"Лоренцаччо" - читать интересную книгу автора (де Мюссе Альфред)

Сцена 9

Площадь; ночь.

Лоренцо (входит). Я скажу, что это от стыдливости, и унесу светильник; ведь это часто делается так; новобрачная, например, требует этого от своего мужа, не соглашаясь иначе впустить его в спальню, а Катарину считают такой добродетельной. Бедная девушка — да и кто в этом мире мог бы назваться добродетельным, если не она? Только бы моя мать не умерла от всего этого. А ведь это может случиться. Итак, все готово. Терпение! Ведь час — всего только час, и часы только что пробили. Вам это непременно нужно? Да нет, к чему! Унеси, если хочешь, светильник; женщина отдается в первый раз, это так понятно. Войдите же, обогрейтесь немножко. О боже мой! Ну да, конечно, всего лишь прихоть молодой девушки. И как поверить этому убийству? Это могло бы их удивить, даже Филиппо. А, вот и ты, мертвенный лик!

Появляется луна.

Если бы республиканцы были мужчинами, какой мятеж вспыхнул бы завтра в городе! Но Пьетро — честолюбец; одни Руччелаи еще чего-то стоят. О слова, слова, вечно слова! Если есть там кто-нибудь на небесах, как мы должны его смешить; все это и в самом деле очень забавно. О человеческая болтливость! Великий победитель мертвых тел! Мастер взламывать открытые двери! О человек без рук! Нет, нет! Я не унесу светильника! Я нанесу удар прямо в сердце; он увидит своего убийцу. Клянусь кровью Христовой, завтра все будут высовываться из окон. Только бы он не придумал какого-нибудь нового панциря, какой-нибудь новой кольчуги. Проклятая выдумка! Бороться с богом и дьяволом — это пустяки, но бороться с железом, с кусками проволоки, которые сплела грязная рука оружейника! Я пропущу его вперед; свою шпагу он положит вот сюда — или сюда, да, на этот диван. Обмотать портупею вокруг рукоятки нетрудно. Если бы ему вздумалось улечься, вот было бы хорошо. Будет ли он лежать, сидеть, стоять? Скорее всего, сидеть. Я сначала войду. Скоронконколо запрется в кабинете. И вот мы придем, придем. Мне все же не хотелось бы, чтобы он повернулся ко мне спиной. Я прямо пойду на него. Довольно! Молчи, молчи! Час придет. Мне надо сходить в какой-нибудь кабачок, тут сам не заметишь, как простудишься; выпью бутылку вина. Нет, я не хочу пить. Куда, черт возьми, я пойду? Кабаки закрыты. Покладиста ль она? Да, право же. В одной сорочке? О нет, нет, не думаю. Бедная Катарина! Грустно было б, если бы от всего этого моя мать умерла. И даже если б я поделился с ней своим замыслом, чего бы я достиг? Это не было бы утешением для нее, она только повторяла бы до последнего вздоха: "Преступление! Преступление…" Не знаю, зачем я все хожу, я падаю от усталости. (Садится.) Бедный Филиппо! Дочь, прекрасная, как день! Один лишь раз я сидел рядом с ней под каштаном; эти маленькие белые ручки — как они трудились! Сколько дней провел и я в тени деревьев! О, какое спокойствие, какие дали в Кафаджуоло! Джованна, внучка привратника, так была мила, когда сушила белье. Как она гоняла коз, когда они начинали расхаживать по ее белью, разложенному на траве! Белая коза с длинными тонкими ногами все возвращалась.

Бьют часы.

О, о, надо идти туда. Добрый вечер, дорогой мой; ну, чокнись-ка с Джомо! Славное вино! Забавно было бы, если бы ему вздумалось сказать мне: "Уединенная ли у тебя комната? Не услышат ли чего-нибудь соседи?" Вот было бы забавно. О, мы позаботились об этом. Да, забавно было бы, если б это пришло ему в голову. Я ошибся часом; теперь только половина. Что там за свет под портиком церкви? Там обтесывают, ворочают камни. Видно, эти люди храбро обращаются с камнями! Как они колотят, как стучат! Они делают распятие; как отважно они пригвождают его! Мне хотелось бы, чтобы этот мраморный труп схватил их вдруг за горло. Ну, ну, а это что? Мне так хочется плясать, что просто не верится. Кажется, если б мне дали волю, я стал бы прыгать, как воробей, по всем этим грудам щебня и этим брусьям. Ну, милый мой! Ну, мой милый, надевайте новые перчатки и платье понаряднее; тра-ла-ла! Прифрантитесь, новобрачная хороша. Но шепну вам на ухо, берегитесь ее ножика. (Убегает.)