"Продавец “мини” и “макси” (The Sewing Machine Man)" - читать интересную книгу автора (Морган Стенли)

Глава шестая

В понедельник я разнервничался, ещё не проснувшись. Однако, войдя в “Райтбай” и увидев знакомую физиономию Джима Стэнфорда, я сразу почувствовал себя увереннее.

– Добро пожаловать в наш клуб, – весело сказал он. – Сейчас нас потащат в “залзан” – зал занудства, – где О’Нил в трехмиллионный раз расскажет, как он в молодости продавал по пятнадцать тысяч машинок в неделю. Каждый понедельник нас потчуют этой белибердой.

Он распахнул дверь по соседству с кабинетом Сэндса, и мы вошли. В просторной комнате в два ряда стояли складные металлические стулья, а у дальней стены на небольшой деревянной платформе торчал стол. В комнате я насчитал дюжину продавцов, которые оживленно переговаривались и дымили, как паровоз, отходящий от станции “Лайм-стрит”. За столом сидели Аллен Дрейпер и О’Нил.

Джим Стэнфорд представил меня продавцам, которые мне сразу понравились. Затем Дрейпер громко провозгласил:

– Доброе утро, джентльмены. Прошу вас, рассаживайтесь.

Дождавшись, пока все усядутся, он обвел аудиторию отеческим взглядом и сказал:

– Во-первых, я рад поприветствовать нового члена нашего славного сообщества, мистера Рассела Тобина. Встаньте, пожалуйста, Расс!

Я встал, поклонился под шквал аплодисментов, потом снова сел.

– Для мистера Тобина хочу пояснить, что каждый понедельник начинается для нас с общего собрания, на котором мы впрыскиваем друг другу эликсир бодрости – получаем психологическую инъекцию на всю неделю. Итак, – он заглянул в бумажку, – прошлую неделю можно считать вполне успешной. Трое из вас продали больше десяти машинок, а все остальные – больше пяти. Не самая лучшая неделя, но весьма приличная. Теперь, принимая во внимание, что здесь с нами Расс, мне кажется, что самое время разыграть перед его глазами сцену продажи, в которой мистер О’Нил будет играть роль сварливой домохозяйки, а один из вас попробует продать ему швейную машинку. Джим Стэнфорд, попрошу вас.

Джим тихонько выругался, потом улыбнулся и сказал:

– Хорошо, Аллен.

Он поднялся на платформу и постучал по столу, делая вид, что это входная дверь.

– Доброе утро, мэм. Моя фамилия Стэнфорд. Я из компании “Швейные машинки Райтбая”. Мы получили ваш купон с просьбой продемонстрировать вам знаменитую модель “Райтбай-мини” и я вам её привез.

– А, да, – ворчливо произнес О’Нил. – Заходите. Можете поставить её на этот кофейный столик.

– Если не возражаете, мэм, я бы предпочел вот этот обеденный стол.

– Это ещё зачем? – взвился О’Нил. – Кофейный столик достаточно велик для нее.

Джим покачал головой.

– Не совсем, мэм. Сейчас вы сами попробуете эту машинку в деле и, я уверен, вам будет удобнее иметь больше простора для локтей.

– Ну, ладно, – проворчал О’Нил.

На этом месте Аллен Дрейпер прервал их.

– Обратите внимание, Расс, – сказал он. – Это очень важно. Старайтесь сразу отвоевать побольше места. Сейчас сами увидите, зачем это нужно.

Он кивнул Джиму Стэнфорду, который принялся распаковывать машинку. Сняв крышку, он стал подключать машинку к сети и как бы невзначай спросил:

– У вас есть дети, мэм?

– О, да, один мальчик. Жуткий непоседа.

– И у вас есть собственная швейная машинка?

– Да, – кивнул О’Нил. – Старая развалюха с педалью. Осталась мне от матери.

– Прекрасно, – улыбнулся Стэнфорд. – Ну, вот, миссис О’Нил. Полюбуйтесь на эту красавицу, рекламу которой вы видели…

О’Нил наморщил нос.

– Чего-то маловата.

