Глава 9
В ПОХОД

С реки поднимался легкий пар и мягко стелился по огородам; на дороге крепко прибитая росой пыль еще хранила вчерашние следы; кое-где над колодцем поднимался журавель; изредка слышался скрип ворот. После трудового дня колхозники крепко спали, чтобы с солнышком дружно подняться на работу.

Ребята шли молча. Туго набитые вещевые мешки оттягивали ремнями плечи. У Белкина над головой торчали удочки. Мягко поскрипывала телега, в которой сидел отец учителя.

Шли тихо, чтобы не разбудить спящее село. Было прохладно. Ребята поеживались. Девочки, подпрыгивая, побежали вперед, стараясь согреться.

— Что, холодно? Холодок пробирает? — посмеивался Николай Григорьевич. — Подождите, еще жара припечет!

На шоссе все оживились.

Получив разрешение громко разговаривать, мальчики сейчас же о чем-то заспорили, девочки затянули песню.

Голоса поднялись высоко вверх и неуверенно заколебались.

— Эй, эй! Врете, врете! — закричал Митя.

Недружный хор двадцати голосов подхватил песню нескладно, фальшиво и весело.

Митя махнул рукой:

— Ну так и быть — врите дальше!..

Солнце вставало. По одну сторону шоссе в верхушках деревьев уже просвечивали его золотые лучи. Проснулись птицы, засуматошились в кустах, защелкали, засвистели. По другую сторону шоссе лежал луг; на траве блестели и переливались прозрачные капельки росы.

— Севка, дыши хорошенько! Этот воздух самый полезный! — уговаривали Малютина ребята.

— Все свои печенки сразу вылечишь, — подтверждал Мазин.

Сева Малютин широко раскрывал рот и радостно смеялся.

Николай Григорьевич то и дело поворачивал назад голову и кричал ребятам:

— Стой, пионер! Сорви-ка вот эту ромашку при дороге… Давай сюда! Да зеленое копытце прихвати!

Ребята с готовностью спрыгивали в узкий ров и бросали на колени старику пучки зелени. Старик растирал ладонями тугие круглые копытца; от копытец остро пахло чем-то медвяным, душистым.

— Запах-то какой!

Ребята нюхали и охотно соглашались:

— Здорово пахнет!

Старик радовался знакомым местам:

— Гляди, гляди, Сережа! Вон они, три дуба-то, те самые! Под ними Матвеича моего ранило… Эх, рассказать, так это целая история… Когда б не товарищи, не быть бы нам с ним живыми…

Колеса подпрыгивали на камнях и монотонно скрипели.

Хлопчик, сидевший за кучера, легонько встряхивал вожжами.

Солнце стало жарко припекать. Ребята проголодались. Решили отойти в сторону от шоссе и сделать привал около реки. На зеленом пригорке сложили вещи. Над рекой поднялся шум и визг. Мальчики вместе с Митей переплыли на другую сторону и, обвалявшись в песке, бросились в воду, осыпая друг дружку фонтаном брызг.

Девочки долго бродили, выбирая себе местечко; они купались около берега, держась за руки и щупая ногами дно.

Вода была теплая — купанье затянулось. В конце концов ребят еле выгнали из воды: пришлось два раза протрубить в горн. Развели костер, сварили похлебку, вкусно позавтракали и улеглись на мягкой траве, в холодке.

После сна ребята отяжелели. Лениво надевали на плечи вещевые мешки. Никому не хотелось нести лагерное имущество: продукты, палатки, рыболовные снасти. Когда снова вышли на шоссе, девочки сложили свои вещи на телегу, в которой ехал Николай Григорьевич.

— Ладно, ладно, хитрюшки! Вам бы только полегче! — упрекали их за это ребята.

— А вам завидно?

— Да ну их! Никуда с ними ездить не стоит! — ворчал Одинцов. — На Украину заехали — и то ссоримся!

— Что вы тут спорите? — подбежал к ним Васек.

