"Избранные новеллы" - читать интересную книгу автора (Борген Юхан)

Счастье. Перевод Н. Крымовой

Раз в неделю старуха Лиза спускалась с гор в поселок к почтовому ящику. Зимой она мчалась на старых лыжах, тупых на концах, но с хорошими креплениями. На ней были сапоги Йона, хорошо смазанные и огромные, как корабли, а чтобы ее маленькие, высохшие ноги не заблудились в этих сапогах, Лиза клала в них побольше газетной бумаги. Она мчалась по тропинке, опираясь на лыжную палку и поднимая за собой облако снега, и была похожа на ведьму, несущуюся с Лысой горы.

Осенью, когда болотные кочки покрывались водой, она, с трудом нащупывая дорогу, брела в бесформенных резиновых сапогах, и каждый из них тяжким грузом висел на ее закоченевших ногах.

Зато летом, разыскивая тропинку на скошенном лугу, она твердо и уверенно ступала по полузатонувшим болотным кочкам. Когда Лиза появлялась в поселке, люди выглядывали из окон и говорили: "Ну не диво ли, Лиза совсем не стареет". И посылали ребятишек позвать ее выпить кофе. Лиза принимала приглашение ребенка, она великолепно умела обращаться с малышами. Детям нравилось разглядывать лицо Лизы, все изрезанное морщинами, похожее на географическую карту. Множество малышей с ужасом и восторгом притрагивались крохотными пальчиками к голубым жилам на ее руках, набухшим под желтой, как слоновая кость, кожей и похожим на горные цепи, разделенные глубокими долинами.

На спуске, где узенькая тропинка выходила на проселочную дорогу, висело три почтовых ящика - синий, красный и желтый. Ограда вокруг них обрушилась уже несколько десятков лет назад, но государство сохраняло в порядке три столба, к которым они были прикреплены. Это были государственные столбы.

Лизе принадлежал желтый ящик. Когда-то на нем черными буквами было написано название маленького местечка в горах, но буквы уже давно стерлись. Впрочем, это не имело никакого значения. Почтальон знал хозяев всех почтовых ящиков в поселке. Он был так же стар, как они, как Лиза.

В жизни Лизы произошло три важных события: гибель "Титаника", смерть Йона на войне и выигрыш в лотерее. Известия о двух последних событиях она получила по почте. О гибели "Титаника" она узнала случайно: в ее дом зашел прохожий, у которого была газета, а в газете было сообщение. Лиза тогда еще не имела привычки читать газеты и жила одна-одинешенька, как и теперь. И вот она прочитала сообщение о том, что гигантский пароход наскочил на ледяную гору где-то в море; это событие произвело на нее ошеломляющее впечатление, оно уже никогда не могло изгладиться из ее памяти, оно стало определенной вехой в ее существовании.

Все ужасные мировые события, о которых Лиза узнавала позже, казались ей незначительными по сравнению с гибелью "Титаника".

Этот прохожий и стал отцом Йона. Он пришел из леса, как приходили многие, и остался ночевать, как это делали многие. Он встал рано утром, заплатил за кофе и ночлег, поблагодарил и распрощался. Лиза даже не узнала бы его, если бы встретила на следующий день.

Это было единственной ошибкой Лизы. Грех случился с ней, когда она была уже в летах, и она не придала случившемуся большого значения. Лиза родила Йона летом, на заре, никого возле нее не было, только в лесу куковала кукушка. Едва оправившись от родов, она пошла косить траву корове.

Йон подрос, начал ходить в школу. Мальчик оказался способным, хорошо учился, разбирался в механике, потом он стал помогать матери, иона смогла приобрести вторую корову. Когда пришли немцы, Йон спустился на проселочную дорогу и вместе с другими парнями захватил немецкий автомобиль. Его убили в поселке, недалеко от города. Когда оккупанты запретили держать радиоприемники, Лиза продала одну корову и купила приемник, а на оставшиеся деньги - лотерейный билет. И вот на этот билет однажды пал выигрыш. Она спрятала деньги в погребе. Ведь они пригодятся Йону: он будет учиться, поступит в вечернюю школу, а потом станет инженером. Каждый раз, пересчитывая их и пряча в железный ящик, стоявший в углу погреба, Лиза вспоминала, что Йон умер. Тогда она шла в комнату и, слушая по радио об ужасах, происходивших в мире, думала о "Титанике".

