"Бастион" - читать интересную книгу автора (Леонтьев Дмитрий Борисович)

Глава 7

— Подожди! — взмолился, наконец, Виктор. — Дай отдышаться…

Она придержала коня и легко соскочила на землю, с усмешкой глядя на тяжело переводящего дух Виктора.

— Эксперимент провалился? — констатировала она.

— Но попытаться-то надо было… Капитан Фракас и Д`Артаньян догоняли лошадь… По крайней мере, как утверждал Дюма и Готье…

— Значит, такие были лошади, — рассмеялась она. — Впрочем, то мешает тебе говорить то же самое? Таких экспериментаторов, как ты, найдется немного, так что хвастайся смело… Искупаемся?

Привязав коня к дереву, она быстро разделась и вошла в воду. Виктор невольно залюбовался ее гибкой фигурой и распущенными по плечам волосами.

— Что? — лукаво спросила она, явно зная ответ заранее.

— Ты очень похорошела, с тех пор, как приехала сюда… Знаешь что? Давай я тебя сфотографирую? Ты взяла фотоаппарат?

— Я думала — ты взял.

— Ладно, это не проблема. Ты купайся и загорай, а я сбегаю за ним. Не скучай, я быстро.

— А вот у меня фотоаппарат всегда с собой, — раздался вкрадчивый голос, как только Виктор скрылся за поворотом лесной дорожки.

Она вздрогнула от неожиданности и обернулась. Метрах в десяти, прислонившись к сосне, стоял Борис, или — Боренька — как называли его в лагере. Согласно паспорту, ему было уже больше сорока, но бритая до зеркального блеска голова, легкомысленные красные шорты, застиранная футболка с изображением «вечно живого» Ленина и потрясающая простота в отношениях с женщинами, заставляющая вспоминать юношескую гиперсексуальность, переносили его в разряд «вечных подростков». Можно было не сомневаться, что и в пятьдесят, и в шестьдесят лет, он будет ходить все в тех же шортиках — футболочках — сандаликах, и заигрывать с пионервожатыми, совершенно искренне не понимая, почему к нему относятся не серьезно.

— Я рада за тебя, Боренька, — сказала ему Ольга. — Значит, ты сможешь прямо сейчас, не заходя домой, пойти фотографировать птичек… Или белочек — кого найдешь…

— Здесь нет птиц, — ответил Боря. — В этих местах живности вообще очень мало — ты этого никогда не замечала?

Несколько озадаченная, она прислушалась. Странно, но в огромном и чистом лесу и впрямь не было слышно птичьих голосов.

— Здесь даже комаров и мух практически нет, — добавил Боря.

— Море близко, — пожала она плечами. — Они не любят морской воздух…

— Может быть… Хотя некоторые говорят, что в незапамятные времена именно в этих краях упал какой-то редкий метеорит. Ученые говорят, что шунгит, который добывают только в Карелии — явно метеоритного происхождения. Ледник тоже остановился именно здесь... Вообще это странное место — ты не находишь? Гитлер очень интересовался им с исторической и оккультной точки зрения, а НКВД снаряжало экспедиции для изучения меряченья…

— Изучения чего?

— Меряченья, — повторил он. — Остатки коренных народов иногда впадают в странный транс, начинают говорить на непонятных языках, порываются куда-то идти… А в некоторых местах невозможно находиться из-за внезапных приступов первобытного ужаса… Это действительно странные места. Здесь дремлют древние силы. Те, кто приезжают сюда ненадолго, сначала испытывают приступы радости, граничащей с эйфорией, а потом… потом начинаются депрессии, истерии, сплин…

— У меня все происходило в обратном порядке, — усмехнулась она, выходя на берег. — А сам не боишься этой… радиации?

— Я веду исключительно здоровый образ жизни, — сказал он, словно невзначай подходя все ближе и ближе. — Вон какие бицепсы… Хочешь пощупать?

— Нет, Боренька, спасибо. Вот чего  точно не хочу, так это щупать тебя. И не надо смотреть на меня томными глазами. Я не испытываю к тебе такой тяги, что б немедленно бросаться на шею и сливаться в горячей страсти прямо тут же, на песке…

— Почему? — даже удивился он.