– “Райтбай-мини” это портативная модель, мэм. Она отличается особой компактностью. Ее главное преимущество – необычайная легкость.

О’Нил снова наморщился.

– Хорошо. Что дальше? – буркнул он.

– Во-первых, как видите, машинка очень элегантно упакована, и нести её не только удобно, но и приятно. Кроме того, у неё установлен новейший мотор с подсветкой, а вот здесь – ножной привод последней модели. Это рычажок включения, а это – швейная лапка. Теперь я возьму вот этот кусочек ткани и продемонстрирую, как она шьет. Сами видите – машинка поразительно проста в обращении.

Джим Стэнфорд лихо прострочил кусок ткани в нескольких направлениях, потом передал его О’Нилу, который притворился, будто внимательно разглядывает стежки.

– Видите! – сказал Стэнфорд. – Какая замечательная работа за столь низкую цену. Как вы знаете, мэм, плата составляет всего четыре фунта девятнадцать шиллингов и шесть пенсов. Могу я поинтересоваться, как вы будете платить – наличными или чеком?

– Э-ээ, чеком, – сказал О’Нил. – Но…

– Прекрасно, – перебил Стэнфорд. – Сейчас я выпишу вам квитанцию…

– Отлично! – снова вмешался Дрейпер. – Молодец, Джим. Видите, Расс, Джим был предельно любезен, но неуступчив. Ему всякий раз удавалось настоять на своем. Он ни на секунду не выпускал нить управления из своих рук. Он добился того, что ему представили большой стол, а заодно мимоходом выяснил, имеется ли у хозяйки семья, а также другая швейная машинка. Все это, как вы увидите в дальнейшем, очень важно. Наконец, он совершенно естественным образом перешел к вопросу об оплате и добился того, что миссис О’Нил сама предложила, что заплатит чеком.

Он повернулся к Джиму Стэнфорду.

– Хорошо, Джим. Вы продали машинку. Теперь продолжайте.

Стэнфорд вручил миссис О’Нил воображаемую квитанцию и произнес:

– Большое спасибо за покупку, миссис О’Нил. Уверен, что вы будете очень довольны… А, кстати, вы не слышали вчера вечером нашу рекламу по радио?

О’Нил с брезгливым видом покачал головой.

– Нет, я никогда не слушаю этот вздор.

Стэнфорд расхохотался.

– Полностью с вами согласен – там и в самом деле много вздора, однако наше “исключительное предложение” более чем серьезно. Одну минутку, вас это очень заинтересует…

Аллен Дрейпер вновь прервал его.

– Сейчас, Расс, Джим сбегает к автомобилю и принесет модель “макси”. Он поставит её бок о бок с портативной машинкой, которую только что приобрела миссис О’Нил. Теперь понимаете, почему он так настаивал на большом столе?

Стэнфорд установил роскошную “макси” рядом с “мини” и разница тут же бросилась в глаза. Принцесса и Золушка.

– О, Боже! – миссис О’Нил всплеснула руками. – Какая прелесть! Но мне такую, конечно, и за миллион лет не купить.

Стэнфорд напустил на себя озадаченный вид.

– Но вам такая и не нужна, мэм. Вы ведь купили вот эту.

Он приподнял “мини” и поставил на место, словно жестянку с консервами.

Не стану утомлять вас подробностями того, как Джим Стэнфорд охмурял миссис О’Нил, но делал он это артистично. Продемонстрировал все преимущества “макси”, не забывая всякий раз ненавязчиво лягнуть “мини”, пока миссис О’Нил уже была готова рвать на себе волосы за совершенную глупость. Потом, улучив момент, Джим перешел в наступление. Он заявил, что готов предложить ей приличную сумму за её старую машинку (эту сумму он просто приплюсовал к подлинной цене “макси”, так что в итоге получил старую машинку задаром!), а потом сказал, что месячные выплаты она может делать из пособия на ребенка. И миссис О’Нил заглотала наживку вместе с крючком.

– Блестяще! – заключил Аллен Дрейпер. – Славно сработано, Джим. – Он кинул взгляд на часы. – Что ж, джентльмены, идите, получайте заказы. Удачной продажи! Э-ээ… Расс!

