"История глаза" - читать интересную книгу автора (Батай Жорж)

Под небом Севильи

Два шара одинакового размера и плотности совершили одновременные, но противоположные движения. Белое яичко быка проникло в «розово-чёрную плоть» Симоны, а глаз вывалился из головы молодого человека. Это совпадение, связанное не только со смертью, но и со своеобразным мочеиспусканием небес, внезапно напомнило мне о Марсель. На один короткий миг мне показалось, будто я прикоснулся к ней.

К нам вернулась привычная скука. У Симоны не было настроения, и она не желала больше ни дня оставаться в Мадриде. Её тянуло в Севилью, слывшую столицей развлечений.

Сэр Эдмунд потакал малейшим капризам своей «ангельской подружки». Юг встретил нас светом и зноем, ещё более угнетающим, чем в Мадриде. Улицы утопали в цветах, сводивших нас с ума.

Симона ходила без трусиков в лёгком белом платье; сквозь тонкий шёлк просвечивал поясок, а в некоторых позах даже лобок. Весь город словно бы сговорился превратить её в жгучее лакомство. Я часто видел, как у встречных мужчин топорщились спереди брюки.

Мы практически непрерывно занимались любовью. Никогда не доводя дело до оргазма, мы шатались по городу. Мы постоянно переходили с места на место: в музейную залу, в парковую аллею, под сень церкви, а вечером — на пустынную улочку. Я раздевал свою подружку и вонзал свой член в её вульву. Затем я быстро выдёргивал его из стойла, и мы снова шли куда глаза глядят. Сэр Эдмунд издалека следил за нами и застигал нас врасплох. Он весь заливался краской, но близко не подходил. Если он мастурбировал, то делал это тайком, стоя в стороне.

— Забавно, — сказал он нам однажды, показывая рукой на церковь, — это церковь Дон-Жуана.

— Ну и что из этого? — спросила Симона.

— Не хотите ли войти внутрь? — предложил ей сэр Эдмунд.

— Вот это мысль!

Какой бы нелепой ни казалась ей эта мысль, Симона всё-таки вошла, а мы остались ждать её у двери.

Когда она вернулась, мы попали в довольно дурацкое положение: Симона хохотала от души, не в силах остановиться. Её смех был таким заразительным, да и солнце в придачу так пекло, что я тоже рассмеялся, и даже сэр Эдмунд не смог удержаться.

— Bloody girl![1] — воскликнул англичанин. — Да объясните вы наконец? Мы что, смеёмся на могиле Дон-Жуана?

И, расхохотавшись ещё громче, она показала на большую медную плиту у нас под ногами; под ней покоился основатель церкви, которым, по преданию, был Дон-Жуан. Раскаявшийся грешник завещал похоронить себя под входной дверью, чтобы по нему топтались самые низменные создания.

Мы засмеялись с удесятерённой силой. Симона даже описалась от смеха: струйка мочи потекла по её ногам на плиту.

Это имело свои последствия: мокрое платье стало совершенно прозрачным и прилипло к телу: сквозь него просвечивал чёрный лобок.

Наконец-то Симона успокоилась.

— Вернусь просохну, — сказала она.

Мы очутились в зале, где не обнаружили ничего, что могло бы оправдать смех Симоны; здесь было довольно прохладно; свет поступал снаружи сквозь красные кретоновые гардины. Деревянный потолок был тщательно отделан, белые стены украшены статуями и образами; заднюю стену до самого балочного перекрытия занимал позлащённый алтарь. Эта сказочная обстановка, словно бы составленная из сокровищ Индии, благодаря всем своим украшениям, волютам, витым узорам и контрасту между тенями и блеском золота напоминала о благоуханных тайнах тела. Справа и слева от двери два знаменитых полотна Вальдес Леаля изображали разлагающиеся трупы: в глазницу епископа вползала огромная крыса…

Этот чувственный, роскошный ансамбль, игра теней и красного света гардин, прохлада и аромат олеандров и в то же время бесстыдство Симоны заставили меня «отпустить поводья».

Из-под стенки исповедальни выглядывали две ножки кающейся, обутые в шелковые туфельки.

— Я хочу посмотреть, как они выйдут, — сказала Симона.

Она села передо мной рядом с исповедальней.

Я хотел, чтобы Симона взяла в руку мой член, но она отказалась, сказав, что я могу кончить.

Мне пришлось сесть; я видел её лобок под мокрой шёлковой тканью.

— Сейчас увидишь, — сказала она мне.

После долгого ожидания из исповедальни вышла очень красивая женщина с молитвенно сложенными руками и бледным, восторженным лицом; высоко подняв голову и закатив глаза, она медленно пересекла залу, словно оперный призрак. Я стиснул зубы, чтобы не рассмеяться. В это мновение открылась дверь исповедальни.

Оттуда вышел белокурый, ещё молодой и красивый священник со впавшими щеками и бесцветными глазами святого. Он встал на пороге шкафа, скрестив руки и устремив взор к потолку: казалось, некое божественное видение вот-вот вознесёт его на небеса.

Он бы тоже наверняка ушёл, но Симона, к моему изумлению, остановила его. Она поздоровалась с этим мистиком и попросила исповедовать её…

С виду невозмутимый, а в глубине души погружённый в экстаз священник указал ей на место кающейся — скамеечку за шторой; затем, не сказав ни слова, он вошёл в шкаф и запер за собой дверь.