"Бремя обвинения" - читать интересную книгу автора (Гагарин Станислав Семенович)

ВЕРСИЯ СТАРПОМА

За квартирой Яковлева следили сотрудники из группы Леденева. Но старпом не появлялся. Засаду решено было оставить, за женой Яковлева продолжать наблюдение.

От многочисленных постов никаких сообщений не поступало. Старпом «Уральских гор» как в воду канул.

— Что ж, это могло случиться тоже, — сказал Василий Пименович, когда кто-то из работников высказал предположение о самоубийстве.

— Сомневаюсь, — возразил Леденев. — Не такой он закваски, этот помор, чтоб наложить на себя руки. Слишком сильно в нем жизненное начало. Забился в какую-нибудь дыру… А может быть, Мороз решил, что нечисто сработана ликвидация Бена, и убрал исполнителя. Спутаю, мол, все карты.

— Надо еще раз допросить его жену, — предложил Корда. — Не является ли она сообщницей во всех этих делах? Напрасно мы оставили ее на свободе.

— За ней установлено наблюдение, — сказал Леденев. — Взять недолго. Но через нее можно выйти на мужа. Да и не думаю я, что Таня к таким делам причастна.

— Все может быть, — согласился с Кордой Василий Пименович. — Но для выводов у нас мало фактов. Оружия в квартире Подпаскова не обнаружили?

— Нет, — ответил Юрий Алексеевич.

— Распорядитесь сделать повторный обыск на его квартире. Смените людей на постах, и всем, кто работал ночью, спать до одиннадцати ноль-ноль. В половине двенадцатого быть у меня. Свободны, товарищи.

Вторая бессонная ночь вконец измотала Таню. Обессиленная, она едва забылась к утру. И конечно, Тане ничего не было известно ни про обыск на «Уральских горах», ни про начавшееся рано утром совещание у полковника Бирюкова, ни про дальнейшую судьбу мужа.

Когда Вера Васильевна поднялась с постели, Таня Яковлева спала, изредка вздрагивая и судорожно всхлипывая во сне. Леденева сочувственно поглядела на нее, покачала головой, вздохнула и направилась в кухню готовить завтрак. Хлопоча у плиты, она думала о муже, который так и не пришел ночевать, о его нелегкой работе. Конечно, хлопотно с таким мужем, и у нее душа не на месте, когда он ночами пропадает на службе, а служба такая, что и нож, и пулю получить можно, и жена не спит: голова раскалывается от недобрых предчувствий и страха за него. И все-таки Вера Васильевна гордилась профессией мужа, ее необычностью.

Она услыхала шаги за спиной, повернулась и в дверях кухни увидела Таню.

— Далеко ли собралась, Танюша?

Она видела, что Татьяна Андреевна одета и причесана. Лицо ее, бледное, осунувшееся, было спокойным.

— Хочу пройтись, — сказала она. — Душно мне… Сердце как-то жмет.

Вера Васильевна подумала, что и в самом деле не мешает Тане проветриться, кивнула головой:

— Пройдись, милая, развеешься малость… Только ненадолго. Скоро будет готов завтрак, кофе хоть выпьешь. Нельзя же вот так, впроголодь, третий день! Может быть, и Юрий Алексеевич к завтраку подойдет, новости какие будут…

Но Вера Васильевна ошиблась. Напрасно в то утро ждала она к завтраку и мужа, и Таню.

Получив приказание спать до одиннадцати, майор Леденев вышел из управления. Он отказался от машины, решив добраться до дома пешком, чтоб на свежем воздухе не спеша обдумать все случившееся за последние два дня. Не торопясь, шел он по улицам Поморска. Вспоминая Яковлева, Таню, обдумывая жизнь старпома «Уральских гор» на Кольском полуострове до капитанства на рудовозе, последнем перед «Уральскими горами» судне Яковлева, знал все, казалось бы, вехи на жизненном пути этого человека. И никак не мог поверить, что у какой-то из этих вех поморский сын вдруг свернул на путь предательства и измены. Эмоции, конечно, к разряду доказательств не причисляются, но весь облик этого человека не совпадал с представлением о подонке, предающем Родину. К сожалению, факты говорили обратное. И если не будет доказано, что убийство Подпаскова совершено из-за чувства ревности, остается один вывод: Яковлев — убийца своего сообщника, вражеского агента по кличке Бен… И чтоб как можно скорее узнать это, нужен сам Яковлев.

