"Смелые наездники" - читать интересную книгу автора (Лайт Джоуи)

8

Довольная, что догадалась накинуть легкую шаль, ибо было немного ветрено, Виктория наблюдала, как поднималось солнце, как цвет неба менялся от светло-серого до ярко-оранжевого. Вдохнув прохладный воздух, она огляделась вокруг. Как же красиво все в те минуты, когда кончается оклахомская ночь и наступает оклахомский день! Она была рада, что вышла на прогулку в этот ранний час.

Длинная юбка намокла от росы, и Виктория слегка замерзла. Поднявшись трусцой на холм, она громко рассмеялась от радости. Вокруг ни души. Никто ее не услышит и не увидит. Сквозь шевелящиеся на ветерке высокие травы Виктория бегом спустилась к ручью, что журчал у подножия холма.

Снимая туфли, она, будто наяву, услышала голос матери: «Ты только простудишься и будешь вынуждена лежать в постели». Ледяная вода доходила до щиколоток. Это вызвало какое-то дикое, сумасшедшее ощущение. Виктория дошла до середины ручья, разговаривая с утром и солнцем, как с добрыми друзьями.

— Да! Я могу ходить по воде. Я знаю, где камни.

Посмеиваясь над собой, она подняла лицо навстречу восходящему солнцу.

Уэс заметил ее с вершины холма. Остановив лошадь, он сдвинул шляпу на затылок и улыбнулся. Ему не следовало стоять здесь и смотреть, как она играет в ручье, словно ребенок. Ему не следовало, но он оставался на месте и продолжал смотреть.

Никогда еще он не встречал такую женщину, как Виктория. Она могла быть то проницательной, то наивной и доверчивой. Она могла счастливо улыбаться и недовольно хмуриться. У нее энергичный, решительный характер, но временами появляются сомнения и неуверенность. И она, конечно же, могла быть очень щедрой. Прошлой ночью он убедился в этом. Уэс вспомнил, как держал Викторию в своих объятиях…

Его лошадь подала голос, и он успокаивающе похлопал ее по шее, так как не хотел привлекать внимание Виктории. Он смотрел, как она, подоткнув подол, прыгает и скачет в ручье, и брызги разлетаются во все стороны. Уэс улыбнулся, и незнакомое прежде чувство наполнило его. Шагом он начал спускаться с холма.

Наконец Виктория заметила его.

— Ты напугал меня! — вскрикнула она. — Давно ты здесь?

— Достаточно. — Уэс протянул ей руку. — Садись в седло.

Она взяла его за руку, и он поднял ее и посадил впереди себя. Совершенно новое ощущение: сидеть вместе с Уэсом в седле, тесно прижавшись к его телу. Виктория перевела взгляд на его руку, что свободно держала поводья в нескольких дюймах от ее талии. У него хорошие руки. Большие, знающие множество вещей. Виктория вспомнила его руки у себя на теле, руки, заставившие ее почувствовать то, что прежде она боялась чувствовать. Грубые и ласковые. Прохладные, успокаивающие, теплые, уверенные, легко управляющиеся с оружием, заставляющие лошадь танцевать, держащие ребенка, ласкающие ее. Некоторое время они ехали молча. Виктория чувствовала на шее его дыхание. Поднимающееся солнце согревало ей кожу. Мужчина, сидящий у нее за спиной, согревал ей душу. Уэс спросил:

— А чем ты занималась в Вирджинии в такой вот денек?

Виктория стала рассказывать:

— Рано утром каталась верхом. Позже с мамой и ее друзьями опять каталась верхом. Потом шла в госпиталь к ветеранам. Я ходила к ним почти каждый день. Многих из них надо было кормить с ложечки, а персонала вечно не хватало. Оставалась там почти до трех. — Она вздохнула. — Затем какой-нибудь обед или прием, на который нужно пойти. Моя мать — член многих клубов, которые используют любой предлог, чтобы устроить прием. После развода с Дэвидом друзья матери бесконечно знакомили меня со своими родственниками или друзьями, пытаясь выдать замуж.

— Бак мне что-то говорил о госпитале, но я не думал, что ты уделяла ветеранам так много внимания.

— Просто я так хотела. У меня имелось свободное время, а они нуждались в помощи. Кроме того, я полюбила их. Такие сильные духом люди.

— Что ты для них делала?

