"Три лица Януса" - читать интересную книгу автора (Гагарин Станислав Семенович)ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА НАЗАД— Ну, братцы, — сказал Арвид Вилке, — начнем, пожалуй… — Он привстал в седле и выхватил шашку из ножен: — Во имя революции! Вперед! Десять конников вырвались из-за скалы на дорогу перед ущельем и, сверкая клинками, понеслись к провалу между утесами. Дорога была узкой, и конники растянулись по двое — в три корпуса скакать невозможно. Пулемет молчал. Наверно, ошеломил белогвардейцев мужественный бросок красной десятки. Но это было лишь в первые мгновения. И вдруг пулемет заговорил: "ду-ду-ду-ду-ду-ду!" Первая очередь прошла высоко, и всадники продолжали рваться в ущелье. Но вот срезало пулями задних бойцов. Один завалился в седле, а лошадь продолжала нести вперед его тело. Конь второго взвился свечкой и с маху, вместе с седоком, ринулся в пропасть. Еще очередь — и новые жертвы. Не доскакал отряд Арвида Вилкса до мертвого пространства, не успел доскакать. Ударила пуля в начальника разведки. Согнулся он, припав лицом к гриве коня, а рядом кунак его скачет, Ахмед. — Арвид! — крикнул он, а Вилке молчит, и только ниже и ниже клонится его голова. Ахмед оглянулся и увидел, что лишь двое они верхом. Порезал пулемет ребят, вот только его никак не берет… Тогда Ахмед выхватил Вилкса из седла, бросил к себе на коня, поперек, развернулся и, бросая лошадь из стороны в сторону, поскакал к спасительной скале. И не хватило ему десятка шагов. Пуля догнала коня, споткнулся тот — и Ахмед вместе с другом покатились по серой от пыли дороге. Но тут же выскочили бойцы и втащили их за скалу. Арвида Вилкса отнесли к лекарю на перевязку, а Ахмед, весь в пыли, стоял перед командиром полка латышских стрелков Лапиньшем, скрипел зубами и требовал коня, чтоб одному пойти под пули и разделаться с этой сволочью. — Успокойся, джигит! — сказал Лапиньш. — Я знаю, что ты пойдешь на смерть, не дрогнув. Только нам, товарищ, нужна твоя жизнь. И тут к командиру полка подошел адъютант и тронул его за рукав. Суровая страна — Дагестан… А люди, что живут здесь, искренние, добрые к тем, кто пришел к ним с открытым сердцем, и беспощадные к врагу. Горы научили их верить человеку на слово и свято относиться к законам гостеприимства. Свободные в своих горах, словно соседи их — орлы, дагестанцы мужественно защищали свои сакли от многочисленных врагов и не опускали оружия даже тогда, когда их враг был во много раз сильнее. …Словно снежная лавина, неслась по Кавказу гражданская война. А когда достигла она дагестанских гор, пришла в кумыкские, лакские, даргинские, лезгинские и аварские аулы, горские джигиты встали под знамена Советской власти. Не было человека на земле, которого бы горцы любили так, как любили Ленина. Сложной была обстановка в горах в те грозные годы, когда отец шел на сына, а брат на брата, но и в общей неразберихе горцы чуткими сердцам" своими улавливали голос вождя, всегда ясный и добрый, и. они шли на голос Ленина, следовали его призывам. И когда горцы Дагестана узнали, что по приказу Владимира Ильича в горы идет полк латышских стрелков под командованием коммуниста-ленинца Лапиньша, идет, чтоб добить белогвардейскую нечисть и сбросить ее в Каспий, дагестанские аулы направили своих сыновей на помощь посланцам вождя. Латышские стрелки вместе с красными партизанами Дагестана по пятам преследовали беляков, стремясь обойти их, перекрыть горные перевалы и не дать уйти на ту сторону Главного Кавказского хребта. Наконец полку Лапиньша удалось вырваться к перевалам. Ему оставалось пройти горное ущелье и выйти в тыл белым частям. Тогда врагов уже ничто не могло бы спасти. Но… Едва первые разъезды втянулись в ущелье, сверху полоснула кинжальная очередь пулемета. Дорога через ущелье была закрыта.напрочь: белые опередили — Лапиньша. — Что будем делать, товарищи? — обратился к своим командирам Лапиньш. — Может, в обход? Начальник штаба прикинул по карте. — Переход займет не меньше двух суток, — сказал он. — Не годится, — произнес комполка. — Белые уйдут… — Есть предложение… — Вперед выступил начальник разведки Арвид Вилкс. — Беру с собой десяток ребят, из-за прикрытия разгоняем коней, проскакиваем галопом пристрелянную зону, пока сообразят, влетаем в мертвое пространство, под скалу, а там… — Арвид поднял руку и с силой рубанул воздух. Лапиньш с сомнением покачал головой. — Не успеешь, Арвид, — сказал он. — Успею, товарищ Лапиньш, разреши! — с жаром заговорил начальник разведки, прижимая руку к груди. — Можно успеть, командир… — Ахмед подошел к Арвиду и встал рядом: Если разрешишь, буду с ним вместе. — Спасибо, друг! — Вилкс пожал Ахмеду