Юрий Алексеевич почувствовал, как першит в пересохшем горле — ночь не спал и вторая пачка сигарет на исходе, — остановился, чтоб прикинуть, где ближайшая торговая палатка. До нее оказалось меньше квартала. Быстрыми шагами Леденев подошел к палатке и встал в очередь ранних посетителей. Стоять пришлось минут пятнадцать, тяжелых пятнадцать минут, когда видишь, как отходят от стойки счастливцы с пенящимися кружками и, едва добравшись до круглых высоких столов, погружают губы в янтарную жидкость. Наконец и Юрий Алексеевич вышел из очереди с кружкой в руках. Он, не отрываясь, залпом выпил несколько глотков, опустил кружку и огляделся. За спиной Юрия Алексеевича спросили:

— Не помешаю?

Он ответил: «Пожалуйста», и рядом с его кружкой встали еще две. Затем показался и их хозяин. Леденев мельком взглянул на него и мысленно ахнул: это был Валерий Николаевич Яковлев.

Поначалу Леденев усомнился. И встреча была уж очень неожиданной: его ищут но всем вокзалам, а он спокойно пьет пиво в центре города. Внешность Яковлева несколько изменилась: щеки и подбородок обросли щетиной, лицо осунулось, под глазами черные круги, а на голове вместо неизменной флотской фуражки с большим козырьком «гамбургского» покроя была мохнатая кепка. Яковлев Леденева не узнал. Юрий Алексеевич стоял спиной к окнам, да старпом и не глядел на него.

«Вот так встреча! — подумал Леденев, спрятав лицо за кружкой с пивом. — Его надо брать. Но вдруг он вооружен? Затевать стрельбу здесь, в зале, набитом людьми? Нет, так не годится… Но что делать? Пусть пока он выпьет свое пиво».

Когда Яковлев допил свою вторую кружку, он осторожно поставил ее на стол и с высоты своего роста оглядел собравшихся в зале людей. Потом перевел взгляд на пустые кружки, вздохнул, поднял глаза и встретился с внимательно следящими за ним глазами майора.

Леденев напрягся. Несколько секунд старпом с каким-то неуловимым сожалением смотрел ему прямо в глаза, затем отвел их, рослая фигура его поникла и вроде бы разом усохла, что ли…

— Здравствуйте, Валерий Николаевич, — спокойно сказал Леденев. — Вы, оказывается, любитель пива…

Яковлев не ответил и лишь махнул рукой, но Леденев ждал от него первых слов, ему было очень важно это — услышать первые слова. Пауза затягивалась. Наконец Яковлев выпрямился, легонько оттолкнулся от столика и сказал:

— Ладно… Спасибо, что дали выпить пива. Куда надо следовать? Я готов.

Татьяна Андреевна медленно брела по улицам Поморска. Она шла опустив голову, но ничего не видела под ногами. А ноги как-то сами привели Таню Яковлеву к зданию, в котором работал Юрий Алексеевич Леденев. Она не могла бы объяснить, зачем пришла сюда.

Растерянно оглядываясь, Таня стояла на тротуаре, когда вдруг увидела двух мужчин, подходивших к большим металлическим воротам, закрывавшим вход в арку в середине здания. Глаза Тани расширились: она узнала в одном из них своего мужа. На шаг позади шел Юрий Алексеевич Леденев. Таня попыталась крикнуть, побежать через улицу. Но неведомые силы приковали ее к месту, и она видела, как те двое подошли к железным воротам. Юрий Алексеевич нажал кнопку, распахнулась калитка. Леденев жестом пригласил Яковлева войти. Старпом нерешительно шагнул за ворота, Юрий Алексеевич вошел следом, и калитка захлопнулась.

К Юрию Алексеевичу подошел дежурный офицер и передал приказание полковника Бирюкова срочно прибыть к нему.

— Прямо сейчас? — спросил Леденев.

В приемной полковника дежурный офицер предложил Юрию Алексеевичу пройти в кабинет, а арестованного с конвоирами поместил в комнату, примыкавшую к приемной.

Бирюков разговаривал с человеком средних лет. Едва Леденев показался в дверях, полковник поднялся со стула и направился к нему:

— Входи-входи, Юрий Алексеевич! Вот представляю тебе директора судового ресторана. Товарищ Митрохин, Демьян Кириллович. Работает товарищ Митрохин на теплоходе «Уральские горы».

Бирюков выглядел бодрым, посвежевшим, говорил веселым тоном.

— Когда вы были последний раз в отпуске, Демьян Кириллович? — спросил полковник.

