"Тропик ночи" - читать интересную книгу автора (Грубер Майкл)

Глава пятнадцатая

С обычной точки зрения на женскую красоту Лайзу Рейли упрекнуть не в чем, подумал Паз, но черты лица у нее не слишком мягкие, скорее наоборот. Она приехала в красном «Саабе-900» с откидным верхом, и это имело свой смысл, если вы знали Лайзу так же хорошо, как знал ее Джимми. Он посмотрел на нее с водительского сиденья своей «импалы». Лайза была возбуждена, щеки у нее горели, глаза блестели. Оказаться в полицейской машине, помогать полиции в расследовании дела об убийстве — для нее это много значило, ее это интересовало, но иначе, чем многих и многих, кто крутится возле полицейских учреждений. Паз познакомился с ней, когда она выступала свидетельницей по одному делу. Подозреваемый, Эрл Бамперс, годами насиловал двух своих дочерей, а также избивал их и в конечном счете убил старшую. Младшая дочь, девятилетняя Касси, выступала главной свидетельницей обвинения. Лайза Рейли избавила девочку от страха и подготовила к выступлению в суде. Негодяй был приговорен к смертной казни, и оба они, Паз и Рейли, удостоились некоторого внимания прессы. Паз залюбовался ею, когда она стояла на месте для свидетелей, ее ясными голубыми глазами, золотыми волосами, стянутыми на затылке в небольшой аккуратный пучок, и стройной, упругой фигурой. Он тогда заговорил с ней в перерыве. Потом он как-то в пятницу случайно встретил ее на Таурусе в Гроуве во время обычного мясного базара среди других одиноких женщин, что его удивило. Он подошел к ней и вежливо поздоровался. Они начали встречаться примерно раз в неделю. С тех пор прошло месяцев шесть. Лайза была замужем, но они с мужем расстались и жили врозь, так что никаких проблем не возникало.

У Лайзы на службе был красивый, обшитый деревянными панелями кабинет с множеством кукол и других игрушек, но ей главным образом приходилось решать проблемы питания девочек-подростков. Общение с запуганной свидетельницей убийства было, по правде сказать, не совсем по ее специальности, но поскольку однажды она уже принимала участие в подобном деле, то готова была помочь и теперь. Паз в данном случае превысил свои полномочия, обратившись за частной консультацией для несовершеннолетней свидетельницы. Он не уведомил об этом ни Барлоу, ни старшего начальника и потому немного нервничал. И был возбужден; собственно говоря, оба они были возбуждены и нервничали.

По предложению Паза они решили провести встречу в квартире у Мигеров — по его мнению, это придавало делу хотя бы видимость законности. Просто полицейский, преисполненный сочувствия к вполне благополучной, но сильно перепуганной девочке, приехал в дом со своей личной знакомой, врачом, чтобы посоветоваться, не более. Паз считал, что сможет в случае чего сочинить подходящую историю, и потому никому не сказал о встрече заранее. Барлоу он решил преподнести это как средство компенсировать прокол с Югансом.

Миссис Мигер подала им в высоких стаканах охлажденный сладкий чай со сдобным печеньем; в каждый стакан была опущена длинная ложечка. Они уселись в чистенькой, без единого пятнышка гостиной, где отдающий лимоном запах политуры для мебели храбро сражался с постоянной вонью здания и его окрестностей. Мальчишка ныл и возмущался по поводу того, что ему не позволили убежать во двор или уткнуться в телевизор, девочка была молчалива и подавлена. Общий разговор не налаживался. Рейли взглядом дала понять Джимми, что так дело не пойдет, и попросила бабушку о разговоре наедине. Обе удалились в кухню; оттуда до Паза доносились негромкие и невнятные звуки их беседы. Рэндолф встал и включил телевизор, и Паз против этого ничуть не возражал. Женщины вернулись минут через десять; на лице у Рейли было то же выражение беспристрастного доброжелательства, на которое Паз обратил в свое время внимание в суде. Она обратилась к девочке:

— Тэнзи, мы поговорили с твоей бабушкой и пришли к выводу: если ты чувствуешь себя хорошо, я попробую полечить тебя гипнозом. Ты знаешь, что это такое?

Девочка кивнула, а Рэндолф немедля вмешался в разговор:

— Да! Я видел шоу, там один парень отправился в свое прошлое, сплошная чепуха!

— Закрой рот! — прикрикнула на внука миссис Мигер.

Телевизор выключили; прямо перед Тэнзи поставили стул, приглушили освещение. Рейли уселась на стул и заговорила негромко, но внушительно, как это обычно делают гипнотизеры. Рейли как-то пробовала загипнотизировать Джимми, но фокус не удался. С Тэнзи Фрэнклин он удался: буквально через три минуты голова ее склонилась на грудь, глаза закрылись, дыхание сделалось ровным и глубоким, как во сне.

— Прекрасно, Тэнзи, — сказала Лайза. — Сейчас у нас прошедшая суббота, время половина двенадцатого ночи. Где ты находишься?

