"Везёт же людям..." - читать интересную книгу автора (Леви Владимир Львович)

Голова со всеми удобствами

Если бы человек знал, как жить, он никогда бы не умер. Р. П. Уоррен

Коллеги, не повторяйте моих ошибок.

Коэффициент полезного действия мог быть выше, а коэффициент вредного — ниже, вникни я своевременно в двойственную психологию Надежды — той единственной болезни (или как ее лучше определить?), что осталась на дне того злополучного ящика…

По нехватке веры пережимал с внушением.

Проповедническое неистовство, род истерики.

Переходил меру в провозглашении оптимизма и прочих мажорных добродетелей. Истина мстила, оптимизм пускал петуха. А ведь сам успел уже и на себе испытать всю меру обратной откачки. Знал, что Надежда стольких же исцеляет, скольких добивает, что для многих наилучшая психотерапия — минор, возвращающий свет.

…Я зашел к ним по ошибке. Я им был не нужен.

В этой большой институтской клинике я искал другую палату, где лежал с травмой мой пациент. Сунулся к ним — и застрял.

Остановило объявление:

МЕНЯЮ ГОЛОВУ НА ПЛЕЧАХ НА РАВНОЦЕННУЮ СО ВСЕМИ УДОБСТВАМИ

— и еще много других.

ЖЮРИ КОНКУРСА АНЕКДОТОВ ЗАКРЫВАЕТСЯ НА УЧЕТ.

ОБЪЯВЛЯЕТСЯ КОНКУРС СКАЗОК

Здесь лежали пожизненные инвалиды с травмами спинного мозга, после которых отнимается тело.

— Позволить себе быть несчастными мы не можем.

Просто ничего не остается, как быть счастливыми, — объяснил мне один из них, молодой математик, альпинист.

(Падение со скалы.)

— Поселяйтесь здесь, когда освободится мое местечко. Более высокого уровня самообслуживания не найдете.

(Электромонтажник, комбинированная травма. Его сосед по койке, токарь, бывший алкоголик, здесь, в этой палате, занялся изобретательством, получил два патента.)

Пожилой невропатолог признался мне, что ходит в эту палату не столько работать, сколько лечиться.

— Уходишь — будто надышался озоном… Духовная активность — вот что поражает, хотя вроде бы понятная компенсация. Каждый остается со своим характером, со своим одиночеством, многих бросают близкие. Где-то в районе седьмого-девятого месяца кризис надежды, просят усыпить, прикончить. А потом просыпаются…

Никаких иллюзий. Всепонимание. Всеучастие. Жизнерадостность, фантастическая жизнерадостность. Диктуют письма, сочиняют стихи. Я сам вот что скажу: психология счастья еще не изучена, нет не изучена, но…

Тот, кто к этому не приближался, боюсь, не поймет.

Менее всего идеализирую инвалидов и больных, каких бы то ни было. Но вот этот самый кризис надежды…

Безнадежность распределяет по полюсам.

Там, за гранью отчаяния, — там только и происходит выплавка, там решается, кто есть кто.

"Да, да, я читал, в школе проходили… И про героя нашего времени, про этого, про Мересьева, да… И про этих…

Про всех, в общем, читал, потрясающие люди, да-да…

Но у меня, понимаете ли, немножко другое. Страшные у меня дела: не могу запомнить таблицу умножения, хоть убей. Шестью девять — хоть под дулом пистолета спросите — не помню и никогда не запомню, если вы мне не поможете. Никогда. А ведь я не кто-нибудь, я специалист с высшим образованием, начальник участка. На вас, только на вас, доктор, надежда. И если б одно только это. Еще и язва на нервной почве, радикулит проклятый, с женой пятый месяц никаких отношений, лысею опять же, да еще геморрой добивает. Ну, черт возьми, что же делать?..

Вы не знаете, вы никогда не узнаете, что такое геморрой, пока сами не испытаете. Уже два раза вешался. Мысленно. А про этих ребят я читал, все читал, молодцы ребята".

В этой главе без попыток объять необъятное поговорим еще о некоторых путях самопомощи.

К ВОПРОСУ О СМЕНЕ ПАСПОРТА

В. Л.

Умоляю вас (…)

Мне 28 лет. С 13 лет мечта о привлекательности, зависть к хорошеньким. Я не просто некрасива, я отвратительна. У меня (…) и отталкивающее выражение лица.

Посмотрите на фотокарточки, но прошу Вас, без психотерапевтических комплиментов. (…)

Дикий комплекс неполноценности. Лишает меня и посдедних микроскопических шансов. Не мory улыбаться, не могу смотреть людям в глаза, каждое движение вымучено, неестественно, во всем сковывающее напряжение. Не могу ни с кем нормально разговаривать, в голове все как в тумане, желание одно: поскорей прекратить эту пытку.

Общаясь с людьми, думаю только о том, что они думают о моей внешности…

Почти все бывшие подруги повыходили замуж, некоторые успели разойтись. С одной из этих разведенных недавно встретилась. Она рассказала мне со слезами, что муж оставил ее из-за недостаточно. (…)

Была у районного психиатра. Выслушал, с усмешкой сказал: "Вы нормальны, успокойтесь. Не комплексуйте. Вы симпатичная. Конечно, смотря на чей вкус. Внешность, вообще говоря, не имеет значения". Вот и все. Почти догадываюсь, что то же самое услышу и от вас.

Ведь это неправда. Я страшная. Внешность имеет огромное значение, а для женщины это все. Признать себя нормальной я не могу. Я чувствую себя не просто больной, а инвалидом, уродом. (…) Как добиться хотя бы естественности? Знаю, бывают и красавицы без обаяния…

Неужели безнадежно? (.)

Вариации бесконечны. Уговоры и разъяснення бесполезны: бедолаги эти никак не возьмут в толк, что к безнадежности их подводит не что-нибудь, а надежда. С красавицами по этой именно причине дела обстоят хуже всех.

(!)

He собираюсь уговаривать, что внешность значения не имеет.

Одна юная дама, перед тем как стать моей пациенткой, совершила попытку убежать в мир иной по той лишь причине, что за намеченный срок ей не удалось сбросить 5 килограммов веса, которые она считала губительными для своей талии и теснейшим образом с ней связанного успеха. Вес ее равнялся 65 кг при росте 166 см. Но она желала весить ровно 60 кг, и не более.

Другая, отчаявшись что-либо поделать с упорной краснотой носа (которую замечала только она сама), перестала выходить на улицу. Перестала принимать гостей. Перестала общаться. Наконец, надела на себя марлевую маску — и стала жить в маске.

Так что, как видите, внешность действительно значит немало. Вопрос — ДЛЯ КОГО?

Факт, подтвержденный психологическими экспериментами. Средний мужчина — мужчина! — по меньшей мере в 10 раз более озабочен СВОЕЙ ВНЕШНОСТЬЮ, чем внешностью женщины, с которой общается. У женщины эта цифра увеличивается до 100.

Когда женщина бросает взгляд на другую женщину…

Вы и сами знаете, что это в подавляющем большинстве случаев значит. В этот миг она в сотый в энной степени раз оценивает свою внешность — именно: не женщины, на которую смотрит, а свою, в сравнительной стоимости.

Сообразите теперь: во сколько же раз вы преувеличиваете значение своей внешности для окружающих?..

Смотрю на вашу фотографию. Ничего не могу сказать — НЕ ВИЖУ. Ни "отталкивающего выражения", ни (…) — ничего. Это лицо может принадлежать и буфетчице, и учительнице, и актрисе; его можно не заметить, от него можно отвернуться, в него можно влюбиться.

"ЗАГОВОРИ, ЧТОБЫ Я УВИДЕЛ ТЕБЯ!"

как сказал, выйдя из терпения, мудрец некоему претенденту в ученики, который молчаливо-благоговейно взирал на него.

Случай нормы. Л., руководительница молодежного клуба-театра при ДК. (…) Режиссер, педагог. В 18 лет взрывом газа выжгло лицо. Рубцы. Косметическая хирургия оказалась бессильной. Улыбаться невозможно, все стянуто. Зрение удалось сохранить не полностью. Так вот, эта Л. представляет собой одно из самых великолепных существ женского пола, которых мне когда-либо приходилось встречать. Масса друзей. Спортивна, замечательно музыкальна.

Знакомясь с новыми людьми, предупреждает (удивительно мягкий голос): "Не пугайтесь, сейчас привыкнете". И правда, уже через две-три секунды перед вами милое, живое, привлекательное лицо. Чудо, к которому сразу же привыкаешь. Смеется: "Никак не соберусь сменить паспорт, там старая фотография…" Я видел эту фотографию, симпатичная, но не показалась мне лучше ее теперешнего облика.

