"Ледяное сердце Златовера" - читать интересную книгу автора (Ипатова Наталия Борисовна)

Глава 4. Приключение в общих чертах

— Рассказывай! — чуть ли не взмолился я. — Все, и по порядку! Если только это не задевает каких-то там государственных секретов. И даже если задевает! У меня голова идет кругом, когда я клещами выуживаю из тебя очередную мрачную тайну.

Звенигор махнул рукой.

— Какие уж тут интересы, когда мы сидим в такой калоше. Начну с того, что нам, саламандрам, никогда не было дела до Салазани. Ни один из прочих народов Волшебной Страны не смог игнорировать ее прихода к власти… ни один, кроме нас. Все прочие вынуждены были покориться ей или же вносить в свой жизненный уклад какие-то коррективы. А на нас освобождение Зимы никак не повлияло. Шестьдесят градусов — разве это температурный перепад? Понимаешь, мы же автономны. Мы бы, честно говоря, Ее Величество даже не заметили. В общем, здесь в столкновение пришли два до крайности амбициозных характера. С одной стороны, наши места проделали брешь в безукоризненной карте ее политических интересов. Это никак не могло ее не уязвить. Как и то, что Златовер открыто выказывал ей свое пренебрежение в то время, как Волшебная Страна покорно склоняла перед ней голову, и могущественные духи прочих времен года выстраивались в очередь. Теперь, вдогонку событиям, в частной беседе я могу признать, что с Салазани стоило вести себя более дипломатично.

— Совершенно с тобою согласен. Хотя нам с леди Джейн и приходилось противостоять Снежной Королеве, лично против нее я ничего не имею. И, пожалуй, разумнее всего было бы считаться с нею, хотя и не давать ей власти сверх положенного. Она весьма могущественная, хотя, надо признать, довольно невежественная волшебница. И совершенно беспринципная.

— Боюсь, Златовер пал жертвой традиционного для нас пренебрежения к женщинам. У нас женщины не правят. Наше общество исконно патриархально, и даже жены высших сановников не имеют никакого политического веса.

— Ну… — агрессивно начал я… и замолчал, не зная, какое действие окажет мое мнение на саламандра, даже сколь угодно цивилизованного, а потом осторожно перечислил: — Леди Джейн, моя мать — леди Тримальхиара, Королева эльфов, Салазани… Это только те, с кем я непосредственно сталкивался, а сколько их еще, разных… И все справляются не хуже прочих.

Звенигор кивнул, рассеянно улыбаясь.

— Да я согласен, мы тут изрядно закоснели. Но, прямо скажем, в этом деле ни одна сторона не блеснула особым умом. Салазани выдвигала абсурдные, ничем не подкрепленные требования. А Златовер отвечал ей разве что не сквозь зубы. У нее репутация весьма эксцентричного духа… и Златовер не преминул публично проехаться на этот счет.

— Ну ничего себе! — я был и возмущен и смущен одновременно. — Каковы бы ни были ваши традиции, существуют же все-таки правила вежливого обхождения с дамами. Тем более с такими… опасными в обращении. Даже если бы она не была столь могущественна, это все равно непростительное хамство. В конце концов, это его совершенно не касается.

— Ну так она и обиделась. И сделала с ним то, что пообещала в минуту гнева. Похоже, Салазани — весьма злопамятная особа. Так или иначе, но она оставила народ без короля, а меня — со сладкоречивым дядюшкой Магнусом.

— Насколько мне известно, — осторожно заметил я, — Салазани никогда не могла похвастать чувством меры. Мне кажется, тут она хватила через край. Но, не обессудь, как-то же она должна была попытаться поставить Златовера на место?

— Хочешь знать мнение Коронного Совета на этот счет? Не без облегчения полагая, что для Златовера все кончено, они предлагают возвести на трон его наследника, а затем объявить Салазани настоящую войну, дабы удовлетворить жажду мести и… очистить мою совесть.

— Войну?! Салазани? Да вы с ума посходили. Ты хоть имеешь представление о ее ресурсах?

Бешеный прищур Звенигора заставил меня смолкнуть.

— А ты — о наших? Будь спокоен, если мы возьмемся воевать, никто в стороне не останется. Часть нашей политической верхушки, кстати сказать, наиболее в свое время поощряемая Златовером, лелеет имперские амбиции.

— Но, Звенигор! А как же Хайпур? Высшее гуманитарное образование?

— Да вот оно и твердит мне, что война — слишком дорогой, долгий и ненадежный путь к решению проблемы. Зато — самый верный способ нажить новые, куда более фатальные.