— У себя в комнате.

Слова девочки звучали медленно и глухо, словно из-под одеяла.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты посмотрела в окно и рассказала мне, что ты там видишь.

— Крыши. Окна. Я посмотрела на окно Эми, но ее нет дома. Я вижу их. Они дерутся. Беременная леди и ее дружок. Он начинает бросать вещи, она старается его удержать. Он бьет ее по голове. Она падает, а он кричит на нее. Потом он уходит. Она встает. Она плачет.

Молчание. Рейли произносит несколько ободряющих слов, и девочка снова говорит:

— Она поднимает вещи с пола. Села на кушетку. Он разговаривает с ней.

Рейли бросила многозначительный взгляд на Джимми и спросила быстро, но осторожно:

— Кто с ней разговаривает, Тэнзи? Ее дружок вернулся?

— Нет, — сказала девочка. — Не ее дружок. Он.

— Можешь ли ты рассказать нам, как он выглядит, Тэнзи?

Несмотря на весь профессионализм Рейли, голос у нее дрогнул от возбуждения.

Тэнзи открыла глаза. Посмотрела прямо на Джимми. Медленно подняла правую руку и вытянула указательный палец в его сторону. Миссис Мигер слабо вскрикнула.

— Ты хочешь сказать, что тот человек выглядел как мистер Паз? — спросила Рейли.

— Да.

Глаза девочки снова закрылись. Рука упала.

— Тэнзи, ты знаешь, кто он? — снова спросила Рейли.

— Да.

— Кто же он?

Девочка снова открыла глаза. Паз слышал тяжелое дыхание Рейли. Взгляд девочки перешел на него, но на него уставились отнюдь не глаза четырнадцатилетнего ребенка. Голос, слишком глубокий и грубый для того, чтобы он мог исходить из горла Тэнзи, произнес:

— Я.

Миссис Мигер снова вскрикнула, а Тэнзи закатила глаза, свалилась с кушетки и забилась в чудовищных конвульсиях: зубы ее скрежетали, на губах показалась пена. Рэндолф П. Фрэнклин сорвался со стула, набросился на Паза, царапая ему лицо, дергая за одежду и пытаясь дотянуться до пистолета. «Я убью его! Я убью его!» — неистово орал мальчишка. Паз встал. Мальчишка обхватил его обеими ногами и, держась за него одной рукой, другой вцепился в пистолет. Паз был ошеломлен, почти одурманен, словно и на него подействовал гипноз. Он только видел, что Рейли опустилась на колени возле бьющейся в конвульсиях Тэнзи. Миссис Мигер проревела нечто невнятное. Паз отцепил от себя Рэндолфа П. Фрэнклина и в ту же секунду ощутил удар по затылку. Обернувшись, он увидел миссис Мигер, которая обеими руками держала за ручку большую кастрюлю, готовая нанести новый удар.

— Мэм, прошу вас, бросьте вашу кастрюлю… — начал он, но миссис Мигер ударила его, на этот раз в плечо, так как Джимми успел увернуться.

Содержимое кастрюли вылилось на него. Паз споткнулся о лежащего на полу Рэндолфа и упал. Миссис Мигер продолжала колотить его, орошая остатками содержимого кастрюли. Наконец она изнемогла в сражении и бросила свое оружие. Она плюхнулась на стул, бледная и плачущая в голос. Мальчик добрался до нее и припал всем телом к бабушке. Он тоже плакал. Конвульсии у Тэнзи прекратились. Лайза уложила ее на кушетку, села рядом, держа девочку за руку и что-то ласково ей говоря. Но Тэнзи не откликалась. Паз стоял и счищал с одежды белые комки. Потом подошел к кушетке. Девочка выглядела совершенно измученной, губы ее были в пятнах, оставшихся от кровавой пены.

— Что с ней?

— Господи, Джимми, я не знаю, — испуганным шепотом ответила Рейли. — Дышит нормально. Конвульсий нет. Но ведь я не врач. Моих знаний здесь недостаточно. Что будем делать?

— Не знаю, — тоже шепотом произнес Джимми. — Может, нам стоит предложить, чтобы девочку положили в больницу, и уносить отсюда ноги. Лучше бы ты поговорила со старой леди, у тебя это получится деликатнее.

Лайза бросила на него негодующий взгляд, но выполнила просьбу. Говорила она очень мягко. Паз увидел, что старая леди весьма выразительно затрясла головой. Рейли вернулась к Пазу и сказала:

— Она больше не нуждается в помощи. Во всяком случае, в нашей. Нам надо уходить. На всякий случай я оставила свою карточку.

Они ушли. Последнее слово осталось за Рэндолфом П. Фрэнклином. Полыхнув на Паза глазами, он заявил:

— Только попробуй явиться сюда еще раз, ниггер, получишь пинок в зад!

В машине Джимми, глянув на Лайзу, проговорил:

— Что я могу сказать? Я этого не ожидал. Оно пришло откуда-то со стороны.

— Думаю, тут дело еще более сложное. Бог мой, у тебя в волосах что-то осталось.