Он спустился с платформы и подошел ко мне.

– Задержитесь, пожалуйста. Я провожу наших ребят, потом вернусь к вам.

Он вышел и на какое-то время я остался один. Вот, значит, в чем будет заключаться моя работа. Мне показалось, что это не очень сложно.

Я вдруг представил, как стучусь в дверь роскошного особняка. Привратник в ливрее с поклонами проводит меня в просторную гостиную и по лестнице спускается сказочная блондинка в прозрачном пеньюаре. Я начинаю показывать ей машинку, но блондинка берет меня за руку и увлекает к кушетке.

– К дьяволу машинки, красавчик, – с придыханием шепчет она. – Я возьму дюжину больших, но сначала я хочу тебя!

– Наличными или чеком? – бормочу я.

– Покажи мне, как работает твой петлеметатель! – заявляет она, сбрасывая пеньюар.

– Итак, Расс, – произнес Дрейпер. – Как вам понравилось?

– Очень впечатляюще, – кивнул я. – Мне не терпится попробовать самому.

– Молодец, – крякнул Дрейпер. – Да, забыл сказать вам самое главное. Никогда не оставляйте “мини” клиенту – это приносит нам убыток. Если не можете продать “макси”, то старайтесь вообще расстроить покупку.

– Понятно.

Он взял меня под руку.

– А теперь мы с вами пройдем в мастерскую, и я познакомлю вас с Чарли Кингли, нашим механиком. – Он вывел меня из комнаты и увлек в коридор. Старайтесь не обращать на него внимания. Чарли – прирожденный нытик. Он жалуется с девяти утра до пяти вечера. Впрочем, вам его терпеть всего одну неделю.

Он толкнул дверь, и мы оказались в мастерской. Чего в ней только не было! Одна стена была целиком уставлена скелетами – так мне показалось швейных машинок. На стеллажах громоздились горы запасных частей. На широченном столе стояли две разобранные “макси”, а рядом с длинной деревянной скамьей склонился хозяин – Чарли Кингсли.

Стоя во весь рост, он достал бы мне почти до подбородка, зато был так худ, что мог без особого труда спрятаться за древко флага. Чарли Кингсли шарил глазами по мастерской с таким видом, будто потерял тысячу фунтов, а взамен нашел шестипенсовик, и без конца сыпал проклятия на головы ни в чем не повинных швейных машинок и их прародителей. При нашем появлении он приподнял голову, мрачно зыркнул глазами и принялся изливать яд на старенький “зингер”.

– Чарли, это мистер Рассел Тобин, наш новый продавец, – сказал Дрейпер.

Чарли метнул на меня подозрительный взгляд, потом поднял с пола “макси” и с необычайной легкостью водрузил её на скамью. Я был почти уверен, что от усилия у него оторвется рука, но не тут-то было.

Дрейпер подмигнул мне и продолжил:

– Мистер Тобин проведет у вас неделю, Чарли, так что покажите ему вашу кухню, хорошо?

Чарли буркнул что-то нечленораздельное и принялся вывинчивать из машинки задние винты.

– Что ж, тогда я вверяю мистера Тобина в ваши умелые руки, – льстиво сказал Дрейпер, ещё раз подмигнул мне и отчалил.

В течение трех минут, пока Чарли развинчивал машинку, я стоял, как свеженабитое чучело селезня, и тупо пялился на него.

– Ну вот, – сказал он наконец, с приветливостью приговоренного к расстрелу. – Это та самая “макси”, которую вы будете продавать.

За последующие полчаса он выдернул из “макси” все снимающиеся и отвинчивающиеся части и заставил меня вставить их на место. Потом объяснил, как натягивать нить; показал, как снимать шум со слишком громко работающего механизма; продемонстрировал все вспомогательные устройства. Мне это все показалось довольно любопытным, поскольку я с детства интересовался техникой, и я даже потихоньку начал понимать, что такое швейная машинка.

Чарли оказался поразительно терпеливым, время от времени подтрунивая над моей неловкостью, и вскоре я догадался, что под маской брюзги скрывается довольно добродушная личность.

