"Дворянин великого князя" - читать интересную книгу автора (Святополк-Мирский Роберт)

Глава четвертая «ПРЕКРАСНЫЙ ВЫСТРЕЛ— ПРЯМО В СЕРДЦЕ!»

Медведева разбудили птицы. .

В первое мгновение он не мог понять, где находится, и лишь наслаждался слад­ким чувством покоя, красоты и восхищения, ро­дившимся еще в полусне, а потом, приоткрыв гла­за, вдруг разглядел сверкающие серебряные пы­линки, которые под музыку небесного оркестра из тысячи звонких птичьих голосов плясали в широком веере тонких лучей яркого солнца, рву­щихся сквозь все щели старой рассохшейся бань­ки; и постепенно это тихое чувство покоя стало сменяться все нарастающим приливом необъяс­нимой радости и восторга, особенно когда он вы­шел наружу и увидел ослепительную бель сотен березовых стволов, плотной стеной окружавших его двор, вдохнул густой аромат буйно растущих трав, который легкий утренний ветерок разносил и смешивал с журчанием воды, шумом леса и го­моном невидимых птиц — все это разом обруши­лось на него, оглушило, подхватило, понесло — и тогда без всякой причины он закричал во весь го­лос, засмеялся счастливым, беззаботным смехом, потом кликнул Малыша и, раздевшись догола, но не забыв опоясаться мечом, вскочил на упругую спину коня, и оба они рухнули прямо с обрыва в ледяную воду разбухшей от весеннего паводка Уг­ры, и Василий выкрикивал бессвязные слова, и Малыш отвечал ему ликующим ржаньем, но потом устал и направился к берегу, а Медведев выплыл на середину реки, перевернулся на спину и увидел в бесконечно глубоком синем небе длинную вере­ницу диких гусей — весна царила вокруг во всем извечном буйстве пробуждения и неумолимого стремления к жизни.

Во время завтрака, состоящего из зажаренной на вертеле дикой утки, подстреленной после ут­реннего купания, Василий обдумал во всех мело­чах план сегодняшних дел. Затем он тщательно затушил костер, разведенный так, чтобы дым не был виден издалека, и приступил к исполнению разработанного плана.

Прежде всего, надо было внимательно осмот­реть покойника.

При дневном свете Медведев сразу обнаружил смертельную рану, нанесенную, скорее всего/саб­лей. Удар был очень сильный, с близкого расстоя­ния, сзади, точно под левую лопатку. Клинок про­шил тело, вышел из груди, и был тотчас вынут, — он пробил сердце насквозь, и смерть наступила сразу. Все указывало на подлое убийство в спи­ну. Судя по характерным мозолям на ладонях, убитый прекрасно владел холодным оружием и часто фехтовал, а его могучее телосложение и вы­сокий рост говорили о недюжинной силе. Такие люди обычно не позволяют застигнуть себя врас­плох — стало быть, покойник, вероятнее всего, знал убийцу и доверял ему, не ожидая предатель­ского удара.

После смерти с убитого сняли сапоги, вероят­но, часть одежды и драгоценности (на пальцах остались следы от колец или перстней), на ноги накинули петлю аркана и протащили несколько верст по кряжистым лесным дорогам, местами по камням и песку. Это страшное последнее путеше­ствие полностью изувечило покойника — лицо стерто до костей черепа, кожа на спине и груди ободрана, от одежды осталось несколько лох­мотьев, пропитанных кровью и прилипших к обезображенному телу. Относительно сохрани­лись лишь кисти рук и ноги до колен. Медведев подумал, что даже если бы он был знаком с этим человеком при жизни, вряд ли сейчас узнал бы его.

Осмотр аркана ничего не добавил — крепкий, добротный, хорошо сплетенный — такой можно купить на любом торге в любом городке у перво­го встречного татарина, торгующего лошадьми и сбруей.