Как-то обмолвилась, что в детстве у нее был комплекс неполноценности. Сейчас никакого комплекса нет. Вышла замуж, стала матерью. Я знаком и с ее мужем. Очаровательный человек, художник. Физическая особенность: отсутствуют ноги, передвигается на тележке (тоже несчастный случай). И эта особенность через две-три секунды перестает замечаться…

Ни того, ни другого никак нельзя назвать инвалидами, уродами или закомплексованными, не согласитесь ли?

Воспаление нормы. Нормальны вы нли ненормальны?..

Слишком нормальны.

"Привлекательность, притягательность, обаяние" — что там еще? Иметь успех, выйти замуж, жить нормально, как все… (Кто это там среди «всех» живет нормально, хотел бы я, кстати, посмотреть.)

Рыночная психология, проевшая душу. Рабская зависимость от оценок, притом вряд ли высшего вкуса.

Ведь вам самой, как я понял, не по душе мясницкнй подход к женщинам некоторых мужчин. Зачем же его принимаете? Зачем смотрите на себя как на товар?

В этой жесткой глупости — корень всех ваших мук.

И постоянной напряженности, и боязни взглядов, и "тумана в голове"…

Как освободиться от комплекса неполноценности?

Не обещайте себе, что это произойдет сразу. Оценочная зависимость внедряется с раннего детства. Рыночная психология заталкивается в подсознание.

Начните с освобождения своего сознания. Изгоните из себя товароведа — сперва лишь простым пониманием, что жизнь не прилавок.

"Я свободна: не желаю товарных ярлыков, не обязана нравиться никому, даже себе, и уж тем паче не обязана идти замуж из торопливой зависти к подружкам (не солоно хлебавшим). Освобождаю себя от нелепого обязательства быть как «все» — принимаю себя как есть на сегодня, а дальше посмотрим, что и зачем мне нужно…"

Этими — или любыми иными словами, своими — выразите и утвердите новый подход к себе — а тем самым и к другим людям, к ко всей жизни. «Освобождаюсь» — и этого достаточно, если только вы понимаете, от чего освобождаетесь, а главное — ДЛЯ ЧЕГО.

Это будет программой вашего нового жизненного состояния.

Дальше?..

Дальше предстоит в это вжиться. Поверить тому, что понято. Иными словами: перевести из сознания в подсознание. Используйте самовнушение.

Входите с этим настроением в общение, не ожидая «результатов», не стараясь непременно сразу избавиться от многолетней судорожной зажатости, не презирая себя за срывы в прежнее. Сначала, опять сначала. Не подхлестывайте, не понукайте, не вгоняйте в подавленность свою ученицу — Себя-Новую, начинающую курс общения с самых азов. Она еще глупенькая, она новенькая — подбадривайте ее, прощайте, если будет опять повторять ваши старые ошибки — вспоминать вашу зависимость. Она в этом не виновата. Дайте ей вырасти, окрепнуть, и она все поймет и всему научится. ОНА ОВЛАДЕЕТ ВАМИ.

Через некоторое время — а, может быть, и очень скоро—почувствуете: состояние становятся иным, напряженность уходит, появляется легкость, непринужденность.

Откроется Внутренняя Свобода.

Это новое состояние, едва забрезжив, позволит вам перейти к важнейшей задаче: лучше видеть и понимать других. Но не ждите манны небесной — подключайте обратную связь. Одновременно: ВНИКАЙТЕ В ЛЮДЕЙ.

Чем решительнее вы будете настраивать себя на ВНЕОЦЕНОЧНОЕ понимание, на ПОСТИЖЕНИЕ людей, — а не на их стоимость и мнение о вашей стоимости, — тем свободней будете сами, тем быстрее придет внутренняя независимость.

Вы начнете прозревать, люди начнут вам открываться.

Результатом неизбежно будет и прибавка привлекательности. Но… Вот этот-то парадокс требуется понять и принять — ТОЛЬКО В ТОМ СЛУЧАЕ, ЕСЛИ ВЫ НЕ БУДЕТЕ ЭТОГО ЖЕЛАТЬ.

Вглядитесь в гениев привлекательности — и убедитесь, что секрет в этом.

Йоги называют это «непривяэанностьк», "оставлением плодов действия". А по сути нет в том ничего сверхобыкновенного человеческого достоинства.

Когда появится что терять. С тех пор как ваш покорный слуга имел глупость объявить о своем существовании, кажется, не было еще ни одной романтической особы, не выспрашивающей, как завоевать сердце мужчины. И когда я торжественно объявляю:

ВЕРЬТЕ, ЧТО ЭТО УЖЕ ТАК

— если только у милой особы хватит мудрой наивности мне поверить… увы, успех неизбежен. А почему «увы» — милые особы начинают постигать, когда возникает следующий вопрос: как удержать? Когда я отвечаю со всей убежденностью:

ВЕРЬТЕ, ЧТО ТАК

(все то же "оставление плодов") возникает подчас слишком решительная сшибка с реальностью…

Здесь я уже не могу ничего подсказать. (.)

Редкость — застенчивый старец, правда? Застенчивого пожилого тоже не часто встретишь. Естественна и прекрасна эта знающая застенчивость, не стремящаяся преодолеть себя — облик достоинства самого тихого и самого твердого.

А что выйдет из застенчивости молодой, из этой смутной весенней скованности — еще вопрос и вопрос. Через пять секунд может стать самой жестокой наглостью. Бурлит, пенится, страшно себе противна, переполнена мучительной жаждой себя выкинуть прочь, исторгнуть!.. Нужно срочно крапиться, немедленно самоутверждаться, завоевать свой кусок!..

Нет, не пустяк — это так называемые комплексы. Годы, вычеркнутые из жизни. Души, вычеркнутые из радости жизни.

Их гораздо больше, чем видится. Если б только явные пациенты, только пришибленные. А эти самодовольные, эти ограниченные, эти так называемые нормальные скучные люди? Эти озлобленные, отравляющие атмосферу? Эти хищные?.. Эти безнадежно задвинутые старики и старухи?.. Видим их нынешними — так состоявшимися.

Но заглянем туда, за туманы памяти, прокрутим киноленту жизни назад, остановим на перекрестке судьбы — и увидим кризис.

Там, на дне темного ящика, клокотала Надежда. Там метался и тосковал Дух, рвался в открытые пространства…

АВТОРИТЕТЫ НА МЕДОСМОТРЕ

В. Л.

Мне 26 лет. До службы о армии особых осложнений с самим собой не возникало. Школа, потом вечерняя школа, завод… Были и радостные дни, "и неудачные…

Что можно вспомнить? Играли в футбол, ходили на рыбалку, в кино, выпивали…

В армии появились сомнения, правильно ли жил.

Начал переделывать себя, вырабатывать характер: бегал по утрам кросс, обливался холодной водой, бросал курить. Терпения хватало на неделю, не больше. Находил причины не делать того, что задумал, начинал снова курить, пить, ненавидел и презирал себя, выискивал оправдания…

После армии обострилось чувство неискренности с самим собой. "С понедельника — новую жизнь!.." Не сумел выдержать даже мелочи: вставать в одно и то же время. В институте не доучился, бросил. Проклятые оправдания!..

Перечитал множество книг о самовоспитании — все бесполезно. Уже начал верить в безысходность своего положения. Пью с приятелями почти регулярно. Надоевшие развлечения, телевизор…

Пробовал анализировать свои поступки — возникли тысячи «почему», на которые я не в состоянии сам ответнть. ПОНЯЛ, ЧТО НЕ УМЕЮ САМОСТОЯТЕЛЬНО ДУМАТЬ, и ничто не дает надежды, что когда-нибудь научусь.

Мне нужно, чтобы мной управляло что-то неодолимое или кто-то более сильный и развитый.

…Иногда кажется, что могла бы поднять любовь, но эту глупость гоню как бешеную собаку. Девчонка, в которую был влюблен с 16 лет и которая уверяла, что любит меня (мы были и близки), пока я служил, успела выйти замуж, родить, изменить мужу и развестись. Когда приятель написал мне об этом, я чуть было…

Нет, с любовью не выйдет.

И вот обращаюсь к вам: посоветуйте, к чему стремиться? Кому верить? Если посоветуете — «себе», то я сразу спрошу: а КАК? Как и чему в себе верить?

Еще в армии понял, что нужно иметь что-то в себе, а не искать у других.

Но что?

Дарований не имею, увлечений — не получается. Хорошо еще, что судьба хоть внешне не обидела: на рост не жалуюсь, на лице никаких изъянов, руки-ноги целы, волосы не выпадают, глаза голубые. Не кажусь ни дураком, ни трусом, есть успех у женского пола…

А внутри пустота, мелочность, не могу быть серьезным, качусь куда-то вниз, в темноту.

P. S. И еще два вопроса.

Кто ваши авторитеты и как вы к ним относитесь? Как вы определяете счастливого человека? (.)

Остановиться нельзя, ты, наверное, и сам понимаешь — можно только изменить направление.