Чарли объяснил, что у него есть подмога – совсем молодой парнишка по имени Вэнс, который обычно выезжает чинить машинки на дом, а в сложных случаях привозит их в мастерскую.

– Вы познакомитесь с ним во время ленча, – добавил Чарли. – И поделом вам!

– А что – он такой страшный? – засмеялся я.

Чарли возвел глаза к небу.

– Он вбил себе в голову, что он Мик Джаггер и Джон Леннон в одном лице, хотя на деле даже не знает, какой сегодня день недели. Сидя с ним вместе в его фургоне, вы не услышите собственных мыслей – его транзисторный приемник орет на полную мощь с девяти утра до пяти вечера.

С Вэнсом мы и впрямь познакомились во время ленча. Он вошел, растирая посиневшие руки, проклиная “чертову холодрыгу” и чихвостя почем зря “паршивый долбаный фургон, у которого нет печки, но зато дыр больше, чем в маце со времени исхода евреев из Египта”.

Высоченного роста, с пламенеющей рыжей гривой, Вэнс напоминал полинялого трубочиста. Мик Джаггер и Джон Леннон смертельно оскорбились бы, увидев такого субъекта за километр от себя.

Он прервал поток проклятий, чтобы пожать мне руку, приветливо улыбнулся и снова принялся за старое.

– Мерзкая развалюха! Пальцы дребезжат, как сухой горох в жестянке. Когда эти скупые задницы раскошелятся на что-нибудь приличное?

Он выбросил костлявую руку в сторону кабинета Сэндса, но угодил прямо в скопление “мини”. Испустив агонизирующий вопль, Вэнс, сыпя богохульствами, козлом запрыгал по мастерской, зажав ушибленную конечность между бедер. Он походил на мамашу-кенгуру, пытавшуюся вытряхнуть из сумки дюжину рассвирепевших и жутко кусачих блох.

В этот миг в мастерскую вошел Аллен Дрейпер. Увидев орущего и брызжущего слюной Вэнса, он замер в дверном проеме.

– Чего это тебе втемяшилось в голову? – спросил он, хохоча.

– Все этот дурацкий фургон, сэр. Он разваливается на куски. Он и дня больше не протянет.

Дрейпер кивнул с участливым видом.

– Да, Вэнс, ты уже говорил, и мы пообещали, что со временем ты пересядешь на другую машину. Немного терпения, и мы купим для тебя микроавтобус.

Дрейпер посмотрел на меня и подмигнул.

– Как дела, Расс? – Он перевел взгляд на Чарли Кингсли. – Как думаете, Чарли, он справится?

Чарли кивнул.

– Он просто находка, сэр. Все понимает с полуслова.

Дрейпер просиял.

– Замечательно. Я, кстати, в этом и не сомневался. Что ж, Расс, я думаю, что вам следует после обеда поездить с Вэнсом по вызовам. Познакомитесь кое с кем из наших клиентов, привыкните стучать в двери. – Он подмигнул нам с Чарли. – Заодно увидите, как лихо Вэнс справляется с трудностями.

Вэнс издал горестный смешок.

– Да, если я по дороге не превращусь в ледышку. А мистеру Тобину нужно запастись парой медвежьих шкур, иначе ему в этом морозильнике на колесах не выжить.

– Выживет, – улыбнулся Дрейпер. – Музыка его согреет.

– А кто согреет меня? – уныло спросил Вэнс.

Вэнс не слишком преувеличил. Стрелы леденящего воздуха пронизывали нас со всех сторон – через пол, дверцы, окна и заднюю дверь. Дуло даже через ветровое стекло. А пальцы двигателя и впрямь стучали, как стая голодных дятлов в сосновом лесу.

– Картер тоже барахлит! – проорал Вэнс. Он был вынужден орать во все горло, чтобы перекрыть одуряющий грохот в четыре миллиона децибел, доносившийся из транзисторного приемника.

– Нельзя ли чуть потише? – прокричал я.

– А?

Я указал на хромированное исчадие какофонического ада, потом скорчил агонизирующую гримасу и постучал себя по ушам. Вэнс изумился, что кто-то обращает внимание на подобные пустяки, и снизил адский грохот до просто оглушительного.