— Да надоело мне с удочками таскаться всю дорогу — торчат, как иглы у дикобраза! — пожаловался Белкин.

У Лени Белкина над красным, вспотевшим лбом топорщились прямые белые волосы.

Ребята захохотали:

— А и правда ты похож на дикобраза!

— Ну и несите тогда сами! — рассердился Белкин.

Мазин сбросил на землю вещевой мешок и подставил свою спину:

— Кладите все на меня! Ладно! Кто ворчит — клади!

Ребята с мешками налетели на Мазина.

— Давай! Клади! Накладывай! — разыгрался Трубачев. — Еще давай!

На дороге образовалась куча вещевых мешков; под ней скрылся с головой весь Мазин.

— Эй, Митя, Митя! Мазина нет! Мазин пропал!

— Это что за склад? — засмеялся Сергей Николаевич.

Митя разбежался и прыгнул через мешки. Куча зашевелилась — из-под нее вылез Мазин.

— Хотел совесть у ребят испытать, — заявил он при общем смехе.

Шоссе казалось бесконечным. Жара начала спадать. Сергей Николаевич посмотрел на часы:

— Ого! Пять часов уже. Пора в лес сворачивать… Вам, Митя, дотемна надо разбить лагерь, чтобы устроиться на ночь.

— А вот сейчас поворот будет, до него от нашего села километров двадцать, там и свернете, — посоветовал возница.

— Вот и хорошо, — сказал Сергей Николаевич. — Я замечу место, где вы войдете в лес, отвезу отца на пасеку, и мы с Иваном Матвеевичем придем в лагерь.

На повороте распрощались. Учитель взял с собой горн:

— Когда вернусь, буду горнить в лесу, а вы барабаном откликайтесь.

Николай Григорьевич помахал ребятам платком:

— Приходите в гости, не забывайте старика!..

Отряд свернул с шоссе и вошел в лес. Между деревьями замелькали голубые и белые майки.

Сергей Николаевич сел на телегу рядом с отцом.

— Большой крюк мы сделали, — сказал возница и хлестнул лошадь.

Шли медленно. Лес был густой, без тропинок. Разросшийся кустарник цеплялся за платье, ноги обжигала крапива. Заросли папоротника, колючего шиповника преграждали путь. Встречались огромные, старые дубы, тяжело накренившиеся набок; их толстые корни торчали из земли, а рядом шумели крепкие дубки и молодые осинки, заплетенные хмелем. Из-за их ветвей выглядывали красные гроздья калины.

— Тут где-то Николай Григорьевич посулил нам речку, — перелистывая свою записную книжку, говорил Митя. По его расчетам, они отошли от шоссе километра три.

Ребята постояли, прислушались. Нигде не было слышно шума воды.

— Да и место для воды неподходящее, — огляделся вокруг Митя. — Ну, пошли дальше…

Спустились в глубокий овраг; цеплялись за кусты, поползли наверх. Открылась светлая зеленая лужайка, окаймленная орешником. На кустах орешника под широкими листьями тесными семейками лепились молодые орехи с мохнатыми зелеными колпачками и белой скорлупой.

— Может, на ночь остановиться здесь? — предложил Митя.

— Ну нет, здесь неинтересно! Надо речку искать! — закричали ребята.

Лес стал редеть. Из-за белых берез вдруг выглянула полоса светло-зеленой изумрудной травы; между кочками заголубели крупные незабудки.

— Болото! Болото! Значит, нужно влево держать. Николай Григорьевич предупреждал!

Митя оживился:

— Теперь все в порядке! Пошли!

Из кустов выскочил Петя Русаков:

— Нашел! Все нашел! Идите за мной! Вон между деревьями светится полоска. Это река. Идемте!

Петя побежал вперед. Ребята еле поспевали за ним.