Медведев оставил покойника на скамье в доме, снова прикрыв его тело полуистлевшими тряпка­ми, вышел на свежий воздух и, усевшись на лавоч­ку, углубился в чтение свой жалованной грамоты. Сейчас его особенно интересовало место, где го­ворилось о рубежах имения Березки.

Выяснилось, что на севере и востоке лежат ме­дынские земли и граница с ними: на севере — ка­кое-то Черное болото, а на востоке — Черный ру­чей (ага, это там, где его вчера так любезно встре­тили). В пяти верстах к юго-востоку проходит граница с владениями Преображенского мона­стыря и прямо за межой сам монастырь (вот отку­да доносился вчера звон колокола!). Южный и юго-западный рубеж — река Угра, на том берегу которой все земли относятся к Великому княжест­ву Литовскому, и, согласно грамоте, принадлежат князю Вельскому (без указания имени). Ну и, на­конец, землями на северо-западе владеет некий Федор Лукич Картымазов, а земли пожалованы ему за верную службу удельным князем Борисом Васильевичем Волоцким, младшим братом Вели­кого Московского князя, и до раздельной межи семь верст расстояния, причем особо отмечено, что владения дворянина Василия Медведева кон­чаются у брода через Угру, «каковой брод обоими вышеназванными дворянами может быть употреб­ляем на равных правах для перехода через рубеж по государевой надобности».

Оттуда ночью доносился лай собак, и вче­рашнее зарево пылало именно там — на северо- западе.

Медведев оседлал Малыша, заботливо осмотрел свое боевое снаряжение и направился в ту сторо­ну по хорошо утоптанной дороге, идущей вдоль берега реки. По этой дороге проскакал вчера туда и обратно конный отряд, и Медведев подумал, что, быть может, человек, которого он едет навес­тить, лежит сейчас на черной обгоревшей скамье в оставшемся позади доме.

Совсем недалеко, в какой-то половине версты, он обнаружил остатки деревни, где, должно быть, некогда жили те самые «люди тяглые, слободичи и данники». Деревня была сожжена, видимо, про­шлой осенью вместе с господским домом и те­перь выглядела, как большой квадратный пустырь среди обгоревшего леса, где еще угадывались пять-шесть прямоугольников бывших изб, чуть позади простиралось довольно большое поле, от­воеванное у дикой пущи живущими здесь когда-то крестьянами, которые, вероятно, выращивали на нем все, что нужно для пропитания, да вдали, плавно опускаясь к Угре, тянулся большой залив­ной луг; где они пасли свой и хозяйский скот. Все выглядело заброшенным, диким, и казалось,никогда уже ничто не возродится в этом пус­тынном месте, но Медведев осматривал свои вла­дения с невозмутимым спокойствием — он не раз видел в донских степях начисто разоренные поселения, в которых уже через год снова кипе­ла и бурлила жизнь, — стоило только вернуться людям.

Теперь уже совершенно ясно, что все эти мель­ницы, ставы, бобровые гоны и прочие замеча­тельные вещи существуют лишь в жалованнойграмоте да воображении великого князя, кото­рый ее подписал. О людях и говорить нечего — если их не перебили всех до единого, они давно раз­бежались с этой окаянной земли. Придется все начинать с самого начала. И полагаться толькона себя. Ну что ж — Господь поможет. Ибо, какговорил боевой поп Микула, воин в рясе, незабвен­ный первый учитель на донской заставе:«Богвсегда помогает тем, кто старается помочьсе­бе сам».

Мрачный горелый лес, куда даже птицы неза­летали, тянулся еще с полверсты, а за нимот ос­новной дороги, по которой ехал Медведев, напра­во,в непроходимую лесную чащу уходила ещеод­на, та, что остановила когда-то полыхавшийздесь пожар, — дальше живой лес снова щебетал птичь­имиголосами. Эта неизвестно куда ведущаядоро­га не была упомянута в грамоте, но ею пользова­лисьдовольно часто, и колея обоза, проехавшегопод утро, сворачивала именно сюда.

