"«Мертвая голова»" - читать интересную книгу автора (Кесслер Лео)

Глава четвертая

Призывно покачивая грудями, блондинка потянулась к Шульце, который распростерся на измятой простыне. Тот лениво коснулся их ладонью и просунул руку дальше. Ощутив влажную промежность блондинки, он на мгновение задержал там руку, но потом продвинул ее еще дальше — туда, где на коленях позади блондинки стояла ее подруга, чернокожая проститутка. Он засунул указательный палец во влагалище второй шлюхи, и та коротко вздохнула от удовольствия.

Шульце с трудом подавил невольный зевок. Все было очень хорошо, но они занимались всем этим уже слишком долго. Он утерял интерес к происходящему. За две банки кофе, три бутылки подсолнечного масла и здоровый ломоть ветчины девчонки профессионально поработали с ним, доставив ему все возможные удовольствия на свете. Но сейчас он уже ничего не хотел.

— Ну хорошо, — процедил он, обращаясь к чернокожей проститутке. — Положи руки на ее титьки.

Темные пальцы чернокожей проститутки легли на пышные груди блондинки. Негритянка принялась умело массировать ее соски, которые быстро налились кровью и напряглись. Довольный тем, что теперь девчонки занимаются друг с другом, Шульце извлек свой указательный палец из влагалища чернокожей проститутки и вытер его о простыни.

— Засунь его обратно! — крикнула женщина.

— Что засунуть?

— Ты сам прекрасно знаешь, что, ублюдок! — огрызнулась шлюха.

— Разве ты не знаешь, что нельзя называть так бойца великого немецкого вермахта, женщина, — мягко заметил Шульце. — Подумай, как бы отнесся к этому фюрер?

— К черту фюрера! — вспыхнула негритянка.

Шульце покачал головой, изображая негодование:

— Неужели у тебя нет ни капли уважения к этому величайшему полководцу всех времен и народов?

Блондинка, широко раскрыв рот, стала медленно опускать голову ему между ног. Шульце оттолкнул ее ладонью:

— Бесполезно, моя дорогая. Эта птичка сегодня больше летать не будет.

Чернокожая проститутка покачал головой:

— Когда здесь бывали англичане, то они не сдавались так легко.

— Ничего удивительного, — протянул Шульце и зевнул. — Они же годами ходят без женщин. И стоит им только дорваться до одной, как они выплескивают в нее все, что копилось в них все предшествующие годы. Что же касается симпатичного парня вроде меня…

Он вдруг замолчал. Из соседней комнаты донесся щелчок кнута. За ним последовал сдавленный стон, в который, впрочем, вкралась нотка странного удовольствия.

— Что это такое? — резко спросил сержант Шульце.

Чернокожая проститутка потянулась за сигаретой. Затянувшись, она бросила:

— Это наша Свинья. Обрабатывает кого-то из пожилых клиентов.

— Что ты имеешь в виду под словом «обрабатывает»? — нахмурился Шульце.

Шлюха пожала плечами:

— Она обхаживает их хлыстом и плеткой. Знаешь, милый, у этих стариков ничего не встает, если только не причинить им чуточку боли.

Шульце медленно кивнул.

— Мне кажется, ей самой доставляет удовольствие избивать мужиков, — с улыбкой произнесла блондинка. — Я только не могу взять в толк, почему сами мужики идут к ней. Что они только в ней находят, прости господи? Будь я мужчиной, я бы точно побрезговала воткнуть в нее свой член, хотя бы он был даже из резины.

Шульце посмотрел на нее и медленно произнес:

— Значит, она бьет мужчин хлыстом, чтобы вернуть им потенцию?

У него был задумчивый вид. Казалось, в его голове постепенно формируется какая-то мысль.

— Потенция… Какое сложное слово для простого солдата! — фыркнула чернокожая проститутка. — Черт побери, в следующий раз ты признаешься мне, что даже читаешь книги!

— Я сделаю с тобой что-нибудь похуже, если ты не будешь следить за своим языком, — предупредил ее Шульце.

— Как бы я мечтала дождаться этого! — страстно выдохнула женщина.

Он пропустил ее реплику мимо ушей.