Снова миновали заросли крапивы, ежевики и колючек, миновали молодой осинник и наконец вышли к маленькой лесной речушке. Она бойко и весело плескалась между зелеными берегами; кое-где прямо из воды росли широкие, тенистые ивы; ветки их как бы плыли по течению, купаясь в чистой воде.

На высоком берегу было сухо. Желтели сосны, пахло свежей хвоей.

— Вот местечко так местечко! Как раз то, что нам нужно! — обрадовались ребята.

— Стоп!.. Разбивай лагерь! — скомандовал Митя.

Васек нашел место для палаток. Ребята захлопотали. Наспех натянули палатки. Синицына, выбранная поваром, загремела котелками, подгоняя кострового — Мазина. Петя Русаков уже готовил площадку для костра. Санитарка Валя Степанова пошла искать родниковую воду для питья.

Решено было сварить на ужин уху. Мальчики вместе с Митей отправились на рыбную ловлю, а девочки остались в лагере чистить картошку.

— У них от ходьбы ноги болят, только они не сознаются, — подмигнул Петьке Мазин.

Ребята вооружились кто чем мог. Одни ловили рыбу сачком с густой сеткой, другие — удочкой. Над рекой зазвенели веселые голоса.

— Ребята, рыба не любит шума. Надо, чтоб было тихо, а то мы ничего не поймаем, — сказал Митя, сидя на берегу около своей удочки.

И тут же, выдернув ее из воды, замахал руками и громко запел:

Оказалось, что он поймал маленькую щучку.

В лагере ребята застали полный порядок. Не дождавшись рыбы, девочки уже сварили ужин. В горячей золе стоял чугун с лапшой. Проголодавшийся Митя с удовольствием потянул носом аппетитный запах и потер руки:

— Вот так девочки! Вот так хозяйки!

Ребятам тоже понравилась лапша. Но, чтоб девочки не задавались, Мазин на всякий случай сказал, что такую лапшу всякий дурак сварит. И съел две полные миски.

Ужин был веселый. После лапши пили чай с московским печеньем и играли в коллективное рассказывание.

Митя сказал:

— Участников похода было двадцать. Первый, Коля Одинцов, был живой, смешливый мальчик… — Митя тронул Одинцова локтем: — Рассказывай все, что знаешь о себе.

Одинцов подумал и сказал:

— Мне больше всего помнится, как я первый раз пришел в школу и подрался с Васьком, потому что он рыжий.

Ребята смеялись. Больше всех хохотал Васек.

Потом Коля описал наружность Саши Булгакова и подтолкнул товарища:

— Рассказывай все, что знаешь о себе.

Некоторые ребята придумывали всякие смешные истории.

А Синицына сказала, что у нее — все друзья, только есть в лагере один мальчик, который всегда к ней цепляется, как репей.

Одинцов вскочил, бросил в нее щепкой и крикнул, чтобы она его лучше репьем не называла.

— Ага, на воре шапка горит! — засмеялись ребята.

Трубачеву пришлось описывать Мазина. Он долго на него смотрел и потом сказал:

— Колю Мазина описать трудно: он очень меняется… Я Мазина люблю! Мазинчик хороший!

А Мазин о себе сказал:

— Я как родился, так сразу поел, попил и вышел на улицу, а тут и Петька Русаков стоит…

— Врешь, я тогда еще не родился — ты меня на два месяца старше! Ты в феврале родился, а я в апреле, — перебил его Петя.

— Ну, в феврале так в феврале… Вышел я, значит, в лыжном костюмчике. Смотрю — мой Петька Русаков в пеленках болтается, соска у него изо рта торчит и чепчик на макушке — такой фитюль-фитюль с кружавчиками…

Когда стемнело, лагерь в лесу казался тихим, мирным жильем. Смутно белели в темноте палатки, на колках сушилась посуда, дым от костра окутывал сосны, пробиваясь к темному небу. Огонь освещал веселые лица ребят… Далеко в лесу слышался иногда протяжный крик ночной птицы: "Поховал! Поховал!"

Девочки ближе придвигались к огоньку…