руку. — Ну хорошо, пробуйте, — сказал Лапиньш. Они попробовали… Отчаянная вылазка не удалась. Лапиньша тронул за рукав адъютант и, склонившись, шепнул что-то на ухо. Перед Лапиньшем стояла худенькая молодая женщина-горянка, голова закутана в большой белый платок, черные блестящие глаза спокойно смотрят на Лапиньша. — Я пойду, командир, — сказала она. — Женщину они не тронут. — Куда пойдешь? — не понял Лапиньш. — К пулемету! — Она развернула складки платка, сунула руку за пазуху и вытащила длинный кинжал. — Еще не хватало, чтобы вместе с нами гибли женщины! — сердито сказал Лапиньш. — Разреши мне пойти, — повторила она. — Женщину они не тронут. — Верно она говорит, товарищ Лапиньш, — сказал один из горцев. Помочь нам может только женщина… Она зайдет к пулеметчикам с тыла. — В это время показался в толпе бойцов Ахмед, он уходил к фельдшеру, чтобы перевязать голову, ушибленную при падении с коня. Ахмед увидел женщину, стоявшую перед командиром с кинжалом в руке, и крикнул: — Муслимат! Она обернулась и спрятала оружие на груди. — Ты знаешь ее, Ахмед? — спросил Лапиньш. — Это жена моя, командир! — Жена? А ты знаешь, что она предлагает одна снять пулеметчиков в ущелье? — Раз она так говорит, значит, сможет, — сказал Ахмед. Он повернулся к Муслимат. — Я знаю, что ты сумеешь подойти к ним близко, — заговорил он с ней на родном языке. — Но скажи, не дрогнет у тебя рука, когда ты станешь убивать их? Это не женское дело… — Не дрогнет, Ахмед. — Тогда иди. Наш сын Сиражутдин в надежном месте? — Да, он у твоей матери, Ахмед. — Иди, Муслимат. И да поможет тебе аллах! — Он повернулся к Лапиньшу: — Эта женщина пройдет, командир. Разреши ей… — Хорошо, — поморщившись, сказал командир. — Только не по дороге же тебе идти… — Да, я пойду с другой стороны, — ответила Муслимат. — Когда все будет готово, я махну платком. Весь отряд, сидя в седлах и изготовившись к решительной атаке, нетерпеливо ждал сигнала. Лапиньш смотрел на часы и тихонько ругал себя по-латышски за то, что согласился отпустить Муслимат. — Надо найти другой вариант, — сказал он, поворачиваясь к начальнику штаба. И вдруг один из наблюдателей крикнул: — Платок! Платок вижу! Белый! Из ущелья донесся женский крик. — Вперед! — скомандовал Лапиньш. Лавою вырвались конники из-за скалы и понеслись к ущелью. Пулемет молчал… Оглушительное "ура!" разорвало горный воздух и многократным эхом прокатилось по горам. …Когда окончился бой, Лапиньш попросил привести к нему Муслимат. Он вышел с нею и перед строем бойцов крепко, по-мужски, пожал ей руку. — От имени революции объявляю благодарность… В это время из стоявшей поодаль толпы пленных белогвардейцев вырвался офицер, обросший рыжей щетиной, без фуражки, с оборванным погоном на левом плече. Он выхватил из-за пазухи пистолет. Все замерли от неожиданности, и только Лапиньш, стоявший к офицеру боком, ничего не видел и приветливо улыбался Муслимат. Она вдруг бросилась командиру на шею, и тут грянули выстрелы. Белогвардеец заваливался на бок, рука его с пистолетом вздернулась, и палец на спусковом крючке, конвульсивно двигаясь, посылал пули в небо. Военный фельдшер Иоганн фон Шванебек, из пленных немцев, примкнувший к революции и сражавшийся за нее в рядах латышских стрелков, на ходу засовывал в деревянную кобуру дымящийся маузер, бежал к Лапиньшу, державшему в руках неподвижное тело Муслимат. С другой стороны, вытянув руки, спотыкаясь, неровной походкой, будто слепой, двигался Ахмед… Арвид Вилкс поправился быстро. Вскоре он уже мог принимать участие в боевых операциях отряда. Потерявший жену Ахмед не отходил от своего друга. Он перестал разговаривать, весь высох, почернел и преображался только в бою. Тогда вселялась в него неведомая сила, молнией метался он' среди врагов, сокрушал их не знающим пощады клинком. А после боя напряжение спадало, Ахмед сникал, замыкался, и только Арвид Вилкс мог добиться от него слова. — Он ищет смерти, — говорил Вилкс Лапиньшу о своем друге, — нарочно бросается под пули… Но однажды, в одной из последних операций, косая не сумела увернуться, и пришлось ей столкнуться с Ахмедом. Когда начальника разведки позвали к другу-побратиму, тот умирал. Он увидел Арвида и знаком попросил наклониться. — Ухожу, брат, — прошептал Ахмед. — Аллах позволил мне снова встретиться с Муслимат… Прошу тебя… — Ахмед попытался приподнять голову. — Не надо, лежи спокойно, — сказал Вилкс. — Прошу… Сын мой… Сиражутдин… Брат, пусть он будет твой сын… Он задвигал рукой, нащупал ладонь Арвида, с силой сжал ее, и это было его последним движением. Когда полк латышских стрелков выполнил свою задачу в Дагестане, вместе с приемным отцом уехал в Россию и