"Последний свидетель" - читать интересную книгу автора (Толкиен Саймон)

ГЛАВА 7

Судья Грэнджер медленно обводил взглядом два ряда присяжных, те, в свою очередь, нервно ерзали на сиденьях, пытаясь устроиться поудобнее, освоиться со всеми формальностями и поскорее прийти в себя после озвучивания клятвы.

«Одному господу ведомо, какие предрассудки принесли они с собой в этот зал, – думал старый судья. – В каких красках будут воспринимать они свидетельские показания?» Он был рад тому обстоятельству, что ему не придется слушать их дискуссии, когда они запрутся в специальной комнате для присяжных, иначе бы он наверняка испытал сильнейшее желание вмешаться. За долгие годы работы в суде он понял одну простую истину: лучший способ провести суд честно и беспристрастно – это как можно меньше вмешиваться. Присяжные небезупречны, но они куда лучше законников и государственных служащих, и не надо им мешать при вынесении вердикта.

Судья обернулся к скамье обвинения и еле заметно кивнул.

Джон Спарлинг неспешно поднялся и расправил полы мантии.

– Доброе утро, господа присяжные. Позвольте мне прежде всего представиться. Я Джон Спарлинг, и я представляю сторону обвинения в этом процессе. Справа от меня находится Майлз Ламберт, он представляет сторону защиты. Подсудимая находится на скамье подсудимых.

Спарлинг особо выделил эти два последние слова, точно желая тем самым подчеркнуть, что скамья подсудимых – самое подходящее место для леди Греты.

– Уважаемые члены жюри присяжных, я собираюсь открыть вам суть этого дела, заранее предупреждаю, что ключи и двери здесь совершенно ни при чем. – Спарлинг тихонько усмехнулся, вызвав ту же реакцию у нескольких присяжных. Он знал, как это важно, вступить в контакт с присяжными, и никогда не упускал возможности пошутить с ними, не опускаясь, впрочем, до фамильярности. – Нет, просто надеюсь, что мое выступление поможет вам во всем разобраться.

Майлз Ламберт скроил гримасу. Спарлинг всегда пользовался этим трюком, старался предстать истинным помощником присяжных, чтоб добиться от них единственного нужного ему вердикта: виновен или виновна.

– Помочь вам понять суть произошедшего, опираясь на свидетельства. Они, подобно раме, окаймляют картину, и она становится ясна и очевидна. Особенно необходимо это в данном случае, поскольку главный свидетель обвинения будет выступать последним.

Спарлинг не объяснил, почему. Не стал говорить присяжным, что Томас Робинсон слишком травмирован психологически, чтоб явиться давать показания сегодня. Вместо этого он как бы давал понять, что таково решение стороны обвинения. Решил приберечь напоследок самое «сладкое».

– Итак, уважаемые члены жюри присяжных, позвольте мне разъяснить вам, о чем идет речь. Речь идет об одном старом доме и людях, которые в нем жили. Дом «Четырех ветров» был построен еще в шестнадцатом веке и до сих пор знаменит своими розариями, а также старинной резной лестницей, что ведет наверх из холла на первом этаже. Лестница тут очень важна, почему именно, объясню позже.

Дом находится на окраине рыбацкого городка под названием Флайт, на побережье Суффолка. В нем прожили несколько поколений семьи Сэквилль. Леди Энн Сэквилль родилась в этом доме, у матери ее больше не было детей. Тридцать первого мая прошлого года, примерно в девять тридцать вечера, она была убита в своем доме двумя мужчинами, личность которых не установлена до сих пор. Полиция продолжает вести поиски убийц.

Леди Энн вышла замуж за Питера Робинсона. Вы, уважаемые присяжные, наверняка слышали об этом человеке. Это сэр Питер Робинсон, министр обороны в нынешнем нашем правительстве. У супругов один-единственный ребенок, сын Томас, сейчас ему шестнадцать. Он будет выступать перед вами на следующей неделе.

