"Каникулы палача" - читать интересную книгу автора (Сэйерс Дороти Ли)

ИСТОРИИ, РАССКАЗАННЫЕ ЛОРДОМ ПИТЕРОМ УИМЗИ

Отражение в зеркале

Человек невысокого роста с рыжими волосами, торчащими в разные стороны, был настолько поглощен чтением, что сэр Уимзи не решился побеспокоить его своей просьбой — вернуть принадлежащую ему книгу. Он пододвинул кресло поближе к столику, поставил на него бокал с вином, так чтобы до него было легко дотянуться, и принялся развлекать себя просмотром «Данлоп Бук», как обычно лежавшей на одном из столиков в гостиной отеля.

Лохматый человек тем временем продолжал чтение. Его локти упирались в подлокотники кресла, голова низко склонилась над книгой. Он постоянно тяжело вздыхал, а когда нужно было перевернуть страницу, он клал книгу на колени и делал это почему-то двумя руками. «Да, он явно не из книголюбов», — решил сэр Уимзи.

Дочитав рассказ до конца, рыжеволосый стал листать страницы назад и еще раз перечитал что-то очень внимательно. Затем, не закрывая книгу, положил ее на стол и в этот момент поймал на себе пристальный взгляд Уимзи.

— Извините, сэр, — сказал он странно тонким голосом на кокни — диалекте жителя лондонского Ист-Энда, — это ваша книга?

— Не беспокойтесь, — любезно ответил Уимзи. — Я довольно хорошо знаком с ее содержанием. А вожу с собой лишь для того, чтобы перечитать перед сном несколько страниц. Особенно если приходится останавливаться в месте, похожем на это. Знаете, ее ведь можно открыть на любой странице, и всегда найдешь для себя что-нибудь занимательное.

— Этот Уэллс, — продолжал рыжеволосый, — из тех, кого я называю очень умным писателем. Вы со мной согласны? Удивительно, как ему удается писать так, что это становится похожим на правду. А ведь иные вещи, о которых он здесь рассказывает, вряд ли возможны в действительности. Возьмем хотя бы эту историю. Неужто вы думаете, сэр, что такое могло произойти с кем-нибудь в жизни, а? Ну, к примеру, с вами… или хотя бы со мной?

Уимзи повернул голову и немного вытянул шею, пытаясь рассмотреть ту страницу, на которой была открыта книга.

— «Эксперимент Плеттнера», — пояснил рыжеволосый. — Это про школьного учителя, который будто бы попал в четвертое измерение. А когда вернулся назад, то обнаружил, что его левая и правая стороны вдруг поменялись местами. Думаете, в жизни могло такое произойти? Это, конечно, фантастика… Но, может, действительно четвертое измерение существует? — Человек сделал паузу и смущенно посмотрел на Уимзи. — Правда, я тут не все понял. Не знаю, что это за место такое, но, конечно, тем, кто разбирается в науке, это будет понятно. Но вот что касается право-лево — того случая с перестановкой органов, — об этом даже я знаю достаточно хорошо. На своем собственном опыте убедился… Верите ли вы мне, сэр?

Уимзи протянул ему портсигар, и мужчина, инстинктивно наклонившись вперед, сначала вытянул левую руку, потом помедлил, будто что-то проверяя в своих действиях, и взял сигарету правой рукой.

— Ну вот. Когда не думаю об этом — я левша. Так же как и этот Плеттнер. Пробую с этим бороться, но, как видите, безрезультатно. Да я и не обращаю на это внимание — вроде бы такая мелочь, я же не один такой… Сколько левшей живут и даже не думают об этом. Но я почему-то испытываю настоящую тревогу, думая о том, что так никогда и не узнаю, чего я в действительности не делал, находясь в четвертом измерении или где-то там еще… — Он глубоко вздохнул. — Меня беспокоит то, какой я есть. Знаете, беспокоит прямо до смерти…

— Думаю, вам стоит поделиться со мной своими тревогами, — предложил своему собеседнику Уимзи.

— Не люблю я об этом рассказывать, вдруг люди подумают, что у меня не все дома. Но кабы вы знали, как это действует мне на нервы. Каждое утро, просыпаясь, я спрашиваю себя об одном и том же: а что я делал прошедшей ночью? И тот ли сегодня день недели и тот ли месяц, какой должен быть? Я прямо не могу успокоиться, пока не увижу утреннюю газету. Но даже тогда я не уверен до конца… Ну хорошо, я вам все расскажу, но при условии, что вы не сочтете меня бесцеремонным, а мой рассказ скучным. Все началось… — Он замолчал и, сильно нервничая, обвел взглядом гостиную. Волнение ощущалось во всем его поведении. — Никто не смотрит. Если вы не возражаете, сэр, на минуту положите сюда свою руку.

Он расстегнул свой двубортный пиджак, имевший довольно жалкий вид, и приложил руку к левому боку, где, как правило, должно находиться сердце.

— Что ж, хорошо, — согласился Уимзи и прикоснулся к груди рыжеволосого.

— Ну, вы чувствуете что-нибудь? Сэр Уимзи пожал плечами:

— А что я должен почувствовать? Опухоль или что-то в этом роде? Если вы имеете в виду пульс, то его лучше проверить на запястье.

— Конечно же, вы почувствуете его там, — ответил мужчина. — А теперь, сэр, положите руку на правую сторону моей груди.

Уимзи послушно передвинул руку.

— Мне кажется, я ощущаю слабое биение, — сказал он после незначительной паузы.

— Правда? Конечно же, вы не ожидали услышать биение сердца в этой стороне груди. Что ж, так оно и есть. Мое сердце находится справа. Я хотел, чтобы вы убедились в этом сами…

— Скажите, это перемещение было вызвано болезнью? — с искренним сочувствием в голосе спросил Уимзи.

— В определенном смысле — да. Но и это еще не все. Моя печень также находится с другой стороны, как, впрочем, и остальные органы. Об этом я узнал от доктора, у которого был на консультации. Представляете, и аппендикс у меня расположен слева… Вернее был там, пока его не вырезали. Я мог бы даже показать вам шрам, кабы мы были тут одни… Вы даже не можете себе представить, как был удивлен хирург, когда ему рассказали обо мне. После операции он сказал, что ему было очень неудобно удалять аппендицит, стоя за операционным столом с левой стороны.

— В самом деле, это довольно необычно, — сказал Уимзи, — но я уверен, что в медицине такие случаи встречаются, хотя и не часто.

— Да, но они не являются результатом событий, которые произошли со мной. Все случилось во время воздушного налета.

— Воздушного налета? — ошеломленно переспросил Уимзи.

— Да. И знаете, я бы со всем примирился и был бы счастлив, если бы это происшествие не имело дальнейших последствий. Так вот, мне тогда только что исполнилось восемнадцать, и я был призван на военную службу. Но до этого я работал в отделе упаковки в «Крихтонз»… Вы наверняка слышали о них — фирма «Крихтонз Эдмеребл Эдвергайзинг» с офисами в Холборне. Моя мать жила в Брикстоне, и вот я, получив увольнение из лагеря, в котором проводились сборы, приехал ее навестить. Днем я встретился со своими приятелями, а вечером хотел пойти посмотреть в «Столл» новый фильм. После ужина у меня оставалось еще немного времени, и я решил зайти к своему приятелю попрощаться с ним… Чтоб сократить путь от Лейстер-сквер, я пошел через рынок у «Ковент-гардена». Шел спокойно, как вдруг — хлоп! Мне показалось, что бомба упала мне прямо под ноги… И сразу вокруг все потемнело…

— Я думаю, что именно во время того налета и был разрушен «Одхемз».

— Да, это было как раз 28 января 1918 года. Именно тогда-то все и случилось со мной… Так вот, а дальше, сэр, произошло то, что невозможно объяснить. Помню, что в том месте, где я оказался, вдруг все залилось ярким светом, я иду по зеленому газону, кругом шелестят деревья, справа журчит вода… И что произошло, я понимаю не больше, чем человек, оказавшийся на Луне…

— Боже мой! — воскликнул сэр Уимзи. — Вы, наверное, подумали, что оказались в четвертом измерении?