— Толченая картошка. Наплевать, не трогай! — отмахнулся он, когда Лайза протянула руку к его голове, и включил зажигание.

Ехали они в молчании, потом Паз извинился:

— Прости, я не хотел нагрубить. Меня слегка трясет.

— Немного? Господи, я превратилась в желе. Джимми, что происходит?

— Ты меня спрашиваешь? Ты, психиатр?!

— Нет, у меня лишь степень доктора Школы социальных наук Барри-колледжа. Обсуждаю с девочками-подростками проблемы их фигур. И не умею изгонять дьявола.

— Ты прекрасно справилась с Касси Бамперс.

— О, Касси Бамперс! Все, чего ей хотелось, — это услышать от кого-то, что она не отродье дьявола и не заслуживает того, чтобы он совокуплялся с ней посредством священного члена ее папаши. Я хорошо умею обращаться с маленькими испуганными детьми. А здесь… Нет, здесь что-то другое. Я не знаю, черт побери, в чем тут дело. Впрочем, знаю. Я думаю…

— Что?

— Это одержимость демонами, — сказала она, и Джимми поглядел на нее — не шутит ли она, однако лицо у Лайзы было мрачным и бледным.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь об одержимости демонами?

— Ты бы хоть иногда заглядывал в библиотеку. Там полно задокументированных данных на этот счет — от языческих жриц со стигматами до шаманов в Сибири. Я уж не говорю об Африке и о том, что происходит прямо на улицах Майами в этой чертовой Флориде. Сантерия. Господи, да ты об этом должен знать больше, чем я.

— Да, об этом много болтают все и каждый, — кисло согласился Джимми. — Ну, так что? Гипноз, выходит, спровоцировал… эту историю?

— Полагаю, да. Ты же видел девочку. Она провалилась в сон, как свинцовое грузило в воду. Отсюда и экстремальные последствия как результат внушаемости. Она указала на тебя. — Лайза помолчала, потом испытующе глянула на Джимми. — Как ты понимаешь, вполне возможно, что киллер на тебя похож.

— Продолжай.

— Почему бы и нет? Оба раза, когда с ней случался припадок, ты был рядом. Один из моих деверей выглядит точь-в-точь как Тед Банди.[69] Естественно, многие могли бы посчитать, что он и есть серийный убийца.

— Мне ясна твоя точка зрения. Расскажи мне побольше о внушаемости.

— Ладно, однако я профессионал и свои предположения строю с большой осторожностью. Внушаемость — это осложняющий фактор, когда ты занимаешься гипнозом, особенно с детьми. Тиффани, ты вполне уверена, что мистер Джонс не трогал руками твои трусики? Не приносил ли он жертву Сатане, переодевшись дьяволом? О да, он так и делал, соглашается малышка, а потом он заставил меня есть какашки. Ты можешь вынудить человека сказать все, что угодно, внушить ему ложные воспоминания, сам того не желая, а человек будет готов присягнуть, что все это произошло на самом деле. Я не могу строить предположения подобного рода насчет Тэнзи, но ведь когда я задала вопрос, кто был тот парень, раздался голос двумя октавами ниже, чем голос девочки. Ты видел в эту минуту ее глаза?

— Видел.

Лайза передернула плечами и попросила:

— Джимми, проставься. Купи мне двойную порцию.

Они остановились у благоухающего пивом бара на Уэст-Флэглет, сияющего неоновыми надписями и изображениями. По телевизору передавали вечернюю программу спортивных игр в Атланте. Публика была самая пестрая. На них покосились разок-другой, но никто не прицепился, а обслуживание было что надо. Паз заказал себе минеральную воду, Лайза — двойной скотч. Выпила и немедля попросила барменшу повторить.

Решив, что Лайза уже готова, Паз заговорил:

— Ты сказала, она внушаема. Но ведь кто-то должен был произвести это внушение. И этот кто-то знал, что она потенциальный свидетель. — Он немного подумал. — Значит, ее захватили и, ну я не знаю, скажем, загипнотизировали таким образом, чтобы заблокировать увиденное ею.

Лайза пригубила скотч из новой порции. Лицо у нее разрумянилось, глаза заблестели.

— Кажется, ты говорил, будто во время первой встречи с тобой она несла чепуху.

— Да, но тогда они, может, еще не…

Паз не договорил.

— Верно. Как они могли узнать, какого ребенка выбрать? Если, разумеется, не предположить, что тут орудовала целая шайка гипнотизеров-убийц, которые воздействовали на всех, кто живет на соответствующей половине дома. Подумай-ка, ведь бабушка и мальчик тоже вели себя не вполне нормально. С чего они вдруг впали в буйство? Может, мы имеем дело со случаем наведенной массовой галлюцинации?

— Такое бывает?