Директор ресторана удивленно заморгал глазами.

— С полгода назад, — ответил он.

— Полгода, — повторил Бирюков. — Что ж, придется вам еще разок отдохнуть… Ну вот что, Демьян Кириллович, поскучайте еще часок.

Директор судового ресторана кивнул.

Василий Пименович позвонил.

— Проводите товарища Митрохина, — сказал он дежурному офицеру, — устройте так, чтоб он отдохнул часок-другой. Вы еще понадобитесь мне, Демьян Кириллович, но немного позднее…

Директор ресторана и сопровождающий его офицер вышли. Бирюков подошел к столу и придвинул к Леденеву пачку «Любительских»!

— Закуривай, майор…

— Спасибо, я — сигареты…

— В девять утра появился здесь товарищ Юков, капитан теплохода «Уральские горы», — начал Бирюков. — Просил принять его по важному делу. Ну, поговорили мы с капитаном, интересный он человек…

— А как же приказание спать до одиннадцати, Василий Пименович? — улыбаясь спросил Леденев.

— Так это приказание для вас, — сказал Бирюков, — которое, кстати сказать, ты, дорогой майор, нарушил. Ведь не спал, признавайся?

— Не спал… А лег бы, так и Яковлева в вашей приемной сейчас не было бы.

— Гм… допустим… Этот самый капитан Юков, узнав, какой переполох устроил Корда на его корабле ночью, тотчас же примчался ко мне.

Василий Пименович замолчал, брезгливо оглядел дымящуюся папиросу, сунул в пепельницу и тщательно загасил окурок.

— Ну и гадость, — сказал он,— накурился так, что уже язык щиплет. Бросать надо, майор.

— Надо, — согласился Леденев.

— Так вот, — продолжал полковник. — Приходит, значит, этот самый Юков, Игорем Александровичем его зовут, и заявляет, что имеет намерение сообщить вам важные сведения. Я насторожился и, признаться, почувствовал легкое разочарование. Думаю, выложит он мне сейчас все, над чем мы ломаем голову, ведь с «Уральских гор» капитан, и завершится операция «Шведская спичка». Шучу, конечно, но нечто подобное в голову мне приходило… И вот капитан рассказывает, что явился к нему второй штурман Нечевин и доложил о странном поведении директора судового ресторана. На стоянке в Скагене Митрохин поздно пришел с берега, пытался задобрить штурмана Нечевина, просил, чтоб он не докладывал об опоздании по начальству. Затем Нечевин видел в ресторане «Дары моря», как Митрохин передал неизвестному подозрительному человеку таинственный пакет. Словом, штурман взял на себя роль частного детектива и принялся выслеживать директора ресторана. Собрав, по его мнению, достаточный материал, Нечевин доложил обо всем капитану. Тот выслушал и обещал довести его подозрения до сведения соответствующих инстанций. И вот сегодня утром, узнав про обыск на теплоходе «Уральские горы», капитан тут же отправился к нам… «Может быть, здесь ничего нет, но согласитесь, что я должен был немедленно сообщить вам о подозрениях моего штурмана». Я, конечно, поблагодарил его, попросил никому ни слова не говорить, и Юков ушел.

— И вы послали за директором судового ресторана? — сказал Леденев.

— Точно. Меня заинтересовал пакет, только пакет, ибо все остальное о Митрохине я знал сам. Демьян Кириллович — наш старый работник. Сейчас он на пенсия за выслугу лет, да и со здоровьем у него неважно: в сорок шестом году Митрохина расстреливали бандеровцы. Всадили в грудь очередь из автомата, а он, видишь, живет до сих пор… И тут случилось так, что товарищи из другого отдела вышли на кока с одного из судов нашего пароходства. Подозревали его в махинациях с иностранной валютой. Демьяна Кирилловича и попросили помочь, потолковать по-свойски с парнем. Помоги, мол, Митрохин, по старой памяти. Тогда он и опоздал в Скагене на судно. И в ресторане с тем же коком сидел. А про пакет я не знал. Вот и пригласил Митрохина. Да и из-за тебя тоже.

— Из-за меня?

— Ну да. В пакете знаешь что было?

— Валюта, документы?

— Век не угадать. Билеты…

— Лотерейные?