— Ну как… даже не знаю… потому что не хочу…

— Странно, — недоверчиво оглядел он себя. — Может, вечером?

— Боренька!..

— Хорошо, пока отложим этот разговор. Но, как только решишь — говори не стесняясь. Травки покурить не хочешь? Ты какая-то напряженная…

— Нет.

— Совсем странно… Ведь скоро пати…

— Что скоро?

— «Пати». «Растоманы» — «дети цветов», — облюбовали здесь одно озеро. Говорят тысяч пять со всей России приедет. Музыканты, танцовщицы, драйв…

— Могу представить…

— Тебе понравиться. Там спонсором какая-то прикольная тетка, владелица туристического агентства, обещает праздник по высшему разряду. Я в интернете читал…

— Туристического агентства? Не помнишь, как ее зовут?.. Александра?

— Не помню. Кажется, Александра, — сказал он, и вдруг насторожился, к чему-то прислушиваясь. — Ну, ладно. Мне пора. Значит, договорились — как станет скучно…

— Как только — так сразу…

Он исчез за пару минут до того, как вернулся Виктор. Ольга только усмехнулась.

— Ты что? — спросил Виктор.

— Да так… Местные чудеса…

— Потому и не купалась?

— Тебя ждала. Захотелось поплавать нагишом, а как же без охранника в таком глухом месте?

Продолжая улыбаться чему-то, она скинула купальни и вошла в озеро. Откуда-то из кустов, в которых исчез Боренька, донесся глухой полу-вздох — полу-всхлип… Хотя, может, это ей и показалось: карельские леса и впрямь довольно странное место…

Обещанное Боренькой «пати» действительно оказалось весьма занятным событием.

Ночная Карелия сама по себе особое зрелище. Днем, даже в самую солнечную и знойную погоду, в ее природе все равно чувствуется какой-то, едва уловимый, «налет холода». Может, сказывается обилие огромных гранитных валунов, словно инеем, покрытых белесым мхом, может, это впечатление создает скупая растительность, с таким трудом отвоевывающая себе место на каменистой почве, а может, прохладная синева многочисленных озер, и такого же прохладно — призрачного неба над ними… Зато ночью, когда многочисленные звезды, в обрамлении сосновых крон, отражаются в иссиня–черных озерах, густой карельский мох глушит звуки шагов, а запах сосновой хвои, смешанный с морским воздухом, пьянит крепче стакана горячего глинтвейна — понимаешь, сколько ты потерял, замкнувшись в каменных гробницах городов. Все вокруг кажется зачарованным много веков назад, и потому сохранившимся до наших дней первозданным.

Александра не зря выбрала это место: «детям цветов», мечтавшим о покое и единении с природой, о лучшем не стоило и мечтать. Впрочем, идею «стихийных» палаточных городков, заполненных звоном гитар и виман, она тоже отвергла.

По четырем сторонам большого, лесного озера, были установлены концертные площадки для «живой» музыки, и воздеты на сосны огромные жидкокристаллические экраны, на которых мелькали то яркие полевые цветы, то лесные пейзажи, то вовсе невероятные цветные гаммы, словно срежисированные безумным «растоманом». Но на фоне карельской природы все это выглядело весьма завораживающе. Особенно, когда гитаристов меняли на сцене танцоры с огненными факелами и шестами…

Наибольшее внимание публики привала высокая, стройная девушка, танцующая с двумя «полукружиями», по краям которых плясали ярко — оранжевые язычки пламени. «Веера» то складывались, образуя крутящийся огненный круг, то змеились огнем по спирали, то взлетали верх — вниз, словно крылья феникса, восхищая, восторгая, завораживая…

— Обрати внимание: она ведь явно танцует для самой себя, — раздался возле Ольгиного уха голос невесть оттуда взявшегося Бореньки. — Этому не научишься… Впрочем, я видел, как танцевала ты. У тебя тот же дар…

— Как ты подкрадываешься… Все время пугаешь... А где Виктор?

— С местными учителями, возле палаток. Спорят о преимуществе глиняных трубок перед каменными, и истории легких галлюциногенов… Ты не хочешь искупаться на дальнем озере, пока он занят?

— Боренька, как говорила одна моя знакомая: «Какую часть слова «нет» ты не понимаешь?»