У сэра Питера была личная секретарша, она и является нашей обвиняемой. Она стала второй женой сэра Питера и, по мнению стороны обвинения, частично достигла этой цели, организовав убийство леди Энн Робинсон.

Очевидно, что сэр Питер очень зависел от услуг своей секретарши, поскольку взял за правило привозить ее в дом «Четырех ветров» по уик-эндам. Не стану описывать, какие взаимоотношения существовали между членами семьи и обвиняемой на протяжении последних двух лет, пусть об этом расскажут свидетели. Но не премину отметить, что к весне 1999 года обвиняемую и леди Энн вряд ли можно было бы назвать подругами.

Однако вернемся к тому дню, когда произошло убийство. Тридцать первое мая 1999 года. Экономка, миссис Мартин, уезжает в пять часов к сестре в Вудбридж. Она регулярно отправлялась к ней в гости по понедельникам, но в этот раз еще захватила с собой и Томаса. Ехали они на ее машине. Миссис Мартин подвезла Томаса к дому его друга во Флайте, где он должен был остаться переночевать. Вы услышите показания матери этого друга, и расскажет она о том, что этот визит мальчика организовала подсудимая. Прежде такого никогда не случалось, уважаемые члены жюри, и обвинение считает этот факт весьма значимым. Он говорит о том, что подсудимая стремилась устроить все так, чтоб леди Энн осталась тем вечером в доме совершенно одна.

Перед отъездом миссис Мартин проверила все окна и двери в доме, проверила восточную и западную калитки, а также калитку в северной стене, убедилась, что все надежно заперто. Такого правила она придерживалась всегда и не отступила от него и в тот роковой день, тридцать первого мая.

Спарлинг сделал паузу и отпил глоток воды. Затем сделал вид, что колеблется, потом решительным жестом взял со стола какие-то документы.

– Я тут упоминал о дверях и калитках, и, прежде чем продолжить, необходимо сделать кое-какие пояснения насчет расположения дома и окрестностей. Вот фотографии и план.

И снова Спарлинг сделал паузу, пока крохотная дама-пристав в мантии до пят раздавала копии присяжным. «Что ж, для начала очень даже неплохо», – подумал Спарлинг. Взоры всех присяжных были устремлены на него. Он полностью завладел их вниманием.

– Видите, в правом верхнем углу плана изображен компас? К востоку от дома находится море, к западу – главная дорога, соединяющая прибрежные города, Флайт и Кармут. К югу находятся земли еще одного владельца, на севере пролегает еще один немощеный участок дороги. Он ответвляется от главной и тянется вдоль побережья параллельно северной стене, что отмечает владенья Сэквиллов. Именно здесь двое убийц припарковали свою машину тем вечером, примерно в половине десятого. Там же полиция обнаружила следы от шин, судя по ним, машина именно в этом месте совершила разворот на большой скорости.

Итак, они припарковали машину и вошли на территорию через калитку в северной стене, которая оказалась незапертой. Полиция обнаружила отпечатки ног по обе стороны от калитки, на самой калитке и замке никаких следов взлома. Ее отперли в половине десятого, но ведь вы помните, господа присяжные, что в пять часов миссис Мартин проверила этот замок, и он был заперт. Сторона обвинения считает, что калитку отперла подсудимая, перед тем как покинуть дом вместе с сэром Робинсоном. И было это в половине девятого вечера, сэр Питер хотел оказаться в Лондоне пораньше, поскольку назавтра, с утра, предстояло заседание кабинета.

А теперь прошу перейти к альбому со снимками, господа присяжные. На первых двух фото вы видите лужайку с тем самым участком дороги и калитку в стене. Далее следуют снимки наружной части дома. Прошу особо отметить следующее. Убийцам пришлось пересечь довольно широкую лужайку перед тем, как подойти к калитке в северной стене.