— Экзаменационные. Они оба, и тот, кого мы подозревали, кстати подозрения с него уже все сняты, и Митрохин, учатся заочно в Институте народного хозяйства, на товароведов, что ли… А для заочников, сам знаешь, что такое билеты. Как-то они их раздобыли и стали оделять друг друга. Этот штурманец с теплохода «Уральские горы» вытащил пустышку, все осталось по-прежнему, но, видимо, наблюдательный, глазастый парнишка. Да… Что ж, теперь у нас есть Яковлев. Это уже много. Его доставили?

— Здесь он, Василий Пименович, — ответил Леденев.

Когда за Яковлевым и майором Леденевым захлопнулась вырезанная в глухих железных воротах дверь, Таня очнулась от оцепенения, и первым порывом ее было рвануться вслед за Валерием Николаевичем, стучать в эту дверь, требовать, чтоб ей разрешили увидеться с мужем. И женщина пересекла улицу. Но, едва оказалась перед металлической дверью, решимость покинула ее. Таня остановилась и попыталась заставить себя поднять руку и коснуться кнопки звонка.

Прошла минута-другая, а Таня продолжала стоять у ворот. Наконец она решила дождаться Леденева — ведь это он привел сюда ее мужа. Да, самое верное дело — дождаться Леденева.

Истек первый час ожидания, начался второй, а Леденева все не было… Таня ходила от угла до угла, нервно оглядываясь. А Юрий Алексеевич и Яковлев тем временем в сопровождении конвоиров уже прошли в здание управления, которое сообщается со следственной тюрьмой внутренним ходом.

Через два часа бесцельного ожидания Таня вдруг увидела знакомую. Она почему-то решила, что весь город уже знает о преступлении ее мужа, к которому причастна и она сама, и ей захотелось поскорее уйти, чтоб не встречаться со знакомой, да еще здесь, у этих ворот.

Быстрыми шагами она направилась прочь. Домой идти было страшно — с ума можно сойти в четырех стенах, — беспокоить Веру Васильевну снова, да и как общаться с женой человека, арестовавшего мужа и, наверно, ведущего теперь следствие по его делу!

Таня поравнялась с входом в парк и свернула туда в надежде, что уж здесь ей не грозит встреча с кем-либо из знакомых. Но не успела пройти и сотни шагов, как ее окликнули:

— Таня! Танечка!

Она повернулась и увидела доктора Еремина.

— Здравствуйте, Танечка, — сказал он. — Далеко ли направились? — Таня промолчала. Еремин внимательно поглядел на нее и осторожно взял за локоть: — Что это с вами? Вы больны? Так почему же разгуливаете? И как это только Валерий Николаевич выпустил вас из дому?

Едва Еремин упомянул имя мужа, Таня судорожно вздохнула и вдруг зарыдала, припав головой к плечу Василия Тимофеевича. Еремин растерялся.

— Что вы, что вы, Танечка… Успокойтесь, — заговорил он, пытаясь отвести ее в сторону и усадить на скамейку. — Сядьте вот тут, успокойтесь, возьмите себя в руки, нельзя же так… Что случилось? Расскажите… Может быть, я смогу вам помочь.

Всхлипывая, прерывающимся голосом Таня поведала Василию Тимофеевичу о событиях последних дней. Рассказала и о встрече, которая произошла сегодня утром.

— Так-так! — сказал Еремин, выслушав Танину исповедь. — Значит, Валерия Николаевича арестовали… Это плохо. Арест означает, что его считают виновным в смерти диспетчера.

— Да ведь у нас-то и не было ничего с Подпасковым! — вскричала Таня.

— А разве я вам не верю? — с горечью сказал Еремин. — Я давно знаю Валерия Николаевича, кристальной честности человек, умница, выдержанный и тактичный, настоящий интеллигент, одним словом… Нет, здесь, Таня, что-то не так. Вам сообщили об аресте мужа?

— Нет, ведь я же не была дома…

— Тогда отправляйтесь домой и ждите от меня вестей. Никуда не выходите. А я отправлюсь в порт, в пароходство, если надо — обращусь в прокуратуру. Необходимо, наверное, подумать и про адвоката. Возьмите себя в руки, Таня, будьте мужественны. Я уверен, что это недоразумение.

Допрос подозреваемого в убийстве старшего помощника капитана теплохода «Уральские горы» Валерия Николаевича Яковлева начался, как обычно, с вопросов, касающихся его личности. Яковлев спокойно отвечал, иногда поглядывал на записывающего ответы Леденена, сидевшего в стороне. Вопросы задавал Бирюков. Яковлев сидел лицом к нему, но смотрел куда-то мимо, сквозь стены, не встречаясь с полковником глазами.