— Все, что надо было. Помогала есть, писать письма. Выполняла разные поручения. Например, звонила по телефону, ходила за покупками для их жен или детей. А большую часть времени просто слушала их рассказы. А ты был во Вьетнаме?

— Был, но в боях почти не участвовал.

— Там находился один человек… Он научил меня тому, о чем я раньше не подозревала. Научил лучше понимать себя. Рассказывал. От него я многое узнала. О человеческом духе, о любви.

— Ты скучаешь по ним?

— Да. Как только приеду домой, навещу их.

Уэс обнял любимую, сжал бока лошади, и они поскакали через поле. Виктория ухватилась за гриву. Быстрее, еще быстрее. Они тесно прижались друг к другу, двигаясь в такт движениям лошади. Трение, порождающее огонь. Уверенность, вызывающая ответную уверенность. Когда Уэс перевел лошадь на рысь, а потом на шаг, Виктория повернулась и поцеловала его в подбородок. Остановив лошадь под деревом, он спешился и протянул руки. Виктория скользнула в его объятия. Уэс расстелил ее шаль на траве, и они устроились на ней.

— Ты часто ездишь верхом так рано? — спросила Виктория.

— Только когда не могу уснуть, — ответил он, и в его голосе послышалась особая вибрация.

— Ты уже покормил лошадей?

— Да, не беспокойся. Сегодня мы договорились встретиться в десять для верховых тренировок. А сейчас я бы не прочь плотно позавтракать. Ты не возражаешь, если мы вернемся и посмотрим, что там у повара на плите?

Виктории хотелось, чтобы это утро не кончалось, но она сказала:

— Хорошо. Конечно, перед тяжелым рабочим днем тебе необходимо подкрепиться. Ковбои все так делают, я знаю.

Уэс рассмеялся.

— Тебе предстоит еще многое узнать о ковбоях. И я именно тот человек, который будет учить тебя.

Она обвила его шею руками, глядя на него сквозь густые темные ресницы.

— Научи меня.

Уэс приблизил свои губы к ее губам, почти боясь, что больше не будет той остроты ощущений, что была накануне. Но ощущения оказались еще сильнее. Желание пронзило его насквозь.

Виктория наслаждалась ласками и не противилась, когда его руки стали более настойчивыми. Никогда еще ее не любили в тени большого старого дерева.

Уэс не спешил. Она наблюдала за игрой чувств на его лице. Словно юные любовники, в первый раз ласкающие друг друга, они никак не могли насладиться. Сердце Виктории наполнилось радостью и счастьем. То же она прочитала в глазах Уэса. Прошлой ночью в темноте этого не было видно. Сейчас, в яркое летнее утро, каждый из них отчетливо видел глаза партнера по любовной игре. Медленно их одежда легла рядом. Она уже не боялась, что их застигнут врасплох: лошадь предупредит их, если кто-нибудь появится. Виктория испытывала невероятную свободу, которую никогда еще не позволяла себе.

Когда он накрыл ее своим телом, у нее возникло непередаваемое ощущение защищенности и неизвестности, чего-то привычного и неизведанного. Вот он вошел в нее, и все оказалось для них так же ново, как будто они впервые вместе. Извиваясь под ним, шепча его имя, Виктория исходила любовным жаром, на который раньше не считала себя способной. Никогда еще и он не любил ее так горячо…

Потом они вернулись в Глори-таун.

Городок только начал пробуждаться. Тут и там появлялись первые прохожие. Уэс и Виктория подъехали к конюшне, вошли внутрь, и сердце похолодело: ее лошади не было в стойле, она лежала на полу. Стойло открыто, и дверь в кладовую тоже. Нетрудно догадаться, что случилось. Это означало смерть.

— О господи! — воскликнула Виктория, кидаясь к лошади. — Ты что, не закрыл дверь? — накинулась она на Уэса.

Тонка лежала, тяжело дыша. Прижав ухо к ее животу и ничего не услышав, Виктория все поняла. Колика! Жуткое слово для владельца лошади.

Уэс стоял рядом.

— Разумеется, я запер двери! Ты что, думаешь, я идиот? Лошади — моя работа. Надо постараться поднять ее.

Виктория проговорила, еле сдерживая рыдания:

— Вызови скорее ветеринара!

Она пыталась припомнить все, что знала о колике. Если лошадь объестся тем, к чему не привыкла, — сочной зеленой травой, люцерной или зерном, — масса не успевает перевариться, в кишечнике начинается брожение, скапливаются газы. Они вызывают сильнейшую боль. И если лошадь ложится на землю и катается в попытке облегчить страдания, может произойти заворот кишок, а это означает конец всем надеждам. Животное умирает долгой и мучительной смертью.