Вот и славно. Теперь ясно, где их искать.Но это потом.

Главный путь по-прежнему тянулся вдоль бере­га Угры, которая, оправдывая свое название ииз­виваясь угрем, то далеко убегала от дороги, товнезапно поблескивала рядом за деревьями,и спустя час Медведев достиг брода на северо-за­падной границе своих владений. Неглубокая вэтом месте река разлилась широким плесом и затопила большой луг. Василий направился прямопо мелкой воде, завидев впереди на пригорке продолжение дороги. .

На том берегу Угры, на землях Великого княже­ства Литовского, виднелось несколько изб среди леса, поднимался дым из труб и бродили берегом стреноженные кони.

За лугом пошел пригорок — здесь начинались владения Картымазова, и Медведев на всякий слу-. чай поехал осторожнее. За пригорком потянулись обработанные поля, затем снова лес, но нигде не было видно ни души, и Василий стал уже подозре­вать, что вчерашней ночью здесь перебили всех жителей, как увидел впереди с полдюжины мужи­ков, которые рубили сосны и, очистив от веток, грузили на телеги. Завидев незнакомого всадника, они сразу бросили работу и сбились в кучку, дер­жа наготове острые топоры.

Медведев спокойно подъехал ближе, дружелюб­но поздоровался, узнал от них, что до хозяйского дома осталось всего две версты, и, ни о чем боль­ше не спрашивая, двинулся дальше. Он ни разу не оглянулся, но хорошо слышал, как мужики не­громко переговорили, быстро выпрягли одного коня, и кто-то поехал лесом в обход, очевидно, предупредить о приближении незнакомца.

Через полчаса Василий въехал в дубраву. Где-то впереди лаяли собаки, и ветер доносил запах ды­ма и гари.

За дубравой на излучине реки ему открылось печальное зрелище. В центре широкой овальной поляны, окруженной лесом, еще дымились остатки большого дома, несколько соседних крестьянских изб и небольшая церквушка тоже обратились в пепелище, по всей поляне валялись обуглившиеся бревна, — наверно, долго их растаскивали, чтобы преградить огню путь к лесу и остальным жили­щам, — а среди беспорядочно разбросанной по­всюду домашней утвари сновало множество псов и бегали ребятишки. Несколько домов, стоящих подальше, уцелели.

Медведев проехал мимо пятерых покойни­ков, — их тела оплакивали женщины, -г мимо двух мужиков, строгавших доски, и еще двух, что сколачивали очередной свежий гроб, и, наконец, приблизился к телеге с бревнами, которую раз­гружали человек шесть.

Ими командовал невысокий сухонький лысый мужчина лет сорока с коротко подстриженными седыми усами и, вопреки московскому обычаю, без бороды.

Медведев поздоровался, но никто ему не отве­тил — все делали вид, что поглощены работой и не замечают его.

Василий подождал, пока сгрузят последнее бревно, и обратился к лысому мужчине, который стоял к нему спиной:

— Мне надо повидать Федора Лукича Картымазова.

В то же мгновенье несколько людей выхватили спрятанные за бревнами самострелы, у остальных откуда ни возьмись тоже появилось оружие, и те­перь на Медведева со всех сторон смотрели ост­рые наконечники копий, стрел и рогатин.

Лысый мужчина медленно повернулся на каб­луках.

— Я Картымазов.

Лицо усталое, в чуть прищуренных, покраснев­ших от бессонницы и дыма глазах кроется страдание, но взгляд холодный и твердый, а голос спокойный и слегка насмешливый.

— А я — ваш сосед, хозяин Березок, — просто сказал Василий. — Не надо ли чем-нибудь по­мочь?

Картымазов помолчал, пристально разглядывая Медведева, потом холодно сказал:

— Мой сосед, хозяин Березок, а также его жена и дети покоятся вон там, на моем кладбище, за церквушкой, что сгорела сегодня ночью. Я схоро­нил их своими руками прошлой осенью.