— Я не понимаю самого смысла отказа, — легко признался он. — Если б ты знала, какое это чудо — секс со мной…

— Вот и занимайся им в свое удовольствие, — слегка отстранила она рукой назойливого ухажера, — не хочу тебе в этом мешать.

— Я тебя искренне не понимаю, — огорченно вздохнул он. — Но если ты так отягощена предрассудками…

— Подожди!..

Он с готовностью обернулся.

— А где может быть Александра? Устроительница этого… шоу?

— Ты только что на нее смотрела, — несколько разочарованно отозвался он. — Танец с веерами…

— Это была она?! Ты не заметил, куда она пошла?

— Нет. Она — то меня, как раз совершенно не интересует.

— Боренька! — с притворным изумлением воскликнула Ольга. — Ты падаешь в моих глазах! Я — то думала, что на свете нет девушки, которую ты обделил бы своим вниманием… Что случилось?

По лицу Бореньки проскользнула странная гримаса. Он как-то неопределенно пожал плечами и поспешил раствориться в толпе.

— Прости, что подслушала, но, кажется, ты меня ищешь?

— Ох! Да что ж у меня сегодня за день такой: все подкрадываются и пытаются довести до заикания…

Склонив голову к плечу, Смерть внимательно рассматривала Ольгу.

— Лесная жизнь пошла тебе на пользу, — констатировала она. — Загорела, похорошела… Здравствуй. Как ты?

— Плохо, — неожиданно для самой себя пожаловалась Ольга. — Какой черт меня сюда занес?! Целый год как будто вырвали из жизни…

— Да? — удивилась Смерть. — Странно. По тебе этого не скажешь. Природа пошла тебе на пользу.

— Я, посреди этой природы, скоро озверею и амазонкой стану. Начну резать мужиков.

— Проблемы с парнем?

— Нет. Какие с ним могут быть «проблемы»? Он… историк. Хороший человек. Только зануда… Надоело! Понимаешь: надоело все до озверения! День поход на день как горошины в стручке… Как люди могут так жить?!

— Веками. Рождаться, влюбляться, мечтать, работать, воспитывать детей… Что с тобой, Оля?

— Не знаю… Мне плохо здесь. Словно я чужая…

— Тогда уезжай.

— Куда?! От себя не уедешь.

— Тоже верно. Ты, впервые за много лет осталась наедине сама с собой. И это тебе не слишком нравится, верно? Все повторяется… Много тысяч лет назад, когда Бог создал женщину из мечты мужчины, она захотела стать «как боги», еще не став человеком, вкусила запретных знаний, и… Что было?

— Не помню…

— Устыдились своей наготы. А чего мы стыдимся? Чужих взглядов. Они стали чужими друг другу. Люди, созданные друг для друга — тали чужими! Не пошли эти знания в пользу. Не готовы были к ним. Потом от Бога «спрятались»… Так и живем: без Бога, без воплощенной мечты, каждый со своей «неповторимой индивидуальностью»… А потом удивляемся: почему нам так неловко и неуютно посреди «чужих взглядов»?

— Какая ты умная! Прямо как мой историк. Аж зубы сводит…

— А ты оглядись. Вокруг тебя такая красота! Можно радоваться ей, каждый день, каждый миг… А можно тащить на себе целый мешок прошлых обид и неудач. Ты никак не хочешь расстаться со своим «мешком».

— Здесь целый поселок таких, как я. «Остров погибших кораблей».

— Значит, надо дать им надежду. Маяк и ветер в паруса… Но для этого надо их любить…

— Кто любит людей — плохо знает людей!

— Но в городах с этим еще хуже. Здесь хоть природа…

— Что вы все достаете меня этой природой?! Я хочу в город! Хочу жить полной грудью! Да, неправильно, да — в суете! Но я хочу! Хочу вбирать в себя все! Все, до остатка! И плохое, и хорошее!

— Жить, как боги, — понимающе усмехнулась Смерть.

— Да!

— Ну что ж… Тогда идем…

— Куда?

— А для чего ты искала меня?.. Идем, я отведу тебя к нему…

…— Какое совпадение! — ничуть не смутился встрече Николай. — А я только вспоминал о тебе… Отлично выглядишь!