Раз в неделю Лиза спускалась в поселок к почтовому ящику, висевшему на столбе у проселочной дороги. Она ждала писем. Встречавшиеся ей люди заговаривали с ней. Им казалось, что они в чем-то перед ней виноваты; им хотелось чем-то помочь Лизе. Часто добрые люди говорили друг другу: "Нехорошо, что Лиза живет совсем одна. Подумать только, а вдруг с ней что случится!"

Им хотелось сделать для нее что-нибудь. Чаще всего они посылали за ней кого-нибудь из детей и приглашали ее зайти. И она заходила. Она брала маленькую детскую ручку в свои старые, жесткие руки, и так, крепко держась за руки, Лиза и ребенок входили в дом. Дети любили ее. Им казалось, что она принадлежит к какому-то иному миру, они наблюдали за игрой морщинок на ее лице, представлявшемся им как бы суммой многих лиц. Дети верили, что она знает все на свете.

И взрослые любили поговорить с Лизой. Им тоже казалось, что она знает больше других. Они не спрашивали прямо, есть ли у нее радио, но старались выведать, что делается в мире. Самое удивительное, что Лиза действительно знала все и могла рассказать об услышанном не в общих чертах, как обычно рассказывают старухи, нет, она знала все длинные и трудные названия городов и сел. И когда перед ней клали карту, она точно могла указать, где проходит линия фронта, она водила по карте скрюченным желтым пальцем, похожим на клюв птицы, хотя руки у нее были хорошей формы. В поселке лишь у немногих было радио и уже совсем мало кто решался передавать другим то, что слышал, ибо распространение сведений каралось смертной казнью. А кроме того, у каждого было много своих дел, своих забот, и люди часто забывали о том, что творится в мире.

У Лизы не было таких дел, о которых приходилось бы много думать. У нее была корова и маленькое поле, вспахивали его и боронили для нее добрые люди. Был у Лизы и луг, траву она косила сама и сушила сено. Зимой она протаптывала в снегу тропинку к колодцу и расчищала двор. Она колола дрова сильными, четкими движениями, а привозили ей их жители поселка.

Больше Лизе не о чем было думать, и поэтому она запоминала всякие трудные названия, которых другие не могли запомнить. Так Лиза, спускаясь в поселок верхом на своей старой, массивной палке от лыж, становилась вестницей, приносящей новости со всего широкого мира. И когда люди крестились, ужасаясь совершавшимся там безумствам - тысячи убитых, разоренные поля, сожженные леса, города, превращенные в прах и пепел, - Лиза думала о гибели "Титаника" и смотрела прямо перед собой неподвижным взглядом. У нее раз навсегда создалось свое мерило ужасов. Миллионы убитых это все равно не больше, чем те тысячи людей, которые затонули вместе с "Титаником". Когда-то давно она узнала об этом несчастье, и оно так глубоко поразило ее, что как бы срослось с ее сердцем и продолжало жить в нем. И с тех пор самые ужасные события как бы не касались ее лично, а просто происходили где-то там, в мире.

А по вечерам, когда ветер трепал березы и их листья ласкали стекла окна, Лиза, рискуя жизнью, слушала радио, и звуки оркестра наполняли ее комнатку: триста человек в Лондоне играли для нее. Потом Лиза передвигала рычажок, и звуки бетховенской музыки неслись лавиной, бурным водопадом лились между шкафом, украшенным фарфоровой собачкой, и подоконником, заставленным комнатными цветами в горшочках, и тогда она заново переживала всю трагедию на тонущем "Титанике", видела его накренившуюся палубу, слышала вопли объятых страхом смерти мужчин, женщин и детей. Эти крики прорезывали ночь и неслись в море. И казалось, ледяные морские волны прокатывались по ее комнатке, синие и высокие, наполняя ее сердце холодом бесконечности. А позже, когда музыка стихала, она долго сидела, склонясь над вязаньем... для Йона.