"Посоветуйте, кому верить, к чему стремиться?"

Хороший мой человек, 26-летнему нельзя это посоветовать, нельзя даже и 6-летнему. Такие советы всегда ложны, даже когда верны. Только изнутри это может вырасти.

Себе — да, себе верь.

"Что-то неодолимое", что ты ищешь себе в руководство — УЖЕ есть в тебе. Ты его плохо слушаешься, потому что не научился слушать. "А как научиться слушать?"

Слушать. Всю жизнь, ЦЕЛУЮ ЖИЗНЬ.

Есть в тебе и "кто-то более сильный и развитый". Это твой дух.

Жаль, что ты, как и почти все мне пишущие, не оставил себе копии своего письма.

Если б ты через некоторое время прочитал это письмо сам, ты бы увидел, что человек, его написавший, не так слаб, как ему кажется, и не так глуп, хотя и наивен. Ты разглядел бы и его победы, казавшиеся поражениями, и поражения, обернувшиеся победами; и отступления перед мнимыми опасностями, и преодоленную боль. И ты заметил бы, что человек этот непоследователен: и жалеет себя, и не любит; и искренен, и сам от себя закрывается.

Неблагодарен себе за большое, превозносят за малое. Радуется, что покамест не выпадают волосы. И что не выпадает душа?..

Вот в чем, сказал бы ты, его самая большая ошибка.

Как многие наивные люди, он стишком верит очевидному, явному, СЛИШКОМ верит и себе — только с одной, с видимой стороны. Поверил — это было очевидно, — что бросить пить трудно. Но не верит, что расставание с этим дерьмом принесет радость. Потому что радости этой еще НЕ ИСПЫТАЛ.

Не верит в свою способность любить. На первом опыте не повезло: отравление. Поспешил надеть на душу противогаз. Задыхается, но не снимает.

Ничто, говоришь ты, не дает мне надежды научиться самостоятельно мыслить. А ведь это вполне мысль — это вывод, до которого доходит едва ли один из сотни, а то и тысячи. Это САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ мысль! (А стало быть, и неверная?..)

Нет, остановиться нельзя. Можно только двигаться вверх, двигаться вниз, подниматься и падать, подниматься опять. Человеческое движение.

На два последних вопроса отвечу в обратном порядке.

Мои авторитеты — все люди, ощущаемые людьми.

Отношусь внимательно. По роду профессии авторитетов, не подлежащих медосмотру, еще не встречал.

Счастливым называю того, кто способен

ПОЛЮБИТЬ

дело — за бесполезность,

цель — за недостижимость,

человека — за недостойность,

себя — за существование,

жизнь — за абсурдность,

смерть — за неизбежность,

истину — за все вместе взятое (.)

На одном из моих рабочих мест стоит Гиппократ. Этот гипсоный бюст, копию с древнегреческого, передал мне в дар неведомый скульптор — Л. В. Кроме этих инициалов я ничего о нем не сумел узнать.

Гиппократ смотрит на меня. Иногда я тоже на него взглядываю. Чтил и раньше, а теперь это мой человек.

С бюстом гипсовым, прежде чем водрузить на стол, поиграл немного, примерил шляпу и халат, подержал, как больного, в своей постели…

Жаль, что не хватит времени. Хочется писать музыку.

Здесь, дома, собралась только малая-малая часть дарящих мне жизнь. Некоторые смотрят с полок, другие — со стен, третьи обитают по папкам, нотным тетрадям.

А сколько в письмах…

Разноименные, разновременные, разноголосые — говорю с каждым, когда придется.

А бывают минуты, когда все вы соединяетесь в Одном.

Внутренний собеседник. Как рассказать об этом общении, как его определить?

Глупо, конечно, как пытался я раньше, советовать кому-то вести внутренние диалоги для разрешения неразрешимой проблемы самоусовершенствования. Совет-то хорош, но нельзя его давать. ("Целыми днями сам с собой разговариваю, а что толку!") Прекрасная психотехника, но не техника это.

Только и требуется, что поднять глаза. Книгу открыть, услышать…

Никто из нас внутри себя не единствен. Не стоит и доказывать: противоречим себе через шаг. Не совпадаем с собой, самоопровергаемся. Нормальное состояние, человеческое состояние. В каждом живут разные существа.

Иногда слишком разные, несогласусмые; иногда заглушающие друг друга, иногда убивающие… Мы должны противоречить себе, чтобы мыслить и развиваться, должны звучать на разные лады, чтобы живыми быть. Но если внутри какофония, это смерть.

Нам нужен Внутренний Композитор, Внутренний Дирижер.

Друг Души, Возлюбленный Друг.

Он может жить близко или далеко; мог жить когда-то и где-то; может быть отцом или матерью, учителем или другом детства; любимым поэтом, художником или артистом. Может быть и персонажем, героем, созданным чьим-то воображением: Прометей, Дон Кихот, Гамлет, князь Мишкин, пушкинская Татьяна — живые люди, как мы, а может быть, и живее… Имеет право быть и человеком, созданным нашим воображением. (И это, пожалуй, существо самое близкое.) Неважно, живет ли в видимой оболочке. Важно — живет ли в нас.

Разный и одинаковый, многоликий и единый — как каждый, — Он выводит нас из ограниченности, из тюрьмы одинокого "Я".

Связной с Целым Миром.

Без него разговоры с собой, сколько ни продолжаются, не сдвигают нас с мертвой точки. Себя не слышим. С Ним — обретаем внутренний слух. Над собой поднимаемся.

Никакой мистики. При небольшом усилии воображения всегда можно предугадать, что скажет, подумает или сделает в таком-то случае такой-то известный нам человек.

Пусть и ошибемся, но главное: это может отличаться от того, что скажем, подумаем или сделаем мы. Отличие драгоценно, если воображаемое существо духовно нас превосходит.

Даже самые беспомощные попытки войти в общение с Превосходящим — плодотворнейшее занятие. В такие мгновения мы тянемся к высоте — не достигаем ее, но растем.

Если Внутренний Собеседник выбирается по душе, то его «хорошо» и «плохо» окажутся иными, нежели наши.

Преподнесет немало сюрпризов, не все будут приятными.

Легко докажет, что мы слабы духом, темны, жестоки, трусливы, лживы, что не соответствуем ценностям, которые исповедуем…

Кто ты такой? Незанятое кесто. Сквозняк. Несвязных образов поток. Симфония без нот и без оркестра. Случайный взгляд. Затоптанный цветок. Толпа сырая собственной персоной: слияние свитого, подлеца. И сироты — под оболочкой сонной потертого гражданского лица. А глаз твоих седых никто не видит, а это тело как бы не твое, и душит чьи-то боль, и бьет навылет чужих зрачков двуствольное ружье. Как важно знать, что ничего не значишь, что, будучи при всем, ты ни при чем и душу превратил в открытый настежь гостиный дом с потерянным ключом. Кто здесь не ночевал, кто не питался, кто не (решил?.. Давно потерян счет. А скольких ты укоренить пытался, уверенный, что срок не истечет? Казалось иногда, что жизнь приснится — еще чуть-чуть — и сам себя простить, но сны в глаза вонзались, как ресницы, когда под ветром на горе стоишь, и мчались облака, летели дроги сквозь мельтешенья знаков путевых, и гнал толпу всесильный Бог Дороги, не отличая мертвых от живых…

…Однажды довелось встретиться с пациентом, для которого я, как сообщала его мать, многие годы был практически единственной точкой мирообращения: "Только вас читает, только вас признает, вы для него всеведущий, непогрешимый авторитет…"

У него была широкая шизофрения, давний процесс с расстройством мышления, глубокая социальная инвалидность. Мечтал о встрече с Леви…

"Нет, вы не Автор. Я не могут признать в вас Автора". (Для себя он называл меня именно так.) "Автор говорит другое. Зачем вы пытаетесь ввести меня в заблуждение? Да вы просто лжете!.. Нет, Автор реальный человек, а у вас физиономия трансцендентная, от вас пахнет зеркалом. Именем Автора заклинаю вас, прекратите провокации, вы подставное лицо…"

Ничего хорошего из этой встречи не получилось. Пациент впал в очередное обострение (правда, несокрушимый Автор вскоре ему снова помог), а я пережил сквернос, зыбкое ощущение, будто я действительно не я, а что-то подставное…

Грубый модельный случай, из которого ясно, что потребность во Внутреннем Собеседнике тем сильнее, чем труднее связь с внешними; что потребность эта, всем нам свойственная, может обретать формы гротескные и патологические, перевернутые, когда Собеседник уже не соединяет человека с самим собою и миром, а наоборот.

Все тот же парадокс сверхценностн, беда общая.