— Нет, нет, что вы! Пока я шел, постепенно стал понимать, что каким-то образом очутился в Гайд-парке, на берегу Серпантин. На скамейках сидели женщины, вокруг играли дети.

— Вы пострадали во время взрыва? — спросил сэр Уимзи участливо.

— Видимых повреждений не было, ежели не брать во внимание большой синяк на бедре и плече — как будто меня подняли в воздух и бросили на что-то. Понимаете, момент налета совершенно стерся в памяти, и я был не в состоянии объяснить, почему и как я сюда попал. Поглядел на часы: они остановились. Мне ужасно захотелось есть. В кармане я нашел немного денег, хотя мне казалось, что у меня их было больше. Я вышел из парка и, миновав Марбларч, вошел в кафе «Лайонз». Заказал сандвич и чашку чаю — это было все, что я мог себе позволить… Ожидая, когда мне принесут еду, я начал просматривать газету, оставленную на стуле кем-то из посетителей. Вы не можете себе представить, какое страшное потрясение испытал я! Последнее, что я помнил: я хотел зайти к своему другу, а затем собирался пойти в кино. Это было 28 января. Но на газете стояла дата — 30 января. Где же тогда я пропадал целый день и две ночи?

— Представляю, какой это был шок для вас! — только и мог произнести Уимзи.

— Шок? Думаю, вы правы. Но кроме того, я был до смерти напуган сделанным мною открытием. Официантка, подавшая мне мой заказ, наверняка подумала, что я сумасшедший. Представляете, какой у меня был вид! Я спросил у нее: какой нынче день недели? Она ответила с удивлением: пятница. Ошибки быть не могло. Не стану долго рассказывать об этом, потому что это отнюдь еще не конец всей истории. Кое-как проглотив бутерброд, я решил немедленно пойти к доктору. Он выслушал меня и стал выяснять, что из событий того вечера — 28 января — я помню. Я рассказал ему о встрече с друзьями и о том, что собирался пойти в кино. Но его прежде всего интересовало, где я находился во время воздушного налета. Тогда я вспомнил, что на самом деле попал под бомбежку, вспомнил грохот взрыва — но дальше, как ни старался, ничего вспомнить не мог. Доктор сказал, что испытанный мною сильный нервный шок привел к незначительной потере памяти. Такое случается, по его словам, довольно часто, и, дескать, причин для серьезного беспокойства нету… Затем он решил меня осмотреть — бомба, упавшая рядом со мной, непременно должна была оставить на моем теле какие-то отметины. Он приложил стетоскоп к тому месту, где должно быть сердце, затем передвинул его к Другой части груди и вдруг неожиданно воскликнул: «Дорогой мой, знаете ли вы о том, что сердце у вас находится справа?»

Я об этом, конечно, не знал. Внимательно ощупав меня, врач заявил о том, что все мои внутренние органы Расположены не там, где им положено быть, а как бы в зеркальном отражении. Понятно, что в его практике, конечно же, подобных случаев еще не было, и он с большим интересом стал расспрашивать меня о моей семье. Я сказал, что являюсь единственным ребенком, что мой отец умер — был сбит грузовиком, когда мне было десять лет, и что я жил со своей матерью в Брикстоне. Ну, тогда доктор, чтоб меня приободрить, сказал, что, хотя я и являюсь достаточно необычным пациентом, мне не стоит волноваться. Посоветовал идти домой и постараться успокоиться. Сказал еще, что дня через два, если я не буду волноваться, мое состояние улучшится. Я последовал его рекомендациям. Скоро ко мне вернулось хорошее самочувствие, и я уже начал думать, что, несмотря на те сложности, которые возникли у меня оттого, что я опоздал явиться вовремя из увольнения, и нужно было объяснять начальству причины, — эта странная история вроде бы закончилась. Но, как показали дальнейшие события, я очень сильно ошибался. С того злополучного дня прошло несколько месяцев. Была объявлена всеобщая мобилизация, и я опять получил увольнение — уже перед отправкой на фронт. Так вот, я зашел выпить кофе в Миррор-холл — уверен, вы знаете это место, по ступенькам вниз…

Уимзи кивнул.

— Там еще внутри кругом большие зеркала. Когда я случайно посмотрел в одно из них, висевшее рядом со мной, то увидел в нем молодую девушку, улыбавшуюся мне так, будто мы были с ней хорошо знакомы. Вы, конечно же, понимаете, что в зеркале я видел ее отражение. Я был абсолютно уверен в том, что она по ошибке приняла меня за кого-то другого, и сделал вид, что не заметил ее приветствия. Более того, несмотря на то, что я был еще так молод тогда, я сразу догадался, чем занимается эта девушка. Мать довольно строго воспитывала меня. И вдруг прямо над моей головой раздался насмешливый голос: «Привет, рыжий, не хочешь поздороваться?»

Я поднял глаза — девица стояла рядом. Надо заметить, она была бы очень хорошенькой, если бы не была так вульгарно накрашена.

«Я полагаю, мисс, — сказал я довольно решительно, — что у нас с вами какое-то странное знакомство: вы меня знаете, а я вас нет».

«Ну как же это, мистер Дакворти, и вы говорите это после той ночи, проведенной со мной в среду?» И произнесла она это таким насмешливым тоном!

Я тогда не придал большого значения тому, что она назвала меня рыжим: молодому человеку с моим цветом волос довольно часто приходится слышать от девушек подобные обращения, но то, что, обращаясь ко мне, она назвала мою фамилию, не могло не насторожить меня. «Вы по-прежнему настаиваете на том, что мы с вами знакомы, мисс?» — спросил я.

«У меня нет ни малейшего сомнения по этому поводу. А вы что — сомневаетесь?» — удивленно спросила она.

Знаете, я не стану подробно передавать вам весь наш разговор… Просто я вдруг понял, что девица встретила меня однажды поздним вечером на улице и привела меня к себе домой. И если верить ей, то наша встреча произошла именно в ночь воздушного налета. Вот что напугало меня тогда больше всего…

«Нет ни малейшего сомнения, что это были вы, — сказала она, глядя на меня с легким недоумением. — Я поняла это сразу же, как только увидела в зеркале ваше лицо»…

Понимаете, я не мог утверждать, что этого не было, ведь я знал не больше невинного младенца о том, что я делал и где был в ту ночь, — продолжал взволнованно рыжеволосый. — Все это ужасно расстроило меня. Я и правда тогда был неискушенным парнем и старался стороной обходить таких девиц. А о том, чтобы принять приглашение, вообще не могло быть и речи. И ежели это все-таки случилось, как она утверждала, я должен был об этом знать. Я вскочил и вышел из кафе, но продолжал спрашивать себя: что же могло быть со мной в те два дня, о чем до сих пор не знаю сам? Если верить девице, я ушел от нее 29-го утром. Какие же еще странные и необъяснимые события могли произойти со мной?

Сэр Уимзи нажал кнопку звонка и, когда официант подошел, заказал два напитка. Затем, усевшись в кресле поудобнее, приготовился слушать продолжение рассказа мистера Дакворти.

— У меня не было возможности долго размышлять над тем, что произошло, — продолжал собеседник сэра Уимзи. — Мировая война все еще не кончалась, более того, набирала обороты: вскоре я увидел первые трупы убитых, научился забиваться от снарядов в любые щели, познал все прелести окопной жизни. Вы, конечно, понимаете, тогда мне было не до того, что принято называть самоанализом. Следующий довольно странный случай произошел со мной в сентябре под Кодри, во время нашего массированного наступления. Тогда я был ранен, пролежал без сознания в воронке от мины около суток, потом каким-то странным образом очутился за линией фронта, бродил с опасным ранением в плечо. Кто-то сделал мне перевязку, но этот факт из памяти был полностью стерт. Я блуждал довольно долго, не имея ни малейшего представления о том, где я, пока наконец не набрел на медсанбат, откуда меня отправили в госпиталь. Наверное, я долго находился без сознания и потому почти ничего из того, что со мной происходило не помню. Но когда наконец я очнулся, то обнаружил, что лежу на кровати и сестра милосердия ухаживает за мной. Мой сосед по госпитальной койке спал, и я решил заговорить с тем, кто лежал рядом с ним, через койку. Спросил у него, где я нахожусь. И тут мой сосед вдруг проснулся и, увидев меня, заорал: «Это ты, грязная рыжеволосая свинья! Ведь это на самом деле действительно ты?! Что ты с ними сделал?!»