— Вам известно, что вы подозреваетесь в убийстве диспетчера Подпаскова? — спросил Василий Пименович.

— Да, — сказал Яковлев, — диспетчера Подпаскова убил я.

Яковлев по-прежнему смотрел куда-то за спину полковника Бирюкова и казался спокойным. Василий Пименович рисовал фигурки на листе бумаги, а Леденев не торопясь раскрывал новую пачку сигарет, поддевая ногтем красный целлофановый хвостик. Хвостик не поддавался, ноготь майора скользил по пачке, и Юрий Алексеевич начал тихо злиться. Полковник Бирюков вздохнул, выпрямился, перевернул испещренный рисунками лист бумаги чистой стороной и спросил:

— Вы отдаете себе отчет, Яковлев, в том, что сказали нам?

— Отдаю.

— Что ж… Тогда расскажите, как все это произошло.

По словам Валерия Николаевича, выходило, что все произошло случайно и неожиданно для него самого. Он никогда не проявлял явной ревности к своей жене, но в глубине души, как, наверное, и многие мужчины, а особенно те из них, которые часто и подолгу отлучаются из дому, допускал некоторые сомнения…

— Все-таки я старше ее на десять лет, — сказал Яковлев. — И характеры у нас разные. Таня любит шумные компании, общество, как она говорит, а мне предпочтительнее домашний уют, тишина, возможность побыть с Таней. Извините, я, наверное, не то говорю…

— Продолжайте, продолжайте, — сказал Бирюков.

— Словом, я бывал с ней там, где мне не по себе… Иногда мне не нравилось, когда какой-нибудь хлюст был чересчур внимателен к жене, но неудовольствия своего я не высказывал. Не хотел выглядеть старым ревнивцем… Но видимо, какой-то червячок внутри существовал. Да… Можно мне закурить? — Яковлев затянулся дымом, с минуту молчал, затем продолжал снова: — Все началось с записки. Я вошел к себе в каюту и увидел на письменном столе листок. Печатными буквами там было написано: «Яковлев! Ты — рогатый козел! Твоя жена — шлюха…» Ну и дальше в том же духе. Что она с диспетчером Подпасковым в его квартире…

— Где эта записка? — спросил Леденев.

— Тогда, в каюте, я сунул ее в карман… Потом, после всего этого, вспомнил о ней, обшарил все карманы, но не нашел. Вероятно, обронил где-то…

— Жаль, Яковлев, жаль, — сказал полковник. — Эта записка сейчас была бы как нельзя кстати.

— Какое это имеет значение? — возразил старпом. — Разве я отрицаю свою вину?

— Так-то оно так… Но продолжайте.

— Прочитав записку, я потерял самообладание, будто шарахнули чем по голове.

— И вы ни на миг не усомнились в истинности сообщенного вам? — спросил Леденев.

Яковлев опустил голову:

— Я понимаю ваш вопрос… Потом… Уже после случившегося, когда остыл маленько, тогда думал… Думал, что могли ведь и наплести на Таню…

Старпом поднял голову и посмотрел на Юрия Алексеевича, затем перевел взгляд на Бирюкова.

— Но ведь я видел, как она распивала шампанское с этим типом! — выкрикнул он.

— Успокойтесь! — сказал полковник Бирюков. — Продолжайте рассказ и старайтесь не пропустить подробностей.

— Ну, я, значит, выбежал на причал и направился к проходной, чтобы их… проверить…

— Вы знали, где живет Подпасков?

— В позапрошлый приход я поздно уходил с судна, уже после часу ночи. В диспетчерской порта мне дали дежурную машину и попросили заехать к Подпаскову, чтобы передать записку. Я знал, где он живет…

— А до этого вы были знакомы?

— Конечно. Он закреплен за нашим судном и по приходе «Уральских гор» всегда бывает на борту.

— Какие у вас были отношения с диспетчером Подпасковым? — спросил Юрий Алексеевич.

— Нормальные отношения. Дело он знал.

— Хорошо. Значит, вы отправились к нему на квартиру, — уточнил Василий Пименович. — В котором часу это было?

— Около восемнадцати часов. У проходной я схватил такси и поехал прямо туда…

— У вас были какие-то определенные намерения?

— Не знаю… Кажется, нет. Мне надо было самому во всем убедиться… Я поднялся по лестнице. Рванул дверь, но она была заперта. Позвонил. Открыл Подпасков. Мне показалось, что он удивился моему появлению, но отступил в сторону, приглашая войти.

— Удивился или испугался? — задал вопрос Василий Пименович.