Знаю и другие неприятные истории, когда люди внутренне одинокие сосредоточивают все свои душевные силы на мысленном общении с кумиром, живущим неподалеку, либо за тридевять земель, или в ином измерении — это все равно, — утрачивая при этом связи с реальностью.

Обычно, увы, дело идет если не к бреду, то к серьезным сдвигам психики. Все хорошее, что искалось в этом общении, — плодотворные споры с собой, обострение совести, ясность духа, творческая энергия — все, все оборачивается противоположностью, мраком.

Такие кумиротворцы склонны к узкой категоричности, нетерпимы, обвинительно-агрессивны, хотя внешне могут быть весьма мягкими. Внутреннего Собеседника считают своей мистической собственностью, превращают в идола, в днктовщнка поступков и мыслей, кнопконажимателя…

Что поделаешь, это входит в человеческую природу, — утешительный довод, настроения не улучшающий.

Улучшает другое.

В. Л.

Не знаю, дойдет ли до вас мое послание… Позвольте вкратце рассказать о своей жизни, начинай уже со взрослой.

Мне 32 года, работаю в гостинице. Восемь лет прожила с человеком при чудовищной, во всех сферах, несовместимости. Все мои благие намерения разбивались о такуютену, как будто я говорила на языке, который нельзя выучить до самой смерти. Годы морального убийства, унижение, пьянство, мордобой. Посте развода в ошалении понеслась в разгул. Год пила.

Остановилась. Толчком послужил… что бы вы думали?

Альбом Сандро Боттичелли, случайно попавший ко мне.

Конечно, я и раньше знала, что есть художники, но это было как бы вне меня, некасаемо. И переворот мой готовился: если б я не мучилась своим превращением из человека в скотину, то хоть ангела, хоть черта лысого подсунь — ничего бы не изменилось. Флорентийский мастер стал той каплей, которой иные чаши дожидаются до гробовой доски. Неземные лица дев, похожие на самого творца… Он всегда — и сейчас — на меня смотрит со стены иконным гордо-прощающим взглядом, из многих — Один. Я открыла свои глупые глаза и увидела, что жить так дальше нельзя, ни одной минуты. От самоубийства удержали только дети. Сознание: я — прах, я — тлен, я — ноль, я убийца своей жизни, единственной, невозвратной жизни, я — грязь, я — мусор. Рядом — никого…

Пришлось призвать в спасители Шекспира, Толстого, Хемингуэя, эпоху Возрождения… "Великие мира сего, прекрасные мира сего — возьмите меня в союз, я с прошлым своим расстаюсь…" Выучила кое-как, при отсутствии всяких способностей и пособий, пять аккордов на гитаре, чтобы подбирать, исключительно только себе, своего любимого Окуджаву и романсы. Музыка — великий лекарь…

Когда в моих авгиевых конюшнях стало возможно хоть как-то передвигаться, я с трудом выпрямилась и посмотрела вокруг. Невежество, хамство, убожество, духовная глухота и слепота всех рангов и калибров… Пришлось полностью менять мнение о себе сослуживцев, задачка далеко не из легких. Решили, что я взбесилась. Косые взгляды, кручение пальцем у виска… Безотказная медуза вдруг стала превращаться в нечто имеющее твердый хребет. Учила стихи для четкости речи, поставила за правило в любой ситуации высказывать свое мнение, если твердо знала, что я права. Теперь достаточно взгляда, чтобы поставить кого надо на место. Говорили: слишком умная стала; теперь уже ничего не говорят.

Особенно раздражает в людях меркантильность. На работе то и дело приходится видеть, как кто-то жрет и тут же, захлебываясь, моет кому-то кости — так бы и трахнула по башке!..

Но чаще все-таки пребынаю в каком-то оголтелом состоянии счастья — что я живу, что растут дети, что есть книги, музыка, живопись. Конечно, во время духовной перестройки круг моего общения сузился, я оказалась в гостиничной компании в единственном экземпляре. И об одном молюсь у репродукции моего любимого Сандро: чтобы побольше душ вышло на свет, ибо груз понимания Любви и Красоты легче и лучше слепого блуждания среди себе подобных. (.)

Из галактики двойников

Люди, живущие на разных концах Земли, бывают похожи, как близнецы. Два брата могут различаться, как инопланетные существа.

Найти двух совершенно одинаковых людей так же невозможно, как два одинаковых отпечатка пальцев.

Но мир населен полудвойниками, четверть-двойниками, почти двойниками… Если начнешь подбирать людей по сходству, то очень скоро в коллекции соберутся цепочки, ряды, созвездия, галактики двойников, и ты будешь поражен и изобилием сходств, и размахом различий; увидишь, что некоторые признаки тяготеют друг к другу, образуя «плеяды», «гроздья», другие, наоборот, малосовместимы — расходятся, но все равно в одном случае из тысячи, из миллиона — соединяются… Свою ближайшую копию ты найдешь, может быть, где-нибудь в Древнем Риме, а Юлия Цезаря — в соседнем подъезде.

Знание о человеке всегда и избыточно, и недостаточно. Знаешь, как человек ходит, что делает и говорит в тех или иных случаях, какой у него нос, какой почерк, какие рубашки предпочитает — но не знаешь, какое это имеет значение. А какое-то, несомненно, имеет. Что важнее, например, для предсказания возможности предательства — как человек ведет себя или какие у него глаза?

А может быть, уши?.. (Лично мне самую большую информацию на этот счет дает запах, если, конечно, нет насморка).

Непрактический интерес к ближнему отличает человека от обезьяны (впрочем, и обезьяны очень любопытны).

И если желаешь стать человеком в том смысле, какой имел в виду Достоевский ("Я изучаю эту тайну"), интерес к живому должен стать главным двигателем; любопытство к людям — ненасытным, неограниченным. Вопросы — впереди нужд, впереди жизни.

И не надейся, что когда-нибудь постигнешь людей и вылечишься от себя…

В. Л.

После службы в армии я поступил в педучилище, на физкультурное отделение. До педучилища жил в селе с родителями. Знакомая учительница уговаривала пойти в педагогический — отказался, а после армии уже сам поступил в педучилище. Был я мотострелком, сержантом, выбрал профессию спортивную.

Учиться осталось еще полгода. Посчастливилось уже поработать в школе, немного узнал труд учителя, побыл в учительском коллективе.

Так вот, когда я решил поступить в педучилище, о том, что постигнет меня, конечно, не знал… Заниматься было интересно, но теоретические предметы изучал формально, через неделю-другую уже забывал… Так было два курса.

Перед началом последнего года задумался и решил, что жизнь прожил по течению. Делал все только потому, что так надо было: это «льзя», это «нельзя». Вздумал даже бросить учиться, пойти работать… В школе встретился с людьми, влюбленными в свое дело, мне у них очень понравилось. Но я чувствовал себя не в своей тарелке, на уроках бывали срывы. Скрывал свое состояние, переживал одни…

Сейчас сторонюсь людей, стесняюсь, говорю не то, что хотелось бы…

Посоветуйте что-нибудь, если можете. (.)

(…)

Это мое второе письмо к вам. Мне все труднее и труднее. Ничего делать не хочется. Зачеты еле-еле заставляю себя сдавать… Не уверен, что смогу после училища работать. Не имею права учить детей, — самому не удалось человеком стать. Слишком мизерно отношусь ко всему хорошему. Не знаю подлинных ценностей, они почему-то не прививаются во мне. Апатия ко всему безоговорочно, даже к родителям и к любимой… Нужно какое-то чудо, взрыв всего того, что умертвляет во мне желание посмотреть на мир другими глазами. Заболеть и вылечиться!..

Или произойдет чудо, или дальше жить нельзя, потому что бессмысленно…

Никому еще не рассказывал, что творится со мной, только вам. (.)

(!)

Твое второе письмо убедило меня, что "болезнь роста" подошла у тебя к моменту кризиса. Проявляет себя и в симптомах физиологических. Налицо депрессивное душевное состояние, с его типичными симптомами: общей мрачностью и чувством бесперспективности; снижением активности и работоспособности; глубокой заторможенностью чувств, когда кажется, что их совсем нет (а на самом деле они просто в глубокой защитной спячке), и — главное — резкой недооценкой себя и своих возможностей, ложными самообвинениями.

Как это обычно бывает, причины и следствия в твоем сознании поменялись местами. Тебе кажется, что ты плох, никуда не годен, и закономерный результат этого — твоя тоска и апатия. Все наоборот: это твое настроение сейчас окрашивает тебя во все оттенки черного цвета.

Тебе кажется, что ты бесчувственный, из-за этого не можешь раскрыться людям. А на самом деле чувства твои просто во временной «отключке», они уснули, как спит уставший ребенок. Чтобы проснуться бодрым. И… выросшим.