Усилием воли Виктория пыталась не поддаваться панике, а что-то сделать до приезда ветеринара. Ей удалось поднять лошадь на ноги.

Уэс был уверен, что закрыл дверь. Он же не новичок. Как она может сомневаться? Сейчас прежде всего нужно думать о том, как спасти лошадь, а не искать виноватых. Позвонив ветеринару, Уэс достал из холодильника шприц и лекарство. Он ввел лошади расслабляющий мышцы препарат в надежде, что это поможет. Его сердце сжималось, когда он глядел на Викторию, без устали кружащую вокруг своей лошади. Кажется, день предстоит долгий.

— Будем надеяться, что спасем ее, — сказал он. — Если лекарство подействует, а пробка небольшая, все еще может окончиться благополучно.

— Ветеринар приедет?

— Уже в пути. — Уэс понимал состояние Виктории, но ее тон ему все равно не нравился. — Я не оставлял дверь открытой.

— Теперь это не имеет значения. Поводи ее, пока я сбегаю переоденусь.

Не глядя на Уэса, она передала ему повод и убежала. Она не собирается терять лошадь из-за чьей-то безалаберности. Проклятье!

И все-таки не мог Уэс допустить такого разгильдяйства, это какая-то бессмыслица. Он всю жизнь среди лошадей. С другой стороны, кроме него там никого не было. Разве она не говорила, что ей не нравится, когда кладовая находится так близко к стойлам, а он уверял, что все будет в порядке. Ну, и что получилось?

Вернувшись, Виктория с облегчением увидела автомобиль ветеринара. Он и Уэс вставили катетер через нос лошади в желудок. Из резиновой трубки в ведро текла жидкость. Подавив тошноту, Виктория стала помогать удерживать лошадь на месте.

— Думаю, вы знаете, что это лишь слегка ослабит давление, — сказал ветеринар. — Если она еще не каталась по земле, может, мы и спасем ее. Ближе к обеду станет ясно. Ну, вы знаете, что делать. Пятнадцать минут водить, тридцать отдыхать. Водить и отдыхать. Не давать ложиться на землю и, главное, следить, чтобы лошадь не каталась.

— Мы знаем, док, спасибо. — Уэс повернулся к Виктории: — Док оставил нам еще лекарства.

Виктория сказала с надеждой:

— Когда я подняла ее первый раз, то слышала небольшое движение в кишечнике. Может, она еще выберется.

Ветеринар снял резиновые перчатки и убрал катетер в ведро.

— Увидим. На данный момент я сделал все, что мог. Приеду… — он взглянул на часы, — в шесть. Если понадоблюсь до этого, звоните.

Виктория знала, что он имеет в виду. Если лошадь упадет и не сможет подняться, если начнет кататься… придется ее усыпить. Боль настолько невыносима, что… нет, лучше сейчас об этом не думать.

Она начала водить лошадь кругами. Тихо переговариваясь, Уэс и ветеринар, худощавый с острыми чертами лица мужчина, вышли.

Интересно, сколько Тонка съела? Сколько выпила воды? Когда пятнадцать минут истекли, Виктория заперла лошадь в стойле и пошла в кладовую.

Крышка на баке с кормом была сдвинута. В баке помещалось пятьдесят фунтов. Почти половина корма отсутствовала. С таким количеством еды лошади не справиться. Тот, кто придумал выражение «ест как лошадь», в лошадях совершенно ничего не смыслил. Рацион лошади строго рассчитан. Пнув в бессильной злобе бак, Виктория вышла и заперла дверь. Слишком поздно.

Появился Уэс с сандвичами и кока-колой в руках.

— Поешь, — попросил он. — Я повожу ее.

В ответ она только взглянула на него. Уэс повысил голос:

— Предстоит долгий день. Тебе нужны силы!

Понимая, что он прав, Виктория передала ему повод и села, бездумно глядя перед собой и нехотя жуя сандвич.

Тянулись часы. Приходили Бак и ребята, предлагая водить лошадь по очереди. Виктория отказалась.

— Это моя лошадь.

Уэс появлялся время от времени, делал инъекцию релаксанта, потом тихо исчезал. Он видел, что она измотана, видел боль в ее глазах, на щеках следы от слез. Ее вид разрывал ему сердце.

