"Место в жизни" - читать интересную книгу автора (Максимов Евгений Валерьевич)

ЧАСТЬ 1. ПОСЛЕ СМЕРТИ

Глава 1. Неудачник

Андрей нетвердыми шагами вышел на сцену. Затуманенным взором посмотрел в зал. Толпа подростков выжидающе смотрела в его сторону, ожидая начала выступления. В голове у Андрея начала пульсировать боль — сказывалось огромная доза выпивки, которую он поглотил. Он взглянул на гитару, гриф которой крепко сжимал в руке, потом еще раз в зал. Его ждали, тогда он хрипло сказал в микрофон:

— Поехали!

И тут же из-за его спины раздался дикий грохот — Коля отстукивал на ударной установке ритм к вступлению. Каждый удар в барабан отзывался тупой болью в голове у Андрея, заставляя его морщится. Он заставил себя поймать ритм и, когда ему показалось, что он смог сделать это, он ударил по струнам. Рев электрогитары заполнил все помещение рок клуба. Слушатели довольно зашумели, ожидая продолжения. Андрей, отгоняя от себя боль, пытался сосредоточиться на музыке. "Я на репетиции" — повторял он себе, — "Мы нормально играем". Он посмотрел на басиста Костю, который полностью отдавался музыке. Его пальцы быстро перебирали струны придавая ритму особую жесткость. Потом Андрей еще раз посмотрел в зал, на довольные лица пришедших на выступление людей и начал петь:

Его хриплый, плохо поставленный, голос не справлялся с мелодией, что было замечено слушателями, — они брезгливо морщились, когда он пел. Но Андрей не обращал на них никакого внимания, он полностью сосредоточился на музыке.

Андрей попытался сыграть лихое соло, но после нескольких нот сбился, и стал продолжать ритм-партию. Но его ошибка не осталась незамеченной — отношение к нему слушателей быстро портилось. Но он все еще пытался продолжать свою песню. Пытался убедить слушателей, что в его словах есть глубокий смысл, надо только найти его.

Несколько ряд подряд он выкрикнул "Мой свет" и снял пальцы с грифа. Ударник и басист продолжали играть по инерции, ожидая завершающего соло, но так и не дождавшись оборвали песню.

Несколько секунд слушатели недоуменно молчали вслушиваясь в неожиданную тишину. Андрей уже собирался начать новую песню, но тут зал взорвался криками негодования. Андрей смотрел прямо перед собой, ожидая тишины, но никто не собирался успокаиваться. В зале начали скандировать:

— Долой! Долой! Долой!

Сжав зубы Андрей выдернул из электрогитары шнур и ушел со сцены. Басист и ударник последовали за ним, уступая место другой рок группе.

— Да успокойся ты, все в порядке, — пытался успокоить Андрея Коля, — еще немного порепетируем и снова выступим. Ты сегодня просто не в духе был.

— Пить надо было меньше, — мрачно посоветовал Костя, упаковывая бас-гитару в чехол.

Андрей молча упаковал гитару и пошел к выходу. Меньше всего на свете ему хотелось разговаривать с ними. Когда он выходил за дверь, то услышал Колин голос:

— Счастливо! Приходи на репетицию.

Андрей буркнул что-то неразборчивое и вышел на улицу.

Он набрал полную грудь холодного, зимнего воздуха и быстрым шагом пошел к остановке. Ему было обидно, но он пытался просто забыть о том, что произошло сегодня. Он верил в то, что он какой-то необычный, не похожий на других, что ему доступно то, что недоступно другим. А то что произошло — не больше чем временная задержка перед тем, как все признают его талант. Но полностью поверить в это ему не удавалось — ведь этот раз был далеко не первый. Он уже неоднократно пытался показать всем себя и всегда натыкался на глухую стену непонимания. Большинство людей просто не обращало на него внимания. Люди, которые его хоть немного знали, просто смеялись над ним, даже не пытаясь скрыть свое презрение.

От мороза, или от обиды он быстро трезвел, и когда подошел к остановке, уже чувствовал себя абсолютно свежим. Провал на концерте отошел на задний план, но обида на всех вокруг осталась.