Сиражутдин. Арвида ждала в Москве Велта, его невеста. Они вскоре поженились, и Орел Аравии, так переводится с арабского языка имя Сиражутдин, стал их сыном. Звали его и дома, и в школе попросту Сережей, а фамилию он носил двойную: Ахмедов-Вилкс. Позднее появились у него две сестренки: Индра и Анита. Семья была дружной. Сережа знал все о своих настоящих родителях — приемным отец часто рассказывал ему о Муслимат и Ахмеде, — но никогда не чувствовал себя чужим в этой латышской семье. …Шли годы. Арвид Вилкс работал в Управлении военной разведки, часто неожиданно исчезал из дому. А дети его учились, Велта хлопотала по хозяйству и в библиотеке, которой она заведовала. У мальчика рано проявились способности к технике, и после окончания школы он поступил в Высшее техническое училище имени Баумана. Когда Сиражутдин заканчивал училище, в Германии победил фашизм. Более осведомленный, нежели его приятели, в том, что делается в мире, Сиражутдин дождался возвращения отца из очередной командировки и решительно заявил ему: — Я должен быть там, где дерутся с фашизмом, отец! Хочу стать разведчиком, пойти по твоим стопам. После некоторых колебаний Вилкс-старший согласился с доводами приемного сына. Учась в спецшколе, он параллельно закончил и Бауманское училище. На этом настаивал его приемный отец, имея в виду предстоящую работу Сиражутдина. Немецким языком он владел в совершенстве еще с детства, потому что приемные родители хорошо знали этот язык. Неплохих успехов добился Сиражутдин и в английском. Учеба в спецшколе была сложной, но интересной. Каждый день был расписан по минутам. Свободного времени не было — Сиражутдин проходил ускоренную подготовку. Время шло быстро, чему способствовало разнообразие изучаемых предметов. Преподаватели — знатоки своего дела — обладали большим опытом оперативной работы. Подготовка Сиражутдина уже была закончена, а случая забросить его за кордон пока не представлялось. Одна за другой разрабатывались операции по внедрению, но все они отвергались, как таящие в себе ту или иную опасность будущего провала. Наконец узнали, что германский дипломат в одной из ближневосточных стран, известный своими антифашистскими взглядами, которые он теперь, в сложившейся политической обстановке, старался не афишировать, переводится в Южную Америку. У дипломата был сын от жены итальянки, ровесник Сиражутдина. Когда получили его фотографии, люди, готовившие Ахмедова-Вилкса, обнаружили внешнее сходство их подопечного и сына дипломата. С фон Шлиденом доверительно встретился наш человек и предложил принять участие в подготавливаемой операции. Дипломат не возражал. Он не хотел, чтобы его сын служил Гитлеру. Согласился с позицией отца и Вернер фон Шлиден. Берлинский экспресс уходил из Стамбула точно по расписанию. Фон Шлиден и его сын Вернер прибыли сюда на пароходе, чтобы по железной дороге следовать на родину. Днем они обедали в ресторане. После второго блюда сын дипломата поднялся из-за стола и прошел в туалет. Оттуда он черным ходом отправился на соседнюю улицу, где стоял большой автомобиль со шторками на окнах. Вернер сел в него и недолго побыл в нем. Вскоре дверца распахнулась, и молодой человек неторопливо покинул лимузин, вернулся в ресторан, уселся за стол и принялся за десерт. Никто не заметил подмены. Сиражутдин спокойно завершил обед в обществе своего "отца", а подлинный Вернер фон Шлиден отправился на автомобиле в порт. Из Стамбула сын дипломата ушел на советском пароходе в Одессу. …Так перестал существовать Сиражутдин Ахмедов-Вилкс. Вернер фон Шлиден благополучно прибыл с "отцом" в Рио-де-Жанейро. Но вскоре Вернер вернулся в Германию и два месяца гостил у своего "дядюшки" Иоганна фон Шванебека, профессора медицины и давнишнего резидента советской разведки в Берлине. Затем отправился в Соединенные Штаты Америки учиться в техническом колледже. Война застала его в Рио-де-Жанейро, где "сын" дипломата работал уже инженером в южноамериканском филиале одной из германских технических фирм. Бразилия оставалась нейтральной, но она кишела германскими агентами. Вернер фон Шлиден, известный в Центре как Янус, занялся организацией разведывательной сети, которую можно было бы использовать против интересов рейха в Бразилии. Когда эта работа была выполнена, умер "отец"-дипломат. Оставаться в Бразилии не имело смысла, и по указанию Центра Янус перебрался в Германию. Солидные рекомендательные письма открыли ему дорогу к Круппу, где он выполнял обязанности инженера для особых поручений и был освобожден от службы в армии. И вот в 1944 году он надел мундир офицера вермахта и получил назначение в штаб Первого военного округа, в Кенигсберг. |
||
|