— Послушайте, — медленно проговорил он, прислушиваясь к звукам, которые доносились из соседнего помещения, — как вы думаете, эта Свинья согласилась бы помочь нам? Я хотел бы немного проучить одного своего приятеля…

Глядя на проституток, Шульце изложил им свой план. Когда он закончил, они расхохотались и долго не могли остановиться. Сама идея им чрезвычайно понравилась. В их глазах это был идеальный способ сбить спесь с мужчины. А ведь мужики вели себя с ними порой так грубо…

— Да, хотела бы я увидеть Свинью вместе с твоим приятелем, — заливалась смехом негритянка. — Она устроит ему хорошенькую ночку!

Шульце соскочил с кровати и, подойдя к окну, принялся натягивать трусы. Снаружи по-прежнему падал густой снег. Улица была совершенно пустынна. Лишь двое человек шли по ней. Судя по форменной одежде, это был какой-то офицер со своей девушкой. Они шли, тесно прижавшись друг к другу.

Когда они поворачивали за угол, Шульце сумел разглядеть лицо мужчины. Это был гауптштурмфюрер фон Доденбург. Шульце не смог сдержать улыбки. Ясно, что командир его роты тоже решил провести сегодняшний вечер в объятиях женщины. «Кровать — это действительно самое подходящее место для человека в такой отвратительный зимний день», — подумал унтершарфюрер Шульце.

Внезапно он изменил свои планы. Месть Метцгеру могла немного подождать. Шульце решительным жестом сорвал с себя трусы и швырнул их на пол.

— Эй, девчонки, — закричал он двоим проституткам, — прыгайте обратно в кровать! Я возвращаюсь!

Густой снег неожиданно сменился дождем, который забарабанил по крышам домов и стал стекать по оконному стеклу, точно слезы. Куно фон Доденбург и Симона Ванненберг сидели друг напротив друга в темной сырой комнате, заполненной тяжелой мебелью, и прислушивались к грустной песне дождя.

— Почему ты пришел? — спросила она. Ее прекрасное лицо было сдержанным и непроницаемым — таким же сдержанным и непроницаемым, как когда-то в госпитале.

— Почему? Чтобы увидеть тебя, Симона. — Он попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло.

— Нет, — покачала головой женщина, — я имела в виду совсем другое. Почему вы, немцы, пришли к нам, в Бельгию?

— Потому что… — начал было бодро рассказывать он, но, увидев выражение презрения на ее лице, смешался. Фон Доденбург пожал плечами. — Я не знаю, — тихо проронил он. — Наверное, это была часть общего плана.

— Часть общего плана? — повторила она. Ее лицо исказилось. — Что это, черт побери, означает? Что это за план? И почему мы обязаны следовать ему?

До них донесся шум, который производила на кухне мать Симоны, готовившая там кофе. Эта старая кухня вся пропахла мясом и луком — как, кажется, и все остальные бельгийские кухни.

Внезапно у фон Доденбурга словно сорвали пелену с глаз, и он ясно увидел, что за женщина сидит перед ним. Нет, это не была та женщина, чье белое тело разметалось на кровати; женщина с широко открытым ртом, задыхавшаяся от страсти, словно рыба, выброшенная на берег; женщина, по телу которой текли капли пота от того, что они яростно занимались любовью. У настоящей Симоны было бледное лицо, точно высеченное из камня, лишенное каких-либо других эмоций, кроме ненависти. И он вдруг также почувствовал, что таких, как она, было очень много — причем по всей Европе.

— Ты ненавидишь меня, не так ли? — ровным голосом спросил фон Доденбург, словно осведомляясь о состоянии погоды.

— Да, я ненавижу тебя. Но не как Куно фон Доденбурга — человека, с которым я спала три раза. А как немца, то есть как одного из тех людей, кто силой оккупировал мою страну.

Фон Доденбург поднялся на ноги и официальным сухим голосом произнес:

— В таком случае я пойду.

Она тоже поднялась.

— Думаю, так будет лучше, — сказала она, глядя на него.

Куно протянул ей руку.

— Думаю, я больше тебя не увижу.

— Думаю, что нет.

— Я сам найду дорогу. Не надо провожать меня.

Дверь за фон Доденбургом захлопнулась. Симона Ванненберг осталась стоять одна в центре большой темной комнаты.

Но ее одиночество не продлилось слишком долго. В окно постучали. Она повернулась и увидела Жана. Несмотря на дождевик, который был на нем, он весь промок.

Симона быстро распахнула маленькое окно и впустила Жана. Да, он был совершенно мокрым. Но пронизывающий до костей дождь никак не повлиял на бодрость духа молодого человека. Его бледное лицо излучало энтузиазм, глаза горели. Жан сунул руку в карман и достал оттуда пистолет.