Парадокс очень частый, даже закономерный: у молодого человека, переполненного избытком душевных и физических сил, возникает такой вот кризис с подавленностью, с чувством полнейшего упадка, ничтожества…

И может напрочь исказить и картину мира, и собственное представление о себе самом. Я сам пережил в своей жизни даже не один и не два таких периода, когда было и упование на «чудо» и на какой-то «взрыв», и даже попытка покончить все это другим способом… Могу теперь, оглянувшись, сказать: да, они тяжелы, эти полосы, они опасны, страшны. Но я о них ничуть не жалею. Наоборот — считаю себя обладателем драгоценного душевного знания, которое не далось бы мне никаким другим путем, никаким образованием. Горжусь и радуюсь, что побывал "на том свете" или на чем-то, ему равнозначном, подобно Дантову аду, и могу не умозрительно, а опытом собственной души понимать тех, кому приходится помогать. Знаю, знаю, что там, в ледяных пустынях, во мраке, вызревают семена радости…

А сейчас — ТЕРПЕНИЕ. Терпение, основанное не на тупой покорности и не на наивном ожидании чуда, а на точном и уверенном ЗНАНИИ, что:

кризис минует; за падением следует подъем; за страданием — радость; за пассивностью — активность; за бесчувствием — полнота чувств; за безжизненностью — расцвет жизни; за тупиком — выход; время работает в твою пользу, и в депрессии — особенно, хотя кажется, что совсем наоборот, что время вообще останавливается или идет назад; на самом же деле депрессия есть крайняя степень отдыха души и исподволь готовит к действию новые ее силы — ты еще убедишься в этом;

самовосприятне во время душевной депрессии резко искажено — в сторону отрицательную во всех отношениях; в действительности — все с обратным знаком: ты великолепнейший человек с глубокими, сильными чувствами и высокоразвитой волей, но ты этого не ведаешь — как куколка, съежившись в тесном коконе, не знает, что она бабочка и скоро будет летать;

следовательно:

не доверяй своему состоянию — и тем мыслям, которые оно тебе внушает; но доверяй своей природе — поверь, что она знает тебя лучше.

Итак, сегодня, сейчас — главное: ОТПУСТИТЬ себя, ПОЗВОЛИТЬ себе быть «бесчувственным», «сухим», «вялым», малоконтактным к проч. и проч. — на все ДАТЬ СЕБЕ ПРАВО. Полное, убежденное — право своей природы. Куколка должна посидеть в коконе, подождать… (.)

Плачь, если плачется, а если нет, то смейся. а если так больнее, то застынь — застынь как лед. окаменей, усни Припомни: неподвижность есть завершенный взрыв, прозревший и познавший свой предел. Есть самообладание у взрыва. Взглини, взгляни, какая сила воли у этой проплывающей пылинки, какая мощь — держать себя в себе, собою быть, ничем не выдавая, что взрывом рождена и что мечта всех этих демонов и мелких бесенят, ее переполняющих, единственная — взрыв! — о, наконец распасться, расколоться и взорваться!..

Двойники, двойники — одинаковые и разные… Сколько же вас у меня собралось?.. Зачерпываю наугад — похоже?..

В. Л.

Я никогда и никому не смогу рассказать то, что мне хочется поведать вам.

Мне уже 31 год, замужем 10 лет, муж — чудесный человек. Есть ребенок — Анечке 9 лет. Работаю на заводе.

Казалось бы, все хорошо, только бы жить да жить. Да только не дает мне жизни моя болезнь. За четыре года я дважды лежала в нашей областной психоневрологической больнице. Второй раз после реанимации — мне не хотелось больше так существовать. Люблю жизнь, очень хочу жить и держалась бы за нее и руками и зубами, как говорится, но… Болезнь дает право только на существование…

Когда я попала первый раз в больницу, я оглянулась на прошлое и, к своему страшному горю, поняла, что больна какой-то ужасной болезнью. "С чего, с чего все началось? — думала я. — С рождения или позже?" Трудно понять. Мне всегда с большим трудом давалось общение с людьми. Всегда очень тянуло к людям, но спокойно было только в одиночестве, за рукоделием… 6 лет подряд я пыталась выступать со сцены — хотелось петь, есть вокальные данные, — но каждый раз это было пыткой. Стоило мне только выйти на сцену, меня сразу охватывал какой-то испуг, я терялась, у меня изменялся голос, забывала слова, кровь ударяла в голову, лицо пылало. Каждый раз успокаивала себя, что это просто молодость, природное стеснение, которое надо побороть. Но проходили годы, а все оставалось по-прежнему. До больницы была какая-то все-таки радость, а после, когда поняла, что больна, — все померкло… Одни напоминают мне, что со мной очень трудно общаться, другие — что я не от мира сего…

Тяжело слышать то, от чего сердце и так разрывается.

Этот проклятый испуг забрал всю мою жизнь! Он мешает мне говорить с людьми, слушать их, понимать. Каждый день, да что там день — час, минута проходят в напряжении, на пределе возможностей. И, конечно, волей-неволей каждый день с самого утра вопрос: зачем так существовать?..

Смотрю на свою дочь. Мне кажется, что и она больна такой же болезнью. Заставляю себя думать, что она перерастет, что все обойдется. А если нет?..

Боже мой, как хочется быть здоровой! Как хочется видеть своего ребенка здоровым!

Если у вас будет хоть какая-то возможность… (·)

(!)

Если мы с вами поймем друг друга, и ваши, и мои желания исполнятся всей мерой возможного.

Дайте себе право быть собой. Поймите простую вешь: с точки зрения врача, «больной» — каждый, а с точки зрения просто человеческой — каждый просто живет, живет как ему можется. Вы страдаете, вам тяжело, вы больны, ну конечно. Но это ваша жизнь, это вы сами. «Болезнь» — часть вашей жизни, всего только часть, еще вами не понятая, не осмысленная. «Испуг» входит в состав вашего характера, но в характере вашем есть и многое другое, совсем другое. И не «испуг» забирает вашу жизнь, а испуг испуга.

До сих пор вы делали глубокую внутреннюю ошибку: не давали себе права быть Собой, не позволяли себе этого.

Все ваши трудности с людьми и, наверное, процентов восемьдесят невезения — из-за того, что вы хотели быть "как все". А какие все? Разные, бесконечно разные.

Вы и на тысячную долю себе этого не представляете.

Вы всегда хотели быть такой, какой должны быть.

А быть просто СОБОЙ — какая есть — боялись, а потому даже и не ощутили толком, что это значит. Дайте же себе наконец это право: быть собой и ТОЛЬКО собой! Общительной и необщительной, веселой и печальной, доброй и злой, пугливой и смелой. И такой, и эдакой — но Собой!

И бояться, и временами даже сходить с ума — дайте себе и на это право, не боитесь этого — все это Человек, это вы! Не все должно быть гладко, не все беспечально, не все красиво, не все понятно… Позвольте себе быть не более и не менее чем СОБОЙ!

Не обстаю, что станет легко. Но вы почувствуете в себе силу, уверенность и независимость, ваша жизнь станет полнее н интереснее… Вы себе удивитесь.

Изучайте людей. Признаюсь вам, я иногда устаю биться об эту стенку…

Когда говорю или пишу кому-нибудь: вылезь из своей скорлупы — тебе же станет лучше, если ты сменишь свою постоянную озабоченность собой на внимание к другим, — слышат чаще всего так: "Все твои беды из-за того, что ты эгоист, эгоцентрик, зануда, дурной человек, думаешь только о себе. Думай о других, стань хорошим".

Слышат только обвинение и обрыдлое морализаторство.

Между тем речь-то идет о совершенно объективных психологических закономерностях. О двух замкнутых кругах.

1. Беспокойство за себя не позволяет ясно видеть и понимать других, а непонимание других нагнетает беспокойство за себя.

2. Уверенность в себе позволяет быть более внимательным к другим н лучше их понимать, а понимание других увеличивает уверенность в себе.

Кажется, это и не требует доказательств, но… не доходит!..

До кого же доходит, хоть чуть-чуть, сразу спрашивают: а как же, как именно выйти из первого круга и попасть во второй? С чего начинать?

Ответ: сразу с двух сторон. С устранения беспокойства за себя — принятия права быть Собой — и с внимания и интереса к другим. Начните, не откладывая, вглядываться, вмысливаться, сживаться в людей, окружающих вас. Поначалу хотя бы лишь для того, чтобы убедиться:

как много людей, внутренне похожих на вас, хотя внешне, казалось бы, совершенно отличных;

как ошибались вы, придавая чрезмерное значение всевозможным мнениям и оценкам и как свойственна именно эта ошибка так называемым свеем";

как мало обычным людям (и вам в том числе) дела до кого-либо, кроме себя;

как печально мало — и как они (и вы в том числе) склонны преувеличивать возможное внимание к своей персоне со стороны окружающих;

как просто найти подход к любому, если направляешь внимание не на то, что он думает о тебе, а на то, что думает о себе.