Медведев осторожно, не делая резких движе­ний, вынул из-под кожана грамоту и протянул Картымазову.

Картымазов тщательно рассмотрел великокня­жескую печать и подпись, внимательно прочел грамоту от начала до конца, аккуратно свернул и протянул обратно, кивнув головой своим людям. Те отложили оружие и молча продолжили пре­рванную работу.

— Рад познакомиться, Василий. Надеюсь, ты не обижен. Такое время и такое место… Впрочем,скоро сам все поймешь. Пойдем.

Медведев спешился и направился следом за Картымазовым. Возле одного из уцелевших кре­стьянских домов стоял под деревом грубо сколо­ченный стол с двумя лавками по обе стороны.

— Прости, что не могу принять в своем до­ме, — ночью его сожгли.

Он жестом предложил Медведеву сесть и ок­ликнул проходившую мимо заплаканную девушку:

— Зинаида! Меду кувшин. Да поживее. И пере­стань реветь — слезами горю не поможешь.

Девушка кивнула и побежала, вытирая на ходу слезы. Картымазов, глядя ей вслед, вздохнул и по­вернулся к Василию:

— Видел свои владения?

Медведев кивнул.

— Что намерен делать?

— Для начала очищу свою землю от всякого сброда, а там поглядим.

Картымазов насмешливо улыбнулся.

— Сколько у тебя людей?

— Ни одного.

Картымазов перестал улыбаться и теперь смот­рел на Медведева как-то странно.

— Откуда приехал?

— С южного рубежа.

— Что делал?

— Дрался.

— Долго?

— Десять лет.

Взгляд Картымазова стал недоверчивым.

— Тебе от роду едва семнадцать.

— Мне двадцать. Скоро будет. И с десяти я в

седле.

— Знатные родители?

— Нет. Сирота.

—  За что пожалован Березками?

- Был в новгородском походе.

—  А зачем пожалован?

Медведев слегка пожал плечами.

—  Не знаю.

Картымазов прищурился. Врет. Знает.

—  Ясно. Приехал сегодня?

—  Вчера.

—   Встретили?

—Да..

—И что?

—  Двое остались на дороге.

—  Хорошо. Будешь жить у меня. '

— Спасибо, но откажусь. Надо заниматься сво­им имением.

— Значит, завтра пошлю мужиков хоронить твое тело. Если найдут.

— Федор Лукич, я ответил на все твои вопросы.

Позволь теперь мне спросить.

— Отвечу прямо.

— Кто и за что убил прежнего хозяина Бере­зок?

— Точно неизвестно. Свидетелей не было. Из

тридцати семи обитателей, включая женщин и де­

тей, волею Господа в живых осталось только двое:

мужик, которого Михайлов — так звали прежнего

хозяина — накануне отпустил в соседнюю дерев­

ню, но с тех пор никто его больше никогда не ви­

дел, да глубокий старик, который в то утро был в

роще и, увидев сквозь деревья нападение, сразу

бросился бежать через лес к нам, в Картымазовку.

Он не успел распознать никого из напавших, а

пока сюда дотащился, было поздно. Я быстро со­

брал людей, и мы помчались на помощь однако

нашли только трупы. Были убиты все, даже дети.

Полагаю, что это дело рук людей Вельских. При­чин хватало. Дело в том, что когда-то Михайлов был дворянином старого князя Ивана Владимировича — отца нынешних Вельских. Он-то и пожа­ловал его Березками. Рубеж в то время проходил чуть севернее, и это имение было в пределах Ве­ликого княжества Литовского. Когда старый князь умер, Михайлов, опасаясь, что наследники Вель­ского могут отобрать у него земли, ни слова им не говоря, отправился в Москву и поклялся слу­жить нашему государю. Так Березки отошли к Ве­ликому княжеству Московскому. Это обидело де­тей Вельского. Конечно, вольный дворянин может служить кому хочет и распоряжаться своими землями как угодно, и если бы покойный Михайлов был человеком более тонким, гибким и дально­видным, он, наверно, сумел бы поддержать с деть­ми старого князя добрые отношения и разойтись с ними по-хорошему. Однако порой, — прости меня, Господи, что так усопшего поминаю, — бы­вал он весьма дерзок и самоуверен. Такие здесь долго не живут. Ну, в общем, я схоронил всех оби­тателей Березок на своем кладбище и отправил великому князю грамоту, в которой сообщил обо всем, что произошло…

