"Осень" - читать интересную книгу автора (Прилежаева Мария Павловна)

13

Не укладывается в голове! Хорошую учительницу вынуждают уйти на пенсию, вместо нее назначают другого учителя, знакомого зав. гороно, Анны Георгиевны Зориной, матери Артема. Так прямо спецкору и сказали: по рекомендации завгороно.

До сего дня Артем о матери знал: справедлива. Именно это качество он уважал в ней более всего.

Второе — добра.

Когда в областном центре мама работала методистом Дома учителя, учителя толпами валили в ее кабинет и сплошь и рядом домой, без боязни выкладывая неудачи, заботы и нужды. Мама если и не знала что посоветовать, то хоть выслушает, хоть посочувствует.

Отец сердился.

— Покоя нет! Когда это кончится? Анна, ты превращаешь дом в учреждение. Мало тебе службы?

— Игорек, — мягко возражала она. Учителя такой народ, что нельзя быть с ними формалистом. И так уж обюрократили школу. Планы, планы, отчеты, бумаги.

— Не на войну ли с бюрократизмом поднялась?

— Что смогу.

— Что ты сможешь на своей тихой должности, Анна?

Мать старалась переменить тему.

— Игорек, раздобыла тебе важную книгу «Некоторые вопросы психотерапии». Новинка.

— Спасибо. К твоим способностям да побольше бы житейской хватки, Анюта. Никто твой идеализм не оценит, — так обычно заключал споры отец.

Однако оценили. Назначили Анну Георгиевну заведовать гороно, правда, в районном, но довольно большом городе с перспективами роста. Это уже работа ответственная.

— Смотрите, пожалуйста, выходит в руководители наша мать, — шутил и удивлялся отец. — Егоровна, справишься?

Она улыбнулась:

— Боишься?

— Как-то не представляю тебя чиновником, женушка.

— А непременно надо быть чиновником?

— Богиня Афина, спустись с Олимпа, оглянись на нашу грешную землю.

Она шутливо грозила пальцем:

— Давай-ка без аллегорий.

У каждой семьи свое лицо, своя обстановка. Речь не о сервантах, полотерах, сервизах, вазах чешского стекла — речь о нравственной обстановке. Посторонний взгляд не сразу ее уловит, но поведение отцов и детей в обществе решительно направляется ею. В хорошей семье плохие дети редки. Они могут вырасти не очень умелыми, не очень волевыми и сильными, и, конечно, эти свойства характера с отрицательной частицей «не» крупными достоинствами не назовешь, — но они, дети умной, честной семьи, не вырастут плохими людьми. Как нужны нашему обществу хорошие люди! Потребуют обстоятельства, хороший человек сумеет стать и сильным и смелым.

Так размышляла Анна Георгиевна. Она еще не догадывалась, в каких рискованных обстоятельствах оказался ее сын Артем.

Он заперся от старухи и Ляльки в кабинете отца, упал в кресло и, опершись на письменный стол, сжав кулаками виски, думал, думал, думал о матери. Артем не задавался вопросом: «Какая у меня семья? Похожа на другие или сама по себе? В чем сама по себе?» Но образ дома благодарно и нежно жил в сердце.

Он любил мать. Все было в ней ясно. Она серьезно судила о жизни. Артем любил говорить с ней о серьезном.

Отец посмеивался над их философствованиями. Кроме медицинской литературы, на письменном столе отца постоянно лежал очередной детективный роман. Отец смотрел телевизор, решал все кроссворды, какие попадались на глаза, и не имел склонности рассуждать на отвлеченные темы.

Что касается Артема, «философствования» более всего и сближали его с матерью.

С отцом отношения были другими. Отец был веселым, шутливым человеком, отчасти даже гулякой, но в меру — веселость и легкость сочетались в нем с благоразумием. Вот, например, он приучил всех домочадцев к утренней физзарядке, приохотил к лыжным походам, летним вылазкам по грибы — словом, всякого рода укрепляющим здоровье занятиям. «В здоровом теле здоровый дух» — это мудрое изречение, начертанное едва ли не метровыми буквами, он вывесил на стене своего кабинета и неукоснительно ему следовал.

…Артем думал о матери. Могла она не знать о выдворении против воли на пенсию пожилой учительницы н устройстве на ее место молодого Утятина? Если бы кого-то другого. Но Утятина!.. Артем его знал. Правда, бегло, мать Утятина работала когда-то вместе с мамой и областном Доме учителя и приходила к ним в дом, и Артем помнил их телефонные разговоры по разным деловым вопросам.

Не случайно появился на горизонте Утятин. Мама рекомендовала его по знакомству.