Нередко случалось, что из лесу появлялись люди и по старой привычке заходили к Лизе. Когда-то это было для нее источником дохода - она варила им кофе, оставляла ночевать. Тогда они приходили чаще, по нескольку раз в месяц, если позволяла погода.

Но даже теперь, во время войны, когда люди без особой нужды не бывали в лесу, все же к Лизе кое-кто заглядывал. Иногда до путников доносились звуки радио даже прежде, чем они видели домик Лизы. И в другой раз, в темноте, вечером или ночью, они с радостью устремлялись на мерцавший где-то вдалеке огонек. Вопреки приказу Лиза не затемняла своих окон и часто сидела до глубокой ночи, слушая симфонию мира, звучавшую в ее комнатке. Она слушала речи на иностранных языках, которых не понимала, и поэтому все те ужасы, которые творились в мире, казались ей еще более мрачными и таинственными. И заходившие к ней люди в страхе прислушивались к голосу мира, будучи вдали от него, и никогда никому не рассказывали о том, что слышали. Многие знали о гибели сына Лизы и считали, что старуха тронулась умом.

Однажды и он прошел мимо. Он слегка волочил одну ногу - и тут-то она вспомнила! Он сильно устал от долгой ходьбы, Лиза смотрела на густые волосы, падавшие ему на лоб, и думала - помнит ли он, узнает ли он ее? Она поставила перед ним кофе в кухне, и, пока он сидел за столом, покрытым старенькой клеенкой, а она стелила ему постель в комнате, они разговаривали через открытую дверь, совсем как в тот раз. Это было тридцать лет назад, в будущем году ей исполнится семьдесят. В поселке уже толковали о том, чтобы отправить ее в дом для престарелых. Но Лиза и слышать об этом не хотела.

Он сидел, глотая суррогатный кофе, рассказывал о войне и немного о себе самом. Он был агентом по продаже швейных машин. Теперь она вспомнила и это! Он ходил по поселкам и собирал деньги. Он придумал какое-то приспособление для швейной машины, маленькое улучшение. Но из этого ничего не вышло.

Так было и в тот раз. Теперь она вспомнила все-все. Все бы вышло, будь у него немного денег... Да. Вот оно что, все бы вышло, будь у него немного денег.

И потом, вечно не хватает времени... Да! Да! Опять прозвучало то странное слово, которого она тогда не могла понять. Она стояла в комнате и вытряхивала из подушки старую солому, вылезавшую из дыр. Она набила бы ее новой соломой, если бы знала, кто придет сегодня...

"...Не хватает времени, чтобы сосредоточиться".

"Сосредоточиться". Вот это самое слово. Она часто пыталась его вспомнить. Тогда она его не поняла. Но позже она многому научилась, стала умной, постарела.

Йону было двадцать семь, когда его убили на войне. Она стояла возле постели и думала об этом, потом вернулась в кухню. Там на столе горела лампа, а около стола сидел он, она видела его широкую спину, прямые острые плечи. И тогда он сидел так же. Прошло два года с тех пор, как Йона убили на войне.

- ...Эти проклятые немцы, - говорил гость. Он с трудом жевал жесткие бутерброды и винил немцев в своей неудаче со швейной машиной. Лиза подошла к печке, сняла кофейник и снова налила ему кофе.

...Вот так из года в год и ходишь, требуешь с людей деньги за старые машины, но теперь ему нечего было делать по ту сторону, и поэтому он пошел через лес.

Лиза подложила дров в печку. На дворе было холодно и ветрено. Наступала осень. Лиза впервые подумала об этом. Наступала осень, и ее хотели отправить в дом для престарелых. Если бы к ней пришел ленсман, ее бы посадили в тюрьму за то, что у нее радио.