— Спасибо…

— Какими судьбами? Приехала на «пати»? Одна? С друзьями? 

— Я живу здесь… Недалеко… 

— Да ты не стесняйся, проходи к нашему костру. Виски? Вино? Шашлык?

— Вино… Впрочем…

— Послушай, Оля… Я жалею о том, что между нами произошло. Я тогда... Ну, струсил, что ли… Я же закоренелый холостяк, и, когда почувствовал, что начинаю прикипать к тебе — испугался… Я вспоминал тебя… Часто…

Она вскинула голову, всматриваясь в него с какой-то безумной надеждой.

— Я понимаю, — не поднимая глаз, продолжал он. — Такое трудно простить.  Не знаю, как у тебя сейчас… есть ли кто — нибудь…

— Нет, — твердо сказала она.

— Я скучаю без тебя... Ты очень злишься?

— Давай уедем отсюда, — неожиданно предложила она.

— Куда?

— Мне все равно… Если хочешь, конечно…

— Хочу. Но как же твои вещи, работа?..

— Ты хочешь, что б я вернулась к тебе? Тогда остальное — неважно…

— Ты права. Остальное — неважно…

По всей комнате были расставлены зажженные свечи. Ярко горел камин. В медленном танце Ольга и Николай скользили по комнате, под аккомпанемент играющей на гитаре песню «Белого орла» Александры.

— Оля — Олёнок — дьяволенок, — шептал он на ухо девушке. — Я едва не сделал главной ошибки в своей жизни… Но теперь мы всегда будем вместе, правда?

— Да, — она прижалась к его плечу. — Всегда…

— А вот тетушка сегодня что-то явно не в духе — покосился на певицу Николай. — Какая-то она расстроенная сегодня. О чем вы с ней говорили?

— Так… О ерунде… Что-то опять о Боге, о запретом плоде, и одиночестве вдвоем. Ты же ее знаешь. Иногда ее очень сложно понять. Она живет в своем мире…

— И что ты ей ответила?

— Что не хочу прозябать в «деревне Гадюкино», отыскивая «Дорогу к  Богу». Уж лучше и впрямь, попытаться самим «стать, как боги, знающие добро и зло»… Это ее и расстроило.

— Понятно…

— Но я действительно хочу дышать полой грудью, и не собираюсь ни от чего отказываться в этой жизни… И прежде всего — от тебя!

— Да, это могло ее расстроить, — согласился Николай. — Она — хороший человек, но слишком зациклилась на религии, и просто забыла, в каком веке мы живем.

— Как ты думаешь: она на меня не обиделась?

— О, нет! Тетушка ее из тех, то обижается. К тому же, она умет проигрывать.

— А знаешь… Мне иногда ее жалко.

— Кого?! — опешил Николай. — Ее?!

— Ну да… Нет, я ей восхищаюсь, и все такое… Но иногда, мне кажется, что она очень несчастна. Как будто она из другого века или из другой вселенной, а мы все здесь…. Даже не чужие, а… мелкие, что ли? И люди, и события, и страсти… И я подумала: как бы она смотрелась в Древней Элладе, на балах в Зимнем дворце, в блистательном веке Екатерины!…

— М-мда… Наверное, ты первый человек в мире, который пожалел её… Раньше не замечал за тобой подобной сентиментальности.

— Я вижу сны.

— Все видят.

— Я опять не так сказала… Я вижу странные сны. С тех пор, как познакомилась с тобой. Наверное, подсознание сделало такой странный подарок… Я словно прожила тысячи жизней в течении тысячи лет, идя к этому дню из глубокой древности. Я видела все грани любви — счастливой, несчастной, горькой, злой, обреченной… Я была княгиней, женой декабриста, бесправной крепостной… Меня бросали, предавали, даже убивали…. Меня носили на руках и меня унижали, ради меня совершали подвиги и подлости… И то же делала я… Мне уже кажется, что я живу на свете тысячи лет… Только со своей, настоящей жизнью, так долго не могла разобраться….

— Но теперь разобралась?

— Да. Теперь я знаю, чего хочу. И чего не хочу… Когда я жила в этом… «Рабочем поселке», где день похож на день, и год похож на год, словно времени вовсе нет на свете, я все очень явственно поняла… И то, что кроме тебя мне никто не нужен.