— О да. Летающие тарелки. Тысячи людей утверждают, якобы их похищали инопланетяне. И это теперь, в век материализма. В других культурах, в прошлом, пределы мира ограничивались небом. Моя точка зрения… а есть ли у меня она, моя точка зрения? Да, есть. Я считаю, что на психику человека можно влиять гораздо сильнее, чем нам говорят об этом на лекциях в колледжах. Твой тип совершает ритуальные убийства, никто не замечает, как он приходит и уходит, а если кто и заметит, на того он воздействует с дальнего расстояния. Тебе надо искать не какую-нибудь симпатичную дамочку типа социального работника, деточка, тебе надо искать дьявола в образе человеческом, врача, который владеет приемами колдовства.

— Может, выпишешь к нему номерок? — пошутил Паз, желая разрядить напряжение, но Лайза оставалась серьезной.

— Да, к твоему сведению, доктор Как-его-там работает в больнице Джексона. Он читал нам в Барри лекцию о темных силах, которые свирепствуют в Майами. Медик-антропофаг.[70] Ох, нет, это тот, кого мы ищем. Не антропофаг, а антрополог. Кажется, Ньюмен? Не помню, вроде бы начинается на «Н». Я могла бы подумать об этом, если бы выпила еще немного скотча. Скажу тебе одно, дорогой. Я чертовски рада, что не беременна на девятом месяце.

Она прикончила спиртное и начала негромко всхлипывать. Паз отвез ее домой на Фэйр-Айл в Гроуве. Лайза открыла бутылку вина, и они ее выпили. Паз ни разу не ложился в постель с ней без того, чтобы она не выпила, но на этот раз Лайза была здорово пьяной. Ей нравился грубоватый секс. Она усаживалась на Джимми верхом и двигалась так самозабвенно, что наутро он обнаруживал синяки у себя внизу живота. Обычно он во время полового акта сосредоточивался на одной женщине, но на этот раз обнаружил, что думает об Уилле Шефтел, такой мягкой, ласковой и радостной, и о том, как ему будет ее не хватать.

Лайза кончила и, тяжело, со свистом дыша сквозь зубы, повалилась на него и пустила слюну ему на щеку. Джимми знал, это лишь первый раунд и это не просто похоть: так совокупляются люди во время войны, чтобы хоть на время избавиться от страха.

На следующее утро Паз обнаружил у себя на письменном столе на работе записку от Барлоу, который велел ему сразу зайти в комнату номер один, где проводились допросы. Там он увидел своего напарника в обществе какого-то пьянчуги — обмякшего на стуле чернокожего средних лет с прыщавым лицом и налитыми кровью глазами. От него несло перегаром. Парень, кажется, был поражен, увидев перед собой Паза, хотя Джимми никогда не видел этого человека.

— Джимми, это Эйтболл Светт, — сообщил Барлоу. — У мистера Светта есть кое-какая информация насчет нашего дела в Овертауне. Он видел какого-то парня вместе с Диндрой Уоллес.

Паз уселся на вращающийся стул и посмотрел на Светта. Тот опустил глаза. Лицо его искривилось.

— Говорите, мистер Светт, — предложил Барлоу. — Мы вас слушаем.

— Был я в Гибсон-парке, — заговорил Светт. — Захожу туда, бывает, пропустить стаканчик. В прошлый четверг или в пятницу я был там в последний раз. И видел ее. Она была большая, как дом, и двигалась еле-еле. Она села на скамейку, а тут этот пижон. Сел рядом. Она с ним говорила, и он с ней говорил. Улещивал ее, прямо скажу, словно бы трахнуть хотел, глупость какая-то, ее уже кто-то трахнул, он или кто еще. Она с большущим пузом, на сносях…

— Мы это знаем, — перебил его Барлоу. — Вам слышно было, о чем они говорят?

— Не-а, слишком далеко от меня. Но ушли они вместе. Больше я ее не видел.

— Как выглядел этот мужчина? — спросил Барлоу.

— Настоящий пижон, — сказал Светт и снова бросил быстрый взгляд на Паза. — Ничего особенного. Модник. Костюм то ли белый, то ли желтый, светлый, одним словом. Ботинки начищенные. Только что надраил, уж в этом я разбираюсь.

— Как он выглядел, мистер Светт? — не отставал Барлоу. — Высокий? Маленького роста? Светлый? Темный? Какой?

Нервное передергивание плечами.

— Да так, обыкновенный пижон… нормально выглядел.

— Мистер Светт, — вступил в разговор Джимми. — Я хочу спросить вас кое о чем. Посмотрите на меня. — Он встал. — И скажите прямо, был ли человек, которого вы видели, похож на меня?

Светт энергично закивал.

— Да-да, был. Я это сразу заметил, едва вы сюда вошли. Я себе сказал, вот, черт побери, этот парень выглядит как родной брат того пижона в парке. — Он прищурился, вглядываясь в Джимми. — Примерно такого же роста, волосы такие и цвет кожи. Может, тот был малость послабее или… постарше, уж не знаю, как сказать. Нет, не то… Пижон был, я хочу сказать, как бы посветлее.

— Вы имеете в виду, что у него цвет лица был более светлый?