Грета сидела на скамье подсудимых и слушала Спарлинга, хотя предпочла бы вовсе не слышать его голоса. Она видела, как завороженно внимают присяжные этому совершенно отвратительному человеку, как ловят каждое его слово, пока он не спеша описывает сцену действия и главных героев. И, разумеется, у всех этих героев были имена, кроме нее. Ее он называл только подсудимой.

И вот теперь пришел черед фотографий. Они должны помочь присяжным представить, как выглядит это место. «Но эти маленькие снимки, сделанные полицией, страшно далеки от реальности, – подумала Грета. – Реальность убийства, да, возможно, они передают это ощущение, что угодно, но только не призрачную красоту дома «Четырех ветров». Эти окна со свинцовыми рамами, как глубоко сидят они в старом камне, потемневшем и потрескавшемся от тысяч штормов Северного моря. Эту симметрию шести старых тисов, что застыли на страже у входа, эти широкие зеленые лужайки под вязами. И всю эту печальную красоту окружает высокая каменная стена, покрытая толстым слоем Мхов и лишайников…»

Грета живо представила две деревянные двери в стене, на каждой надпись начала девятнадцатого века, выведенная потускневшими от времени золочеными буквами. За розарием леди Энн, справа от дома, находится калитка под названием «Ветер с юга», вход на лужайку называется «Ветер с севера». Грета не знала, есть ли там калитки или двери под названием «Восточная» и «Западная». Но если даже они когда-то и были, то давным-давно развалились, и их заменили незамысловатыми воротцами из сварного железа.

Грета ни разу не видела южную дверь открытой. За много лет она успела зарасти дикими вьющимися розами, что цвели летом ослепительно белыми цветками. А вот северную использовали постоянно, поскольку от нее начиналась тропинка до пляжа. Открывалась калитка огромным ключом, что висел на гвоздике в заднем холле. И Грета хорошо помнила, какая роль предназначалась этому ключу в играх Томаса. Правда, тогда он был совсем еще мальчишкой, ведь первый раз Питер привез ее в дом больше трех лет тому назад. Томас называл его ключом от замка, и по утрам, спускаясь вниз из своей комнаты, Грета снова и снова пыталась представить: каково это – быть хозяйкой и владычицей дома «Четырех ветров».

– Итак, двое убийц прошли через лужайку и остановились у окон кабинета на первом этаже, – Спарлинг закончил демонстрировать присяжным снимки дома и вернулся к отчету о трагических событиях той ночи: – «Черт, – выругался один из убийц. – Да они заперты, мать их так».

Он произнес эти слова, потому что рассчитывал, что хотя бы часть окон будет открыта. Помните, я говорил, что миссис Мартин перед тем, как уехать в пять, проверила все окна и двери. Но Томас, неожиданно вернувшись домой в восемь тридцать, обнаружил, что окно на северную лужайку открыто. И затворил его перед тем, как подняться к себе в спальню. Сторона обвинения уверена: именно подсудимая специально оставила это окно открытым.

Томас Робинсон вернулся домой потому, что узнал: подсудимая договорилась с семьей его друга во Флайте, чтоб он там переночевал. И он не смог дозвониться оттуда матери. Никто не подходил к аппарату. Вернувшись, он увидел, что мать спит, медэксперт подтвердил, что вечером леди Энн приняла таблетку снотворного. Сын не стал ее будить и прошел к себе в комнату, что находилась в конце коридора. Окна ее выходили на северную лужайку.

Он выключил свет, но еще не спал, как вдруг услышал, что к дому подъехала какая-то машина. Встал, подошел к окну и увидел две фигуры, перебегающие лужайку, затем какие-то мужчины остановились под окнами кабинета, что находились прямо внизу. И Томас отчетливо расслышал слова одного из них: «Черт, да они заперты, мать их так». – Спарлинг откашлялся и добавил: – Непристойные выражения, господа присяжные. И столь же непристойная и мерзкая игра.

