"Шторм и штиль (с иллюстр.)" - читать интересную книгу автора (Ткач Дмитро)

6

Было воскресенье.

Как только команда закончила завтрак, по кораблю, пронзительно свистя в боцманскую дудку, пробежал рассыльный.

– Аврал!.. Аврал!..- то там, то тут слышался его громкий голос.

Однако матросы еще с вечера знали, что на утро назначена большая приборка, поэтому не свернули и не зашнуровали свои подвесные койки, а, наоборот, заранее приготовили матрасы, чтобы хорошенько выбить и проветрить их, вынули из рундуков одежду, принесли швабры, цинковые белила и бензин - драить медяшку.

После аврала и вкусного обеда часть команды уволится на берег. А у тех, кто останется на корабле, тоже будет свободное время: можно почитать книжку, поиграть в шахматы, написать домой письмо или просто поспать.

Настроение у всех было приподнятое, веселое, поэтому и работа спорилась. Со всех сторон слышались шутки, смех, то там, то здесь матросы незлобиво препирались, подзадоривая друг друга.

Только боцман Небаба, как и все боцманы в мире, был чем-то недоволен. Что бы матрос ни сделал, как бы он ни вымыл палубу, как бы ни надраил поручни или кнехты, Небаба находил, к чему придраться, и его замечания всегда звучали грозно и язвительно.

– Вы что, стали плохо видеть в свои двадцать лет?

– Нет, еще хорошо вижу, товарищ боцман.

– В таком случае повернитесь к брашпилю и посмотрите, сколько под барабаном грязи оставили. Баржей не вывезешь!..

Матрос принимался снова лить воду, тереть шваброй и под барабаном, и вокруг барабана, хотя никакой грязи там не было. Но если боцман приказал - вози мокрой шваброй по палубе, три до седьмого пота.

А Небаба переходил к другому матросу, оказывалось, что и тому нужно было заново переделывать работу. Успокоился боцман лишь тогда, когда увидал, что время большой приборки подходит к концу. Хотя лейтенант Баглай и не показался Небабе очень строгим или чрезмерно требовательным, но командир есть командир, и кто знает, куда он может ткнуть пальцем после аврала.

Однако не только это руководило боцманом. Он любил море, любил свой корабль. Поэтому и остался на сверхсрочной. До службы на флоте Иван Небаба не видел не только настоящего моря, но и плохонькой речонки. Он вырос среди южных степей. И когда Небабу, принимая во внимание его могучее здоровье, мускулистые плечи, круглую, как бочка, грудь и густой бас, послали в школу боцманов, он даже не умел плавать.

Лишь попав на корабль и убедившись, что с морем шутки плохи (вывалишься за борт, только пузыри пойдут!), честно признался командиру, что он, наверное, единственный боцман на всех морях и океанах мира, который боится воды.

Командир вначале не поверил, решил, что Небаба просто-напросто хочет, чтобы списали его на берег. Но когда убедился, что тот говорит правду, категорически заявил:

– С корабля я вас все равно не спишу. А плавать научитесь. Даю вам неделю сроку.

Очевидно, ему жаль было расставаться с таким колоритным и видным боцманом - настоящим украшением корабля, поэтому он прибавил в назидание:

– Не научитесь плавать в течение недели - наложу на вас строгое взыскание. Так и знайте. А потом дам еще один срок. Но о береге и не мечтайте.

После этого разговора в каюте командира Небаба вышел на палубу. С лютой ненавистью взглянул на море, как на личного врага.

– Ну, подожди же!.. Посмотрим, кто кого!

В тот же день, когда по корабельному расписанию наступило личное время, Иван Небаба позвал двух самых сильных матросов из своей же боцманской команды и, заглушая стыд и неловкость, пробасил:

– Вот вам задание: как можно скорее научить меня плавать.

Парни рты разинули, постояли немного, а потом дружно, как по команде, взорвались смехом: никак, боцман шутит.

