"Возвращение в небо" - читать интересную книгу автора (Лавриненков Владимир Дмитриевич)

«Только на фронт!»

Из Горького до Ростова мы добирались целую неделю. Железнодорожные пути были забиты эшелонами. Здесь с особой силой чувствовалось дыхание войны.

Наше авиаучилище расположилось в станице, неподалеку от известного совхоза «Гигант». Здесь, на новом месте, нас ждали привычные дела: полеты по кругу, отработка с курсантами навыков вождения самолета, стрельба по мишеням, приземление. В распорядке дня, утвержденном размашистой подписью капитана Кущенко, был расписан каждый наш шаг, и соблюдался этот распорядок неукоснительно.

Поднимаясь с курсантами в воздух, я каждый раз видел ровную, без единого лесочка степь и невольно вспоминал Черниговщину, ориентиры ее маршрутов. Думал об этом с болью: вплотную к Чернигову подступили фашистские захватчики…

В один из хмурых дней в конце августа мы услышали в небе необычный гул самолета.

— Это «Юнкерс», — сказал кто-то.

А через два-три дня, уже при ясной погоде, над нашим аэродромом, не таясь, пролетел двухмоторный бомбардировщик «Хейнкель-111». Мы даже рассмотрели кресты на его крыльях…

Я подал капитану Кущенко рапорт с просьбой об отправке на фронт. Через несколько дней он отозвал меня


|стр. 6-7 пропущены|


— Пилот с тачкой! Ничего себе, дослужился… За что вас так?

Я молчал, соображая, что ответить. Дело в том, что я с первого взгляда узнал майора, но не был уверен, что он признал меня. А ведь мы были знакомы. Я вспомнил все в какую-то долю секунды.

…Аэродром нашего училища располагался в трех километрах от станицы. Для его охраны на ночь назначался наряд из нескольких бойцов и командира. В тот вечер, когда я заступил на дежурство, небо заволокло тучами, разразилась гроза. И вдруг из-под черной тучи уже в сумерках вынырнул По-2. Наш аэродром, видимо, оказался спасением для него. Когда самолет подкатил к единственному строению, в котором размещалась наша небольшая команда, из него выбрались пилот майор и женщина в летнем платье.

Чтобы ветер не опрокинул машину, мы под дождем помогли закрепить ее за крылья и за хвост. Только после этого промокшие до последней нитки пилот и его спутница направились к караулке. Теснота там была страшная. Я пригласил их в свою комнатку. При свете керосиновой лампы я хорошо рассмотрел майора. У него было приятное молодое лицо со свежим шрамом, который нисколько не портил внешности. Майор объяснил, что возвращался в свою часть с центральной усадьбы совхоза «Гигант» и что его попросили довезти до Зернограда местного агронома.

В ту ночь я узнал, что фамилия майора Горбачев, что зовут его Алексей Николаевич, что в первые дни войны он сбил вражеский бомбардировщик, но его машину поджег «Мессершмитт», что майор недавно вышел из госпиталя и надеется в скором времени возвратиться в свой полк.

Жадно слушал я каждое его слово. И завидовал, безумно завидовал майору.

За ночь гроза утихла. С первыми лучами солнца майор, уже успевший обойти летное поле, вырулил свой По-2 на край аэродрома. Мы с тревогой следили за ним: неужели решится взлететь? Колеса вязли в раскисшем грунте, поле было покрыто многочисленными лужами. Медленно набирая скорость, По-2 покатился по густой траве. Разбегался он долго. И в самом конце аэродрома будто оттолкнулся от земли, поплыл на крыльях…

— Так что же все-таки приключилось с вами, сержант? Почему молчите?

Голос майора Горбачева вернул меня к печальной действительности.

Майор шел по коридору, я следовал за ним. Он ждал ответа. Остановился майор в дверях комнаты, которую я только что очистил от строительного мусора.

— Действительно, стало просторно! Это вы навели порядок? — по-дружески улыбнулся он.

— Я, товарищ майор.

— А что еще умеете делать?

— Летать.

— Это я знаю. А рисовать?

— Нет, товарищ майор.

— А красиво писать?

— Это могу.

— Ну вот что. Отвозите тачку и приходите ко мне. Спросите заместителя начальника училища.

Дня три я занимался писарской работой. Когда срок наказания кончился, меня вызвал майор Горбачев.

— Я разговаривал с вашим командиром… Вы очень неправильно вели себя, сержант.

— Но я хочу на фронт, товарищ майор! Особенно после того, как однажды ночью, во время грозы, услышал ваш рассказ о том, как воюют летчики…

— Постойте-постойте… Так, значит, это вы, сержант, приютили во время ливня нас с агрономом?