Отнесите все это и к своей дочке, подумайте…

Вместо того чтобы искать в ней «болезнь», не лучше ли вникнуть в ее мир, дав ей право быть Собой?.. И не тосковать понапрасну о ее неизвестном будущем, не рисовать его в мрачных красках, а вместе с ней заново поучиться жизнерадостности?..

По части духовного здоровья любой ребенок по сравнению с любым взрослым — магистр, высшее существо.

Сегодня же, прямо сейчас — распрямитесь! (.)

В. Л.

Лет с пятнадцати я начала серьезно задумываться о себе, о людях, о жизни, вела с собой бесконечную войну, каждый понедельник начинала новую жизнь. И так год, два, пять…

Мне уже двадцать три. Живой труп.

Только недавно поняла, почему борьба моя не дает результатов, почему маюсь и просыпаться утром не хочу, тороплю вечер, чтоб спать, даже телевизор не смотрю…

Просто я врожденный пессимист. (Хотя врожденный или нет — это еще вопрос, ведь было детство, и в нем я была ох каким оптимистом).

Пессимисту плохо, даже когда все хорошо, — это я.

Любая, самая мелкая неприятность выводит меня из нормального состояния. Хожу, что-то делаю, говорю, улыбаюсь, но на самом деле нахожусь в какой-то прострации, где-то вне мира, полностью погружаюсь в свой черный подвал. Пропадает интерес ко всему, жизнь обрывается.

Не верю, что настанет завтра, теряю цели и смысл. Могу сутками лежать не двигаясь, пью снотворное, чтобы подольше спать, а лучше бы и вовсе не просыпаться…

Иногда бывают и просветления — час-два, иногда день, иногда неделю, не больше. А обычно просто насилую себя — тащу свое тело к письменному столу, в больницу, где работаю, в лес, в театр, в зоопарк… Упорно заставляю свою душу хоть как-то шевелиться, но безуспешно. У меня нет внутреннего интереса к жизни!

Недавно собирались с одноклассниками. Никто не поверил, что я не учусь в институте, в который так рвалась.

Училась в школе отлично, не зубрила никогда, само получалось. Все считали меня самой боевой девчонкой в классе (странно, что производила такое впечатление, — квашня квашней). Три года работала санитаркой в реанимации, по вечерам бегала в медучилище. Все говорили — целеустремленная (противно вспомнить), а в институт так и не поступила — в период вступительных экзаменов навалилась эта проклятая апатия, на полпути остановилась…

А ведь диплом с отличием был, да и вроде голова на плечах…

А сколько я в жизни всего начинала! Занималась английским, удавалось — бросила. Неплохо рисовала, в художественной школе бездарью не считали — и вот уже несколько лет не могу взять в руки карандаш. (Нет… Все это мелочи… Не то…)

Я ненавижу себя! Не-на-ви-жу!

Был свет в моей жизни — полюбила. До того думала, что не способна на это чувство, думала, не человек я уже.

Оказалось — живая. Сколько книг перечитала за это время; сколько спектаклей посмотрела, сколько фильмов, выставок, сколько раз костер в лесу жгла и соловьев слушала!..

Банальная история. Через месяц после родов развелась. Не он ушел, я нашла в себе силы. Кажется, это единственный поступок, за который я себя уважаю.

И вот на руках маленький родной котенок. Вместе с ее рождением и я будто заново родилась. Почти полгода жила хорошо — я имею в виду душевное состояние, — и вдруг снова…

Раньше было плохо только мне, но растет дочка. Чем она виновата, что мать такая дрянь?! Маленькая моя кроха что-то лопочет на своем языке, играет, улыбается мне, а я вижу ее как сквозь молоко — все плывет, уходит…

Неужели я так и останусь навсегда живым трупом?

Эгоистка я ужасная, но знаете, что удивляет меня?

На работе меня любят. И врачи, и сестры, и, главное, больные, они у нас самые тяжелые. Часто не доверяют сделать сложную перевязку даже врачу, говорят — "руки у нее нежнее, глаза добрее". (Смешно хвалиться, конечно, простите.) Несмотря на свой эгоизм, я научилась разговаривать с больными, утешать их, вселять надежду. Но никто не подозревает, что творится со мной, что никчемный я человек.

С работы боюсь уходить, страшно возвращаться в свой темный подвал…

Ходила в психдиспансер. Говорят — дурью маюсь.

Поверьте, дорогой доктор, не дурь это, а годы, уже годы бессмысленных мучений.

Не думайте, что я жду чудес, которые спасут меня без усилий с моей стороны. Буду драться за себя, обещаю.

Но не справляюсь сама, не тяну, задыхаюсь.

Как найти точку опоры?.. Ведь я, в сущности, здоровый человек. (.)

(!)

Сразу по делу, по-медицински. Один из вариантов депрессии, который наши коллеги именуют скрытой или даже улыбающейся. Постигает чаще иных прочих — людей самых симпатичных, самых душевных, самых солнечных, самых ЗДОРОВЫХ. Ты именно такая и есть, не ошиблась. И мне знакомо…

Мои доктора на сегодня.

1. Работа (несмотря и вопреки).

2. Природа — воздух свежий, движение всяческое, быстрая ходьба особенно (тоже вопреки).

3. Очищение тела воздержанием от еды, перемена питания, а также некоторые другие «зигзаги» (путешествия, например).

4. Искусство. Литература, живопись, поэзия, музыка — не расстаюсь, даже когда кажется, что душа навсегда оглохла. Тоже очищение — духовное— и нечто большее.

5. Любовь (вопреки отсутствию, несмотря на присутствие мнимой бесчувственности).

6. Знание — добываемое путем чтения, и не только. В том числе и о том, что такое депрессия.

7. Вера, в том числе и в то, что эти самые депрессии зачем-то нужны, даются человеку для некоего вразумления, а потому не могут, по высшему счету, оцениваться только как зло. Как и боль — ясно же, что это великая природная спасительница, хотя сколько угодно и убивает, ты это знаешь лучше меня.

Целых семь докторов с приложениями и вариациями — и каких заслуженных, видишь. Кто-нибудь да срабатывает, если помогать им еще и терпением. Целых семь точек опоры, которые можно вырастить в 777 и сколько угодно.

Баловался, когда было шибко невыносимо, и кое-какой химией. Оставил — и не жалею. Опасность химиждевенчества понимаешь.

Теперь знаю: в подходе к своей депрессии главное — внутренне отделить от нее Себя. Обрести отстраненный, спокойно-врачебный взгляд на свои всяческие несостоятельности, наполовину, если не на все 100 процентов, мнимые. Не угрызаться виной за бесчувствие и апатию; не добивать, попросту говоря, этого и так-то забитого ребенка, который в тебе замерзает. Но и не жалеть, не оплакивать, не облизывать!..

А просто — ПРИНЯТЬ.

Да — принять себя с депрессией. Как только почувствуешь, поймаешь это ПРИНЯТЬ (не путать с "махнуть рукой" — не сдаться депрессии, а ПРИНЯТЬ себя и тем именно от депрессии отделиться) — так сразу же станет легче — и начнет ребеночек шевелиться и постепенно отогреваться. Тогда депрессия перестанет быть пессимизмом, не будет неправомерно обобщаться и пожирать дух.

Наоборот — как боль, как целебная боль, — начнет укреплять, закалять.

Станет легче, может быть, даже хорошо станет, и совсем хорошо… Не гарантия, что навсегда. Нет!.. И когда совсем-совсем хорошо вдруг станет, — не строй иллюзий.

Не помысли, что изрекаю психотерапевтические благоглупости — можем гордиться, что принадлежим к великому племени Меланхоликов, подаривших миру, по самым скромным подсчетам, 50 процентов гениальнейших личностей. (Остальные 50 процентов — тоже меланхолики, бодренькие.)

Пока все. Хочу верить, что эта весточка найдет свой адресат — я имею в виду твой почтенный пессимизм — и отвесит ему почтительный подзатыльник. (.)

ИСПОВЕДЬ САПОЖНИКА

..Нет, я не против депрессии только потому, что это депрессия. И не за всякое хорошее самочувствие только потому, что это хорошее самочувствие.

Все можно вынести, если только не обрывается Связь. Личный дух гибнет, когда отрывается от Целого. Спасение — восстановление связи: через любой канал, пусть самый узкий и с чудовищными помехами, через самую ничтожную, но живую ниточку…

Вот еще два отрывка из моей переписки с «заочником», писем которого хватило бы на целый роман.

(!)

Огромное письмо ваше прочел не отрываясь. Как просите, пишу от руки, чтобы "не закрываться" от вас машинкой.

ГЛАВНОЕ. Психотерапия — не утешение, не накачивание оптимизмом, не подсказки дуракам и не выписывание рецептов, а помощь в расставании с иллюзиями.