Представьте, как я был поражен: я никогда не встречал этого человека ранее. А он продолжал кричать так громко, что на шум прибежала медсестра. Раненые, кто сидя, кто лежа, наблюдали за происходящим с удивлением и интересом. Уверен, вы никогда ничего подобного не видели. Не сразу, но мне все же удалось понять, в чем обвиняет меня этот человек. Дело обстояло так: какой-то солдат, а по его словам, это был именно я, вместе с ним сидел в укрытии, и мы даже о чем-то разговаривали с ним. Но как только тот, истекая кровью, ослабел, я, представьте, тут же ограбил его: забрал деньги, часы и револьвер и, что самое ужасное, сбежал, оставив парня без всякой помощи. Если бы я действительно совершил такой чудовищный поступок, поверьте, я не стал бы осуждать своего соседа за учиненный в госпитале скандал. Но я был уверен, что он не прав, ошибся, стал отрицать, уверять, что это был не я, а тот, кто удивительным образом был похож на меня. Мои слова его не убедили, он был уверен, что узнал меня, ведь, по его рассказу, мы просидели в укрытии целый день, и он хорошо запомнил мое лицо и особенно рыжие волосы. Мне ничего не оставалось делать, как достать и показать ему свои документы. Поглядев их, он извинился, сказал, что произошла ошибка. Но в его голосе все равно слышались нотки сомнения. Вскоре он умер, у него оказалась газовая гангрена. Все в палате, не сговариваясь, решили, что скандал, который солдат учинил мне, был вызван его болезнью. Хотя, я думаю, все это можно было объяснить иначе: тогда две наши дивизии сражались бок о бок, в том кошмаре и неразберихе парень легко мог меня с кем-нибудь перепутать. Мне хотелось выяснить, был ли у меня двойник в соседней части, но пока я находился в госпитале, война кончилась, было подписано перемирие, и меня отправили домой.

После войны я вернулся к своей прежней работе, и жизнь, казалось, постепенно налаживалась. Когда мне исполнился двадцать один год, я обручился с хорошей скромной девушкой и уже начал думать, что жизнь прекрасна! Но все рухнуло в один день! Неожиданно умерла моя мать, и после ее смерти я стал жить один, снимая небольшую комнату. И вдруг, в один прекрасный день, я получаю письмо от невесты, в нем она сообщала о расторжении помолвки. Мол, в воскресенье она видела меня в Вест-Энде с какой-то женщиной, и этого она мне простить не может. Между нами все было кончено.

В то воскресенье, о котором писала невеста, казалось, все было против меня. Я был вынужден отменить свидание с ней и лишь по той простой причине, что свалился в гриппе. Как ужасно было лежать одному без должной заботы и ухода! Не дай бог умереть в одиночестве, никто этого может даже и не заметить. Представляете, лежу в плохо меблированной комнате, ни одной живой души рядом, а меня лихорадит, мне ужасно плохо. И тут еще моя невеста заявляет, будто видела меня с кем-то, и решительным образом отказывается выслушать мои объяснения. Все кончилось тем, что она вернула мне кольцо.

Но остался вопрос, который продолжал меня мучить. Он не давал мне покоя ни днем, ни ночью: как я мог находиться в Вест-Энде, сам не зная об этом? У меня была такая высокая температура, что я просто проваливался куда-то… И разве мог я быть уверен, что помню все, что происходило со мной? Но вот что удивительно: некоторые из моих бредовых видений память сохранила. В них я часами где-то гулял, с кем-то действительно неторопливо прогуливался. Наверное, находясь в бреду, думал, что бродил как лунатик. Понимая, что никаких доказательств у меня нет, и я ничего не могу сделать, чтобы разубедить свою невесту, я очень тяжело переживал ее потерю. Наверное, все же стоило попытаться ее вернуть, но знаете, в тот момент, как ни странно это прозвучит, я боялся самого себя, я просто не понимал, что же со мной происходит.

Вы, наверное, подумали, что эти глупости не стоило воспринимать так серьезно: меня по ошибке все время принимали за другого, который был похож на меня и носил такую же фамилию. Но я мучился все тем же вопросом: а вдруг это и в самом деле был я — только в другом измерении?

Вдобавок ко всему меня терзали во сне ужасные кошмары. В них повторялось что-то, что, видно, напугало меня, когда я был еще ребенком. Моя мать очень любила время от времени ходить в синематограф, хотя была женщиной очень строгих правил. Но те фильмы были добрыми и наивными, в основном мелодрамы, хотя были и другие… Так вот, когда мне было лет семь или восемь, мать взяла меня с собой. Я до сих пор помню название этого фильма — «Студент из Праги». Герой, студент университета, продал свою душу дьяволу. И вот однажды его отражение вышло из зеркала, зажило своей, независимой от того парня жизнью и начало совершать ужасные преступления. Но все вокруг, конечно, были уверены, что преступник — тот самый студент. Правда, я не особенно помню все детали, ведь прошло столько лет, но если память меня не подводит, дело обстояло именно так. И я очень хорошо помню тот ужас, охватывавший меня, когда отражение выходило из зеркала. Я так плакал и кричал от страха, что матери ничего не оставалось делать, как в конце концов увести меня из зала. После этого прошли не только месяцы, но и годы, но я продолжал испытывать этот ужас — правда, теперь уже во сне. Мне снилось, будто я вижу себя в большом прямоугольном зеркале, напоминавшем то, которое было в фильме. Через некоторое время мое отражение начинает улыбаться мне. Я иду к зеркалу, вытянув левую руку; мое отражение приближается ко мне, протягивая мне навстречу, естественно, правую руку. И в тот момент, когда наши руки должны соприкоснуться, оно — и это самое ужасное — поворачивается и уходит вглубь зеркала, оборачиваясь и бросая на меня взгляд. Внезапно я осознаю, что это и есть настоящий человек, а я — не что иное, как его отражение. Бросаюсь за ним сквозь зеркало, все вокруг меня резко темнеет, расплывается, и я просыпаюсь в холодном поту, испытывая не передаваемое словами чувство ужаса.

— Все это действительно неприятно, — произнес сэр Уимзи. — Должен заметить, что эта легенда о двойнике — достаточно старая и многим известная — неоднократно и меня повергала в ужас. Когда я был ребенком, меня пугала одна дурная привычка моей няни. Если мы выходили на прогулку и ее спрашивали, не встречался ли нам кто-нибудь по дороге, она имела обыкновение отвечать, что мы не видели никого лучше нас. И я почему-то ощущал надвигающийся ужас и, ковыляя за ней на своих маленьких ножках, со страхом думал: стоит только завернуть за ближайший угол, как мы увидим точно такую же, как мы, пару, которая в любую минуту готова наброситься на нас. Поверьте, я бы скорее умер, чем рассказал об этом кому-нибудь.

Собеседник лорда Уимзи задумчиво покачал головой, помолчал и продолжал свой рассказ:

— Так вот, мои ночные кошмары вернулись вновь. Первое время я видел их с определенной периодичностью, а затем — каждую ночь. Стоило мне закрыть глаза, как тут же появлялось большое зеркало, и кто-то внутри его с усмешкой смотрел на меня. Затем отражение начинало приближаться ко мне с вытянутой вперед рукой, и мне казалось, что оно вот-вот схватит меня и втащит в зеркало. Иногда я просыпался от ужаса, а иногда мой сон продолжался, и я подолгу блуждал по удивительно странному миру: меня окружали сумерки, легкий туман, очертания предметов слегка изогнуты — все, как на чьей-то картине, которую я видел, только не помню где. Настоящее безумие — вот что это было такое. Вы не представляете, сколько ночей я провел, сидя на постели и боясь заснуть. Не зная, как и чем могу еще себе помочь, я пробовал запирать дверь спальни и прятать ключ. Позже в одной из книг я прочитал, что лунатики способны непостижимым образом запоминать те места, где они что-то прятали, находясь в состоянии бодрствования. Но все мои попытки оказывались бесполезными.