Неужели все было так, как Артем узнал от посторонних людей?

Первым человеком, с кем спецкор областной газеты встретился в школе, был худощавый, стройный блондин с ярко-синими глазами н выписанным на лбу в виде узенького полумесяца светлым чубом.

«Кабинет истории», — прочитал Артем табличку на двери, возле которой тот стоял.

— Выгнан с урока?

— Удален, — поправил Гарик Пряничкин.

— Причина?

— Задал неуместный вопрос.

— Именно?

— Спросил Марью Петровну, как она относится к произведению Окуджавы «Похождения Шипова, или Старинный водевиль».

— А она не читала?

— Уи, — играя синими глазами, по-французски ответил юнец. — Марья Петровна оскорбилась: «Разыгрываешь! Окуджава гитарист, пишет песенки для гитары, сама слушала пластинку. А водевили в наше время не печатают».

— И такие суждения бывают, — усмехнулся Артем. — А Ольга Денисовна?

— Фью-ють! Хватились. «Иных уж нет, а те далече». Скинули Ольгу Денисовну.

— Отчего?

— Не пришлась ко двору. А вам зачем? Впрочем, мне безразлично. Ольга Денисовна про-про-про-шлый век. За деталями обращайтесь к Королеве Марго. Она в курсе. Что до меня, я музейными древностями не интересуюсь.

«Типик», — подумал Артем.

Однако, встретив «типика», удаленного с урока истории за неуместный вопрос, спецкор газеты между прочим выведал два важных факта. Первый. Ольга Денисовна не пришлось ко двору. По мнению школьников, Ольгу Денисовну «скинули». Что и требовалось доказать. О чем и сообщалось в письме, подписанном учительницей М. К.

Второй важный факт: учительницу М. К. ребята называют Королевой Марго.

Воображение Артема заиграло, рисуя обольстительный образ!

Но что воображение, что самая богатая фантазия по сравнению с правдой жизни? Она, эта правда, явилась Артему в виде легкой девушки в полудлинной юбке колоколом и белой кофточке с воланами и черным бантиком; волосы прямыми прядями спадали ей на плечи — девятнадцатый век и что-то ультрасовременное уживалось в ней с покоряющей прелестью.

Артем остолбенело уставился на Королеву Марго.

Она, приказав ученикам продолжать писать контрольную, не закрыв для наблюдения за ними дверь в кабинет математики, вышла в коридор и, выслушав сумбурную, может быть, слишком эмоциональную речь спецкора газеты, ответила:

— Да, Ольгу Денисовну выжили. Почему? Директору понадобилось устроить своего протеже, что ли… Ребята видят. Мы убиваем в ребятах веру в справедливость. Развращаем ребят. Не говоря, что учительница несчастна, страдает…

Артем слушал, соглашался, негодовал. Но в процессе беседы выяснилась деталь, вернее, сокрушительное обстоятельство, поколебавшее пафос рождавшейся в голове Артема статьи в защиту справедливости. Учительница давно в пенсионном возрасте.

Невольно Артему вспомнилась ирония синеглазого блондина по поводу древностей. Артем без иронии думал: когда учительница уходит на пенсию, а молодой парень идет ей на смену, скажите, в чем несправедливость? Где? Старость есть старость. Биологическая трагедия, и… ничего не поделаешь.

— Ольга Денисовна не хотела уходить, ее выжил директор. Я подозревала, но… смутно, не верила своим догадкам. Как я ругаю себя, что не вмешалась тогда, не помогла Ольге Денисовне. Не поймала директора. Его надо было поймать, вы понимаете? И еще инспектор. Есть у нас такая кикимора, рыжая… Сдирижировала инсценировку добровольного (в кавычках) ухода. Вам понятно, товарищ спецкор?

Прелестная Королева Марго! С ее прямыми до плеч волосами и челкой, которую она отводит на обе стороны и при этом строго и требовательно глядит на спецкора.

— Но ей много лет… — беспомощно лепетал Артем.

— Ну и что! Ну и что! Она моложе вас, вы рядом с ней осторожный, пугливый старик! — отрезала Королева Марго и захлопнула перед его носом дверь в кабинет математики.

Директор был третьим свидетелем по вопросу о «происшествии в школе номер один», как назвала уход на пенсию Ольги Денисовны в письме в газету математичка М. К.

Артем сознавал, что допустил тактическую ошибку, обратившись к Королеве Марго раньше, но был достаточно дипломатичен, чтобы не проговориться об этом директору. Однако дипломатии его не хватило скрыть от Виктора Ивановича, что именно знает он об уходе из школы учительницы.