Покраснев до корней волос, боцман глухо сказал:

– Ну, чего смеетесь? В степи я вырос, там и курице ноги негде замочить. А в корыте плавать не научишься... Поэтому берите из шкиперской самый крепкий линь, привязывайте меня хорошенько, опускайте в воду и держите... Если начну тонуть, подтяните немного - и снова в воду. Только не утопите случаем, черти полосатые!..

Посмотреть на эту веселую комедию сбежался весь корабль. Но Небаба уже ни на кого не обращал внимания, разделся, обмотал себя концом линя, завязал самым крепким морским узлом - «удавкой», чтобы не сорваться, и по коротенькому шторм-трапу опустился за борт. С последней ступеньки плюхнулся в воду могучим телом так, что всплеск воды эхом прокатился над морем.

Он окунулся с головой, но матросы вовремя подтянули его и опять ослабили линь. Глотая горько-соленую воду и захлебываясь, боцман отчаянно колотил по воде руками и ногами. Он не слышал и не видел, что творилось на палубе. А творилось там такое, чего не случалось еще на корабле с момента спуска его на воду как боевой единицы. Матросы хохотали до слез и, перебивая друг друга, выкрикивали:

– Давай, давай, боцман!.. Полный вперед!..

– Вот это цирк!..

– Цирк, да еще и бесплатный!..

– Такого и за деньги не увидишь!

– Ведь он так и до Турции доплывет!

Однако первый же урок дал хорошие результаты. Боцман, хоть и неуклюже, все-таки смог некоторое время самостоятельно продержаться на воде. И когда он, тяжело дыша, но улыбаясь всем своим широким мокрым лицом, выбрался на палубу, то даже самые острые на язык шутники похвалили его:

– Для первого раза - здорово! Знай наших!

А через несколько дней боцман Небаба доложил командиру корабля, что приказ выполнен - плавать научился.

Со временем история эта забылась, только моряки-старожилы иногда вспоминали ее, чтобы развлечься, да и то лишь в такие минуты, когда боцман был в хорошем настроении. Но «старичков» осталось немного: одни отслужили свой срок и демобилизовались, кое-кого перевели в другие части, а сам боцман уже служил сверхсрочную. Давно и на всю жизнь сдружился он с морем, учил молодых матросов, как надо служить на корабле, и даже подшучивал над теми, кто, как и он когда-то, не умели плавать. Корабль стал для него родным домом.

Вот почему он так ревниво следил, чтобы все тут от клотика до киля, от носа и до кормы, сияло идеальной чистотой и было в образцовом порядке.

Вместе со всеми мыл палубу, драил медяшку и матрос боцманской команды Андрей Соляник. Он то и дело косил своими плутоватыми глазами по сторонам, не выпуская из поля зрения боцмана, и, когда тот приближался, начинал работать особенно старательно. После внеочередного наряда Андрей Соляник целую неделю и не заикался об увольнении на берег, образцово нес службу, норовил чаще попадаться на глаза боцману, пусть убедится, что и он, Соляник, матрос не из последних.

А в субботу, когда боцман Небаба был в хорошем настроении, Андрей Соляник, скромно потупив глаза, обратился к нему с просьбой:

– Товарищ мичман, разрешите мне завтра пойти на берег.

При этом лицо его выражало такую благонадежность и покорность, такое послушание, что у боцмана не хватило духа сразу же отказать.

– А что тебе делать на берегу? - спросил он. Когда боцман Небаба переходил с матросом на «ты», это считалось хорошим признаком.

– В кино схожу. Говорят, очень хорошая картина идет. Воспитательного характера.

– Воспита-а-тельного?..

Боцман недоверчиво покосился на Соляника.

– Так точно! На морально-этическую тему!..

– С каких пор ты стал таким морально-этическим?..- недоверчиво щурил глаза Небаба.- Что-то не припомню, чтобы тебя к воспитательной теме тянуло.

– Решил воспитывать в себе самодисциплину, товарищ боцман. Нужно, чтобы во всем был порядочек...

– Ну, ну,- неопределенно покачал головой боцман.- Завтра посмотрю, что мне делать с твоей самодисциплиной...