— Нет, испуганным я бы его не назвал. Потом я задумывался над этим, и меня смущала его готовность, с которой он приглашал меня войти.

— Вы хотите сказать, что застигнутые врасплох любовники так себя не ведут? — спросил Леденев.

— Да, именно это я хотел сказать… В комнате Подпаскова я увидел Таню. Она держала в руках бокал. На столе стояла открытая бутылка шампанского и второй бокал. Увидев меня, Таня побледнела… Я велел ей тотчас уходить. И она вышла. Мы остались с Подпасковым вдвоем. Я хотел показать ему записку и потребовать объяснений. Но он меня опередил. Он сказал… Лучше б ему не произносить этих слов…

Яковлев замолчал и потянулся за сигаретой. Василий Пименович и Леденев ждали, когда он закурит.

— И что он оказал?

— Он сказал мне: «Что ты бегаешь, чиф, за своей бабой, как ошпаренный пес? Это такая порода: захочет, так у тебя на глазах отдастся кому угодно… Садись, выпьем лучше».

Старпом глубоко затянулся, потом еще и еще… Тщательно загасил в пепельнице сигарету.

— Если б он не сказал этого, возможно, все бы обошлось. Но от этих слов разум мой снова помутился. Я ударил Подпаскова…

— Чем ударили?

Яковлев удивленно глянул на Бирюкова:

— Как «чем»? Кулаком. — Он сжал пальцы правой руки в кулак. — Вот этим, — сказал старпом.

Бирюков и майор переглянулись.

— Да-а, — протянул полковник. — И что же вы, хотите всерьез уверить нас, что отправили Подпаскова на тот свет кулаком? Кулак, правда, у вас приличный…

— Нет, конечно! — ответил Яковлев. — Кулаком, наверное, не убьешь. Но двинул я его крепко, и он, по-моему, упал. Ну и мог удариться головой обо что-нибудь. Поверьте, я не хотел убивать.

— А может быть, это и не вы убили? — спросил Василий Пименович.

Поначалу Леденев подумал, что Бирюков задал не тот вопрос, но затем решил, что психологически такой поворот в допросе будет верным.

— А кто же еще мог убить? — удивился Яковлев, и Юрий Алексеевич отметил, что удивление старпома было искренним.

«Или очень профессионально играет», — подумал он, преодолевая то внутреннее сопротивление, которое приходило, когда он думал о Яковлеве как об убийце.

— Что вы делали потом? — спросил он старпома.

— Я выбежал из квартиры… Почему-то мне противно было от мысли оказаться дома, требовать объяснений у жены… Я бродил по городу, дважды подходил к своему дому, но войти не решился. Затем купил водки и отправился на такси в поселок Гремячий Ручей. Там работает на барже шкипером мой родственник из нашей деревни. Баржа у него была на отстое, а сам он на борту. Там мы напились… Утром стали опохмеляться, — словом, пьянка началась по новой… Мне показалось, что жизнь кончилась, я снова и снова вспоминал содержание записки, и перед глазами моими вставала жена с бокалом шампанского в руках. А к вечеру приехал баржевой матрос из Поморска. Он и рассказал об убийстве Подпаскова… Я перестал пить и рано утром первым автобусом поехал в город. Сразу хотел идти в милицию и обо всем рассказать, но после выпитого мучила жажда. Решил выпить пива. В последний, так сказать, раз…

Яковлев замолчал, потянулся было к сигарете, но спохватился, отдернул руку и вопросительно посмотрел на Бирюкова.

— Курите, курите! — сказал полковник. — Что вы еще можете добавить к своему рассказу?

— Больше ничего.

— Хорошо. А теперь мы зададим вам несколько вопросов. Давайте вы, Юрий Алексеевич.

— Кто-нибудь, кроме вас, знает о том, что вы получили записку?

— Нет, я никому не говорил. Сами понимаете, что такой информацией не делятся…

— Понимаю, а шкиперу, вашему родичу, вы говорили о случившемся?

— Нет.

— А как вы объяснили ему неожиданный визит и пиршество?

— Ну… Как вам сказать… У моряков не принято доискиваться до причин, по которым их товарищ решил «дать газ» — загулять, значит… Сказал, что пришел с рейса, давно не видел земляков, решил навестить… Этого ему было достаточно.

— Понятно, — оказал Бирюков. — А теперь посмотрите сюда. Ваши гантели?

— Да, — растерянно сказал Яковлев. — Это мои гантели. Я держу их в каюте, чтоб иногда размяться.

