"Лоренцаччо" - читать интересную книгу автора (де Мюссе Альфред)

Сцена 3

У маркизы Чибо.

Кардинал (один). Да, я исполню твои приказания, Фарнезе[4]. Пускай твой апостольский уполномоченный со всей своей честностью замыкается в узком кругу своих дел, я твердой рукой подготовлю скользкую почву, на которую он не решится ступить. Ты этого ждешь от меня; я тебя понял и буду действовать молча, как ты велел. Ты угадал, кто я, когда приставил меня к Алессандро и не облек никаким званием, которое давало бы мне власть над ним. Остерегаться он будет другого, повинуясь мне и сам не зная того. Пусть он истощает свою силу, борясь с призраками людей, кичащихся призраком власти, я буду незримым звеном, которое прикует его, связанного по рукам и по ногам, к железной цепи, концы которой держат Рим и кесарь. Если глаза не обманывают меня, то в этом доме — молот, который послужит мне. Алессандро любит жену моего брата. Что эта любовь ей льстит — вероятно; что из этого может выйти — неизвестно; но что она хочет сделать — это уж для меня ясно. Кто знает, как велико может быть влияние восторженной женщины даже на этого грубого человека, на эти латы, принявшие людской облик? Столь сладостный грех ради прекрасного дела — это заманчиво, не правда ли, Риччарда? Прижимать это львиное сердце к своему слабому сердцу, насквозь пронзенному окровавленными стрелами, точно сердце святого Себастиана; говорить со слезами на глазах, меж тем как обожаемый тиран будет грубой рукой проводить по твоим распущенным волосам; иссечь из утеса искру священного огня, — ради этого ведь стоило принести маленькую жертву, поступиться супружеской честью и еще кой-какими безделицами! Флоренция может так много выиграть от этого, а эти добрые мужья ничего не потеряют! Только не надо было избирать меня своим исповедником. Вот она идет с молитвенником в руках. Итак, сегодня все выяснится; пусть только твоя тайна коснется уха священника — придворному-то она может пригодиться; но, по совести, он ничего не скажет.

Входит маркиза Чибо.

Кардинал (садясь). Я готов.

Маркиза становится на колени около него на ступени аналоя.

Маркиза. Благословите меня, отец мой, я грешна.

Кардинал. Прочли ли вы молитву перед покаянием? Мы можем начать, маркиза.

Маркиза. Каюсь во вспышках гнева, в сомнениях нечестивых и оскорбительных для святого отца нашего папы.

Кардинал. Продолжайте.

Маркиза. Вчера в обществе, когда речь шла о епископе города Фано, я сказала, что святая католическая церковь — притон разврата.

Кардинал. Продолжайте.

Маркиза. Я слушала речи, противные верности, в которой я клялась мужу.

Кардинал. Кто обратился к вам с этими речами?

Маркиза. Я читала письмо, написанное в том же духе.

Кардинал. Кто написал вам это письмо?

Маркиза. Я каюсь в том, что сделала сама, а не в том, что сделали другие.

Кардинал. Дочь моя, вы должны мне ответить, если хотите, чтобы я с полной уверенностью мог отпустить вам грехи. Прежде всего, скажите мне, ответили ль вы на это письмо?

Маркиза. Ответила на словах, но не письмом.

Кардинал. Что вы ответили?

Маркиза. Тому, кто писал мне, я позволила видеться со мной, как он просил об этом.

Кардинал. Что было на этом свидании?

Маркиза. Я уже каялась в том, что слушала речи, противные моей чести.

Кардинал. Как вы ответили на них?

Маркиза. Как подобает женщине, уважающей себя.

Кардинал. Не намекнули ли вы, что в конце концов вас можно будет убедить?

Маркиза. Нет, отец мой.

Кардинал. Сообщили ли вы этому лицу ваше решение не выслушивать больше подобных речей?

Маркиза. Да, отец мой.

Кардинал. Вам нравится этот человек?

Маркиза. Сердце мое, к счастью, тут ничего не может сказать.

Кардинал. Предупредили вы вашего мужа?

Маркиза. Нет, отец мой. Честная женщина не должна тревожить спокойствия семьи подобными рассказами.

Кардинал. Вы ничего не скрываете от меня? Между вами и этим лицом не было ничего такого, в чем вы не решились бы признаться мне?

Маркиза. Ничего, отец мой.

Кардинал. Ни одного нежного взгляда? Ни одного поцелуя украдкой?