— Что скажешь на это, дорогая? Я добыл этот пистолет, напав на одного немецкого унтер-офицера. Это случилось всего полчаса назад. Дело обстояло следующим образом…

Он пустился во взволнованный рассказ, посвященный своему удачному нападению на немецкого оккупанта. И даже не заметил, что в глазах Симоны появились слезы…

Стервятник был вне себя от ярости.

— Черт побери, Метцгер, ты не кто-нибудь, а гауптшарфюрер батальона СС «Вотан»! И ты позволяешь какому-то бельгийскому идиоту ударить тебя по голове и отобрать пистолет? Неужели ты не понимаешь, что за это можешь быть предан суду военного трибунала?!

Метцгер стоял перед Гейером с самым жалким видом. Какого черта он вообще поперся в этот проклятый бордель? Ведь ни одна из торчавших там проституток так и не сумела расшевелить его несчастный поникший орган.

Эта проблема мучила его уже давно. Метцгер сказала врачу «Вотана» во время медицинского осмотра, что случайно получил удар по яйцам во время высадки на английское побережье, но сам гауптшарфюрер отлично знал, что причина — совсем в другом. Самое ужасное случилось в тот момент, когда на них стала неумолимо надвигаться стена убийственного огня, с помощью которой англичане пытались сбросить их со скал в море. В ту минуту Метцгер пережил такой панический страх, последствия которого испытывал до сих пор. Внутри него словно что-то щелкнуло тогда… казалось, что что-то безвозвратно покинуло его тело. Он вдруг ощутил звенящую пустоту между ног, и ничто на свете уже не было способно заставить его орган шевелиться.

А та толстозадая бельгийская шлюха, которой не удалось заставить его член действовать хоть чуть-чуть, еще и имела наглость назвать его «несчастным маленьким червячком»! Это его-то — человека, который в свое время делал счастливыми сразу четырех женщин. Неудивительно, что он не заметил, как после этого к нему подкрался какой-то вонючий бельгиец и стукнул его по голове…

— Итак, Метцгер? — в упор смотрел на него Гейер. — Как же именно все это произошло? Черт побери, у тебя должно же иметься хоть какое-то объяснение!

— Он был очень здоровый, этот парень, — солгал гауптшарфюрер. — Я как раз поправлял бинт на руке, — он указал на руку, которая была обожжена во время того неудачного десанта на побережье Англии, — когда он подкрался и…

— А ты уверен, Метцгер, что это был всего один нападавший? — с сарказмом проронил штурмбаннфюрер Гейер. — В большинстве отчетов о подобных происшествиях, которые я получаю от представителей полевой жандармерии, обычно фигурируют сразу два нападавших. А то и три, — со смешком добавил он.

Метцгер вспыхнул.

— Нет, господин штурмбаннфюрер… он был один, — с трудом выдавил он.

Гейер встал перед Мясником и посмотрел ему в глаза.

— Послушай меня, Метцгер, — внушительно произнес он. — Однажды ты оказал мне услугу. Сегодня я намерен оказать тебе ответную.

«Давно пора бы, — подумал Мясник. — Если бы я не держал свой рот плотно запечатанным, то твоя любовь к молоденьким мальчикам давно привела бы тебя прямиком в Дахау».

— Благодарю вас, господин штурмбаннфюрер, — механически произнес он. — Это очень благородно с вашей стороны.

— Я не буду докладывать об утере тобой пистолета. — Он в упор посмотрел на него.— У меня как раз имеется запасной пистолет. Тебе очень повезло, что он у меня есть. Я дам его тебе, чтобы ты носил его в своей кобуре. Но, ради бога, не броди больше по улицам ночью. Какого дьявола тебя вообще потянуло туда в это время?

Метцгер повесил голову и выдавил:

— Это все связано с нашей неудачной высадкой на побережье Великобритании. Она разрушила мою половую жизнь.

Гейер с удивлением воззрился на него.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что эта высадка разрушила твою половую жизнь? — Неожиданно штурмбаннфюреру стало очень любопытно.

— С тех пор у меня не стоит, господин штурмбаннфюрер.

— Не стоит! — повторил Гейер, едва не расхохотавшись. У Метцгера было такое потерянное, такое трагическое выражение лица, когда он произносил эти слова!

— Так точно, господин штурмбаннфюрер, — пролепетал Метцгер. — И я не могу отправиться домой в отпуск, пока не решу эту проблему. Представьте себе, что случится, когда я приду к жене, и… ничего не смогу.

— Метцгер!