Она думала обо всем этом, и откуда-то из глубины сознания выплывала одна мысль: может быть, он помнит? Такие парни проходят много лесов и ложатся спать с кем придется - и с молодыми, и со старыми. Может быть, он совсем и не помнит.

Лиза пыталась включить радио, но у нее не ладилось, она никак не могла поймать короткие волны. Тогда он открыл аппарат и начал что-то искать между лампами и трубками, а она наблюдала за его ловкими, тонкими пальцами. Вот так же они тогда справлялись с пуговицами и завязками на ее одежде. У него такие чуткие руки, ей это очень нравилось. Если бы не эти руки, она бы тогда, наверное, оставила его спать одного в комнате. Ведь не впервые парень, вышедший из леса, пытался пошалить с ней!

Она смотрела на крепкие руки, управлявшие чем-то невидимым в аппарате. Вскоре все было в порядке. Он закрыл приемник и поставил его на место. И вот они сидели вместе и слушали сообщения о всяких бедствиях. "Да, - думала Лиза, - он все может". Эта мысль проносилась в ее голове и не давала покоя. "Он все может". И опять она вспомнила о гибели "Титаника".

Лиза видела перед собой громадную накренившуюся палубу корабля, корабль погружался во мрак, видела огни, поглощаемые морем и исчезавшие в нем. И когда заиграла музыка, ей казалось, что она слышит крики людей, тонущих в море в эту ледяную ночь. И впервые за многие годы она ощутила удивительное спокойствие.

* * *

Утром, когда он заплатил за ночлег и кофе, Лиза подала ему ящичек. Она еще до зари слазила в погреб, взяла его оттуда и в последний раз сосчитала деньги. Йон умер.

Сначала он не хотел брать денег, но потом взял, и она смотрела, как он шел по лесной тропинке, держа ящичек в руках. Она видела, как он волочил ногу. Раньше он не так сильно хромал. Ему, наверное, шестьдесят пять.

Он обещал написать, когда изобретение пойдет в ход. Он шел под моросящим дождем, и Лиза следила за ним, пока он не исчез в лесной чаще, и думала об одном: помнит ли он ее? Она не решилась спросить его. Всю ночь она не спала и думала о "Титанике", о двух войнах, о Йоне. Теперь радио было в порядке. Этот агент оказал ей большую услугу. И ее осенило: она может помочь ему за все то, что он сделал для нее.

Он исчез в лесу, а она все еще стояла на каменном крылечке и смотрела ему вслед. А потом пошла в коровник с ведром. Он обещал написать, когда начнет делать опыты, когда "сосредоточится".

Каждую неделю она будет спускаться в поселок и искать письма в желтом ящике, и когда-нибудь письмо придет. Тогда она узнает, что все в порядке. И если из какого-нибудь большого хутора выйдет ребенок, она, быть может, вместе с ним направится к знакомым и навестит их.

Лиза чувствовала в этом ожидании какую-то поддержку, защиту против дома для престарелых, против ленсмана, против бед, свершающихся в мире, против тоски по Йону. Сидя по вечерам у радио, она по-прежнему вязала для Йона. Он умер, его убили на войне, но они были почти одного роста - Йон и агент, его отец. У них обоих были ловкие руки, которые могли все сделать.

Стоя у почтового ящика, висящего на государственном столбе у проселочной дороги, она чувствовала, как ожидание защищает ее от всего дурного. Оно связывало ее теперешние дела с тем, что случилось тогда, когда она впервые узнала о гибели "Титаника", с тем, что, как казалось, уже было забыто ею.

Да, это случилось еще до того, когда все несчастья в мире стали такими огромными, что их нельзя уже было измерить. Первая война, и та, что шла теперь, и Йон. И все вместе сливалось в ее сознании в одно целое, потому что это было самое большое событие в ее жизни.

Каждую неделю Лиза заглядывала в пустой почтовый ящик, ослепленная ожиданием и счастьем.