И вот мужчины начали выбивать стекло в одном из окон кабинета. По всей видимости, они делали это рукояткой пистолета. Затем один из них изловчился, просунул в образовавшуюся дыру руку и отпер задвижку. В этот момент или чуть позже, когда убийцы пролезали в комнату, один из них слегка поранился осколком стекла. Оставшегося на подоконнике пятнышка крови оказалось достаточно, чтоб сделать анализ ДНК. К сожалению, в национальной полицейской базе данных аналогичного образчика ДНК не оказалось.

Очутившись в доме, убийцы прошли через кабинет в главный холл у входа. Вы видите план первого этажа, уважаемые господа присяжные. К этому времени Томас перебежал в комнату матери и начал ее будить. Мальчик решил спрятаться вместе с мамой в тайнике у лестницы на втором этаже и потащил ее за собой. На женщине была лишь длинная ночная рубашка, она даже не успела надеть домашние туфли.

Следует отметить, господа присяжные, что тайник этот стар, как и сам дом; расположение его показано на плане. Сделан он был еще в шестнадцатом веке для католических священников, спасавшихся от преследований протестантов. Простое и в то же время весьма хитроумное сооружение. На верхней площадке у лестницы стоит огромный книжный шкаф, он может поворачиваться вокруг своей оси, если надавить на ряд книг в определенном порядке. За этими книгами расположен рычаг, он и приводит механизм в действие.

Томас и его мать слышали звон разбитого стекла, слышали шаги внизу. Они подбежали к книжному шкафу как раз в тот момент, когда посторонние оказались в холле. Мужчины услышали какое-то движение и шум наверху, это Томас открывал шкаф, и посветили вверх фонариками. Один из них крикнул: «Вон она, вижу! Там, наверху. Смотри!» И тут вдруг Томас почувствовал, как шкаф повернулся, и он очутился в тайнике. Мама заперла его, чтоб спасти сыну жизнь. Она поняла, что бандиты видели ее, но сын уже был внутри, и она надеялась, что мужчины не станут присматриваться к шкафу. И оказалась права. Она спасла жизнь сына, но спасти свою жизнь ей не удалось.

Они стреляли в нее дважды. Первая пуля, направленная снизу вверх, попала ей в плечо в тот момент, когда она стояла перед шкафом. Несчастная вскрикнула и упала, и тогда один из убийц взбежал вверх по лестнице и выпустил в нее вторую пулю. Пуля угодила женщине в голову, сын ее при этом находился в каких-нибудь десяти ярдах. Примерно на том же расстоянии, что я нахожусь от вас, господа присяжные, даже меньше.

Спарлинг умолк. Он достиг своей цели. Он видел праведный гнев в глазах присяжных. И еще изумление, ужас, но прежде всего, конечно, гнев. Пришло время показать остальные фотографии.

– Вот убитая женщина лежит на ковре, позади виден шкаф. Томас прячется в нем, его не видно. А вот лестница, ведущая на второй этаж из холла. Один выстрел был сделан оттуда, второй – уже наверху, с близкого расстояния. Вы видите раны. Эти двое пришли в дом убивать. И никакое это было не ограбление. Они пришли убивать, а уже потом грабить. Кто же послал их, спросите вы? Кто их послал? Вот в чем вопрос.

Спарлинг сделал паузу, медленно и многозначительно обвел взглядом каждого из присяжных по очереди. Казалось, он подсказывал им: ответ надо искать слева. Там, на скамье подсудимых, сидела, опустив голову, словно не силах смотреть им прямо в глаза, леди Грета.

Судья обвел взглядом присутствующих и тихо кашлянул. Спарлинг увлекся, вышел за пределы дозволенного. Навязчиво подсказывал ответ. Пришло время вмешаться.

– Да, мистер Спарлинг? – сказал он, подпустив в голос раздражения.