— Тогда принимай трон. Я не вижу другого выхода.

Звенигор сидел напротив, сцепив пальцы рук на коленях и ссутулившись. Похоже, он и впрямь живет под нешуточным прессом.

— Ты что же, Арти, предлагаешь мне посидеть и подождать, пока его смерть очистит мне совесть? Думаешь, я со спокойной душой сниму с головы отца корону? Да он мне в ночных кошмарах является бродящим в одиночку среди заснеженной степи. И я должен наблюдать, каждую минуту ожидая, когда он упадет и замерзнет.

— Ну а чего же ты хочешь?

Открытое лицо Звенигора поднялось ко мне, став нежным и ожесточенным, какими бывают лишь лица тех, кто воплощает в жизнь самое заветное.

— Я отправлюсь к ней, в ее дворец, возьму эту дрянь за волосы и буду колотить головой о стену, пока она не взмолится о пощаде и не снимет с отца это бесовское колдовство.

Я хотел сказать «ой», но только судорожно сглотнул.

— Есть у меня хоть крохотный шанс, Арти? Если есть, я пойду.

Я опустил глаза. О, как бы мне хотелось, чтобы это было Мое Приключение. Чтобы у меня тоже был крохотный шанс вернуть своего отца. Господи, что нам делать с теми, кто сильнее нас?

— Не очень-то это по-джентльменски: колотить даму головой о стенку.

— А я не испытываю к ней джентльменских чувств. И, кстати сказать, я не предлагаю тебе в этом участвовать.

— Как?! — возопил я пересохшим горлом. — Я сюда тащился, чтобы… Чтобы мне было отказано в Приключении?

— Я просто не хотел втягивать тебя в дрязги, которые тебя не касаются.

Саламандр смотрел на меня с живым интересом, заставившим меня заподозрить, что и самого Звенигора, помимо благородной цели, Приключение влечет само по себе. Ох уж этот сладкий яд для беспокойных сердец!

— Слушай, Звенигор, я — тоже сын знаменитого отца…

— Я знаю, — саламандр кивнул с серьезным видом. — Я читал Белую книгу. И Черную тоже.

Ого! Путешествие в компании всесторонне образованного и начитанного саламандра!

— Думаешь, мне улыбается на всю жизнь остаться сыном гения, из тех, на ком природа отдохнула? Лепиться вверх по узкому карнизу чужой славы? Может, я единственный, кому удастся наблюдать саламандра. Ты же сам должен понимать, мир развивается, и вы не можете до бесконечности существовать в изоляции.

Выражение лица саламандра подтвердило, что он вполне осознает эту грустную истину.

— К тому же, — победно завершил я свою аргументацию, — должен же кто-то проследить, чтобы ты не смог воплотить в жизнь методы саламандровой дипломатии, которые только что расписал с таким смаком.

— Ну, тогда поехали, — сказал Звенигор, и вдруг широко улыбнулся. — Черт, я боялся, что в самом деле придется тащиться одному.

— И ты мне все расскажешь про саламандр? — с надеждой воскликнул я.

— Постепенно, — слегка охладил мой пыл Звенигор. — Сперва мне надобно добиться, чтобы Коронный Совет меня выпустил.

— А сбежать?

— Ха! Они тут же отделаются от Златовера, объявят меня вне закона, коронуют Магнуса… и вообще, сделают все вообразимые глупости сразу. Нет, Арти, мне придется действовать официально.

— Что это значит?

— Ловить дракона.

— А пояснее? — я заподозрил, что это какой-то цветистый оборот саламандровой фразеологии.

— Что может быть яснее? Я же говорил, что не имею права принимать самостоятельные решения. Для этого требуется выполнение некоторых формальностей. Поимка дракона — одна из них. Право на решение у нас традиционно подтверждается публично совершенным подвигом и личной славой. Так вот.

— Так ты что, и вправду будешь ловить дракона?

— Придется.

— Тебе и в самом деле совершенно некому довериться? — вполголоса спросил я.

Чуть заметным кивком, движением скорее глаз, чем головы, Звенигор подтвердил этот печальный факт. Он полулежал, опираясь на локти, на моем спальном мешке, возле дышащей жаром, ритмично булькающей лужицы лавы, будто грелся. Впрочем, почему «будто»? Сам я жался к выходу, где воздух был хоть ненамного, но свежее.