— Неужели, тот, другой, был так плох?

— Он был — не ты…

— Это понятно… По сути, мне все равно, я ведь не знал его. Просто хочу понять. Он вернул тебе веру в себя, поддержал в трудный момент, поделился всем, что имел, многому научил… В некотором смысле он — полная моя противоположность…

— Он — не ты, — повторила Ольга. — С ним все было иначе. Это было потерянное время. Я думаю не о том, что я жила с ним, а о том, что я не жила с тобой.

— Неужели не жалко его?

— Нет. Странно, ты словно заступаешься за него… Мужская солидарность?

— Что-то вроде того…

— Правильно говорят, что все мужчины одинаковы!

— Ты даже не представляешь — насколько, рассмеялся он.

— Он ведь даже не знает, куда ты исчезла…

— Ты все о нем? Давай оставим эту тему, она мне неприятна. В любви, как на войне: жалость — во вред. И вообще… О бывших, как о мертвых: либо хорошо, либо — ничего…

— Как скажешь, — легко согласился он. — Как раз в этом я разубеждать тебя не стану…

— Добрый вечер.

Виктор поднял голову: рядом с ним стоял высокий, худощавый человек в форме капитана милиции. Форма была очень старая, выгоревшая на солнце, и словно насквозь пропитанная уличной пылью. Глаза у капитана были усталые и грустные.

— Здравствуйте, — ответил Виктор. — Вы — местный участковый?

— Да. А кто вы?

Виктор протянул документы.

Капитан неторопливо изучил паспорт, задумчиво посмотрел на моросящее небо, на мокрые кусты, деревья, и присел рядом, на скамеечку.

— Что-то случилось?

Виктор покосился на окна квартиры, из которых доносился едва

слышный звук гитары, и неопределенно пожал плечами:

— В сущности, ничего…

Капитан посмотрел на те же окна, понимающе кивнул, и вернул документы.

— Заболеть не боитесь? — спросил он. — Вы промокли насквозь.

Виктор промолчал.

— Понятно, — вздохнул капитан. — Надеюсь, депрессия не вступила в свою завершающую стадию?

— Не волнуйтесь, вешаться на вашем участке я не собираюсь, — успокоил его Виктор. — Не мальчик…

— Это хорошо. Помощь не предлагаю: это не моя специальность. От несчастной любви лечит только время.

— Знаю, — криво усмехнулся Виктор. — Чем сильнее «заболевание», тем больше целебные дозы… К старости как раз заживет.

— Шутите, значит не безнадежны, — сказал капитан и поднялся. — Мой вам совет: уйдите с головой в работу — время пролетит незаметней.

— А вы, любили?

— Я? — удивился капитан. — В том смысле, какой вы имеете ввиду — нет. У меня всегда было очень много работы. А любовь нельзя ни с чем делить. Приходиться выбирать.

— Выбрали работу?

— Вопрос потребностей, приоритетов… Склада характера, наконец… К тому же, любовь еще никому не приносила счастья.

— Да? — усмехнулся Виктор. — Это вы зря… Счастье, оно, разное бывает. Иногда горькое… Но — счастье. И это лучше, чем одиночество. Я люблю окна, а не зеркала. В окнах видишь других, а в зеркале… только отражения.

— Каждому — свое, — пожал плечами капитан. — Что ж, не буду вам мешать.

Козырнул на прощание и пошел к парадной соседнего дома, где, под козырьком подъезда, ожидали его любопытствующие старушки.

— Волноваться нечего, — сказал им капитан. — Трезвый, не буянит. Просто сидит.

— Так который час — то сидит! — наперебой загомонили они. — Час сидит, и другой, и третий… Может, высматривает чего? Может, чего задумал?

— Похоже, с девушкой своей расстался, или с женой. Но так как ничего не нарушает, претензий к нему нет. Все по закону.

— А если…

— Тогда и звоните, — отрезал капитан. — Пока же — все по закону. А это главное. Все всегда должно быть по закону. До свидания.

Они разошлись, и Виктор вновь остался один. Он еще долго сидел под моросящим дождем, и вслушивался в едва различимый звук гитары, за мерцающим отблесками свечей окном…