— Нет, не то. Он весь сиял, ну вроде как кинозвезда, вы же знаете, как они выглядят? Не похоже на обыкновенного человека. Я еще подумал, когда увидел их вдвоем, что он какой-нибудь проповедник и как бы не довел он эту сестру до беды.

Они отправили Светта к специалисту по фотороботам, а сами занялись на время другими делами. Фоторобот скоро был готов и появился на экране компьютера. Они присмотрелись к нему вместе.

— Ты имеешь право хранить молчание,[71] — пошутил Барлоу.

— Перст судьбы, — сказал Паз.

С его точки зрения, это был обычный «антипортрет», лишенный индивидуальных черт, несмотря на чисто формальное сходство; для подлинной идентификации он бесполезен. С экрана на них смотрел мужчина с круглой, наголо обритой головой и высокими скулами, явно африканских кровей, но с довольно светлой кожей. Он был очень похож на Паза и еще на несколько тысяч обитателей графства Дэйд.

— Вот именно. Этот парень прямо-таки подскочил на месте, когда ты вошел. Полагаю, ты можешь дать отчет, где находился в ту ночь?

— В прошедшую субботу? Черт возьми, не могу припомнить. О, знаю! Я прихватил ножи нашего шеф-повара и пошел прогуляться.

— Давай как для протокола, Джимми.

— Для протокола я работал в ресторане до половины двенадцатого, а ночь провел с дамой по имени Бет Моргенсен. Дать тебе номер ее телефона?

— Не надо, но если ты будешь болтать глупости, он может понадобиться. Во всяком случае, нам повезло, что Светт зашел к нам. У нас теперь есть хотя бы лицо. Перспектива небольшого вознаграждения привлечет множество людей. Кстати, не мог бы ты мне объяснить, откуда ты узнал все еще до того, как это шарахнуло старину Эйтболла, что наш подозреваемый похож на тебя?

Кровь бросилась Пазу в лицо. Куча лживых или уклончивых объяснений мгновенно пронеслась у него в голове, однако исчезла столь же быстро, как и возникла.

— Кое-кто еще сообщил мне об этом, — ответил он и рассказал Барлоу о печальных событиях предыдущего вечера.

Барлоу выслушал его без малейших эмоций. Когда Джимми закончил, он заметил все с тем же равнодушным видом:

— Сынок, тебе и твоей подружке остается лишь надеяться, что у старой леди среди ее знакомых нет толковых законников.

— Надеюсь. Но теперь у нас есть описание, как выглядит убийца, а это уже кое-что.

— Если он путем колдовских манипуляций не внушил каждому, кто его видел, что выглядит он как офицер, ведущий расследование.

— Опомнись, Клетис!

— Ты все еще в это не веришь?

— А ты?

— Я уже говорил тебе, что Господь наш проводит значительную часть времени в борьбе с нечистым духом. А самое хитрое деяние Сатаны — это умение заставить людей поверить, будто он не существует.

На это нечего было возразить. Паз молчал, ожидая, что Барлоу обрушится на него за глупость, совершенную в доме миссис Мигер.

Однако, к великому облегчению Джимми, Барлоу, видимо, решил не делать этого, ибо произнес уже менее суровым тоном:

— А как насчет того медика-антрополога? Может, это именно та ниточка, за которую стоит потянуть?

— Я займусь этим прямо сейчас.

Паз взглянул на часы у себя на столе и набрал номер Лайзы Рейли.

— Я совершила нечто ужасное? — спросила она.

— Нет, я не назвал бы трех парней и немецкую овчарку ужасными. Скорее необычными.

— Прекрати! Я все утро ковыляла на полусогнутых. И это все ты!

Она принялась смаковать самым сладострастным тоном подробности их встречи. Он знал, что это одна из ее привычек, и обычно воспринимал ее болтовню вполне благодушно, однако сегодня она была явно лишней. И он решил прервать Лайзу.

— Послушай, Лайза, я вот почему позвонил тебе. Мне нужна фамилия того парня, ну, антрополога, которого ты упоминала.

— Прости, о ком ты?

— Это было после сцены у миссис Мигер. Ты сказала, что мне стоит обратиться к медику-антропологу, который читал у вас лекцию…

— Ох, боже мой, так оно и было, теперь вспомнила. Ты хочешь показать ему эту девочку?

— Да, разумеется, — соврал он. — Так что будь любезна, посмотри.

— Идет.

В трубке послышался звук выдвигаемого ящика стола, потом шуршание бумажек. Паз записал имя и номер телефона и поблагодарил:

— Спасибо. Я позвоню тебе позже, Лайза, может, встретимся как-нибудь на следующей неделе.

— Понимаешь ли… я как раз собиралась тебе позвонить. Кажется, мы с Алексом снова сойдемся.

Алекс — это был ее муж.

— Ах, вот как? И когда ты приняла такое решение?

— Мы повидались недели две назад и вроде бы оба пришли к выводу, что время пришло. Мы хотим иметь детей.

— Это славно. А что же было прошлой ночью? Прощальное свидание?