– Куда едем? – спросил я.

Вэнс потянулся к памятке, держа руль двумя пальцами левой руки остальные три отбивали ритм.

– Скотленд-роуд, – прочитал он.

Я содрогнулся, когда Вэнс ухитрился протиснуть фургон в крохотную щель между двухэтажным омнибусом и огромным бензовозом, не отрывая взгляда от памятки. Затем он едва не задавил на переходе двух зазевавшихся пешеходов, которым для спасения жизни пришлось совершить групповой прыжок, способный украсить таблицу рекордов Олимпийских игр двухтысячного года, и остановился на красный свет на расстоянии слоя краски от заднего бампера новехонького “бентли”.

– Давно за рулем? – с деланным безразличием осведомился я.

– Даа… – протянул он. – Скоро шесть месяцев.

– Ты хорошо водишь, Вэнс, – похвалил я. – За последние пятнадцать минут не задавил, по-моему, ни одного человека.

Он ухмыльнулся и потряс головой.

– По понедельникам никогда никого не давлю. Дурная примета для начала недели.

Зажегся зеленый, и меня отбросило на спинку сиденья – фургон сорвался со старта, как спринтер на стометровке, и тут же заколотили клювы дятлов, а в мои бока вонзились ледяные копья. Год спустя, как мне показалось, мы подкатили к грязному обшарпанному двухэтажному строению на Скотленд-роуд, по сравнению с которым бразильские фавелы показались бы сказочным чертогом.

В тот миг, как мы остановились, из окрестных трущоб высыпала десятитысячная орда чумазых ребятишек, которые обступили наш фургон, словно решили, что мы боги, свалившиеся с неба. Так, должно быть, индейцы встречали каравеллы Колумба.

– У тебя есть гвозди или стеклянные бусы? – осведомился я.

Вэнс недоуменно посмотрел на меня, потом громко заржал и покачал головой. Выпрыгнув на асфальт, он запер дверцу фургона.

– Необходимая предосторожность, – пояснил он. – В противном случае, маленькие мерзавцы распотрошат машину в мгновение ока. Если захотят, они открутят двигатель за семь секунд. Эй, вы, оборванцы! – заорал он. – А ну, кыш отсюда! Кто подойдет к фургону, башки поотрываю. И чтоб не писать на бортах “Я люблю Алика Дугласа Хьюма”!

Мы пробились через грязнощекую и сопливую толпу и поднялись по железной лестнице на второй этаж. С этой огромной высоты я окинул взглядом квартал. Невеселое зрелище, скажу я вам. Мрачные серые ряды унылых, однообразных закопченных домишек, над которыми, как скала Гибралтара, возвышалась внушительная католическая церковь.

Детишки выводили пальцами на запыленном борту нашего фургона фразу “Я люблю Джорджа Брауна”, а один крохотный негодяй в красном свитере силился отодрать правую фару.

– Эй, детишки, отойдите от машины! – крикнул Вэнс, высовываясь из окна.

– Пошел в жопу! – пискнул тоненький голосок.

Вэнс пожал плечами и постучал в квартиру номер семьдесят два.

Дверь открыло нечто с головой, покрытой папильотками, в грязном переднике, облитом заварным кремом. Во всяком случае, я надеялся, что это заварной крем. На руках существа заходился ревом младенец, а изо рта торчала сигарета.

– Ну? – процедило существо, стряхивая пепел на пол.

– “Швейные машинки Райтбая”, мадам, – учтиво представился Вэнс, шмыгнув носом. Вонь стояла ужасающая. Она выплыла из двери, как облако тумана, и казалась настолько тяжелой, что могла обрушить балкон.

– А, да, как раз вовремя, – существо посторонилось, пропуская нас в квартиру.

Когда мы прошли по коридору, мне едва не стало дурно. Я боялся, что никогда уже не отмоюсь от этого удушливого и едкого запаха. Он шибанул мне в лицо, как гнилое яблоко, и пропитал всю кожу, волосы и одежду, как будто я постоял под душем из испорченного пива.