— Я, товарищ майор…

— Ну конечно же, вы! — обрадовался майор. — То-то мне кажется знакомым ваше лицо. А вспомнить, где видел, так и не смог.- Майор прошелся по кабинету, потом остановился передо мной, посмотрел мне в глаза, с отеческой теплотой произнес: — Вот что, сержант Лавриненков. Наше училище формирует эскадрилью для истребительного полка, который должен выступить на защиту Ростова. Вы будете назначены летчиком в этот полк. Согласны?

— Только об этом и мечтаю, товарищ майор! Благодарю!

— Тогда так. Поезжайте в свое училище, заберите вещи и возвращайтесь сюда. Документы мы затребуем сегодня сами. Завтра утром быть у меня…

До училища я добрался довольно быстро. Сборы были недолгими: бросил в чемодан шлем, планшет, сапоги, куртку и отправился к капитану Кущенко. Вызов из Зернограда уже пришел, капитан, увидев меня, на минуту нахмурился:

— Добился-таки своего.

— Так точно, товарищ капитан. Вылетаю на своем «бисе» в полк.

— Пулеметы, выходит, проверял не зря? — уже совсем другим тоном спросил он.

— Выходит, так, товарищ капитан. Счастливо оставаться.

— Спасибо за пожелание. А вам, сержант, хочу дать добрый совет. Запомните крепко: война тоже наказывает нарушителей дисциплины.

— Запомню, товарищ капитан.

Кущенко с грустью пожал мне руку. Было похоже, что он завидовал мне.

Конечно, завидовал — никто не хотел находиться в тылу, все рвались на фронт.

Я улетал на своем И-15 бис — обтянутом перкалью биплане. Улетал со страстным желанием скорее включиться в боевую работу, испробовать свои силы в ожесточенных стычках с врагом. Как и многие юноши, я обладал пылким воображением. Оно рисовало в сознании захватывающие картины воздушных стычек, в которых я бил врага в хвост и в гриву. Мне казалось, я вполне подготовлен к тому, чтобы действовать именно таким образом.

Каково же было мое разочарование и огорчение, когда после первого боевого вылета выяснилось, что все обстоит далеко не так, как думалось.

Я приземлился в Кущевке, где срочно пополнялся авиационный истребительный полк. Там пока набралось летчиков всего на одну эскадрилью. Нашел ее командира — такого же, как я сам, молодого летчика в звании лейтенанта, представился ему.

— Еще пополнение? Летчик-инструктор? Отлично! — обрадовался он. — А сейчас иди в столовую, подзаправься как следует. Судя по твоему виду, в училище вас кормили не жирно…

В столовой меня потрясло изобилие вкусных блюд. Подошедшая официантка, заметив мое недоумение, пояснила:

— Отступаем… Не оставлять же продукты врагу. Вот и роскошествуем…

Отступаем… От одного этого слова сразу пропал аппетит.

На рассвете следующего дня нас собрал комэск. Нарисовал мелом на доске боевой порядок эскадрильи, набросал маршрут полета.

— Летим девяткой в район Синявки западнее Ростова. Будем наносить бомбовый удар по скоплению фашистских танков. Всем подготовить карты. Над полем боя цели каждый ищет сам. Ориентир — кресты на броне.

Минут через десять мы уже сидели в кабинах и ждали сигнала на взлет. Первым делом я нашел рычаг, с помощью которого сбрасываются бомбы, и осторожно подержался за него (мне еще ни разу не приходилось им пользоваться). Как-то все обойдется в этом первом долгожданном боевом вылете? Что он принесет мне и остальным летчикам, так и не успевшим познакомиться друг с другом?

Мысли мои оборвал сигнал на взлет. Появилась зеленая ракета.

Тройки истребителей приняли старт. Над полевым аэродромом тучей взвихрилась пыль, закрыла впереди идущие машины, линию горизонта. Я был замыкающим последнего звена и изо всех сил старался держаться своего места в строю. Но все же отстал, пришлось догонять. Позже я узнал, что именно отстающие чаще всего становились жертвами «Мессершмиттов». Но тогда это не приходило мне в голову. Мало того, что я не имел понятия о коварстве «мессеров», мне даже не приходилось видеть их…

Достигнув окраины Ростова, мы развернулись на Синявку. Вскоре перед нами открылась панорама широко растянувшегося фронта: мы увидели вспышки артиллерийских залпов, взрывы снарядов, пожары.

Приглядевшись, заметили танки. С высоты полутора тысяч метров непросто было определить, чьи они. Вот первая тройка вошла в пикирование, сбросила бомбы, перешла в набор высоты. За ней — вторая. Потом — наша очередь. Уже несясь к земле, я разглядел черно-белые кресты на бортах танков, рванул рычаг. Бомбы отделились от самолета, он сразу стал легким, послушным.