Паз был сам поражен тем, с какой горячностью произнес эти слова.

— Ну, как тебе сказать? Жаль, конечно, однако мы не давали друг другу никаких обещаний и, думаю, отнесемся к этому спокойно. Я считаю, нам было хорошо.

— Да, было. — Джимми произнес это сдержанно. — Что тебе сказать? Желаю счастливой семейной жизни.

— О Джимми, не надо так! Мы можем остаться друзьями.

— Да, и вы иногда будете приглашать меня к себе. Просто замечательно. А сейчас, извини, я должен бежать.

Что ж, подумал Паз, прощай, Лайза. Он позвонил в бюро предварительного заказа билетов и заказал два билета на спектакль в пятницу вечером, потом дозвонился на автоответчик Уилле Шефтел и оставил сообщение о встрече. Потом вернулся к делам: связался через Мемориальную больницу Джексона с отделением медицинской антропологии и договорился о встрече с доктором Луи Нирингом.

Отделение это находилось в коротком коридоре корпуса 208, оканчивающегося тупиком, и примыкало к пункту первой неотложной помощи, куда обращались большинство посетителей. Возле кабинета Ниринга на стене была прикреплена пробковая плита, сплошь заклеенная карикатурами на экстрасенсов, вырезанными из журналов. Джимми постучался, услышал в ответ «Да!» и вошел. Кабинет был крошечный, не больше ванной комнаты в пригороде. Более грязного и захламленного помещения Паз в жизни не видел. Почти каждая горизонтальная поверхность в этой комнате — письменный стол, пол, книжные полки, монитор компьютера, сиденья двух стульев — была завалена стопками книг, журналами, газетами, вырезками из газет, файлами, распечатками на принтере и так далее. В промежутках между всем этим, а также на стенах и даже на потолке были разложены и развешаны самые разнообразные экзотические предметы, что придавало комнате сходство с пещерой волшебника: культовые статуэтки, маски, пучки трав и перьев, кристаллы, чучела животных и птиц, пестрые мешочки и сумки в народном стиле, зеленый с белым шлем футбольной команды «Нотр-Дам», а также нечто похожее на сморщенные, иссохшие части человеческих тел. Хозяин комнаты сгорбился над клавиатурой компьютера, отсвет экрана придавал его физиономии мистический вид. Он повернулся к Джимми с улыбкой, открывшей большие крепкие зубы.

— Позвольте мне закончить мысль. Сбросьте со стула весь этот хлам и садитесь.

Ниринг снова заколотил по клавишам. Паз не мог определить его рост, но мужчина был крупный: толстая шея, тяжелые плечи, мощные руки, покрытые густой рыжей шерстью. Ниринг удовлетворенно промычал нечто, нанес клавиатуре последний удар, развернулся на стуле, встал и протянул мясистую руку. Шесть футов четыре дюйма, не меньше, решил про себя Паз. Лицо широкое, плоское, простодушное, голубые глаза за очками в пластмассовой оправе с не слишком чистыми стеклами. Одет он был в ковбойку с короткими рукавами и хлопчатобумажные брюки, подпоясанные военным ремнем.

— Чем могу служить, детектив?

Паз рассказал ему историю об убийстве и его последствиях, опустив, как положено, чисто криминальные подробности и умолчав о незаконном аспекте общения с Тэнзи.

— Я подумал вот о чем: не могли бы вы пролить хоть какой-то свет на это дело? — заключил он без особой надежды: парень выглядел так, словно вряд ли мог пролить свет на нечто более экзотическое, чем разведение свиней.

— Ну что ж, посмотрим, что у нас есть, — заговорил Ниринг и принялся загибать пальцы один за другим. — У нас имеется ритуальное убийство, далее каннибализм и одержимость демонами плюс, вероятно, колдовство согласно обряду Ифы. — У него был глубокий, уверенный голос, типичный для жителя штатов Среднего Запада. — С чего бы вы предложили начать?

— Быть может, с того, чем вы занимаетесь здесь. Я понятия не имею о том, что такое медицинская антропология.

— Не только вы, но и руководство этого прекрасного института. Ладно, вот вам один небольшой случай. Для ясности, так сказать. В пункт первой помощи обращается человек в тяжелом состоянии. Давление выше всякой нормы, сильнейшие боли в животе, с недавнего времени начал резко терять вес, кровь в моче, стенокардия, одышка. Врачи хватаются за голову: полный набор — и принимаются делать анализы.

— Простите, что такое полный набор?

— Так говорят, когда у пациента не одна, а две или даже больше болезней с возможным смертельным исходом. В данном конкретном случае предполагается, что у него не поддающаяся коррекции гипертония, раковая опухоль размером с грейпфрут в животе с метастазами в почках и, возможно, инфаркт миокарда.

— Я понял. Продолжайте.