Прошло уже несколько дней, как Звенигор показал мне костер своего отца, и сейчас я виделся с принцем саламандр довольно редко: тот почти все время пропадал по государственным делам и, похоже, только здесь позволял себе чуточку расслабиться. Впрочем, расслабиться — это сильно сказано. Настороженность, кажется, пропитала каждую клетку его тела, проникла в сам костный мозг, и даже робкие мои попытки что-нибудь повыспросить частенько натыкались на щит умолчаний, ловких уходов от темы и изящных по форме, иллюстрирующих ситуацию анекдотов. Щит этот вздымался, скорее, рефлекторно, и Звенигор тут же извинялся, но, сказать по правде, выглядел он уже настолько измученным, что у меня рука не поднималась дальше пытать его. В самом деле, принц выбирался в свою укромную пещеру расслабить мозг после утомительного лавирования в своих напряженных отношениях с Коронным Советом, и заставлять его трезво оценивать степень секретности разглашаемых тайн было бы не только бестактно, но и попросту непорядочно.

— В этом деле с драконом Совет тебе нагадить не сможет? — вполголоса спросил я.

— Нет, что ты! — наконец разомкнул губы Звенигор. — Да они были просто счастливы, когда я об этом заикнулся. Они считают, что я наконец-то прислушался к их пресловутому «голосу разума». И знаешь, дядюшка Магнус считает, что этим он обязан… тебе. Так что ты у нас весьма популярен. И все, что касается дракона, они проделают с надлежащим старанием.

— А что они делают?

— Ну, они его ищут. Толпы егерей уже неделю прочесывают местность в поисках норы.

— Да, мне показалось, места — драконьи.

— Вроде, нашли уже.

— Да, вот они, преимущества титула, — поддразнил я. — Ты тут лежишь, а тебе дракона ищут.

— Ох, я лучше бы его искал! — вырвалось у Звенигора.

— Послушай, а может, тебе в этом деле помощь нужна? — осторожно поинтересовался я. — В Белой книге папочка пишет, что с драконами у него хлопот было куда меньше, чем с мамочкой. Он уделывал их перед завтраком. Он с ними вообще на короткой ноге был. А вдруг это наследственное?

Звенигор закинул руки за голову и с хрустом потянулся.

— Даже если бы это был не ты, а твой уважаемый отец, я все равно не мог бы отвертеться от ловли. Я же не домой его должен приволочь, связанного по всем лапам, а изловить при большом стечении публики. Будь спокоен, меня там очень тщательно идентифицируют. Не так уж, на самом деле, нужен нам этот дракон, вопрос заключается в приобретении личного престижа, так что передоверить его я не могу, даже если бы ты был крупнейшим в Волшебной Стране специалистом по этим тварям.

— Но ты хотя бы знаешь, как это делается?

Судя по мимике, я задел больное место.

— Теоретически. Главным образом, из художественной литературы.

Считается, что старый король должен проинструктировать сына, однако со Златовером все произошло так неожиданно.

— Как Салазани все это устроила?

— Если бы я знал, — вздохнул Звенигор. — Ах, если бы я знал!

— Совет на будущее, — пошутил я. — Если вам не так уж и нужен этот злосчастный дракон, поймайте одного, приручите, и каждый раз ловите, а поймав — выпускайте. К этому можно какую-нибудь благообразную теорию присобачить, а наследникам дешевле обойдется.

Мы посмеялись, каждый со своей степенью натянутости.

— А скажи-ка мне, — осмелев, поинтересовался я, — почему тогда в пещере, где костер Златовера, ты не превратился? Ты же сам говорил, что температура более чем достаточная. И часовые, и дядюшка Магнус — все имели человеческий облик. Почему?

— Так ведь траур же! Умники, исхитрились объявить траур по живому королю.

Я взглядом попросил расшифровать.

— Это долго, — поморщился саламандр. — Ну ладно! Саламандр, как и всякое волшебное существо, должен питать себя энергией. Мы получаем ее из пламени, другие ее формы нам недоступны. Именно поэтому мы именуем себя внуками Локи и детьми Сварога. Хотя и боги, наверное, где-то есть, раз их кто-то удосужился придумать. Ничто не пропадает, и фантазия в том числе. Этот процесс приобретения… в общем, это величайшее из всех возможных наслаждений, пиршество тела и духа. Во время траура на этот ритуал налагается табу.

— Так перевоплощение не происходит самопроизвольно?