В мрачной гостиной, освещаемой только серым уличным светом, у которого хватило смелости пробиться в эту берлогу, на ветхом диване лежала самая древняя старушка, которую я когда-либо видел. Лет, должно быть, за триста. Оставшиеся волосы были зачесаны назад и схвачены в пучок, подчеркивая заостренность лица и ввалившиеся щеки.

– Привет, мальчики! – прошамкала она беззубым ртом. – Они будут чинить телик, Прусилла?

Прусилла!

– Нет, швейную машинку, бабуля. Эй, парень, вон она стоит.

Прусилла кивнула в темный угол и Вэнс ощупью заковылял туда.

– А что случилось? – вежливо поинтересовался он.

– Не шьет.

– А-аа.

Вэнс взгромоздил “макси” на стол, который, казалось, немедленно рухнет под такой тяжестью. Стол жалобно заскрипел, и ножки его раздвинулись, как у жирафы на водопое, но все-таки устоял.

– Как насчет света, мадам? – спросил Вэнс.

Прусилла зажгла люстру с единственной лампочкой, но лучше бы этого не делала. Комната выглядела омерзительно. На столе остатки еды, крошки, не подметавшийся с шекспировских времен замызганный пол залит вареньем. Посреди комнаты стоял детский горшок, который не выносили с неделю, рядом валялись перепачканные ползунки. Меня стало мутить.

Вэнс со вздохом приподнял крышку футляра, из-под которой тут же выскочил жирный черный таракан, прошипел в наш адрес какое-то ругательство и неспешно засеменил под диван. Ни Прусилла, ни бабуля не обратили на гнусную тварь ни малейшего внимания.

– Стул нужен? – спросила Прусилла.

Вэнс покосился на стул, увидел, что он перемазан какой-то подозрительной массой, и потряс головой.

– Нет, спасибо, мадам, я быстро.

Он склонился над машинкой и вдруг радостно улыбнулся. Посмотрев на меня, он весело подмигнул

– Все понятно, мадам. Вы просто вставили иголку боком.

Он быстро открутил винт, державший иголку, установил её как надо, и тут же испробовал на клочке демонстрационной ткани. Я даже услышал, как он испустил вздох облегчения. Вставив машинку в футляр, Вэнс отнес её на прежнее место, в угол.

– Платить не надо, мадам. До свидания!

Вэнс рванул к дверям, словно за ним черти гнались. Я следовал по пятам.

Расшвыряв мальчишек, успевших таки написать “Все тори – грязные свиньи” и “Дура Мэри любит Уильяма”, мы уселись в фургон.

С наслаждением принюхавшись к родному выхлопному газу, мы с Вэнсом обменялись понимающими взглядами.

– Мерзкие свиньи! – в сердцах сплюнул он. – Неужели трудно потратить пару шиллингов на карболку и какой-нибудь дезодорант? Взорвать бы весь квартал к чертовой матери!

Я кивнул.

– Должно быть, так скоро и случится. Я слышал, трущобы собираются сносить.

– А что толку? – возмутился Вэнс. – Запусти Прусиллу с бабулей в новую квартиру, и через две недели будет то же самое. Они просто жить не смогут без тараканов и привычной вони.

– И часто ты такое видишь? – осторожно поинтересовался я.

Вэнс покачал головой.

– Слава Богу, нет. Мебели, правда, у многих кот наплакал, но зато хоть за чистотой следят. Нет, в таком хлеву я побывал впервые.

Он понюхал свой рукав и скривился.

– Придется отдавать в чистку.

Я принюхался к собственному рукаву и согласился с Вэнсом.

Вэнс лихо промчался мимо музея и выехал на Лондон-роуд, оставив позади толпу чертыхающихся, сыплющих проклятия и громко сигналящих пешеходов и водителей.

– Да заткнитесь вы, – проорал он, давая понять, что видит, какой бедлам вызвал. – Нельзя, чтобы такие козлы садились за руль.

– Ты прав, – кивнул я. – Куда теперь?

– Чайлдуолл, Маунтвуд-роуд, дом сто шестнадцать.

У меня сладостно засосало под ложечкой. Чайлдуолл, район, где живет Глория.