— Итак, парень безнадежен, но тем не менее они делают ему анализы и, к их великому изумлению, никакого рака у него не обнаруживают, электрокардиограмма в норме, а сосуды как у юноши. Такие случаи они именуют идиопатической, то есть чисто личной симптоматикой, человек смертельно болен, а обнаружить причину не удается. Тут им приходит в голову спросить у самого парня, как он считает, что с ним, и тот отвечает, что на него наслал проклятие колдун. Тогда они зовут меня. Я расспрашиваю пациента, и он оказывается гаитянином. Приглашаю моего собственного хоугана, то есть целителя. Он уверенно ставит диагноз: бедняга страдает из-за пвин, проклятия, насланного бокором, то есть чародеем, колдуном. Мы приходим к соглашению, и поверьте мне, деятели из американской государственной программы бесплатной или льготной медицинской помощи ничего об этом знать не хотят. Мой хоуган начинает церемонию исцеления, или обнаруживает, кто этот бокор, и предпринимает против него свои контрмеры, избавляя страдальца от проклятия.

— И это действует?

Ниринг махнул рукой и уныло покачал головой.

— Когда как. Вроде химиотерапии или хирургии.

— Ясно. Я не улавливаю одного: почему гаитянин или любой другой, который верит, что его прокляли, обращается за помощью в больницу Джексона. Почему он сразу не идет к своему целителю-чародею?

Ниринг смутился.

— Я не уверен, что понял смысл вопроса.

— Я имею в виду, что они заболевают потому, что верят в вуду или тому подобное. Их рассудок контролирует тело особым образом. Если они в это верят, почему не идут сразу к своему как вы их там называете…

— О, понимаю, — усмехнулся Ниринг. — Я должен был объяснить подробнее. Пациенты, обращающиеся в больницу Джексона, по сути не являются верующими. В этом все дело. Вы правы: если бы они верили традиционным представлениям, они в больницу не пошли бы. Им бы такое и в голову не пришло. Они приходят туда потому, что считают: раз уж они в Америке, то Мемориальная больница имени Джексона — самый великий хоуган и они могут рассчитывать на великую американскую магию. Однако это не так.

— Но ведь они в какой-то мере верят в вуду?

— Это лишь теория, — бодро заявил Ниринг. — Слова, слова, слова. Болтовня о психосоматике в соединении с обычными суевериями. Поговорили — и забыли.

— Тогда в чем же объяснение?

Ниринг пожал плечами.

— Объяснение в том, что мы слишком мало знаем об этой материи. В некоторых употребляемых ими препаратах содержатся наркотические вещества психотропного действия, как в случае с убийством, о котором вы рассказали. Это в пределах рационального, в пределах научной парадигмы. Мы к тому же знаем, что традиционные практики имеют дело с веществами и действиями, находящимися вне пределов этой парадигмы, но тем не менее реальными. Наука работает рационально. Мы сталкиваемся с загадочным феноменом, скажем с явлением радиоактивности, мы всесторонне этот феномен изучаем и помещаем его в определенную структуру, так сказать, находим ему место на полке. Порой феномен настолько необычен, что мы вынуждены расширять пределы структуры. Так произошло у физиков с радиоактивностью. По существу, то же самое делаем мы, изучая необычные феномены и стараясь найти для них подходящее место. — Он усмехнулся. — Таким образом, детектив, теперь вам известны секреты медицинской антропологии. Вопросы есть?

— Да. Как вы объясните поведение Тэнзи Фрэнклин и то, что произошло у них в квартире?

Беспомощный жест.

— Я не могу объяснить. Мало данных. Судя по вашему рассказу, девочка выглянула в окно и увидела убийцу. Предположим, что убийца тоже ее увидел. Он отыскал ее после убийства, дунул на нее каким-то порошком, который сделал девочку легко поддающейся внушению. И внушил ей, что следует говорить, когда ее станут расспрашивать об увиденном. Это одно объяснение, но можно найти и другие, только все они неполные, и потому парня так трудно поймать.

— Что вы имеете в виду?

— Существуют традиционные культуры, в которых колдуны могут создавать эффект собственной невидимости. Рассказывают множество анекдотических случаев о шаманах, становящихся невидимыми, причем рассказывают об этом вроде бы люди серьезные, с надежной репутацией. Возможно, их восприятие было необъективным под влиянием наркотических веществ. А скажем, Дэвид Копперфилд достигает того же результата при помощи иллюзионной техники. Таким образом, мы остаемся в пределах парадигмы.

Паз заглянул в свою записную книжку.

— Вы говорили о действиях и веществах, находящихся за пределами того, что вы называете парадигмой, и тем не менее реальных. О чем речь?

Ниринг откинулся на спинку стула, на лице у него появилась лукавая улыбка.

— Тут мы переходим к наиболее острой проблеме. — Плавным движением руки он обвел кабинет. — Здесь у нас научное учреждение. Медицинскую антропологию терпят постольку, поскольку она играет по правилам, а главное из правил состоит в том, что несчастные язычники воображают, будто они заколдованы, и вера в это приводит к психосоматическим симптомам. Сама идея, что колдовство и вообще магия есть такая же реальность, как, к примеру, молекулярная биология и теория о наследственном характере болезней, недопустима ни под каким видом. Чтобы сделать в этой особой области какое-либо открытие, вы должны полностью погрузиться в нее, стать настоящим профессионалом, однако в таком случае никто не будет принимать вас всерьез, ибо вы утратите научную объективность.