Зинаида поставила на стол кувшин с медом, два серебряных кубка и, поклонившись, ушла. Карты-мазов наполнил кубки и тут же залпом выпил свой. Медведев отпил маленький глоток.

—  В моей грамоте написано, что имение Си­ний Лог, лежащее напротив Березок по ту сторо­ну Угры, принадлежит князю Вельскому.

—  Князей Вельских двое. Старший — Федор и

младший — Семен. И еще у них есть четверо сес­

тер. Синий Лог принадлежал князю Федору Бель­

скому два года назад. Потом хозяйкой стала его

сестра — Агнешка Ходкевич, А с прошлого года

им владеет младший брат Федора — князь Семен

Иванович Вельский. Скверный человек. Жесто­

кий. Коварный. Изменчивый. Наверно, потому

получил кличку «Иуда». Сам он здесь, по-моему,

никогда не был — что Вельским какой-то жалкий

клочок земли на Угре! — у них огромные владе­

ния в глубине Литвы, не считая родовой отчи­

ны — Бельского княжества, что лежит в Смолен­

ской земле. Однако за Синий Лог наследники

старого князя почему-то постоянно между собой

дерутся, отнимая его друг у друга. А уж когда его

недавно стал держать именем князя Семена не­

кий Ян Кожух Кроткий, так и вовсе сладу не стало. Раньше они между собой дрались, а теперь и на нас стали наезжать. Но такого, как сегодня но­чью, давно не было. Пожалуй, с прошлого года, со времен гибели Михайлова.

Он замолчал.

Медведев внимательно смотрел на него.

Чего-то недоговаривает.

— А ты, Федор Лукич, из людей этого Кожуха Кроткого многих знаешь?

— Некоторых. А что?

— Есть ли у них кто-нибудь по имени Степан?

Картымазов подумал.

— Нет, не припомню. Они там часто меняются.

Приезжают, уезжают…

На крыльцо вышла красивая женщина лет три­дцати пяти, а следом пятнадцатилетний мальчик.

— Это Василий Медведев, отныне владелец Бе­резок, наш новый сосед. Моя жена — Василиса Петровна, мой сын Петр, — представил Картыма­зов.

Медведев встал и поклонился.

Мальчик посмотрел на Медведева с любопытст­вом и ответил вежливым поклоном, а Василиса Петровна лишь едва кивнула, и в ее глазах Васи­лий заметил такое же, как у мужа, выражение боли и страдания.

— Феденька, — тихо сказала она, — я боюсь, у Филиппа началась горячка. Он впал в беспамятст­во, кричит в бреду и рвется на поиски. Мы с Пе­тей не можем с ним сладить.

— Я сейчас вернусь, — сказал Картымазов Васи­

лию и вслед за женой быстро вошел в дом.

Медведев задумчиво вертел серебряный кубок, разглядывая чеканку.

Картымазов что-то скрывает. Почему? Не до­веряет? Или есть другие причины?

Из дома донеслись приглушенные крики и как будто шум борьбы; сильный, молодой голос тре­бовал: «Пустите меня!», Картымазов резко и пове­лительно крикнул: «Филипп!» — и все стихло.

Через несколько минут Картымазов вышел из дома спокойный, но .побледневший, налил пол­ный кубок меда и снова залпом выпил.