Вышедший из кабинета Гейера Мясник резко обернулся. Перед ним навытяжку, точно какой-то сопливый новобранец, стоял унтершарфюрер Шульце.

— Что тебе нужно? — мрачно спросил Метцгер.

— Я случайно подслушал, что ты рассказывал Стервятнику про свой член. Про то, как он у тебя не стоит после нашей маленькой экспедиции в Англию.

Метцгер молча уставился на него. Он чувствовал себя чересчур отвратительно, чтобы обрушиться на Шульце за то, что тот посмел подслушивать его — и вообще разговаривать с ним подобным образом.

— И что же? — проронил он наконец.

— Прости, что я влезаю в это дело, Метцгер, — торжественно произнес Шульце, делая над собой страшные усилия, чтобы не рассмеяться ему в лицо, — но мне кажется, я знаю кое-кого, кто мог бы тебе помочь.

Метцгер отрицательно покачал головой и стал натягивать перчатки.

— Никто не может мне помочь, — грустно проронил он. — Я испробовал всех проституток в округе, а в результате получил по голове. — Он надел фуражку. — Никто и ничто не поможет мне.

Шульце сочувственно похлопал его по плечу:

— Да не расстраивайся ты так, Метцгер. На самом деле способы помочь тебе существуют.

Метцгер посмотрел на него с внезапно ожившей в глубине души надеждой.

— Говорят, если вставить в член протез, то это поможет, — пробормотал он. — Или если лечить его при помощи вакуумного аппарата…

— Все это чушь, Метцгер! — воскликнул Шульце. — Не стоит даже всерьез задумываться над этим. Я знаю другой, гораздо более хороший и верный способ. — Он нагнулся к Мяснику: — Я знаю одну бельгийскую шлюху, которая может поднять даже опавший член слона! Ей удалось решить эту проблему даже у нашего повара — а ты ведь знаешь, что у этого жирного ублюдка давно ни на кого и ни на что не стоит.

— Ну-ну, — недоверчиво хмыкнул Метцгер.

— Я с удовольствием познакомлю тебя с ней. И она тебе обязательно поможет.

В глазах Мясника мелькнула искорка надежды.

— Ты действительно считаешь, что она может мне помочь?

— Уверен! — с жаром воскликнул унтершарфюрер Шульце.

Метцгер облизал пересохшие губы.

— Шульце, — сказал он, — клянусь, я никогда этого не забуду! Честно!

«Могу поспорить, что ты действительно никогда этого не забудешь!» — подумал Шульце. Но, конечно, не стал вслух объяснить Метцгеру, почему он так считал…

Нижнее помещение борделя, где громко играла музыка, все было окутано густым сигаретным дымом. Мадам стояла за стойкой и зорко приглядывала за своими девочками, которые расположились на коленях у немецких солдат и унтер-офицеров. На всех девочках, в полном соответствии с ожиданиями клиентов, было французское черное шелковое белье.

Метцгер, с подозрением оглядываясь по сторонам, проследовал за Шульце.

— Не волнуйся, — обернулся к Метцгеру унтершарфюрер. — Сюда допускают в основном только унтер-офицеров и самих офицеров. Черт побери, я не стал бы звать тебя в какое-то непотребное местечко!

Они подошли к двум проституткам, чернокожей и блондинке, которые уже ждали их.

— Где она? — спросил Шульце с каменным лицом.

— Она наверху. Она готова и ждет его. — Чернокожая проститутка ткнула пальцем в сторону Метцгера.

— Тогда пошли, чего же мы ждем? — Метцгер плотоядно облизнулся. — Я жду не дождусь, когда она примется за меня! — Он в предвкушении потер свои большие руки.

Шульце закусил губу. Этот идиот не мог бы сказать точнее!

Они поднялись по скрипучей деревянной лестнице и подошли к двери комнаты, за которой скрывалась Свинья. Метцгер схватился было за ручку двери, но блондинка покачала головой:

— Я бы сначала постучала, прежде чем входить. Она немного стеснительная.

— А, понятно, — кивнул Метцгер и послушно постучал в дверь.

В ответ густой хриплый голос — точно его обладательница выкуривала не меньше трех пачек сигарет в день — пророкотал:

— Входи. Я готова и жду тебя.

Метцгер удивленно повернулся к Шульце. Выражение предвкушения на его лице сменилось сомнением. Но Шульце не собирался дать ему возможность отступить в самый последний момент.