— Посмотрите внимательно, Валерий Николаевич. Гантели эти кустарного производства, но и такие изделия могут быть похожими одно на другое.

— Да нет же, это мои гантели, — сказал старпом. — Вот здесь, видите, две каверны рядом и царапина на другой. Я хорошо знаю свои вещи.

— Это похвально — знать свои вещи… Ваше утверждение запротоколировано… Дело в том, что одной из этих гантелей был убит диспетчер Подпасков.

— Как?! — вскричал Яковлев. — Но я…

— Вот именно вы… Вы могли использовать один из этих снарядов в качестве орудия убийства. Видите, как легко отвинчиваются шары с рукоятки! Один такой шар вместе с рукояткой был обнаружен за дверью черного хода у котельной. На шаре нашли следы волос и кожи. Да и форма травмы на голове Подпаскова соответствует форме и размерам шара на гантели. Второй шар, свинченный за ненадобностью, сегодня ночью был найден во время обыска в вашей каюте. Там же была и другая гантелина. Члены экипажа признали это вашей собственностью, как только что признали и вы сами…

— Так, — глухо произнес старпом. — Но как… Как могло попасть туда?…

— Мы и пытаемся выяснить, — продолжал Бирюков. — Подпасков убит гантелью — в этом сомнений у нас нет. Но кто ее принес? Если не вы, следовательно, и обвинять в убийстве вас нельзя. При всем уважении к вашему крепкому телосложению я не могу согласиться, чтоб с помощью кулака можно было бы отправить к праотцам такого здоровяка, каким был диспетчер.

— Так что же произошло? — сдавленным голосом спросил Яковлев.

— Пока не знаю, — сказал Бирюков. — Значит, если не вы принесли гантель, вы — не убийца. А если убили вы, то вашему искреннему признанию, которое вы сделали нам сегодня — грош цена. Вы далеко не мальчик и, конечно, понимаете, что одно дело убить так, как, судя по вашему рассказу, это сделали вы, а убийство с заранее обдуманным намерением — совсем другое дело. Вот, послушайте. — Василий Пименович раскрыл небольшую книгу, лежащую у него с левой стороны стола, под рукой. — «Умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, — прочитал он, — наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет со ссылкой или без таковой или смертной казнью». Ну, пока отягчающих обстоятельств в вашем деле не усматривается. А теперь, посмотрите, как оценивается уголовным законодательством ваш рассказ. «Умышленное убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего душевного волнения, вызванного насилием или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего… — наказывается лишением свободы на срок до пяти лет или исправительными работами на срок до одного года». Видите, как разнятся правовые нормы?

— Вижу, — сказал Яковлев. — Только зачем все это? Я признал свою вину… Чего же еще?

— Весь вопрос в том: какую вину? Надо выяснить: как гантели разделились между вашей каютой и домом убитого? Пока на этот вопрос вы не ответили, да и у нас нет объяснения. И записочку потеряли… Неудачно все складывается. У вас больше ничего нет, Юрий Алексеевич, к Яковлеву? Тогда отправьте подозреваемого. Яковлев, подумайте обо всем в одиночестве, может быть, вам придут на ум какие-то мелочи, которые вы упустили. Подумайте. Если вспомните что-то новое, требуйте у надзирателя свидания со мной.

Некоторое время Леденев и полковник молчали. Затем Василий Пименович подошел к окну и принялся что-то выстукивать по стеклу.

— Что скажешь? — спросил он наконец, резко поворачиваясь к Юрию Алексеевичу.

— А что сказать?… И так можно прикидывать и эдак. Я со вчерашнего вечера, как узнал от его жены обо всем, да еще после обыска на судне особенно, прикидываю Яковлева на роль Волка. Не ложится он на эту роль, ну никак не ложится, Василий Пименович!

— Эмоции, дорогой майор… А факты?

— Факты, конечно, упрямая вещь. Пока они свидетельствуют против него. Гантели… И эти страницы из «Правил» в тайнике… Какая-то связь между Яковлевым и убитым Беном, конечно, есть. Но какая?

— Это нам и надлежит выяснить. Какие у тебя соображения в целом, Юрий Алексеевич?

— Мне представляется сложившееся положение таковым. Разберем два варианта. Первый: Яковлев — человек Мороза, может быть, и не тот Волк, о котором Мороз радировал Биллу, но из той же компании. Что получается в этом случае? У Мороза вышел из игры помощник. Передача материалов завершенной ими операции «Сорок четыре» затрудняется, если не срывается вовсе. Мороз попытается проинформировать об этом Билла. Значит, следует ждать выхода резидента на связь. Возможно, на теплоходе «Уральские горы» есть и другие сообщники Мороза.