— У низших чинов — происходит. Высшие же обладают более развитыми способностями к самоконтролю. Те часовые у костра, они страдают: не у каждого саламандра хватит духу продолжительное время выдерживать искушение подобной интенсивности. Этот пост весьма непопулярен. Это, кстати, один из главных аргументов дядюшки Магнуса: я-де неоправданно долго держу народ под бременем траура. Можно подумать, я его объявлял! Все мы за это время поизрасходовали свои внутренние запасы, а потому — уставшие, раздраженные и злые. Но, впрочем, даже если бы не было траура, огненная пляска — дело, в общем-то, глубоко интимное. Это… ну, немного истерика, немного — боевое безумие. Что-то в этом есть от принятия пищи, что-то — от горячей ванны, от наркотика, кое-что от занятий любовью. В общем, уважающий себя саламандр с хорошими манерами публично этого делать не станет. Хотя на случай сражения это идет. Все наши боевые приемы основаны на овладении огнем и использовании в своих нуждах его голода и злобы.

— И ты все это умеешь? — поинтересовался я с трепетным уважением.

— Меня хорошо учили, и традиционными методами я владею. Наш основной метод наступления — вал огня, направляемый множеством саламандр. Ну и поскольку боевое безумие поощряется официально и сопряжено с приятностью, народ мы весьма воинственный.

— А что, могли бы саламандры завоевать мир?

— Думаю, могли бы… — Звенигор позволил мне захлебнуться возмущением и продолжил: — Только весь мир был бы для саламандр довольно-таки неуютным местечком. Нам бы что-нибудь потеплее, поближе к магме. Чаще прочих сталкиваемся с гномами, поскольку, сам понимаешь, с ними ближе всего соприкасаемся в интересах. Им тоже нужны недра. Но сферы обитания уже поделены: мы забираемся глубже, и там уже только наша экологическая ниша.

Когда саламандр ушел, я выбрался на свежий воздух проведать Касторку. Она смирно стояла в укромном уголке, защищенная нависающим каменным карнизом от заинтересованного взгляда случайного дракона, буде тому случиться пролетать неподалеку. В первый день пребывания здесь проблема фуража казалась мне самой неразрешимой из всех, однако Звенигор на этот счет ничуть не встревожился. Как гостеприимный хозяин, он все эти хлопоты перепоручил своему снабжению, те связались с гномами, через которых шла вся торговля саламандр, державших под контролем недра, но самостоятельно ничего не производивших. Гномы в свою очередь обратились к эльфам и, хотя все остались немного озадачены подобной прихотью, и общее недоумение выразилось в цене, которую снабжению пришлось заплатить, и которая, кажется, равнялась весу лошади в золоте, означенное животное бодро жевало овес, находясь в краях, где по собственной воле не произрастало ни травинки, а сам я возносил хвалы общественному разделению труда.

Итак, думал я, поглаживая стриженую гриву, вот Звенигор, благородный принц саламандр, чьим Санчо Пансой мне предстоит стать. Что означает — быть спутником героя? Делить поровну все опасности пути, подчиняться чужим интересам, напрочь забыв о своих, собственным юмором смягчать напряженность ситуации, давать житейские советы, которым все равно никто никогда не следует, и, ежеминутно рискуя шкурой, исправлять последствия дурости героя, великодушно удерживаясь при этом от облегчающей душу присказки: «ну, что я говорил», а в момент славы благоразумно отступать в тень. Звенигор, при всех его достоинствах, не производил впечатления человека… тьфу, саламандра, склонного к зрелой уравновешенности решений. Между прочим, я вполне мог представить себе его способ общения со Снежной Королевой. Никуда не денешься, будь у тебя хоть тридцать три высших образования, ты все равно остаешься сыном Златовера. Разъяренный саламандр и в самом деле обещал больше напортить, чем спасти.

Но, если вспомнить семейную историю, то папочкин дракон, Сверчок, был при нем всегда скорее спутником, чем попросту транспортным средством. Во всяком случае, Белая книга признательно сохранила лукавое обаяние его личности, повествуя о нем с теплотой и любовью, почти равными тем, что выпали на долю матери. Я лукаво усмехнулся и подсунул лошади сахар: я сам напишу свою Огненную книгу, а значит, в моей власти расставить персонажи согласно их значимости в грядущем Приключении. Если мне захочется, и если у меня хватит наглости, я могу выпятить свою скромную личность, а Звенигора выставить в веках на второстепенной роли. Ну а помимо всего этого, мне чрезвычайно симпатичен квест — поиск-приключение — сам по себе, как жанр, и я ни за что не упущу возможность в нем поучаствовать.