— Хорошо, но почему вы продолжали жить один?

— У меня была женщина, — сказал он после непродолжительной паузы, — поистине удивительная. Я перестал видеть дурные сны и целых три года радовался и наслаждался жизнью. Я любил ее, безумно любил. Но она умерла.

Он поспешно допил оставшееся виски и сморгнул слезу.

— Инфлюэнца. Затем пневмония. Казалось, жизнь моя снова была разбита. Она была такой милой… После ее смерти я вновь остался один и очень страдал от этого. И как бы я этого ни хотел, но кошмары вернулись. Ужасно. Во сне я постоянно что-то совершал. Но и сны эти стали казаться такими безобидными по сравнению с тем, что стало происходить со мной в дальнейшем.

Так вот, однажды все произошло днем…

Я шел по Холборн, было как раз время ленча. Я продолжал работать в «Крихтонз», руководя отделом упаковки, и, надо сказать, довольно неплохо справлялся со своими обязанностями. День был пасмурный и промозглый, моросил мелкий дождь. Мне нужно было постричься. Чтобы попасть в парикмахерскую, расположенную в южной части, надо было пройти через галерею. В конце была дверь с зеркалом, на котором большими золотыми буквами написано имя парикмахера. Да вы наверняка знаете это место.

Галерея была хорошо освещена, поэтому я мог все достаточно хорошо видеть. Подойдя к дверям, я увидел в зеркале свое отражение. Оно шло мне навстречу. И вдруг совершенно неожиданно внутри меня вырос страх, похожий на тот, который постоянно преследовал меня во сне. Я внушал себе: мол, ничего не произошло, не стоит волноваться, и взялся рукой за дверную ручку — левой рукой, потому что ручка находилась с этой стороны, а я, как вы уже знаете, если не думаю об этом, могу быть левшой.

Отражение в зеркале, конечно, повторило все мои действия, но только правой рукой, — и в этом, конечно же, не было ничего удивительного — я видел себя в непромокаемом пальто и старой шляпе, — но мое лицо — о боже! Оно ухмылялось, глядя на меня. Дальше все произошло, как во сне: неожиданно человек в зеркале повернулся и начал удаляться, оглядываясь на меня через плечо…

Я все еще продолжал держаться за дверную ручку, когда дверь вдруг открылась. Чувствуя, что задыхаюсь, я упал — и потерял сознание.

Что происходило со мной дальше, я не помнил. А когда очнулся, то уже находился дома, в своей кровати, рядом был доктор. Он сказал, что я потерял сознание на улице, но, к счастью, в кармане моего пальто оказалось несколько писем, адресованных мне, это и позволило узнать, где я живу, и доставить меня домой.

Я рассказал доктору все. Он счел, что я пребываю в состоянии сильного нервного расстройства, посоветовал мне сменить работу и больше времени проводить на свежем воздухе.

Что же касается моих работодателей, то я им очень признателен: они не уволили меня и, на мой взгляд, повели себя благородно, предложив мне инспектировать филиалы. Ездишь из города в город, проверяешь условия хранения афиш и плакатов, смотришь, не повреждены ли они, и сообщаешь, если что не так. Для поездок мне даже предоставили «моргай». В общем, сейчас я занят этим…

В настоящий момент я чувствую себя гораздо лучше, хотя сновидения по-прежнему посещают меня. Буквально несколько ночей назад мне приснился один, самый страшный из всех когда-либо снившихся мне. Будто бы я преследую дьявола — другую часть себя — и вот наконец настигаю его. Я уже ощутил свои пальцы на его горле, — но внезапно понял, что убиваю вовсе не дьявола, а самого себя.

Этот кошмар приснился мне в Лондоне. Знаете, — признался он, — именно в Лондоне я всегда чувствую себя не в своей тарелке. Сейчас я здесь…

Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему меня так заинтересовала эта книга. Четвертое измерение… я никогда о нем ничего не слышал, но этот Уэллс, похоже, все о нем знает. Вы производите впечатление человека образованного. Не ошибусь, если предположу, что вы учились в колледже или даже в Оксфорде… Было бы интересно узнать, что вы думаете обо всем этом?

— Я уверен, что вы и сами все понимаете, — ответил сэр Уимзи, — похоже, ваш доктор был абсолютно прав. Нервы — и ничего более.

— Но мне, оказавшемуся в столь ужасном положении, от этого становится не легче, ведь этот диагноз не объясняет ничего из того, что со мной произошло. Знаете, я не верю в дьявола и во всякие подобные вещи, возможно, не я один страдаю от таких видений. Мне хотелось бы знать только одно: неужели ничего нельзя сделать? Поверьте, это так меня угнетает… Никогда не знаешь, что может с тобой случиться в следующий раз…

— На вашем месте я все же не стал бы так беспокоиться, — сказан сэр Уимзи. — Я бы продолжал проводить больше времени на свежем воздухе. Может быть, вам стоит жениться? Думаю, вы почувствовали бы себя спокойнее, зная, что вы не один. Ведь эти навязчивые сны могут повториться…

— Да-да, вы правы. Я тоже думал об этом. Но… не читали ли вы в газете на днях о том ужасном случае? Представляете, мужчина, находясь в состоянии сна, задушил свою жену? А теперь представьте, что на его месте мог оказаться я — не дай бог испытать такой ужас, что может быть хуже?

Покачав головой, он погрузился в размышления, пристально глядя на огонь. Лорд Уимзи, не смея прерывать его размышлений, встал и направился в бар. Войдя, он увидел, что хозяин отеля, официант и барменша, склонившись над вечерней газетой так близко, что их головы почти соприкасались, что-то оживленно обсуждали. Услышав приближающиеся шаги сэра Уимзи, они немедленно прервали свое занятие и посмотрели на него с явным интересом…

Минут через десять лорд Уимзи вернулся в гостиную отеля — и уже не застал там своего рыжеволосого собеседника. Взяв оставленную на кресле свою куртку, он поднялся в свой номер. Продолжая о чем-то размышлять, лорд Уимзи медленно разделся, надел пижаму и халат и только затем достал из кармана куртки сегодняшний номер «Ивнинг Ньюз». На первой полосе была напечатана заметка, которую наш детектив начал внимательно изучать. Наконец быстро поднялся и, осторожно приоткрыв дверь своего номера, вышел в коридор. Здесь было пусто и темно. Уимзи включил фонарик и крадучись пошел по коридору, внимательно рассматривая обувь, оставленную у дверей для чистки. Наконец, остановившись подле одной двери, осторожно толкнул ее. Заперто. Тогда он тихонько постучал в дверь. Она открылась — и высунулась всклокоченная рыжеволосая голова.

— Разрешите на минуту войти? — шепотом произнес лорд Уимзи.

Мужчина отступил на шаг назад, как бы приглашая войти.

— Что случилось? — удивленно спросил мистер Дакворти.

— Я хочу поговорить с вами. Ложитесь в постель, наш разговор займет некоторое время.

Мистер Дакворти испуганно посмотрел на сэра Уимзи и, не задавая никаких вопросов, лег, укрывшись одеялом. Сэр Уимзи аккуратно разгладил складки на своем халате, уверенным движением поправил монокль и присел на край кровати. Несколько минут он смотрел на мистера Дакворти, не говоря ни слова, затем произнес:

— Послушайте, вы рассказали мне сегодня странную историю. Но почему-то я вам поверил. Возможно, это в очередной раз доказывает, какой же я осёл. Но уж таким я родился, поздно переделывать. Доверчивая натура, знаете ли. Ну да ладно. Скажите-ка мне лучше: вы видели сегодняшнюю вечернюю газету?