Обучение мужеству. Так я смотрю на это дело и посему прежде всего хочу развеять ваши иллюзии относительно науки, на которую уповаете, а также персоны, на которую возлагаете некоторые надежды.

Шарлатан поневоле. Неправда, что человек для науки — листок бумаги, который стоит только прочесть, и все сразу станет ясно. Нет и не будет такой науки. Каждый — загадка. Загадку можно разгадать? Можно. Но если эта загадка — человек, то после разгадки перед нами окажется Тайна, в которую можно только углубляться, как в океан.

Если не верите, поищите того, кто скажет иное, для кого человек «открыт». Горько ошибетесь. А я обязан сжечь маску — ту маску, которую вы на меня напяливаете своим упованием. Не волшебник.

Ни об одном человеке не могу сказать: знаю его, понимаю. Только гипотезы, веточки для размышлений.

С каждым — вживаться, разматывать все от пуповины.

"Чем же вы отличаетесь от обыкновенного человека — не специалиста, а просто, скажем, доброжелательного советчика, опытного прохожего?.."

Мне самому кажется, что ничем. Разве что должностью. Спасать чаще всего удастся своей беспомощностью.

Право на смерть. Духовные врачеватели прежних времен высшим средством лечения души, возможным для человека, считали встречную исповедь. Слабому открываются глаза на то, что и у сильного, и «по должности сильного» — те же слабости, та же боль, та же греховность и та же смертность. И что, следовательно, борьба за дух — дело совместное…

Там, внутри, под моей оболочкой, сидите (голый, бескожий) — вы. Там, у вас — в глубине, неопознанный — живу я.

…Перехожу к вашей идее «лишнести». Вы описали ее с огромной художественной силой, говорю без иронии.

Просто волосы дыбом при перечитывании этого места (как и многих других). И тем не менее именно на этом месте хочется схватить плетку и отодрать вас до синих рубцов, приговаривая: — Да как ты смеешь! Как смеешь измываться над Тайной! Как смеешь ставить ни во что ниспосланный тебе божественный дар! Как смеешь судить то, что не тобою задумано, не тобою создано и не для тебя предназначено! ЛИШНИЙ? Да откуда ты знаешь, кто и что лишнее, а что нет?! Да можно ли назвать лишней хоть одну травинку на этой земле? Хоть одну собаку?.. Откуда же ты знаешь, лишний ты или нет, ЧЕЛОВЕК?!

Признаю право на смерть. Но кроме этого существует обязанность жить. Уйма духовной энергии — она-то и мучает, она и болит. У вас ведь душа художника, скажу даже больше — душа философа, особо высвечивающаяся на фоне скудного пайка общепитовской духовности… Протестую против вашего дезертирства.

Помощь отказом в помощи. Между вторым вашим письмом и первым — заметная разница. С детсадовскими иллюзиями уже распрощались. Но еще теплится надежда на какой-то ответ «сверху» — от науки ли, от медицины или от каких-то гуманных дяденек, сидящих в последней инстанции… Судорога потребителя: дайте, дайте! Спасите, помогите! Выручите, устройте! Подскажите, выпишите рецепт!! Дайтельный падеж в страдательном наклонении.

А если «дайте» — стало быть, разумеется, что ЕСТЬ кому дать?.. Есть знающие, умеющие, есть добренькие, есть богатенькие, которые дать могут, если захотят?..

Лечение от человекобоязни. Разглядите людей под коростами оболочек — живое, детское, беспомощное, свое. Вникайте сами, не дожидаясь напрасно, что вникнут в вас. Понимайте, не рассчитывая на понимание, как детский врач. Человскобоязнь иначе не лечится.

Из одиночества — единственный путь.

Силы духовности и добра не там, откуда о них вещают. Они в нас.

(…) Получил сразу два ваших письма. Видно, вы вдохновились моими, набрались мужества и решили меня нокаутировать. «Полный развал души», «умственно дебильное существо» — браво, вот это вера в себя!

Нокдаун есть. Поднимаюсь.

Поединок не окончен, но уже считаю себя вправе вручить вам свинцовую медаль чемпиона ада. Вам плохо, вам непрерывно плохо, вам плохо и еще раз плохо.

Душа ваша живет в аду, работает в режиме ада безвылазно, настроена исключительно адски. У ада вашего людоедский аппетит.

Ключ от рая? Вы писали мне о действиях моих писем — помните?.. «Вспышки солнечного озона в сырой беспросветности… Внеочередной отпуск на Средиземноморье…» Художественное преувеличение — но допустим, есть искорка. А что, если поймать?..

МОЖНО! — МОГУ!

Наивно ведь думать, будто торопливые строчки, написанные неким субъектом, — причина этих ваших вспышек. Ничего ведь нет материального в письмах, кроме бумаги, а у вас приходит вдруг в действие могучая мозговая энергия. Как понимать?..

А так, что они, строчки эти, всего лишь повод.

Все в вас. Весь озон и огонь, все блаженное Средиземноморье, все райское горючее — в вас, только в вас.

Вы просто это открыли — ОТКРЫЛИ СЕБЯ по поводу этих строчек.

Я знаю, я слишком хорошо знаю вашу ошибку. Та же, что и моя, многолетняя: бегство из ада. Нескончаемые попытки бегства. Ад ведь, если помните, устроен по принципу множественных кругов, все пути бегства ведут в еще более адский ад. В этом-то н состоит фокус жизненной пытки. В наркотической беготне мы только упражняем, развиваем, растим свой ад.

Знаю и то, что вы можете, прекратив бегство и повернув свою медаль ДРУГОЙ СТОРОНОЙ, стать чемпионом paя — если не пожизненным, то хотя бы сменным, как я. Знаю, что вы сказочный богач, Аладдин посреди несметных сокровищ — они у вас под ногами, они всегда там, где вы, но вы никак не решаетесь зажечь свою лампу…

Как окрашиваются мозги. В бытность больничным психиатром услышал, как один пациент сказал другому: «Да пошел ты… со своим оптимизмом, от тебя газетой воняет».

Он очень высоко ставил свою депрессию.

Другой мне посоветовал: «Доктор, знаете, как высечь неугасимый огонь истины? Возьмите самого убежденного пессимиста и самого убежденного оптимиста, протрите им лбы зеленкой и хорошенько трахните друг о дружку.»

Для того, кто узнал человеков врачебно, а не по газетам, смешон вопрос, откуда идут личные философии, почему одни видят мир бело-розовым или цыплячье-желтеньким, а другие — фиолетовым, сизо-черным, серо-буро-малиновым… Все краски мира происходят из окраски мозгов, из личного настроения. Я встречал пессимистов до чрезвычайности бодрых и жизнерадостных — и оптимистов восторженно дохлых, едва ворочающих языком.

К вашим услугам пессимизм упоительный, балдежный — и оптимизм кастрированный, заказной, манскенный. Есть также оптимизм душераздирающий, оптимизм кровожадный, и есть тоска образцово-показательная, которую холят и лелеют, как дорогую сердцу болонку…

У истоков вампирства. Долго не понимал, почему в дни моего рая подопечным моим меланхоликам, невзирая на всю щедрость моей души, после общения со мной становилось, как правило, еще гаже, и каким образом в адских состояниях, без кровинки в мозгу, производил духоподнятие.

Не постигал и того, почему после самых блистательных побед врачебного оптимизма у некоего процента моих счастливцев возникали спустя какое-то время наизлейшие рецидивы упадка духа. Искал свои ошибки, каверзы болезней и обстоятельств; но в конце концов вызрел одни общий диагноз, внемедицинскнй…

Приоткрылось это во времена, когда я сам жил в аду.

Работал я тогда фантастично. Самые тяжкие депрессивники, самые злостные ипохондрики, самые пришибленные психастеники расцветали один за другим, как оранжерейные кактусы, почти безо всякой химии. Я гнал их всех в исцеление с такой исступленной верой, что они просто не имели права не выздоравливать. Вдобавок к общеупотребительным наизобретал множество духоподъемных средств, как-то: Сберкнижка Удовольствий (срочные вклады особо ценятся); Огород Радостей, вырастающий в дальнейшем в необозримое Поле (сеять самые ничтожные зернышки, поливать вниманием); Разжигание Костра Счастья (сперва самыми мелкими шелками детской фантазии, в качестве спичек — игры, в качестве бумаги — страницы моих книг); Метод Мементо Мори (вместе с некоторыми отчаявшимися, по примеру великого Меле, ходил на экскурсии в морг; выползал с острым приливом жизнерадостности); Принцип Чем-Хуже-Тем Лучше, он же Благородное Озверение (потрясающие результаты в случаях подыхания от скуки); целенаправленные размышления о бренности суеты, они же Теории Отсутствия Времени (и прошлое, и будущее, и настоящее — одинаковая чепуха, ибо никто никогда не видит перед собой ни того, ни другого, ни третьего. Следовательно, о чем волноваться?); наконец, застолбленный в спецруководстве по фортунологии знаменитый Промежуточный Ход, специально для невезучих — тихая нелепая деятельность, времяпрепровождение, бесцельное по форме, но грандиозное по содержанию, за которым следует неизбежный и великолепный Зигзаг Удачи. И прочая, и прочая.