И вот сегодня Андрей Соляник потом обливался, зарабатывая увольнение. Он, бедный, даже постанывал от усердия, стараясь окончательно покорить сердце боцмана.

И добился своего. Проходя мимо, боцман Небаба сказал:

– Матрос Соляник! После обеда можете собираться на берег. Только смотрите мне!.. Вернетесь - покажете билет в кино. - Подумал и прибавил: - На эту самую вашу морально-этическую тему...

– Есть, на берег! Есть, показать билет!.. Да я вам их аж два принесу, товарищ мичман!.. - вытянулся Соляник.

– А почему два? - насторожился боцман. - С Лялей собираешься?

– Так точно, с Лялей.

– Ну, вот так-то, может, и лучше будет, надежнее... Все на корабле, в том числе и боцман Небаба, знали, что Андрей Соляник давно уже встречается с библиотекаршей клуба морзавода.

Это была хрупкая, миниатюрная, веселая девушка, влюбленная в солнце, море и книги. Ребята иногда подшучивали над ее маленьким ростом, а у Соляника каждое напоминание о Ляле вызывало счастливую улыбку.

Теперь уж он старался не напоказ, чтобы отличиться перед боцманом. Работал от души, радужные мысли о береге подгоняли его.

Но что ему этот берег? Подумаешь, берега не видал! Лялечка - вот кто тянул его туда невидимой цепью.

«Она ведь меня не ждет,- расцветал душой Соляник.- Вот обрадуется!.. Надо будет и в самом деле в кино с ней сходить, чтобы боцман не подумал, что я его обманываю. И два билета ему принесу. Пусть собирает коллекцию, если ему больше делать нечего... А боцман молодчина, поверил, хоть имел все основания не верить...» - И Андрей так начищает медный кнехт, что в него уже можно смотреться, как в зеркало.

Перед обедом рассыльный дал дудку: «Команде купаться!», а боцман Небаба спустился в каюту к командиру, доложить, что аврал закончен.

– Хорошо,- добродушно сказал Юрий Баглай.

У него с самого утра было прекрасное настроение, может быть, оттого, что так хорошо проходила служба на корабле, может, причиной была Поля, с которой он сегодня обязательно встретится, а может, и просто молодость. Видя, что Небаба мнется, он поинтересовался:

– У вас еще что-то есть?

– Есть, товарищ лейтенант... Я позволил Солянику сойти на берег.

– Как он теперь?

– Старается, товарищ лейтенант. Работящий, дисциплинированный стал.

– Ну что ж, пусть идет. Только предупредите, что нарушений или опозданий я не потерплю.

– Есть, предупредить.

Обедали весело, с шутками. И не в кубрике, а под открытым небом на чисто вымытой и уже высушенной солнцем палубе, где все по-праздничному блестело и радовало глаз.

Корабельный кок не поленился и сварил такой вкусный борщ, что язык проглотишь. На второе приготовил янтарный плов по-флотски, от одного запаха которого слюнки текли. А к сладкому компоту ради выходного дня он напек пирожков с повидлом. Кока все дружно хвалили, а он, в колпаке, в белом переднике, с улыбкой смотрел на матросов, приглаживая пальцами маленькие рыжеватые усики, которые, как он говорил, косили девушек наповал.

Погода стояла на диво хорошая. В высоком синем небе белыми парусами плыли редкие тучки, они нет-нет, да и закрывали солнце, и тогда на зеленоватую воду бухты, на палубу корабля ложилась теплая, мягкая тень. Свежий морской ветерок охлаждал лица, играл лентами матросских бескозырок и синими воротниками. Над кораблем весело носились белогрудые чайки, дружески кричали что-то матросам, выжидая, когда им бросят что-нибудь съестное. Они садились на воду, качались на ней белыми комочками или хватали кусочек на лету, черкнув крыльями по волне.

Как только отобедали и бачковые принялись мыть посуду, прозвучала долгожданная дудка: «Тем, кто увольняется на берег, приготовиться по форме номер два!»