Задание выполнено, можно идти домой. Неужели это все? И так просто?

Круто переломив траекторию полета, я устремился вверх и тут увидел такое, что пробежали мурашки по спине. Надо мной в яростном клубке сцепились более двух десятков самолетов. Мимо вдруг стрелой пронеслась необычных контуров машина. Я четко увидел желтый крест на фюзеляже.

«„Мессершмитт“! — мелькнуло в мозгу. — Что предпринять?»

В ту же секунду увидел, как промчавшийся мимо «Мессер» короткой очередью поджег наш И-15 бис. Потом чуть в стороне стал падать еще один самолет. Кто кого бьет, я понял не сразу. Все перемешалось, слилось в сплошную огненную карусель. Но разбираться не было времени. В следующий миг два «мессера» начали брать в клещи меня самого. Когда самолет, шедший справа, чуть обошел мою машину, я довернул на него и дал длинную очередь. Такую длинную, что опомнился, лишь когда умолк пулемет. Патроны кончились, а «Мессеры» наседали. Вот-вот скрестят на мне пушечные трассы. И тогда почти подсознательно я резко бросил ястребок вниз и понесся к плавням, чтобы на их фоне слиться с землей. «Мессеры» ринулись следом. Я прошел прямо над верхушками деревьев, виляя из стороны в сторону. Фашисты открыли огонь, но их снаряды вонзались в болотистую почву, поднимая в воздух султанчики грязных брызг.

То, что я выскочил из этой переделки, похоже на чудо. Не иначе как я родился в рубашке. То ли у немецких летчиков иссякли боеприпасы, то ли кончалось горючее, но они вдруг оставили меня в покое и ушли. Не веря своему счастью, я непрерывно осматривался по сторонам, боясь, что это уловка, что гитлеровцы снова атакуют меня.

Весь взмокший, приземлился на своем аэродроме. Выдержав на пробеге направление, я уже должен был остановиться, но самолет вдруг завалился на правое крыло, потом стал на нос и застыл в таком положении. Я завис на привязных ремнях и боялся шевельнуться: если бы машина перевернулась, не миновать беды.

Но мне и тут повезло. Быстро примчались на грузовике авиаспециалисты. Они накинули на хвост «ястребка» веревку, потянули, и самолет лег на фюзеляж. Оказалось, что немецким снарядом отбило правое колесо. Я не мог этого знать, поскольку шасси на И-15 бис не убиралось.

Итак, все кончилось благополучно. Но я горько переживал первую неудачу. А тут еще узнал, что не все вернулись из полета… Остаток дня ходил по аэродрому как неприкаянный. И страшно обрадовался, когда к вечеру до нас добрались пешком еще трое летчиков: они спаслись, выпрыгнув с парашютами…

Первый бой заставил меня серьезно задуматься. Он показал, что надо еще многому учиться, чтобы не попадать в подобные ситуации. Без опыта в бою, как без крыльев. В тот раз меня выручило то, что я в общем-то неплохо владел самолетом и техникой пилотирования. Но ведь этого мало! Летчику необходимо в совершенстве знать тактику, мастерски вести огонь, досконально отработать взаимодействие в звене. И всему этому я должен научиться…

События этого памятного дня привели к тому, что уже вечером нам объявили: из-за нехватки людей и техники пополнение полка приостановлено. Некоторую часть вновь прибывших летчиков переводили в Сталинград, остальным, в том числе и мне, предложили возвратиться в училище.

Такой поворот событий никак меня не устраивал. Я стал настаивать, чтобы меня тоже послали в Сталинград. И очень обрадовался, узнав, что командование пошло мне навстречу.

Прибыв в Сталинград, я сразу отправился на аэродром Гумрак и немало удивился, увидев почти пустое летное поле. В казарме при аэродроме находилась только уборщица.

— Будете у нас жить? — вежливо спросила она. Я кивнул.

— Свободных кроватей много. Занимайте любую.

— А где же летчики?

— Отправились куда-то с винтовками.

Под вечер действительно пришли несколько человек. Среди них я с радостью увидел друзей по Черниговскому училищу — Чучвагу, Нагорного, Гуляева и Стеценко. Они рассказали, что зачислены в полк ПВО, но он еще не укомплектован.

Ехал я в Сталинград, надеясь, что получу новую машину и буду сбивать «Юнкерсы», которые уже появлялись над Волгой. А сложилось все по-иному. Меня тоже зачислили в полк ПВО, а там нас начали переучивать, применительно к задачам противовоздушной обороны.