Все это были, как выяснялось из сопутствующего чтения, велосипеды производства весьма древнего. Принимались на «ура», как последние всхлипы психологической науки, жадно заглатывались (представьте, с каким вожделением голодный человек проглатывает велосипед, долженствующий привести его к счастью) — и помогали, черт возьми, и везли!.. А я не понимал, как это у меня выходит.

Ведь сам-то… Неужели, спрашивал я себя, неужели только ненормальный может лечить нормально?..

Работа была моим допингом — в каждом пациенте я лечил самого себя. Но кончался рабочий день, я возвращался к себе в застенок. Действие допинга проходило…

В моей личной камере пыток мне нужны были МОИ личный духовный врач и МОИ лекарства. Все эти сапоги, которые я шил на других, мне не годились. У себя в аду я ходил босиком.

При обилии всяческого общения был у меня только один друг, все понимавший — человек с абсолютным резонансом ИМЕННО НА МЕНЯ. Он видел все, молчал, молчал и я. Но однажды кто-то из нас не выдержал…

Поговорили раз, другой. Легче. Еще поговорили. Еще легче… Он был волшебно чуток и безотказен. Знал, что только с ним я выползаю из своей камеры, ненадолго, но выползаю. Все чаще я появлялся у него или просил посетить меня. Он стал мне необходим как воздух, как свет, как музыка, как пуповина, соединяющая с материнской кровью…

Не помню точно этого мига. То ли после его заминки в какой-то реплике, то ли после улыбки, показавшейся чуть натянутой, льдинки, почудившейся в глазах…

Вдруг дошло: это болеутоляющее общение исподволь взрастило во мне нечто несравненно подлейшее, чем примитивное потребительство. Во мне вызрел душевный паразитизм, наркомания самая хищная. Пережевывание переживаний, переживание переживаний… Еще чуть-чуть, и я бы уже никогда не смог вспомнить, что душа, как и тело, не имеет права жить на содержании, чьем бы то ни было; что она может брать лишь взаймы, когда отчаянно невмоготу, — и лишь до Предела Справедливости — до черты зависимости, за которой начинается нищенство, невозможность отдачи.

Я понял, что становлюсь вампиром…

Не знаю, каким усилием решился на одиночество.

Не на отшельничество, нет, ие на отказ от общений — но на сознательное одиночество страдания. На отказ от наркотизации, какой бы то ни было. На некоторое время с другом пришлось поссориться. Сперва он не понял; но позже, когда я вернулся к нему в новом качестве…

Нельзя лечить души, будучи благополучным. Нельзя — по той простейшей причине, что сытый голодного не разумеет.

Нельзя лечить и будучи неблагополучным. Нельзя, ибо действует неодолимое бессознательное побуждение лечить через посредство других самого себя, проецироваться, как больной художник в свои картины.

Вещество души должно быть летучим и способным гореть.

Из сапог всех моделей остался у меня на сегодня только один, старенький, зато неизнашиваемый. Благодарность Жизни. Годится на обе ноги. Надевать на босу ногу. Попеременно, то на правую, то на левую. На другую мысленно.

Спасибо за то, что и вы мне помогли. (.)


…Итак, чего ждет человек земной, человек практичный, Гомо Практикус, от психологии и прочих наук? От литературы? От медицины?

Указаний, подсказок. Инструкций, рецептов. Чтоб жить его научили, то есть помогли чтоб достигнуть желаемого наименьшими усилиями. Ничего более. Ну еще развлечения и некоторого удовольствия, ну еще утешения. Да, я обыватель, я потребитель, думайте обо мне что хотите, сами такие. Я узнал вчера, что есть такая хитрая наука — психогностика. Позволяет опознавать, кто есть кто. Так что ж, психогвоздика, изволь, распиши: какие бывают люди? какие такие признаки? Я выучу, не поленюсь! Помешу в табличку себя, жену, тещу, начальство и прочих окружающих, чтобы все по местам, по полочкам, чтобы все ясно. Ибо очень нужна мне определенность и четкость, необорима страсть к мировому порядку. И очень буду я недоволен, прямо скажем, разочарован, если кто-то вдруг скажет мне, что все еще вилами по воде и бабушка надвое, что бывает и так, и эдак, и черт его знает еще, как бывает, а бывает, что и никак не бывает. Да как же это? Удивили, нечего сказать, а еще диссертации пишут. Не люблю, когда меня заставляют думать о том, в чем я разбираюсь.

«Ты над этой задачей думал?.. Вот и напрасно. Не надо думать. Надо мыслить», — сказал как-то мой любимый учитель математики.

«А какая разница? — спросил я. — Думать и мыслить — разве не то же самое?» «Ты уже об этом подумал?» — спросил он. — «Да, подумал». — «Ну а теперь помысли».

Желающих мыслить мало, а среди желающих мало умеющих.

Гомо Практикус честно желает быть неведомо для себя обманутым. Надеется и уповает на силу внешнюю, скажем попросту, на обслугу. Ибо так его и настраивают такие же гоморактикусы, так ему и обещают с пеленок, и принуждают даже, по части мысли, обслуживание принимать.

А как странен, сколько необъяснимых нелепостей, непроглядной мистики… Разговаривает по телефону.

Сообщает то-то и то-то, задает вопросы и прочее — но зачем столько жестов? Зачем хмурится, пожимает плечами, зачем так энергично взмахивает рукой? На том конце провода ничего не видно. Не странно ли — будучи невидимкой, жестикулировать перед невидимкой же?..

А вот целая компания перед телевизором, смотрит футбол. Топают ногами, свистят, вскрикивают. «Ну!.. Давай!! Направо откинь, ну направо же. Бей!! Эх!.. — Кому? Кто их слышит? Железный ящик?..

Если мы не исследуем жизнь, то автоматически превращаемся в ее подопытных кроликов.

Если не изучаем себя, то нас изучают — не в нашу пользу. Результат изучения можно купить. Это и есть наживка.

«То, чего я не знаю, для меня не существует».

Заблуждение, опасное заблуждение, даже в виде шутки. Наоборот. То, что я знаю, скорее всего, не существует, ибо знание мое всегда ограничено и в неизвестной мне степени ложно. То, чего я не знаю, существует наверняка, в бесконечной степени существует. Это доказывает история и наука, доказывает вся жизнь. Если что-то существует, то это как раз то, чего я не знаю.


* * *

Друг мой, послушай… Знаю, ты мучаешься сейчас. Тебе не дается дело, тебе не дается жизнь, ты себе не даешься.

Друг мой, поверь: ты себя не знаешь. И прошу, прости меня за то, что и мне довелось быть одним из твоих «наставников». Имел глупость критиковать тебя, поучать, упрекать в несосредоточенности, нерешительности, слабоволии… И это уже после того, как, казалось, постиг всю подноготную парадоксального состояния. Я впал в него сам.

Друг мой, моя сверхценность! Войди и ты в мое положение, пойми мой парадокс. Психотерапевт, видишь ли, обязан свято верить и вдохновенно внушать, что из любого положения есть выход, и притом очень хороший, замечательный, наилучший. А в то же время психотерапевт не должен обманываться и обманывать, а имеет право, как все смертные, лишь на искренние заблуждения.

В своем наставническом исступлении я видел в тебе не тебя, а себя — того самого, который так долго себя мучил, не понимая зачем…

Друг мой, ты видишь: я не решил свои проблемы — ни одной не решил, наоборот, умножил, как только мог.

Так мне и надо. Единственное, чего удалось достичь, — нового отношения к кое-каким проблемкам, только и всего — нового отношения, которого они не выдержали и отдали богу душу. Туда им и дорога!..

ВЫХОД ИЗ БЕЗВЫХОДНОГО ПОЛОЖЕНИЯ ТАМ ЖЕ, ГДЕ ВХОД

Не толкуй «владение собой» только как самонасилие. Не я первый заметил, что чем одареннее человек, тем труднее ему с собой совладать, и особенно в молодости, пока дух ищет себя и мечется.

Гений творит не «владея собой», но позволил творческой стихии собою овладеть. И это безмерный труд и великая смелость.

Неприглядная видимость — бездеятельность, бесплодие — еще не есть бездеятельность внутренняя и не равнозначна бесплодию духа. Невозможность справиться с собой может быть знаком действия способностей безымянных, исканий невыразимых. Не все, что в нас есть, согласуется с жизнью, не все должно согласовываться.

Ты не машина деятельности, какой бы то ни было, ты человек — бездна бездн. Ты работаешь не только работой, но всем своим бытием, всем молчанием.