В шесть снова приехал ветеринар, осмотрел лошадь.

— Ну как? — с надеждой спросила Виктория.

Тот тяжело вздохнул и покачал головой.

— Я могу сейчас умертвить ее или, если хотите, дадим ей еще пару часов. Но никаких изменений к лучшему я не вижу.

Как во сне Виктория вновь водила и водила лошадь. Когда она остановилась, измученное животное упало.

Снова пришли Бак и остальные. Стегая лошадь, чтобы та поднялась, вне себя от горя, со слезами, катящимися по щекам непрерывным потоком, она закричала на них:

— Убирайтесь! Это моя лошадь! Вставай, Тонка, вставай же!

Глядя на Викторию, Бак пробормотал:

— Как ее отец…

— Что? — спросил Уэс.

— Ничего. — Бак махнул рукой. Лошадь захрапела и начала кататься. Купер понял, что пора вызывать ветеринара.

Виктория смирилась.

— Уэс, позвони. Время.

— Уже позвонил. Он едет.

Ветеринар прибыл с огромным шприцем и сделал смертельный укол.

Виктория больше не плакала. Она положила голову лошади себе на колени.

— Она уже ничего не чувствует, — объяснил ветеринар. — Но пройдет еще минут пятнадцать, прежде чем сердце перестанет биться, Уэс положил руку на плечо Виктории, но та стряхнула ее. Слезы вновь заструились по ее лицу.

Все вышли, оставив ее одну с Тонкой.

Виктория ушла из конюшни часом позже. Уэс ждал ее, прислонившись к забору. Отбросив только что зажженную сигарету, он направился к ней. Виктория жестом остановила его,

— Мне нужно принять ванну и поспать.

— Тебе нужно поесть, — возразил Уэс, шагая рядом. — Я принесу тебе что-нибудь в номер.

— Не надо.

— Надо.

Виктория остановилась, Кругом были туристы, но ее это не волновало.

— Оставь меня. Это ты виноват в смерти Тонки, ты! Уйди!

Она сознавала, что произносит ужасные, несправедливые слова, и ненавидела себя за это. Но сейчас ей было так плохо, что все вызывало отвращение. Как будто она тяжело заболела. Пусть и ему будет так же плохо! Уэс понимал, что с горя человек способен и не то выкинуть, но все равно это обвинение больно его задело. Виктория отвергла его; Уэс чувствовал, что между ними выросла некая преграда, и это причиняло ему большую боль, чем смерть ее лошади.

Виктория поднялась к себе, едва переставляя ноги, казалось, налитые свинцом.

В комнате она привалилась к двери и тихо сползла на пол. Сидя на полу, она разрыдалась, выпустив наконец свое горе наружу.

Слезы немного облегчили страдания, и Виктория нашла в себе силы наполнить ванну водой. Побросав на пол одежду, она опустилась в теплую воду.

Когда вода почти остыла, она выбралась из ванны и, завернувшись в полотенце, упала на кровать поверх одеяла. Измученная пережитым, вскоре она погрузилась в сон…

Дверь комнаты медленно приоткрылась, и внутрь прокрался Ник. Подойдя к кровати, он тихо сел рядом, стараясь не потревожить Викторию. Его рука осторожно погладила ее волосы. Он хотел погладить и обнаженное влажное плечо, но не посмел. Не сейчас. Придет время, когда они будут вместе. Он может подождать. Ник смотрел на стройные длинные ноги. Бедная Виктория. Но теперь она поймет, что Уэс не для нее. Теперь она поймет.

Осторожно он трогал ее вещи на туалетном столике: щетку для волос, рубиновые сережки, ожерелье. Открыв шкаф, Ник провел рукой по одежде, вдыхая тонкий запах ее духов.

Он завоюет любовь этой женщины. Внутренний голос подсказывал, что ему делать, чтобы добиться своего.

Виктория застонала во сне. Как же он любит ее! И никому не отдаст. Перед глазами возник Купер, лежащий лицом вниз в пыли. Она увидит его поражение.

Ник сидел рядом, пока не опустилась ночь. Он легко дотронулся до безымянного пальца на левой руке Виктории, где его воображение уже рисовало обручальное кольцо. Потом воспоминание о лошади омрачило его мечты. Да, лошадь умерла. В страданиях. Ник почувствовал резкую боль в голове и тошноту. Так больно еще никогда не было. Он прижал кулаки к вискам. Когда боль чуть отступила, он выскользнул из комнаты.