До весны 1942 года наш полк со своими «бисами» стоял на аэродроме неподалеку от Сталинграда. Лишь изредка вылетали мы на перехват одиночных вражеских разведчиков. И хотя они нередко уходили от нас, мы продолжали тренироваться, а главное — осваивали район Поволжья. Тем, кто провел полгода в казармах Гумрака, кто сотни раз пролетал над оврагами и балками, над степными хуторами междуречья, над самим городом, очень пригодился полученный опыт в период Сталинградской битвы.

Весной 1942 года нашу эскадрилью перебросили из полка, почти на двести километров западнее Сталинграда. Здесь, на дальних подступах к Сталинграду, нам было поручено перехватывать вражеские самолеты.

Наша эскадрилья базировалась на полевом аэродроме возле станицы Морозовская. Уже на второй день мы облетали район. Моим ведущим был командир звена Николай Тильченко.

В первых числах июня над нашим аэродромом бесшумно появилась пара самолетов. Если бы не красные звезды на крыльях, мы могли бы принять их за немецкие.

Истребитель Як-1 мы видели только на снимках. Это были «Яки».

Все, кто находился на аэродроме, бросились к месту их приземления. Комэск капитан Корниенко, догнав нашу группу, крикнул на ходу:

— Живем, друзья! Получили парочку «Яков»!

Появление Як-1 в то трудное время на прифронтовом аэродроме мы восприняли как доброе предзнаменование. В тот день с особой силой каждый почувствовал, что такое помощь тыла.

«Яки» стояли неподалеку от наших стареньких «бисов», и не нужны были никакие слова, чтобы убедиться в преимуществе этих новых отличных машин.

— Надо переучиваться, — решительно сказал комэск.

— А кто будет учителем? — спросил Тильченко.

— Тот, кто первым полетит на новом истребителе, — ответил Корниенко. — К примеру, ты, согласен?

— Конечно!

— Кто еще? — спросил комэск.

Откликнулись почти все, но дело оказалось не таким простым, как мы полагали. Взлететь, конечно, мог почти каждый, это несложно для тренированного летчика. Но в воздухе надо было машину освоить, испытать ее возможности, попробовать выполнить некоторые элементы техники пилотирования, а потом удачно сесть… Скоростной истребитель был совершенно незнаком нам. А что, если разобьем или повредим его?

Выбор комэска пал на Николая Тильченко. Ведущий звена, это знали все, летал уверенно, смело, считался лучшим летчиком в эскадрилье. Ему первому и доверил Корниенко новенький «Як».

Несколько часов мы вместе с инженером провели в кабине, потом осмотрели мотор, облазили всю машину. После этого каждый понял: самолет совсем не похож на И-15бис, его приборы были размещены по-другому, органы управления — тоже. Принципиально новое заключалось в том, что у машины убирались шасси и она имела радио!..

Николай Тильченко запустил мотор, опробовал его на различных оборотах, помахал нам рукой и закрыл фонарь кабины. Подрулив на старт, он передал по радио: «Я пошел». «Як» стал быстро набирать скорость.

Летчики не сводили глаз с Тильченко. Как поведет себя самолет в его руках? Как приземлится командир звена?

Тильченко сделал горку, выполнил боевой разворот, потом зашел на посадку, выпустил шасси, щитки, притерся, как говорят, к земле и сел. Все бросились к Николаю. А он, соскочив с крыла, вдруг стянул с головы шлем, швырнул его на землю, поднял руки вверх и произнес нараспев:

— Это здорово!

Мне предстояло совершить полет на второй машине. Поэтому Тильченко сразу подошел ко мне.

— Не спеши отрывать машину от земли, — посоветовал он. — Помни, ей нужен большой разгон. И шасси убирай не сразу.

Я тоже успешно совершил полет на «Яке». А через несколько дней летчиков со всех эскадрилий, которые умели летать на «Яках», вызвали в полк, в Гумрак. Прибыть нужно было на своих машинах. Корниенко выделил нас с Тильченко, и мы поняли, что больше сюда не вернемся. Я был счастлив, что для меня наконец начиналась жизнь настоящего боевого летчика.

Личный состав полностью укомплектованного истребительного полка перевезли на «Дугласах» из Сталинграда в Н-ск. Там нас доставили машинами на аэродром авиационного завода. То, что мы увидели, показалось чудом: перед нами крыло в крыло длинными рядами стояли новенькие «Яки».

Нас выстроили перед самолетами.

Мне достался «Як» с цифрой «семнадцать» на фюзеляже, что тоже обрадовало меня. Я родился 17 мая и потому считал эту цифру счастливой. К слову сказать, до конца войны я летал на машинах с этим номером и окончательно укрепился в своем мнении…

В тот же день наш полк скоростных истребителей вылетел к новому месту назначения.