— Ночью увезли мою дочь, — тихо сказал он. — Я не знаю, как это могло случиться… О нападении нас предупредили. Казалось, мы были готовы. Приехал Филипп Бартенев со своими лучшими людьми. Это жених Настеньки… моей дочери. Всех женщин и детей мы спрятали в землянке на ок­раине леса. Их охранял Филипп. В начале атаки мы сразу убили двоих, и я был уверен, что основ­ной удар придется сюда, если грабить — так хо­зяйский дом. Действительно, сперва все так и вы­глядело — они ударили всей своей мощью и стали швырять за частокол головешки, чтобы выкурить нас со двора. Я подумал, что сейчас начнется ос­новной приступ, и собрал всех на защиту дома. Но тут они внезапно отступили и неожиданно об­рушились на землянку, где были женщины и дети. Когда мы сообразили, в чем дело, и бросились на помощь, было уже поздно. Филипп не мог устоять против дюжины нападающих, хотя он очень сме­лый и сильный парень — на моих глазах он раз­рубил одного до пояса, и это со стрелой, которая застряла у самого сердца! Но долго так не могло продолжаться — Филипп упал, они ворвались в землянку, схватили Настеньку и тут же ускакали, никого больше не тронув и ничего не взяв. Толь­ко тогда я понял, что было истинной целью напа­дения. Но к этому времени мы были совершенно обессилены. В погоню пускаться не с кем — пятеро убитых и семеро с тяжелыми ранами… Дом пы­лает, женщины и дети кричат…

Картымазов замолчал и отвернулся.

Медведев обдумывал его рассказ.

Это не вся правда. «О нападении нас предупре­дили. Кто? И почему тогда не предупредили о цели нападения?

— То были люди Кожуха?

— Не могу утверждать точно. Из тех, кого раз­глядел в бою, никого прежде не видел. У четверых убитых не нашли ничего, что подсказало бы, кто они. И все же я уверен — это его люди.

— Почему?

— Больше некому.

— А это не могли быть… те, из лесу, что меня встречали?

— Нет, что ты! — убежденно возразил Карты­

мазов. — Они нас не трогают. Даже иногда помо­гают.

Медведев внимательно посмотрел на него. Вот как?

— А кто они… эти люди в моем лесу?

— В твоем? — насмешливо переспросил Карты­мазов. — Даже Михайлов с его гордыней не смел считать этот лес своим. Вначале, правда, делал по­пытки выкурить их оттуда, но потом смирился. Как все в округе. Это Татий лес, Василий, — не твой. И так, видимо, будет, пока они сами не уй­дут.

— А кто там командует?

— Некий Антип Русинов. За его голову государь наш, великий князь, назначил высокую награду, но уже пятый год как Антип здесь, а я как-то не встречал охотников получить эту награду. Нам, мелким дворянам, самим не справиться, а из Ме­дыни слать людей на верную гибель не хотят,и правильно делают. У Антипа большой, сильный отряд, его люди знают здесь каждую кочку и каж­дую тропку — попробуй разыщи их в непроходи­мых топях Черного болота да в непролазной гуще Старого бора! — Картымазов помолчал. — Есть и другие причины — со временем сам поймешь. Мы их не трогаем, и они нас сильно не обижают, если не считать, что осенью собирают с каждого име­ния в округе дань хлебом, мясом, солью, мехами, вполне, впрочем, умеренную.

— Значит, пять лет вы покорно позволяете себя грабить?

Картымазов побагровел.

—г Вот что, Василий, — ты еще очень юн и по­тому я тебя прощаю. Ты первый день в этих краях, а мы здесь жизнь прожили. Ты еще многого не понимаешь. Вот поживешь с годик, и коли жив бу­дешь, мы с тобой об этом потолкуем.

Искорки гнева сверкали в глазах Картымазова.

Глупый мальчишка. Дерзок и самодоволен. По­хлеще покойного Михайлова. Долго не проживет.А жалко. Что-то в нем есть…

Медведев улыбнулся.

—  Ладно. Поживу с недельку, тогда и потолку­ем. Глядишь, к тому времени и Татий лес опустеет…

Картымазов с досадой пожал плечами. Медведев переменил тему.