— Иди, Метцгер. Уверяю тебя: трахать ее — это все равно что опускать свой член в теплые сливки. Непередаваемое ощущение. Иди же, она ждет тебя!

Приободрившись, Метцгер открыл дверь и вошел. Вслед за ним туда же вошел Шульце с двумя проститутками.

Свинья ждала его на середине комнаты. Она была такой высокой, что ее голова почти касалась люстры.

Шульце с трудом сдержал возглас удивления. Эта женщина была громадных размеров. Черт подери, на целую голову выше его самого! И он ясно видел теперь, почему остальные девушки прозвали ее Свиньей — ее лицо было так похоже на настоящее свиное рыло! Но вдобавок к этому, она обладала еще и черными усиками, украшавшими ее верхнюю губу…

У Метцгера отвисла челюсть. Его губы беззвучно шевелились, но он был не в силах произнести ни слова. Он молча уставился на нее — на ее огромные груди, которые, казалось, в любой момент грозили выпрыгнуть из туго обтягивающего корсета, на ее ноги в черных сапогах-ботфортах. Неожиданно взгляд Мясника упал на кожаный хлыст для собак, который она держала в руке.

— Что… что это такое? — запинаясь, пролепетал он.

Женщина не ответила на его вопрос.

— Это — он? — спросила она блондинку густым басом. — Этот тот мужчина, которого я должна вылечить?

— Вылечить! — выдохнул гауптшарфюрер Метцгер. Он посмотрел на Шульце. — Она действительно вылечит меня?

Шульце открыл было рот, чтобы ответить Мяснику, но Свинья опередила его.

— Ну хорошо, — заявила она голосом, который сделал бы честь любому старшему сержанту кайзеровской армии, — вы все можете идти. Оставьте его мне. Я займусь им. — И она слегка ударила хлыстом по своему высокому сапогу.

Шульце и две проститутки торопливо шагнули назад к двери. Метцгер попытался ретироваться вместе с ними, однако Свинья опередила его, схватив Мясника своей мощной рукой за рукав.

— Останься здесь! — повелительно пророкотала она. — Нельзя убегать от доктора, когда дело зашло так далеко. Следует научиться принимать лекарство, как подобает мужчине.

Она захлопнула дверь ногой.

— А теперь сними-ка для начала с себя эти брюки.

Точно загипнотизированный, гауптшарфюрер Метцгер принялся снимать с себя брюки.

Шульце и двум его подружкам, которые наблюдали за происходящим сквозь специально просверленные в стене дырочки, приходилось зажимать рот руками, чтобы не расхохотаться. Но они могли в принципе и не беспокоиться о том, что Метцгер услышит их. Он был слишком занят тем, что полировал по приказу Свиньи ее высокие черные сапоги. Она же время от времени хлестала его по обнаженным ягодицам и угрожала применить к нему еще более суровое наказание, если он не сосредоточится на выполнении того, что она ему поручила, и не перестанет быть «таким непослушным мальчишкой».

В конце концов, когда ее сапоги заблестели, как зеркало, а потная спина и ягодицы Мясника оказались сплошь покрыты рубцами от хлыста, она приказала ему остановиться. Бросив хлыст на кровать и с презрением посмотрев на Метцгера, шлюха промолвила:

— Да, та несчастная штучка, что болтается у тебя между ног, находится действительно в весьма удручающем состоянии. Справиться с этой проблемой будет совсем не просто. — Она нетерпеливо засунула обратно в корсет одну из своих грудей, которая внезапно выскочила наружу. — Ты сам понимаешь, что тебе необходимо еще лечение.

Метцгер пробормотал что-то неразборчивое.

— Ну хорошо, — сказала она, — можешь одеваться. Положи деньги на столик и проваливай. Но на следующей неделе я ожидаю тебя для продолжения лечения!

Она зажгла спичку, резко чиркнув ею о подошву своего сапога, и закурила.

Метцгер кое-как натянул на себя одежду и, не застегиваясь, вылетел из помещения. Он помчался по лестнице, словно его преследовал сам дьявол, и выскочил на улицу.

Шульце знал, что ни для какого «лечения» Метцгер здесь больше не появится. В течение целой недели он со злорадством следил, как Мясник с трудом ковыляет по плацу. Солдат, которому гауптшарфюрер едва не оторвал яйца, прокомментировал это так: «Он выглядит так, словно кто-то засунул ему в задницу метровую палку». Молодой ССманн не знал, что произносит эту фразу в присутствии того, кто, собственно, и заставил Метцгера ползать подобным образом…