Троллейбуса не было видно и он достал сигарету, собираясь поразмышлять на тем, что делать дальше. Но тут из-за угла выехал троллейбус, и на полной скорости подъехал к остановке. Андрей с досадой посмотрел на только что подкуренную сигарету, и бросил ее на тротуар. Ему совсем не хотелось стоять на морозе, дожидаясь следующего троллейбуса.

— Деньги за проезд готовим. Проездные документы — в развернутом виде, — прокричал кондуктор — женщина средних лет с высоким, визжащим голосом.

Андрей достал проездной и помахал им у нее перед лицом.

— А студенческий есть? — спросила кондуктор с подозрением.

— Есть, есть, — устало заверил ее Андрей и отвернулся к окну.

Какая-то старуха забурчала, недовольная тем, что Андрей загородил электрогитарой проход, но он не стал обращать на нее никакого внимания. Он думал, что делать дальше. Стоит ли сегодня идти в издательство, или ехать сейчас прямо домой? С одной стороны, если ему откажут в издательстве, то он может сорваться и нагрубить, он еле-еле сдержал себя в рок-клубе. Но с другой — когда он еще будет в этой части города? А ехать сюда слишком долго.

Придется опять гулять занятия в институте. "Да и как, в конце концов, могут мне отказать", подумал Андрей, ведь я там такое написал. Таким образом, он решил заглянуть в издательство, и через несколько остановок вышел из троллейбуса.

Достал сигарету, вспоминая ту которую не докурил из-за троллейбуса и, подкурив её, медленным шагом пошел к дому, где размещалось издательство. Там он оставил несколько своих рассказов, в надежде на то, что их издадут. Перед дверьми он постоял несколько минут, докуривая сигарету, и вошел.

— Здравствуйте, — сказала ему секретарша — привлекательная, как большинство секретарш в уважающих себя фирмах.

— Здравствуйте, — сказал Андрей как можно более приветливо, — Я…

— Я вас помню, — перебила она его, — подождите, пожалуйста, я сообщу о вашем приходе. Можете присесть. — Она указала ему на стул, и скрылась за дверью.

Андрей сел, поставив чехол с гитарой на колени, и стал с нетерпением ждать.

Секретарша вернувшись через несколько минут сказала:

— Проходите, пожалуйста.

Андрей прошел в дверь, в которую заходила секретарша, и оказался в довольно мрачном кабинете. Перед ним сидел пожилой человек, которому Андрей неделю назад отдал свои рассказы. Этого человека звали Виктор Антонович. Он указал Андрею на кресло перед своим столом, приглашая его сесть. Андрей сел и спросил дрогнувшим голосом:

— Ну как?

— Вы, наверное, хотите поговорить о рассказах которые вы принесли мне на прочтение на прошлой неделе? — спросил Виктор Антонович властным голосом, проигнорировав вопрос Андрея.

— Не плохо было бы.

— Я передавал их нашим экспертам, и вчера получил ответ.

— Ну и как? — Андрей не мог больше ждать.

— Не годится, — это прозвучало мрачно и грубо.

— Но почему?

— Вы используете не те темы, которые интересны современному читателю. Неужели вы думаете, что кому-то сейчас интересно читать какую-то философию, какие-то религиозные трактаты, что-либо вообще никак не связанное с реальной жизнью?

— Ну, я не знаю. Я писал, как умею.

— Нет писать вы, конечно же, умеете, как и любой нормальный человек в вашем возрасте. Даже довольно неплохо умеете, по школьным сочинениям наверняка пятерки были. Но писать просто так, и писать для читателей — людей, которые вас не знают, это совершенно разные вещи. Читателю плевать на то, что вы думаете о мире. Ему нужны действия, переживания. Понимаете?

— Да, — прошептал Андрей, чувствуя, как в нем медленно поднимается волна гнева.

Он отвернулся в сторону от издателя и начал рассматривать кабинет. Но издатель продолжал говорить, и Андрей буквально физически ощущал боль которую наносил ему его старческий голос.