—Скажи, Федор Лукич, а из твоих людей никто вчера не пропал?

—Кроме дочери — никто.

—  Значит, все люди твои и Филиппа как жи­вые, так и мертвые, остались здесь? .

—  Да, конечно. Мы бы сразу заметили, если б кого-то недоставало. А почему ты спрашиваешь?

— Те, кто на тебя напал, возвращались обратно мимо моего дома, когда я туда приехал. Меня они не видели, но я разглядел их хорошо. Один из них вез девушку, закутанную в покрывало.

Картымазов схватил Медведева за руку.

— Ты их видел? Они проехали мимо Березок?

Значит, переправились через Угру где-то в грани­цах твоей земли и тем же путем вернулись. Я так и думал! Они повезли ее в Синий Лог и там спря­чут. Рано утром я послал туда нашего священни­ка, отца Дмитрия. Разумеется, ему сказали, что ничего не знают о ночном набеге, а войти за ворота не позволили, но он успел разглядеть во дворе нескольких раненых и уверен, что они бы­ли из числа нападавших. Я с минуты на минуту жду письма с условиями выкупа — это единствен­ное объяснение ночного набега. Честно при­знаться — я сперва принял тебя за их гонца с письмом о выкупе…

— Это еще не все, — продолжал Медведев. — У ворот моего дома они оставили тело мертвого мужчины. Но он был убит гораздо раньше ударом сабли в спину.

— Вот как? — удивился Картымазов. — Это

странно. Впрочем, они вполне могли бросить ко­

го-то из своих. У Кожуха-Кроткого служит всякий

сброд, возможно, и свели меж собой при случае

какие-нибудь старые счеты…

Медведев задумался.

Что ж… Может, и так…

В доме раздался грохот и короткий женский крик. Внезапно резко распахнулась тяжелая дубо­вая дверь, с силой ударилась о стену и упала, со­рвавшись с петель. На пороге появился молодой человек огромного роста и могучего телосложе­ния. Он стоял, упираясь головой в притолоку,и казалось, хотел мощными руками раздвинуть тесную раму двери — рама затрещала, а на белом полотне, плотно обтягивающем его широкую грудь, стало быстро расплываться огромное кро­вавое пятно. Невидящими, воспаленными глазами он глядел в пространство, хрипло, тяжело дыша, и вдруг яростно крикнул голосом, от звука которого зазвенели серебряные кубки на столе:

— Коня мне! Коня!

И рухнул с крыльца.

Картымазов и Медведев едва успели подхватить тяжелое, бесчувственное тело; выбежали Василиса Петровна и Петр, бросились на помощь люди со двора, и человек пять с трудом отнесли раненого обратно в дом.

Через несколько минут вернулся угрюмый Кар­тымазов.

— Нельзя отойти от Филиппа. Я боюсь за него.

Рана нехорошая — пробита грудь. Петруша, — об­

ратился он к сыну, — отыщи Аннину, если она

вернулась, и скажи, чтобы шла к Филиппу.

Они подошли к дереву, у которого был привя­зан Малыш. Несмотря на массу забот, люди Кар-тымазова не забыли покормить и напоить коня.

Медведев расстегнул один из многочисленных мешочков на своем поясе, достал оттуда неболь­шой, твердый шарик и протянул Картымазову.

— Разотри в порошок, сделай мазь на жиру и

нанеси по краям раны. Это дал мне один грек —

большой мастер по всем военным делам. Отмен­

ное средство при таких ранениях. На себе испы­

тал. А что до моего покойника… Кем бы он ни

был, я хочу схоронить его, как подобает. Не мо­

жешь ли ты прислать ко мне своего священника, о

котором упоминал?

— Он только что отправился в Боровск пере­

дать великокняжескому наместнику воеводе Об­

разцу мое письмо о ночном нападении и нанять

мастеров для постройки новой церкви. Но к вече­

ру вернется, чтобы отпеть наших усопших. Сдела­

ем так: я пошлю своих людей, они привезут тело к

нам, и схороним вместе со всеми.