Паз подумал о Барлоу, который действовал в пределах иной парадигмы, особенно в расследовании дела об убийстве Диндры. Внезапно его словно озарило, и он снова обратился к своему блокноту, к тем страницам, где были записи о беседе с доктором Саласар. Нужное место нашлось сразу.

— Вы мыслите как Марсель Вьершо или Тур де Монтей.

Темно-рыжие брови взлетели вверх.

— Эй, вы меня поразили. Отличная домашняя подготовка.

— Есть в этом что-нибудь? Я имею в виду Вьершо.

— Вы прочли его книгу? Нет? Можете позаимствовать у меня. — Ниринг безошибочным движением достал из стопки книг нужный том в твердом переплете. — Вот, можете судить сами. Его полевые записи убеждают, что он забрался в настоящие дебри. Надо заметить, что никому не удалось обнаружить людей, среди которых, по его словам, он жил. У русских нет о них никаких письменных свидетельств.

— Так может, он все это выдумал?

— Не совсем так. Полевые наблюдения — штука сложная. Долгое время вы наблюдаете то, что хотите наблюдать. Скажем, Бэйтсон хотел увидеть динамику семейных отношений, приводящую к шизофрении, и он привез с собой соответствующие материалы. Вьершо хотел обнаружить у наблюдаемых огромную магическую силу, которую называл внутренней технологией, и нашел это в Сибири. А по правде…

Ниринг умолк. Паз увидел у него на лице совершенно отсутствующее выражение, некую мечтательность, и спросил:

— Что с вами?

Ниринг вздрогнул и очнулся.

— Вы словно ушли куда-то далеко.

Ниринг смущенно рассмеялся.

— Так и есть. Маленькая личная магия. Нет, я просто задумался о Вьершо. Я знал его бывшую подружку. Полагаю, она для него много значила. Такая, знаете ли, похожая на девочку-подростка. Я, понимаете ли, счастливо женат, у меня двое детей, но не проходит недели, чтобы я не думал о ней. Замечательная, замечательная женщина. Не особенно красивая… но что-то в ней было, как говорят, изюминка. — Он рассмеялся. — Своего рода магия. Я упоминаю о ней, так как это окрасило определенным образом мое, скажем, негативное мнение о Вьершо и теориях такого рода.

— А что было с девушкой?

— Она вышла замуж за пустопорожнего поэта, и познакомил их, черт побери, я сам. Парень был моим старым приятелем, я радовался за них, но мое бедное сердце разбилось. У меня возникло чувство, будто она никогда не оправится от того, что с ней произошло в Сибири…

— И что это было?

— Ох, он напичкал ее разными шаманскими снадобьями, у нее произошел полный упадок сил с потерей сознания, и потом она порой впадала в тяжелое состояние. Я слышал, она уехала в Африку, и там с ней случился приступ умопомрачения. — Он покачал головой. — Такая беда. — Он вздохнул. — В общем, она умерла. Покончила с собой.

Ниринг повернулся лицом к Джимми.

— Еще что-нибудь знаете об этом, детектив?

— Человеческое жертвоприношение? Каннибализм? Как вы думаете? Нет ли в городе слухов о том, кто мог быть замешан в это дело?

Ниринг пожевал губами.

— Нет, хотя трудно что-то исключить.

Беседа окончена.

Ниринг произнес обычное: «Звоните, если узнаете что-нибудь новое».

Паз взял свои записи и вышел на улицу, полную влажной духоты и яркого солнечного света. Сидя в машине, просмотрел свои заметки. Африка, снова Африка. Ему не нравился поворот в сторону всей этой африканской магической дряни. И связь с Вьершо. У него было такое чувство, словно с ним кто-то играет, вмешивается в дело. Инцидент с Тэнзи, этот жуткий голос, который потряс его больше, чем он хотел бы признать, и Джимми выбросил происшедшее из головы вместе с другой проблемой, о которой не хотел сейчас думать. Когда они схватят этого парня, чем оно обернется? Что это? Банда? Культ? Что-нибудь вроде помешанных в Матаморосе, только в более изощренной форме? С химикатами, приводящими в бессознательное состояние, наркотиками, гипнозом… В пределах парадигмы… хорошее новое словечко. В пределах парадигмы… загадочное и чем-то знакомое выражение… И что-то еще, чего он пока не мог определить.

Паз краем глаза заметил серебристую вспышку — это сверкнула металлическая полоска на старом пикапе. Наступило время ланча. Он вышел из машины и купил в кафетерии манго-соду и фруктовое пирожное. Внезапно по коже головы пробежал холодок, как бывает, когда набежавшая тучка заслонит солнце. Джимми поднял голову, но солнце сияло в полную силу прямо над головой, ничем не заслоненное, беспощадное.