— А если Яковлев не причастен к этой компании? — спросил Василий Пименович.

— Тогда его арест успокоит Мороза, и материалы поедут в Скаген на «Уральских горах». Я думаю, что Мороз, узнав об аресте Яковлева в связи с убийством Подпаскова, решит, что мы клюнули на живца. Надо быть начеку, опять-таки все внимание «Уральским горам». Если Волк там, то туда не замедлит явиться и Мороз, хотя они могут встречаться и не на судне.

— А что будем делать с Яковлевым?

— Искать факты, которые бы прояснили его участие во всей этой истории. Ведь это мы обвиняем его в убийстве с заранее возникшим намерением, значит, и обязанность искать доказательства его виновности возлагается на нас. Подозрения по поводу его участия в группе Мороза ведь не снимаются…

— Конечно, — сказал полковник. — Все это на нем остается. Прикажите, Юрий Алексеевич, еще раз тщательно обследовать одежду Яковлева. Пусть вообще заменят ее на казенное платье. Если он — Волк, не исключена попытка уйти от нас, как это сделал Эрнст Форлендер.

— Будет исполнено, товарищ полковник.

— Теперь по поводу ваших размышлений. В принципе я согласен со всем. Конечно, главное сейчас — «Уральские горы». Все внимание переключаем туда. Рейс мы, разумеется, не задержим. Я свяжусь с пароходством и условлюсь, чтоб безо всякого шума дали на теплоход «Уральские горы» нового старпома из резерва. А Митрохина, Юрий Алексеевич, заменишь ты…

— Я?! — удивился Леденев.

— Да, ты. Потому я и задержал Демьяна Кирилловича Митрохина, чтоб вы при моем участии договорились о передаче дел в ресторане. Для Митрохина мы организуем отпуск по семейным обстоятельствам и отправим из города на две недели. Он тебе передаст все полномочия: ключи, людей, а также расскажет о производственных деталях, особенностях своей работы — прямо здесь. С береговым руководством Митрохина я уже договорился, так что все будет в порядке…

— Боязно, — сказал Леденев, — за такое дело никогда не брался. А вдруг под растрату попаду?

Бирюков рассмеялся.

— Эх, ты! — сказал он, продолжая улыбаться. — Растраты испугался… Ведь директор прямого выхода к материальным ценностям не имеет, только через буфет и заведующего производством, из рук которых продукты идут к пассажирам. Разве сие тебе не известно?

— Известно, конечно, а все же…

— Судят тех, кто махинации затевает, — сказал Василий Пименович. — А у тебя просто времени на махинации не хватит, на один ведь рейс идешь… Ну ладно, шутки долой, давай о деле… На судне будьте осторожны, — уже официальным тоном продолжал Бирюков. — Если мы и допустим, что Волк — старпом Яковлев, то нет гарантии, что его подручные не остались на судне. Вы попытаетесь привлечь кого-то для оказания вам помощи, а окажетесь в объятиях кого-нибудь из той банды.

— Это мне понятно, — сказал Леденев. — Когда отправиться на судно?

— Завтра с утра. Сегодня — беседа-инструктаж с Митрохиным, затем домой — отдыхать… В восемь часов я жду вас, Юрий Алексеевич, у себя. Будет большой разговор по вашей работе в рейсе и, если понадобится, в Скагене. Да! Кстати, где-то там еще со времен войны у меня остался хороший друг. Активный участник Сопротивления, подпольщик, был в отряде коммандос… Попробуйте справиться о нем. Может быть, разыщете… Он вам пригодится.

— Это уже что-то, — отметил Юрий Алексеевич.

— Постой! — воскликнул Бирюков. — Да ведь ты его должен знать! Помнишь высадку в районе Тромсё?

— Зимнюю? — спросил Леденев.

— Ну да. Когда нас окружили егеря, и если б мы не сумели выйти к берегу моря, то нам была бы крышка…

— А ведь я не был тогда с вами, — сказал Юрий Алексеевич. — В госпитале лежал…

— Верно говоришь, — разочарованным тоном произнес полковник. — Тогда ты его не можешь знать. Он ведь как раз и вывел отряд к морю. Кажется, сейчас он работает в Скагенском порту лоцманом. Его зовут Лейв Эйриксон…