— Этот человек упокоился на моей земле, —

сказал Медведев, — и я хочу, чтобы он был там

похоронен. Если можно, пусть твои люди приве­

зут мне до вечера гроб и лопату.

— Хорошо, прикажу. А на ночь приезжай ко

мне, слышишь!

Медведев улыбнулся.

— Спасибо, но пора привыкать к своему дому.

— Ты безумец, Василий! Не сердись, что зову

без отчества — по годам ты как сын мне, и я буду

огорчен, когда тебя убьют. Очень жаль! — быть

может, стали бы хорошими соседями.

Медведев беззаботно рассмеялся и вскочил в седло.

— Не убьют. А хорошими соседями мы непре­

менно станем — вот увидишь!

— Загляни завтра! — крикнул вслед Картыма-

зов, но Василий уже скакал во весь дух…

Через час он был на своих землях.

День клонился ко второй половине, пора было подумать об обеде, и Медведев, свернув с дороги, углубился в лес, высматривая следы. Вскоре он об­наружил неприметную звериную тропку и, выбрав тонкую охотничью стрелу, подстрелил маленькую косулю.

Перекинув добычу через круп коня, он уже воз­вращался к дороге, когда его внимание привлек яростный птичий гомон невдалеке.

Василий тихонько подъехал к большой поляне и укрылся за густой разлапистой елью, наблюдая, как высоко в небе величаво кружит большой кор­шун, выбирая себе добычу, а внизу стая малых пи­чуг затеяла громкую свару, не подозревая о смер­тельной опасности. Эта сцена навела Медведева на философские размышления, но тут его внима­ние привлек тихий шелест веток в кустах справа: кто-то очень осторожно приближался к поляне. Густая ель хорошо скрывала Медведева, но одно­временно мешала рассмотреть всадника. Этот всадник осторожно проехал с другой стороны ели, в двух шагах от Медведева, не заметив его, и, двинувшись чуть вперед на поляну, остановился, тоже наблюдая за коршуном. Хвост его лошади был всего в нескольких саженях от морды Малы­ша, ветви ели уже не мешали, и Медведев, по край­ней мере со спины, мог хорошо разглядеть всад­ника.

По-видимому, это был совсем молодой человек, скорее всего мальчик. Он был одет в богатый' ли­товский охотничий костюм из черного бархата с туго затянутым черным поясом, прошитым сереб­ряной нитью, голову покрывала шапка из черного соболя; колчан с десятком стрел хорошей работы изготовлен из черной кожи, небольшая сабля пря­талась в черных ножнах, ну и конь был тоже абсо­лютно черной масти, а по обе стороны крупа ко­ня свешивалась привязанная к седлу убитая косу­ля, точно такая же, как у Медведева.

Коршун выбрал добычу и, сложив крылья, кам­нем обрушился вниз.

Всадник, стоящий впереди, одним точным дви­жением опытного, хорошо тренированного стрел­ка выхватил лук одновременно со стрелой и туго натянул тетиву. Коршун, все убыстряя падение, летел вниз, тетива мелодично зазвенела, и точно на середине пути стрела пронзила коршуна насквозь. Он так и продолжал падать, пока не скрылся в кустах, откуда с криком вылетела испуганная ку­ропатка.

. — Прекрасный выстрел— прямо в сердце! — одобрительно сказал Медведев.

Всадник мгновенно поднял коня на дыбы, раз­вернулся, уронив от резкого движения шапку, и пышные светлые волосы рассыпались по плечам.

Медведев остолбенел.

Это была девушка. Совсем молоденькая девушка.

Несколько секунд они стояли неподвижно, изумленно глядя друг на друга, потом девушка резко свесилась с седла, подхватила шапку, раз­вернула коня, промчалась по поляне и скрылась в чаще.

Это случилось в первый же день пребывания Медведева на своей земле.

Это был прекрасный выстрел.

Прямо в сердце.