Он буквально сунул «Ивнинг Ньюз» в руки мистера Дакворти и стал ожидать, когда тот прочитает заметку. Напряженная поза лорда Уимзи выдавала состояние большого внутреннего напряжения.

На первой полосе находился снимок. Под ним жирным шрифтом в рамке для привлечения внимания было напечатано следующее:

Полиция Скотленд-Ярда разыскивает человека с фотографии, найденной в сумочке задушенной мисс Джесси Хейнс. Ее тело было обнаружено на Барнс-Коммон в прошлый четверг утром. На обороте фотографии надпись: Д.Х. с любовью от Р.Д. Всех, кто узнал человека на снимке, просим немедленно сообщить об этом в Скотленд-Ярд или любой расположенный поблизости полицейский участок.

После того как мистер Дакворти закончил читать заметку, его лицо стало белым как полотно, и лорд Уимзи стал опасаться, как бы рыжеволосый не потерял сознание.

— Ну, что скажете? — спросил Уимзи.

— Боже мой! Боже мой! Я всегда знал, что нечто подобное рано или поздно случится! Но, клянусь, я не имею к этому никакого отношения. — Мистер Дакворти был настолько испуган, что был не в состоянии унять охватившую его нервную дрожь. — У меня нет ни малейшего сомнения в том, что человек на фотографии — это я. Но как она попала туда — не представляю! Последний раз я фотографировался много лет назад, да и то вместе со своими сослуживцами. Но, сэр, клянусь Богом, я ни в чем не виноват. Хотя я вам уже говорил, что у меня бывают провалы памяти — и я просто не помню, где и с кем я был и что делал…

Лорд Уимзи между тем стал внимательно, сквозь монокль, изучать лицо на газетном снимке.

— Так, нос ваш. У вас имеется небольшая горбинка — то же и на фотографии. Левое веко слегка полуопущено… это также совпадает. Слева на лбу, похоже, какая-то небольшая выпуклость — но я думаю, это из-за некачественной печати.

— Нет! — закричал мистер Дакворти и быстрым движением отбросил со лба свои непослушные волосы. — Видите, у меня она тоже есть, поэтому я прикрываю ее волосами, чтобы она не бросалась в глаза.

Лорд Уимзи не мог этого отрицать: стоило мистеру Дакворти убрать со лба прядь волос, как сходство с фотографией из газеты стало еще более поразительным.

— Да, посмотрите, и у губ изгиб точно такой же.

— Это мне досталось от матери, мы с ней были похожи.

— А теперь наклоните голову немного влево. Очень привлекательная асимметричная улыбка. Я всегда думал, что на лице вашего типа она именно такой и должна быть. Хотя я встречал людей, которым такая ухмылка придавала поистине зловещий вид.

Мистер Дакворти через силу улыбнулся.

— А с Джесси Хейнс вы знакомы?

— Нет, сэр, если иметь в виду мое нормальное состояние. Никогда не слышал о ней, за исключением… ну да, конечно, за исключением того, что я читал в газетах о тех убийствах. Ну, о тех задушенных — о боже! — Он вытянул перед собой руки и долго смотрел на них, не смея отвести полного горести и скорби взгляда. — Скажите, что же мне делать? Если бы я мог куда-нибудь исчезнуть…

— Я уверен, что это невозможно: вас опознали в баре отеля. Думаю, через несколько минут полиция уже будет здесь. О нет, не делайте этого, — сказал лорд Уимзи, останавливая мистера Дакворти, попытавшегося встать с кровати. — Я думаю, что, предпринимая попытку исчезнуть, вы тем самым только усугубите свое положение. Успокойтесь и постарайтесь ответить на мои вопросы. Прежде всего знаете ли вы, кто я? А впрочем, откуда? Меня зовут Уимзи, лорд Питер Уимзи…

— Детектив?

— Детектив, если вам так больше нравится. А теперь послушайте меня. Я хочу знать, где вы жили в Брикстоне?

Мистер Дакворти назвал адрес.

— Ваша мать умерла. Есть ли у вас другие родственники?

— Была тетя. Я называл ее тетя Сьюзен. Она жила где-то в Суррее, но в последний раз я видел ее, когда был еще ребенком.

— Замужем?

— Да-да. Миссис Сьюзен Браун.

— Хорошо. Вы в детстве были левшой?

— Да, сначала был, но потом мать меня отучила. Заставляла есть и писать только правой…

— Но эта склонность вернулась к вам после воздушного налета, если я не ошибаюсь. Вы в детстве чем-нибудь болели? Я имею в виду, лечил ли вас доктор?

— Корью, когда мне было четыре года.

— Помните имя доктора?

— Нет, меня отправили в больницу.

— Ну да, конечно. И еще. Вы случайно не помните имя парикмахера в Холборне?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что поставил мистера Дакворти в тупик. Но, подумав, он ответил, что того звали Биггс, а может быть, и Бриггс.

Какое-то время лорд Уимзи молчал, о чем-то размышляя, а затем спросил, какое имя мистер Дакворти получил при крещении. Узнав, что мальчику дали имя Роберт, он вновь погрузился в размышления и затем задал последний вопрос:

— И вы по-прежнему утверждаете, что не причастны ни к одному из этих убийств?

— В этом я вам клянусь, но лишь настолько, насколько сам могу об этом знать. Вы же все понимаете. О боже! Если бы только у меня была возможность доказать свое алиби! Это мой единственный шанс. Но я боюсь, сэр, а вдруг я и есть тот человек, который совершил все эти преступления? Как вы думаете, в этом случае меня повесят?

— Нет, не повесят, если вы сможете доказать свою непричастность ко всем этим делам, — сказал Уимзи, а про себя подумал: может случиться так, что его новый знакомый проведет остаток жизни в тюрьме — в Бродмуре.

— А хотите знать мое мнение? — вдруг решительно произнес мистер Дакворти. — Если я действительно всю свою жизнь убивал людей, сам того не зная, будет справедливо, если меня повесят. И хватит об этом говорить! Не могу больше думать об этом!

— Послушайте, но ведь может оказаться так, что вы ничего этого и не делали.

— Мне тоже хочется в это верить. Что там за шум? В коридоре…

— Это полиция, — уверенно ответил лорд Уимзи. Услышав стук в дверь, он подошел к двери и открыл ее.

Хозяин отеля вошел в комнату первым и был неприятно удивлен, увидев сэра Уимзи.

— Входите-входите, господа, — радушно пригласил детектив. — Чем мы можем быть вам полезны?

— Я умоляю вас, если желаете помочь — не поднимайте шума, — явно беспокоясь за репутацию своего заведения, попросил хозяин отеля.

Сержант полиции, не обращая внимания на присутствующих, широкими шагами пересек комнату и встал напротив кровати, на которой продолжал лежать дрожащий от страха мистер Дакворти.

— Мистер Дакворти, — произнес он, — простите нас за столь поздний визит, но вы, наверное, уже знаете из газет, что мы ищем человека, описание которого совпадает с вашим. Мы бы хотели…

— Я этого не делал! — в исступлении закричал мистер Дакворти. — Я ничего об этом не знаю… У меня нет никакой жены Джесси Хейнс!..

Офицер достал свою записную книжку и записал: «Прежде чем ему был задан вопрос, он произнес: „Я этого не делал“».

— А мне почему-то кажется, что вы все знаете, — сказал сержант.

— Вы не ошиблись, — ответил лорд Уимзи, — незадолго до вашего прихода мы как раз обсуждали это дело.

— Обсуждали это дело? Я не ослышался? А с кем, позвольте узнать, я разговариваю, сэр?

Последнее слово сержанту далось явно нелегко: лорд Уимзи так выразительно посмотрел на него сквозь монокль, что, казалось, пригвоздил его к полу.

— Я ужасно сожалею и приношу извинения за то, что не имею при себе визитной карточки. Позвольте представиться: лорд Питер Уимзи.

— Да, да! — сказал сержант тоном, в котором явно слышалась растерянность. — Могу ли я попросить вас, милорд, поделиться с нами своими соображениями по этому делу?

