах - породистых, молодых и здоровых. А здесь краденных, необъезженных и хворых продают. Тут, тех, кого еще за приличных выдать можно. А у стены - совсем уж доходяг, которых сколько не крась, толку не будет...

  - Зачем же мы пришли?.. - Изумилась я, ежась под неодобрительными взглядами обходящих нас людей. Только сейчас обратила я внимание на потрепанную одежду, усталые лица, да и общий, откровенно бедняцкий вид.

  - Чтобы найти заводчиков, которые могут предложить что-то стоящее. Таких, как Лютый. Мужик простоватый и приземисто-хитрый одновременно, как и все деревенские, впрочем. Но свое дело знает. - Кратко отрекомендовал будущего продавца рыжий граф.

  - А как мы его найдем?..- Провожая взглядом крепкого, неопрятного старика, спросила я, извернувшись и бросая любопытный взгляд на улыбающегося графа. А тот неспешно подходил к лошади, зачем-то заглядывал ей в рот, трепал уши, щупал колени, многозначительно кивая каким-то своим мыслям.

  - Он сам нас найдет. Ему уже передали, что мы его ищем - скоро подойдет. - Откликнулся Зак и рассмеялся: - Смотри-ка, на знатока. Из-за таких вот, подобные рынки и существуют. В рот заглядывает, о статях говорит, а купит развалюху.

  - А что он здесь делает, твой Лютый? - Продолжала проявлять любопытство я. А Зак рассмеялся, вновь прикрывая желтые, словно майский мед глаза:

  - Таких вот... лошадок продает. Хороших да благородных для господ держат, а кормиться надо каждый день. Опять же, и у Лютого больные и неказистые рождаются. В табун их не пускают - чтоб породу не портили, а до таких вот ярмарок держат да через цыган продают. Там целая система: один завлекает, трое мимо пройти не дают, еще пара хвалят и делают вид, что лошадь и им приглянулась. А хозяин вроде как, и не причем - стоит где-нибудь за углом и следит, чтоб золотишко не разворовали да втридорога не продали... - Весело открывал мне совершенно безумную, на мой взгляд, схему рыжий лорд, но был прерван низким басовитым голосом за нашими спинами:

  - Ай, брешешь, господин, Лютый своих лошадок любит.

   [1] - Подводный колокол - примитивный инструмент, для погружения под воду, выполненный в форме бочки или колокола, позволяющий водолазу некоторое время находиться подводой.

   [2] Посланцы - светлые сущности, состоящие из первоматерии, оберегающие мир и являющиеся вершителями воли Старшего.

   [3] Довольно долго существующая, вполне реальная практика. Так, например, в истории деревенских скачек существует вполне правдивые истории, когда владелец чистокровного скакуна, - а на сельских скачках допускались лишь беспородные лошади - желая принять участие в этом мероприятии, не стриг своего питомца, ощипывал гриву и хвост, а потом и выкрашивал его шкуру в совершенно невообразимый цвет, желая скрыть благородное происхождение.

   [4] Согласно учению Гиппократа преобладание чёрной желчи делает человека грустным и боязливым - меланхоликом. Он называл это состояние "Заботой" и описывал так: Забота, тяжкая болезнь. Больному кажется, что у него во внутренностях колет какой-то шип; его мучит тоска; он избегает света и людей; он любит мрак; на него нападает страх; когда к больному прикасаются, ему это причиняет боль; он пугается и видит страшные призраки, ужасные сны и иногда мертвецов".

    [5] В качестве лечения меланхолии применялись такие методы, как пускание крови, больных привязывали к вращающимся колесам или стульям, погружали в ледяную воду, удерживая под ней до первых признаков удушья, поили настоями из ядовитой белены, или жгли каленым железом.

   [6] человек, заведующий охотой.

   [7] хантер - лошадь, выведенная от чистокровного верхового жеребца и упряжной, тяжелой кобылы.