Неважным спецкором оказался Артем Новосельцев! Такому ли корреспонденту поручать расследование сложных ситуаций, где требуется максимум смекалки? Он выложил напрямик, да еще именуя себя в третьем лице множественного числа, что «нам сообщили, учительница Ольга Денисовна не по своей воле вышла на пенсию. Ее вынудили, мы точно это знаем. И по какой причине, и кто, и зачем допустил несправедливость по отношению к талантливой учительнице — мы все знаем!»

Артем выпалил залпом известные ему факты, улики и доказательства и ожидал.

В школе тихо. Идут уроки.

Они говорили в пустой учительской, директор и он.

Виктор Иванович медлил с ответом, в раздумье выстукивал по столу шариковой ручкой какой-то бодрый мотив.

— В нашей школе учится Ляля Новосельцева, дочка, гм… вы не родственник? — спросил он.

— Абсолютно нет, не имею представления, — соврал Артем, не отдавая отчета зачем. Просто какая-то интуиция подсказала: соври.

— Ни капли правды, ни намека на истину в сведениях, которыми кто-то вас вооружил, — без тени волнения начал директор, — именно вооружил, так очевидна тенденция. Вас настроили обличать и разоблачать. Кто-то намеренно извратил факты. Ольга Денисовна подала заявление об уходе на пенсию. Естественно? Вам сколько? Двадцать? Объясните, товарищ спецкор, в чем дело? Областная газета командирует корреспондента. Повод? Старая учительница уходит на пенсию. Где конфликт? Где нарушение законности? Серьезно вас прошу, объясните.

Он бросил шариковую ручку, сложил руки на животе, директор школы номер один, солидный, респектабельный мужчина интеллигентной, располагающей внешности, и с любопытством глядел на Артема. Он казался незлым, даже добрым, во всяком случае ничуть не раздраженным вмешательством корреспондента в дела школы.

Артем почувствовал, почва колеблется у него под ногами. «Да, если бы не обратный адрес, если бы письмо пришло из Коломны или какой-нибудь Кинешмы, помчался бы я вникать в обстоятельства ухода на пенсию старой учительницы? Нет. Неэффектное дело. Я загорелся, потому что…»

В дверь постучали. Вошел молодой человек, светловолосый, светлоглазый, с девичьей ямкой на подбородке.

— Добрый день, Виктор Иванович, я… вы приглашали заходить… я просто так, поделиться, — промямлил он и, увидя Артема, в удивлении: Новосельцев!

— Утятин! — так же удивленно ответил Артем.

— Вы знакомы? Отлично! — обрадовался почему-то директор. — Стало быть, все в порядке, — проговорил он, довольно потирая руки, улыбаясь неясной улыбкой. — Поделиться? — приветливо переспросил он Утятина. — Ступайте уж, ступайте, беседуйте с другом. Наши школьные дела не убегут, с утра до ночи с нами.

— До свидания, — вежливо простились с директором нечаянно встретившиеся в его кабинете знакомцы и вышли.

— Артемка! Мы с тобой мало общались, а здесь, на чужбине, я тебя прямо в охапку готов заграбастать, — возбужденно говорил Утятин. — Знаю, ты там у нас в газете подвизаешься. Где логика? У тебя здесь семья, жилье — и тебя оставляют в области. У меня там семья, дом, девушка — отсылают в район. Где логика?

— Тебе что, неважно здесь? — спросил Артем.

— Вовсе бы швах, если бы не твоя мать. Загнали бы куда-нибудь в дыру, куда Макар телят не гоняет.

— А что мама? — дрогнувшим голосом спросил похолодевший Артем.

— Как что? Все. Устроила в центре города.

— Она? Тебя? Моя мать?

— Да. А что? Что ты скис? Не буквально сама. Инспектрису мобилизовали. С ребятами у меня пока неладно, признаюсь тебе. Дьяволята какие-то, советские варианты Тома Сойера. Так бы и отлупил. Домострой бы на них!

Он протяжно вздохнул, мигнув короткими ресницами.

— Ладно, хныкать не будем, поглядим, как дальше пойдет. Три положенных года как-нибудь протрублю — и домой. Главное, знаешь что — не жениться. То есть не в том смысле, конечно, ты понимаешь, а в смысле — не регистрироваться. Холостого меня, когда отработаю срок, на родительскую площадь пропишут, с женой ни за что, ищи свою крышу. Такие порядочки, да. Эх, Тёма, придется тянуть лямку. А все-таки, пожалуйста, передай Анне Георгиевне от меня и мамы спасибо. Все-таки это лучший вариант, что со мной…

— Мне сюда, — сворачивая в первый попавшийся переулок, торопливо сказал Артем. — Срочное дело. Опаздываю. До свидания. Прощай.