— Конечно, сержант, но вы прекрасно знаете, что я могу говорить об этом деле, только если захочу сам. Так вот, я заявляю, что абсолютно ничего не знаю об убийстве. Что же касается участия в преступлении мистера Дакворти, я знаю об этом не более того, что он сам счел нужным мне рассказать. Я уверен, что он подтвердит мои слова, если вы любезно его об этом попросите. И никакого допроса с пристрастием. Надеюсь, сержант, вы понимаете, о чем я говорю.

— Но спрашивать мистера Дакворти о том, что он знает по этому делу — не более чем мой профессиональный долг, — сказал сержант, с трудом сдерживая раздражение.

— Я с вами абсолютно согласен, — ответил Уимзи. — Не сомневайтесь, будь я на вашем месте, я поступил бы точно так же. И долг мистера Дакворти как законопослушного гражданина отвечать на все ваши вопросы. Но не кажется ли вам, господа, что уже достаточно поздно? Предлагаю отложить все до утра. Мистер Дакворти никуда не исчезнет, я ручаюсь за это…

— А я в этом не уверен, — возразил сержант.

— Что касается меня, то я не испытываю ни малейшего сомнения по этому поводу. Более того, ручаюсь за него и обещаю лично сопроводить его туда, куда вы сочтете нужным. Договорились? Я полагаю, что сейчас у вас нет никаких оснований для предъявления ему обвинения.

— Пока нет, — ответил сержант.

— Замечательно. Учитывая, что все так удачно складывается, я предлагаю выпить. Надеюсь, вы не будете возражать?

Казалось, невозможно устоять перед той искренностью и любезностью, с какой сэр Уимзи сделал свое предложение. Но сержант отказался, даже не пытаясь скрыть неприязнь, которую вызывал в нем этот аристократ.

— Бросили? — голосом, полным сочувствия, спросил Уимзи. — Плохо. Печень? Или, может быть, почки?

Сержант ничего не ответил.

— Ну что ж, господа, приятно было с вами познакомиться, — продолжил лорд Уимзи. — Если вы не возражаете, давайте продолжим наше общение завтра. Мистера Дакворти вы без труда сможете найти в гостиной отеля. Я думаю, продолжить беседу там будет удобнее, чем у вас в участке — месте, мало располагающем к приятному общению. А теперь, господа, когда мы все обсудили, не угодно ли вам будет удалиться? Благодарю. Спокойной вам ночи.

Чуть позже, проводив гостей до выхода и убедившись, что они покинули отель, Уимзи вернулся в номер мистера Дакворти.

— Послушайте, — сказал детектив, — завтра я еду в город, для того чтобы постараться вам помочь. Первое, что я сделаю утром, — пришлю к вам адвоката. Расскажите ему то же, что рассказали и мне. Полиции же не говорите больше того, что она вам позволит. Запомните: до тех пор, пока они не предъявят вам обвинения, они не имеют права заставлять вас давать показания, а тем более вести в участок. Если все-таки обвинение будет предъявлено, спокойно езжайте в полицию, но ничего там не говорите. И что бы вы на самом деле ни сделали — не вздумайте бежать. Этим вы только докажете свою виновность.

На следующий день, в 12 часов, лорд Уимзи направлялся вниз по Холборн-стрит с целью найти парикмахерскую. Благодаря описанию, сделанному мистером Дакворти, он без труда нашел ее. На входной двери действительно находилось длинное зеркало, на котором наискось, довольно небрежно, золотыми буквами было выведено имя владельца заведения — Бриггс. Прежде чем войти внутрь, Уимзи, не испытывая ни малейшего удовольствия, принялся пристально рассматривать свое отражение в зеркале.

— Осмотр места происшествия под номером один, — произнес он вслух, машинально поправляя свой галстук. — Или я введен в заблуждение, или эта загадка связана с четвертым измерением. Как же неприятно чувствовать себя глупцом! Но то, что эта дверь зеркальная, — лично у меня не вызывает ни малейшего сомнения. Интересно, было ли так всегда? Вперед, Уимзи, вперед! Нет, я не вынесу, если меня вновь станут брить. Думаю, лучше подстричься.

Он толкнул дверь салона, не отрывая решительного взгляда от своего отражения в зеркале, как будто желая Убедиться в том, что оно не сыграет с ним прескверную Шутку.

Разговор с парикмахером протекал довольно непринужденно, и собеседники успели коснуться многих тем, но только один фрагмент их беседы заслуживает того, чтобы быть воспроизведенным здесь полностью.

— Давно у вас не был, — сказал лорд Уимзи. — Да-да, за ушами сделайте короче. Если не ошибаюсь, вы сделали ремонт.

— Вы правы, сэр. Согласитесь, получилось довольно неплохо?

— А зеркало на двери снаружи у вас тоже новое?

— Да что вы! Оно уже было здесь, когда я пришел сюда работать.

— Неужели? Это значительно дольше, чем я предполагал. Вы хотите сказать, что три года назад оно тоже было здесь?

— В этом, сэр, можете не сомневаться. Парикмахерская принадлежит мистеру Бриггсу уже десять лет.

— Вместе с зеркалом?

— О да, сэр.

— В таком случае с моей памятью что-то происходит. Вероятнее всего — начало старческого склероза. Да, все-все проходит, юность не вернешь… Нет, благодарю вас. Сегодня я не хочу закрашивать седину. Если уж она появилась, я полагаю, нет смысла ее скрывать. Электрическая расческа тоже не требуется. В моей жизни и без нее достаточно волнений.

То, что сидело внутри него, никак не давало ему покоя. Чувство было настолько сильным, что, выйдя из парикмахерской и продолжая размышлять о странностях этого дела, лорд Уимзи не заметил, как прошел несколько ярдов в обратном направлении. То, что он увидел, заставило его остановиться и удивленно замереть. Перед ним была стеклянная дверь чайного магазина, расположенного в другом конце галереи. И то, что имя владельца тоже было написано золотыми буквами, было не менее удивительным совпадением. Надпись на двери гласила: «Магазин чая Бриджет». Постояв несколько минут в нерешительности, Уимзи вошел внутрь. Он подошел к кассирше, сидевшей за маленьким стеклянным столиком, и, представившись журналистом, спросил, не припомнит ли она случая, когда несколько лет назад какой-то мужчина потерял сознание на пороге этого магазина.

Но девушка работала здесь всего три месяца и, естественно, ничего такого рассказать не могла, но предположила, что одной из продавщиц, возможно, удастся припомнить нечто подобное. Пригласили продавщицу, и та, на удивление быстро, вспомнила похожий случай. Лорд Уимзи поблагодарил девушек за помощь, обошедшуюся ему в полкроны, и радостно покинул магазин.

Следующим пунктом его посещения значился Кармелит-Хаус. В любой редакции, расположенной на Флит-стрит, у него были знакомые, поэтому попасть в архив, где хранились фотографии, для него не представляло большого труда. После того как оригинал фотографии Р.Д. был найден, Уимзи принялся рассматривать ее так внимательно, как будто надеялся увидеть на ней то, чего до него не заметили другие. После этого он решил, что найти фотографа по имени и выяснить, каким образом снимок попал в архив, лучше всего в Скотленд-Ярде. Туда он и отправился.

Там все оказалось еще проще. Старший инспектор Паркер был ближайшим другом лорда Уимзи, и на запрос, сделанный от его имени, был незамедлительно получен ответ. Имя фотографа стояло внизу снимка в газете. Найти его салон тоже оказалось делом несложным, и Уимзи лишний раз убедился, как легко благодаря его известному имени удается получать всю необходимую информацию.

Как он и предполагал, после Скотленд-Ярда делать ему здесь было нечего: узнать что-либо новое ему так и не Удалось. Снимок был сделан года два назад, и владелец салона не мог припомнить ничего особенного, что могло быть связано с изображенным на снимке человеком. Это был небольшой фотосалон, в котором делались дешевые фотографии.

Уимзи попросил показать ему негатив интересующего его снимка, который после непродолжительных поисков удалось найти в одной из многочисленных коробок.