Форма номер два у всех уже приготовлена. Ботинки надраены. Черные суконные брюки отглажены. Блестят под солнцем белые форменки с синими воротниками и «гюйсами». Под форменкой должна быть тельняшка, в которой «зимой не холодно, а летом не жарко», но в очень уж большую жару вместо тельняшки может быть подшит снизу полосатый клинышек, к которому боцман иногда придирается, а иногда делает вид, что не замечает его.

Ну, и, конечно же, воспетая в песнях бескозырка с золотой надписью на муаровой ленте: «Черноморский флот» и с золотыми якорьками. Когда поднимается ветер, матросы зажимают ленты в зубах, чтобы не сорвало с головы бескозырку и не унесло в море, а на берегу можно пофорсить перед девчатами: то перебросить ленты на плечи, то, вроде бы небрежным движением, на грудь, как перебрасывает девушка заплетенную косу, да еще той стороной, где золотятся эти самые якорьки.

Но есть еще один предмет матросской гордости - широкий пояс с тяжелой медной пряжкой. Пояс может быть и старым и потрескаться, но пряжка с якорем должна блестеть, как солнце. Ее надраивают зубным порошком, цинковыми белилами, трут одежной щеткой, потом тонким суконцем, на нее дуют, как на оптическое стекло, ею любуются, и не дай бог, стать в строй с неначищенной пряжкой, тебя ждет беспредельное презрение не только командира корабля или боцмана, но и всей команды.

Андрей Соляник сиял в строю, как новая копейка. Подтянутый, наглаженный, начищенный, он, чтобы не очень выделяться среди других и не привлекать к себе излишнее внимание корабельного начальства, старался даже притушить обычный озорной блеск своих глаз.

– Все, кто увольняется на берег, стройся! - прозвучала команда.

Но это так, для порядка. Какое там «стройся»? Они уже давно стоят в строю и только ждут, чтобы их поскорее осмотрели и разрешили сойти с корабля.

Церемониал увольнения был неизменен. Матросы выстраивались на шкафуте, боцман Небаба обходил строй со всех сторон, придирчиво оглядывая каждого, и ждал командира корабля.

Когда Юрий Баглай вышел из каюты, матросы невольно залюбовались им. Свежее, юное лицо, погоны, пуговицы и нашивки на рукавах - все блестит, на кителе и брюках ни единой морщинки... Смотреть приятно!

Боцман подбежал с рапортом:

– Товарищ лейтенант! Увольняющиеся на берег построились!

Командир корабля не должен осматривать каждого матроса. Юрий увидел сосредоточенные, напряженные лица, золото букв на бескозырках, белые поблескивающие форменки, надраенные пряжки и ботинки и, обращаясь к боцману, сказал:

– Увольняйте.

А сам подумал: «Вот как просто. Служба налажена. Все идет по уставу. А мне остается только сказать свое последнее слово...»

И опять где-то глубоко в груди зашевелился, зазвучал сладкой струной и защекотал уже знакомый голос: «Командир корабля!.. Вот взглянули бы со стороны бывшие однокурсники! Не один позавидовал бы!.. Да и есть чему!»

Курганов, как и в первый день, был с ним неизменно приветлив. При случае расспрашивал, как чувствует себя Баглай в должности командира катера, какое впечатление произвел на него боцман Небаба, что он скажет о матросах и старшинах...

Беспокоил Юрия замполит Вербенко. Этот побывал на катере несколько раз. Проверял, как оборудована после ремонта Ленинская комната, сделал замечание библиотекарю за то, что не обновил книжный фонд. Потом он долго разговаривал с секретарем комсомольской организации Николаем Лубенцом, помог ему составить план работы. Беседовал Вербенко и с Юрием Баглаем, посоветовав активней вмешиваться в жизнь комсомольской организации судна, да и всей части. Все это он делал не торопясь, больше молчал и слушал, задавая лишь наводящие вопросы. Когда с ним говоришь, все время кажется, что ты в чем-то виноват, чего-то недоделал, о чем-то не подумал... На Юрия он смотрел через свои очки испытующе, и, казалось, чуть-чуть недовольно.