– Прошу прощенья, ваша честь, – откликнулся представитель обвинения и с явной неохотой закрыл альбом с фотографиями.

Неприятный момент прошел, а вот осадок от него остался. Впрочем, Майлз Ламберт предупреждал об этом Грету. Фотографии – вот что самое скверное. Она это понимала. При взгляде на эти жуткие снимки, при виде того, как свинцовые пули уничтожили красивую женщину, люди начинают испытывать гнев. В дом вторглись убийцы. Несчастный мальчик прятался в темноте всего в нескольких футах от матери. Должно же быть на свете хоть что-то святое, какие-то принципы, а эти люди переступили черту. И должны ответить за это. В этом и состоит главная проблема, говорил ей Майлз. В необходимости возложить на кого-то ответственность. Нет, эти снимки просто невыносимы.

– Они оставили ее лежать там, господа присяжные, прошли в спальню убитой и обыскали ее. Они не спешили, были уверены, что в доме, кроме них, никого нет. Взломали маленький сейф, находившийся в стене, за портретом бабушки леди Энн, и забрали оттуда ювелирные украшения. Старинные ожерелья, кольца и браслеты огромной стоимости. Эти фамильные драгоценности принадлежали семье леди Энн и передавались по наследству от поколения к поколению, начало было положено свыше четырехсот лет тому назад, когда построили дом «Четырех ветров».

А потом они ушли. Нагло переступили через тело леди Энн и спустились вниз по лестнице. В стене шкафа была проделала маленькая дырочка, и Томасу удалось разглядеть лица убийц, правда, только в профиль. Волосы у одного из них были собраны в конский хвост, под правой скулой шрам. Шесть недель тому назад в Лондоне Томас видел мужчину с конским хвостом и похожим шрамом вместе с подсудимой. И он считает, что это тот самый человек, хоть и видел его в Лондоне совсем недолго и сзади. Вам решать, уважаемые господа присяжные, насколько убедительными являются эти новые показания Томаса Робинсона, когда он выступит перед вами в суде.

Есть еще два момента, на которые стоило бы обратить внимание. Первое, ни тот мужчина со шрамом, ни его напарник, не надевали масок, когда шли на преступление. Перчатки на них были, а вот масок – нет, и, как считает обвинение, объясняется это тем, что им было плевать, увидит их лица леди Энн или нет. Они заведомо шли на убийство, а мертвые, как известно, молчат. Не могут выступить свидетелями, не могут произвести опознание.

Второе. Томас видел, как мужчина со шрамом на секунду наклонился, исчез на это время из поля зрения. Тело своей матери Томас не видел, просто знал, что она упала где-то совсем рядом. И вот когда убийца выпрямился, Томас заметил, как он сует себе что-то в карман. Рассмотрел блеск золота, господа присяжные.

Блеск золота – это очень важно. Обвинение считает: это был медальон, который убийца сорвал с шеи мертвой женщины. Причем так резко сорвал, что на коже осталась отметина. А позже этот самый медальон вдруг оказался у подсудимой, господа присяжные. Был найден у нее в столе, в лондонской квартире ее мужа.

Присяжные, словно по команде, уставились на Грету, и она невольно прикусила губу. «Чертов медальон, – подумала она. – Сидеть здесь, в клетке, точно какой-то зверь в зоопарке, и все из-за этой проклятой безделушки». Она отвернулась и решила больше не слушать речь Спарлинга. Именно это шутливо предлагал ей Майлз, когда в субботу они обсуждали стратегию и тактику поведения на процессе.

– Это еще не доказательство, Грета. Нам следует беспокоиться только о настоящих доказательствах. Так что оставьте старину Спарлинга мне, я с ним разберусь.

Ей нужно было с самого начала последовать совету Майлза.

– Да, обвинитель выступает первым, зато нам принадлежит последнее слово. Помните это, дорогая. Наше слово будет последним и решающим.

Грета улыбнулась. Она очень верила в Майлза.