Положив негатив на стол, Уимзи принялся тщательно изучать его и только затем достал из кармана номер «Ивнинг Ньюз», где была напечатана фотография.

— Взгляните на это, — сказал он.

Хозяин салона посмотрел на фотографию, затем перевел взгляд на негатив и сказал:

— Я обескуражен, но это просто удивительно!

— Я полагаю, это делалось с помощью увеличителя.

— Да. И он, судя по негативу, был установлен неправильно. Надо же было такому случиться! Вы знаете, сэр, мы стараемся выполнять работу быстро, и я допускаю, что работа была сделана небрежно именно по этой причине. Мне необходимо выяснить, как такое могло случиться.

— Сделайте мне снимок с этого негатива, — попросил Уимзи.

— Конечно, сэр. Одну минуту.

— И отправьте один в Скотленд-Ярд.

— Да, сэр. Вы не находите, что все это достаточно странно? Меня немало удивляет тот факт, что клиент этого не заметил. Мы, как правило, снимаем человека с трех или четырех положений.

— Буду чрезвычайно признателен, если вы найдете и остальные негативы, я бы и их взял на время.

— Боюсь, здесь я ничем не смогу вам помочь. Я уже пробовал их искать, но безрезультатно. Уверен, что из всех снимков был оставлен именно этот негатив, а все остальные уничтожены. Понимаете, сэр, у нас нет возможности хранить такое большое количество. Но я могу сделать вам три отпечатка с этого.

— Прекрасно. И чем быстрее, тем лучше.

— Сэр, но они будут готовы не раньше, чем через час или два. Меня продолжает удивлять то, что клиент не пожаловался.

— На мой взгляд, в этом как раз и нет ничего удивительного, — ответил Уимзи. — Он, вероятно, подумал, что именно на этой фотографии было запечатлено удивительное сходство. Для него так оно в действительности и было. Понимаете, он всегда мог видеть свое лицо только в одном ракурсе. Эта фотография, где правая и левая стороны лица оказались перевернутыми, — как бы и есть то лицо, которое он видел в зеркале каждый день и которое он мог бы узнать как свое собственное. Вот и все объяснение.


Сославшись на целый ряд неотложных дел, лорд Уимзи покинул салон. Затем последовал короткий визит в Сомерсет-хаус, после чего он решил, что на сегодня достаточно, и отправился домой.

Наведение справок в Брикстоне по адресам, указанным мистером Дакворти, в конечном счете все же дало положительные результаты: сэру Уимзи удалось выйти на след людей, которые помнили и его самого, и его мать. Одна старая женщина, державшая маленькую овощную лавку на той же улице лет сорок назад, очень хорошо помнила все, что касалось этой семьи. Как и у большинства неграмотных людей, ее память была на удивление хорошей: ей непостижимым образом удавалось помнить все события так, как будто они произошли только вчера.

— Это было тридцать два года назад. Был Михайлов день, когда они приехали. Очень хорошо ее помню: такая привлекательная молоденькая женщина. Моя дочка ждала первенца и с удовольствием возилась с ее малышом.

— А разве мальчик был рожден не в Брикстоне?

— Нет, сэр. Где-то на юге, но я не помню, чтобы она говорила, где именно, — где-то недалеко от Ньюкасла. Она была очень тихой, знаете, себе на уме, никогда ни с кем не разговаривала. Даже с моей дочкой, а уж ей-то больно интересно было узнать о том, как проходили роды. Но миссис Дакворти много об этом не рассказывала, говорила, что роды у нее были трудные. Ей давали хлороформ, поэтому она плохо помнит, но я думаю, она просто не хотела об этом вспоминать. Ее муж, тоже хороший человек, часто просил меня не напоминать ей об этом. То ли она была напугана родами и продолжала страдать, только деток у нее больше не было… Я говорила ей, что если бы она родила девятерых, как я… Но она ничего не отвечала, только улыбалась в ответ.

— Я уверен, что с детьми у вас было немало забот, но, хочу заметить, выглядите вы, миссис Харботл, цветущей женщиной, — сделал ей комплимент сэр Уимзи.

— Знаете, сэр, я слежу за своим здоровьем. Хотя надо признать, что стала полнее, чем когда-то была. Каждый из девяти что-нибудь добавил к моей фигуре. А ведь вы не поверите, сэр, что в девушках моя талия была всего восемнадцать дюймов.

— А вы случайно не помните, сколько было ребенку, когда миссис Дакворти приехала в Брикстон?

— Три недели от роду, ну истинный ангелочек, и на головке было много волос. Сначала волосики были темные, а потом стали ярко-рыжими, такие вы редко у кого увидите — цвета моркови. Мальчик не был похож ни на мать, ни на отца. Она говорила, что он пошел в родственников по ее линии.

— А еще кого-нибудь из этой семьи вам не приходилось видеть?

— Только ее сестру, миссис Сьюзен Браун. Знаете, такая высокая, мрачная женщина. По лицу было заметно, что она бесчувственная и черствая — совсем не такая, как ее сестра. Жила в Ившеме, насколько я помню. Одно время я покупала у них зелень. Так вот, у нее головка была такая маленькая, как пучок спаржи. Чопорная такая дама.

Сэр Уимзи нашел способ, как отблагодарить женщину, и успел на ближайший до Ившема поезд. Он уже испытывал не только интерес, но и огромное желание узнать, как далеко его может завести это расследование. Но, узнав, что миссис Сьюзен Браун является весьма известной и уважаемой в городе особой, символизировавшей собой опору методистской церкви, лорд Уимзи испытал истинное облегчение. Миссис Браун удалось сохранить прямую осанку. Ее гладкие темные волосы, разделенные на прямой пробор, были стянуты на затылке в тугой узел. Глядя на нее, нельзя было не вспомнить миссис Харботл, сравнившую миссис Браун с пучком спаржи, — и правда, дама была широка внизу и узка в плечах. Встретив сэра Уимзи с холодной вежливостью, она сразу же заявила, что ей нечего сказать о своем племяннике, так как она о нем ничего не знает. Намек Уимзи на то, что тот ныне находится в довольно затруднительном положении и даже в опасности, казалось, ее не удивил.

— В нем дурная кровь, — сказала она. — Моя сестра Хетти была добрее, чем ей следовало быть.

— Знаете, миссис Браун, далеко не у всех людей сильный характер, поэтому я думаю, что те, кто все же таковым обладает, получают возможность испытать чувство огромного удовлетворения. Признаться, мне не хотелось бы докучать вам пустой болтовней, и чтобы не отнимать ваше время — позвольте мне сразу изложить суть проблемы. В журнале регистрации в Сомерсет-хаус я обнаружил, что ваш племянник, Роберт Дакворти, был рожден в Саутворке, а его родителями записаны Альфред и Хэстер Дакворти. Как все было прекрасно задумано! Конечно, их поступок вполне можно объяснить определенными человеческими мотивами, но ведь что-то у них сразу пошло не так. Поправьте меня, если я ошибаюсь.

Миссис Браун положила свои морщинистые руки на край стола, и Уимзи заметил, как в ее темных колючих глазах загорелся тревожный огонек.

— Я не хочу вас беспокоить, мэм, но на чье же имя тогда был зарегистрирован другой ребенок?

Он заметил, как задрожали ее руки, но, когда она заговорила, ее голос звучал уверенно и строго:

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Ужасно сожалею. Я всегда полагал, что не умею быть достаточно убедительным. С этим ничего не поделаешь. Но ведь мальчиков было двое, не так ли? На чье имя был зарегистрирован другой? Не хочу вам докучать, но это действительно очень важно.

— Что заставило вас предположить, что мальчиков было двое?

— Я не предполагаю, а знаю точно. Неужели вы думаете, что я стал бы вас тревожить своими предположениями? Я знаю точно — был еще один мальчик. Что стало… а впрочем, я более или менее знаю, что с ним произошло.

— Он умер, — поспешно ответила она.