Маркиза. Нет, отец мой.

Кардинал. Это правда, дочь моя?

Маркиза. Мой деверь, я, кажется, не привыкла лгать перед богом.

Кардинал. Вы отказались назвать мне имя, которое я только что спрашивал у вас; между тем я не могу дать вам отпущение грехов, не зная его.

Маркиза. Но почему же? Быть может, грех — прочесть письмо, но не подпись. Имя здесь ни при чем.

Кардинал. Оно важнее, чем вы думаете.

Маркиза. Маласпина, вы слишком много хотите знать. Если вам угодно, не давайте мне отпущения; я возьму в духовники первого попавшегося священника, и он отпустит мне мои грехи. (Встает.)

Кардинал. Какая горячность, маркиза! Как будто я не знаю, что дело идет о герцоге?

Маркиза. О герцоге? Ну, что же! Если вы это знаете, то зачем заставляете меня говорить?

Кардинал. Почему вы отказываетесь ответить мне? Это меня удивляет.

Маркиза. А на что вам это вам, моему духовному отцу? Вы для того ли так настойчиво стремитесь услыхать это имя, чтобы передать его моему мужу? Да, бесспорно, мы делаем большую ошибку, когда в духовники берем кого-либо из своих родственников. Небо да будет мне свидетелем: когда я склоняю перед вами колени, я забываю, что я жена вашего брата, но вы стараетесь напомнить мне об этом. Берегитесь, Чибо, берегитесь, как бы не утратить вам вечного спасения, хоть вы и кардинал.

Кардинал. Вернитесь, маркиза, беда не так велика, как вы думаете.

Маркиза. Что вы хотите сказать?

Кардинал. Что духовник все должен знать, потому что он может все направить, и что при известных условиях брат мужа ничего не должен говорить.

Маркиза. При каких условиях?

Кардинал. Нет, нет, я обмолвился, я не это слово хотел сказать. Я хотел сказать, что герцог могуществен, что ссора с ним может принести вред самому богатому семейству; но что важная тайна может в опытных руках стать обильным источником благ.

Маркиза. Источник благ!.. Опытные руки! Право, я сейчас остолбенею. Что таишь ты, священник, под этими двусмысленными речами? Странные сочетания слов вырываются порой из уст у вашей братии; не знаешь, что и подумать.

Кардинал. Вернитесь, сядьте здесь, Риччарда; я еще не дал вам отпущения грехов.

Маркиза. Что ж, говорите. Еще неизвестно, захочу ль я принять его от вас.

Кардинал (вставая). Берегитесь, маркиза. Если бросать вызов мне в лицо, то надо иметь крепкую, безукоризненную броню, а я ведь не угрожаю; одно должен сказать вам: возьмите другого духовника. (Уходит.)

Маркиза (одна). Неслыханно. Уйти, сжимая кулаки, с глазами, горящими гневом! Говорить об опытных руках, о руководстве, в котором нуждаются известные дела! Однако в чем же дело? Если он хотел проникнуть в мою тайну, чтобы сообщить ее моему мужу, — это я понимаю; но если не это его цель, что он хочет сделать из меня? Любовницу герцога? Все знать, говорит он, и всем руководить? Это невозможно. Иная тайна, более мрачная и более непостижимая, скрыта здесь: Чибо не взялся бы за такое дело. Нет! Разумеется, нет, я знаю его. Это годится для Лоренцаччо; но он! Наверно, он занят какой-то тайной мыслью, более обширной и более глубокой. Ах, как внезапно порой изменяет себе человек после десяти лет молчания! Страшно! Что мне делать теперь? Люблю ли я Алессандро? Нет, я не люблю его, конечно же нет; я сказала на исповеди, что не люблю, и не солгала. Зачем Лоренцо в Массе? Зачем так настойчив герцог? Зачем я сказала, что больше не хочу его видеть? Зачем? Ах! Зачем во всем этом такое непостижимое очарование, магнит, притягивающий меня? (Открывает окно.) Как ты прекрасна, Флоренция, но как печальна! Немало там домов, куда Алессандро входил ночью, закутанный в свой плащ; он развратник, я знаю. И зачем во всем этом замешана ты, Флоренция? Кого же я люблю? Тебя или его?

Аньоло (входя). Госпожа, его светлость въехал во двор.

Маркиза. Странно: после разговора с этим Маласпиной я вся дрожу.