— Не люблю возражать, — сказал Уимзи, — на мой взгляд, это весьма непривлекательная черта. Но вы прекрасно знаете, что он не умер. Он жив и сейчас. Я только хочу знать его имя.

— А почему, сэр, я должна вам что-то рассказывать?

— Потому, — ответил лорд Уимзи, — что мне придется говорить о вещах не столь приятных для вашего утонченного вкуса, и если вы это простите мне, то я скажу, что было совершено преступление и подозрение падает на вашего племянника Роберта. Так или иначе, но мне удалось выяснить, что это преступление совершил не он, а его брат. Вот почему я хочу его поймать, неужели вам это непонятно? Вы не представляете, какое внутреннее облегчение я бы испытал, окажи вы мне помощь, мэм. В противном случае я буду вынужден идти в полицию, и вас привлекут к этому делу в качестве свидетеля. Мне действительно не хотелось бы увидеть вас в зале суда дающей свидетельские показания. Вы только подумайте: ваше доброе, незапятнанное имя будет фигурировать в этой неприятной истории. Неужели вам все это нужно? Если же нам удастся поймать брата быстро, то ни вы, ни Роберт никогда больше не столкнетесь с неприятностями подобного рода, гарантирую вам это.

Несколько минут миссис Браун сидела, погрузившись в тяжелые и мрачные размышления.

— Хорошо, — наконец-то сказала она, — я вам все расскажу.

Не прошло и нескольких дней, как Уимзи вместе с главным инспектором Скотленд-Ярда Паркером обсуждали детали дела, которое на тот момент было уже завершено.

— Конечно же, разгадка данного дела лежала на поверхности. Все сразу встало на свои места, стоило только услышать о том, что положение внутренних органов мистера Дакворти иное, чем у обычных людей.

— Несомненно, — поддержал инспектор. — Ничего проще и быть не могло. Но все-таки, не хотите ли вы мне рассказать, как вам удалось выстроить всю логическую цепочку? Неужели у всех близнецов такое расположение органов? И неужели все люди, имеющие такое же расположение внутренних органов, — близнецы?

— И да и нет. Непохожие близнецы, а также кое-кто из тех, кто как две капли похож друг на друга, могут быть вполне нормальными. Что же касается однояйцовых близнецов, то они получаются в результате деления одной клетки и могут быть похожи друг на друга так, как будто один является отражением другого. Это зависит от границы деления исходной клетки на части. Эту операцию можно провести и искусственно с помощью головастика или конского волоса.

Я где-то читал, что у людей с таким расположением органов, как у мистера Дакворти, обязательно должен быть похожий близнец. Поэтому пока бедный Р.Д. с ужасом рассказывал о «Студенте из Праги», мучился ночными кошмарами и рассуждал о четвертом измерении, я ожидал появления брата-близнеца.

Дело обстояло приблизительно так. Было три сестры по фамилии Дарт: Сьюзен, Эстер и Эмили. Сьюзен вышла замуж за человека по фамилии Браун; Эстер тоже вышла замуж, получив фамилию Дакворти; Эмили же выйти замуж не удалось. По иронии судьбы, которой полна наша жизнь, только одна из сестер — а ею была незамужняя Эмили — смогла родить ребенка. Она забеременела, и у нее врачи прощупали двойню.

Незадолго до родов Эмили поведала сестрам о своем горе (отец малышей, конечно же, исчез, не став дожидаться их рождения), родители сестер к тому времени уже умерли. Что касается Сьюзен, то она была женщиной очень крутого нрава. Более того, она вышла замуж за человека, социальное положение которого было гораздо выше ее собственного, и она вынуждена была прикладывать немало усилий, чтобы этому соответствовать. Узнав о положении своей сестры, она ограничилась прочтением цитаты из Библии и отказалась чем-либо помочь ей. У Эстер же было необычайно доброе сердце, она-то и предложила усыновить ребенка, когда он родится, и обещала воспитывать его как своего собственного. Ребенок родился, но, как я уже сказал, не один, а двое — братья-близнецы.

Для мистера Дакворти это был настоящий удар. Он не мог согласиться на усыновление сразу двух детей. Эстер было разрешено взять только одного малыша, и, будучи натурой очень доброй и мягкой, она взяла того, кто родился более слабым. Им оказался Роберт, близнец-отражение. Эмили, оставшись на руках со вторым ребенком и понимая, что долго скрывать правду в Англии ей не удастся, вскоре уехала в Австралию. Больше о ней никто ничего не слышал.

Близнец Эмили был записан на ее фамилию — Дарт, получив при крещении имя Ричард. Оба ребенка были прелестными существами. Роберт был записан сыном Эстер Дакворти — в те времена отсутствовали строгие правила, соблюдение которых требовало предоставления свидетельства о рождении, заверенного доктором или акушеркой. По этой причине записать ребенка на любое имя не составляло никакого труда. Чета Дакворти переехала в Брикстон, где Роберт и рос, выдаваемый ими за собственного ребенка.

Спустя какое-то время Эмили в Австралии умирает, и Ричард, которому уже исполнилось пятнадцать лет, возвращается в Англию. К тому времени он уже не был милым маленьким ребенком. Чтобы добраться в Англию, он был вынужден наняться на корабль и выполнять любую черную работу, ибо у него не было денег. А еще спустя два года их с Робертом дороги неожиданно пересекаются, и происходит это как раз в ночь воздушного налета.

Теперь уже не суждено выяснить: знала ли Эстер о том, что у Роберта необычное расположение внутренних органов? Так или иначе, ему об этом не сказали. Я полагаю, что шок, явившийся результатом взрыва, повлек за собой возвращение Роберта к естественной физиологической потребности быть левшой. Мне также кажется, что взрыв явился толчком и к амнезии, как правило, появляющейся во время сильного эмоционального потрясения. Вся эта ситуация неблагоприятно сказывалась на его физическом состоянии: он становился не только все более и более рассеянным, но все чаще впадал в сомнамбулическое состояние.

Я готов предположить, что Ричард каким-то образом обнаружил существование близнеца и попытался воспользоваться этим фактом. Именно это, на мой взгляд, и объясняет происшествие с зеркалом. Думаю, что в тот день Роберт просто ошибся дверью: перепутал вход в парикмахерскую с дверью магазина чая. Навстречу ему шел не кто иной, как Ричард, его брат, который, из страха быть замеченным, поспешно удалился. Безусловно, обстоятельства играли ему на руку — встреча произошла, но в том, что в тот дождливый день оба были одеты в плащи, а на голове одинаковые шляпы — не было ничего удивительного.

Теперь что касается фотографии. Нет никакого сомнения, что в момент печати с негатива фотографом была допущена ошибка. Но я ничуть не буду удивлен, если Ричард воспользовался этим, специально выбрал именно эту фотографию, возможно, уже тогда предполагая, каким образом он сможет ее использовать. А это значит, что ему было известно о необычном расположении органов у Роберта. Я, правда, не представляю, откуда, но могу предположить, что он провел личное расследование для выяснения своего происхождения. Возможно, какая-то информация просочилась из той части, где служил его брат, возможно, ходили странные слухи… Не буду настаивать на своих предположениях, это уже не имеет никакого значения.

В этом деле осталась еще одна странная вещь. И касается она того сна, в котором Роберт кого-то душил в ту самую ночь, когда, насколько мне удалось выяснить, именно Ричард задушил Джесси Хейнс. Утверждают, что похожие близнецы всегда хорошо чувствуют, что происходит друг с другом: каждый из них не только знает, о чем думает другой, они даже болеют одними и теми же болезнями в одно и то же время. Из двух братьев, как я уже сказал, Ричард был сильнее и, возможно, по этой причине он мог воздействовать на Роберта в гораздо большей степени, нежели Роберт на него. Не знаю почему, но я в этом уверен. Однако все это такая ерунда! Главное — вам удалось задержать Ричарда Дарта…

— Располагая уликами — это было сделать совсем нетрудно.

Уимзи поднялся и стал перед зеркалом поправлять галстук.

— И все-таки в зеркалах есть нечто необычное. Я бы даже сказал — немного потустороннее. Вы не находите?