— Вы не понимаете о чем писать. Если хотите — попробуйте написать какой-нибудь детектив, легкую фантастику в крайнем случае. Но чтоб безо всякой философии, без религии. Сейчас не то время, чтобы печатать что-либо о религии. Это не то, что никому не интересно, это может быть даже опасно. А вы пишете о том, что у бесов есть ангелы-хранители…

— Не учи меня как писать, козел, — выкрикнул Андрей повернувшись лицом к Виктору Антоновичу и глядя ему прямо в глаза, — не смогли понять смысла, так и скажи.

— Зачем же грубить? — спросил издатель, пытаясь казаться спокойным, — может быть вы просто не смогли показать смысл?

— Я показал все, что хотел показать. Это вы, уроды, не смогли ничего понять.

Виктор Антонович попытался что-то сказать, но Андрей стремительно поднялся и опрокинул стол на него. Старик упал на пол вместе со стулом, и пытался подняться, чтобы дотянуться до телефона. Но Андрей уже выбежал из кабинета. Он прошел мимо секретарши, которая делала себе маникюр и даже не подняла глаза на него. Ничего из того, что происходило в кабинете она, видимо, не слышала.

А Виктор Антонович, хватаясь за сердце наконец поднялся с пола и, сняв трубку с телефона, начал лихорадочно набирать телефон скорой помощи. С третьего раза ему удалось дозвониться и он сообщил дежурной адрес издательства. Сказал, что у него больное сердце, и что сейчас он чувствует себя даже хуже, чем было, когда он перенес инфаркт. Дежурная пообещала, что скорая приедет в течение десяти минут и повесила трубку. Виктор Антонович в изнеможении опустился на пол, дожидаясь ее.

Андрей же за это время дошел до остановки и зашел в, почти сразу, подъехавший троллейбус. Он чуть не накричал на кондуктора, когда тот заикнулся о плате за проезд.

Приехав домой, Андрей полчаса ходил по комнате, пытаясь утихомирить свой гнев. Но ничего не получалось. Обида за произошедшее не хотела оставлять его. Не помогали даже сигареты, окурки которых в бесчисленном множестве валялись на полу комнаты. Он остановился на несколько минут посреди комнаты, но только для того, чтобы подкурить дрожащими пальцами новую сигарету. А потом, глубоко затянувшись, продолжил свое бесконечное путешествие по комнате.

Впрочем, он довольно быстро устал, и сел в кресло. Приятное тепло коснулось уставших ног, заставляя его расслабится, забыть на время о том, что произошло. Но ненадолго, вскоре он опять начал думать о своей бесцельно прожитой жизни.

— Ну хоть когда-то было в жизни что-нибудь хорошее? — спросил он сам себя, и задумался над ответом. Ничего хорошего не вспоминалось — мозг затуманенный яростью, не хотел воссоздавать лучшие эпизоды жизни, раскрашивая их в яркие цвета. Наоборот, вспоминались только всякие гадости: непонимание, открытое издевательство и презрение ко всему тому, что он делал.

— Ничего не было, — в конце концов ответил он себе, и тут же закончил, — и не будет.

Эта правда ножом ударила по мозгу, заставив его вздрогнуть. Он закрыл глаза, и начал думать, что делать дальше, но мысли путались. Связывались в узелки, а когда он пытался их распутать, то неизменно приходил к одному: ничего хорошего нет, и не будет. Он пытался изгнать эту навязчивую мысль из своего разума, но она отказывалась ему подчиняться, вновь и вновь всплывая на поверхность.

— А зачем тогда жить? — эта вопрос показался ему наиболее логичным продолжением предыдущей мысли. Но ответа на него он не нашел, и даже не очень пытался. Жить ради того, чтобы всегда было плохо не хотелось, а ничего хорошего никогда не будет.

Он встал, посмотрел на свою комнату, так словно видит ее в последний раз. Пытаясь запомнить все детали. Взгляд упал на окурки, лежащие на полу, и вдруг возникла мысль о хозяевах квартиры, которые требовали, чтобы в квартире не курили. Андрей рассмеялся своим мыслям — какая разница, кто и что скажет, если его скоро уже не будет. Его нервный, вымученный смех заполнил пустоту комнаты, придавая ей особую мрачность, присущую кабинету психиатра. Андрей же сам испугался своего смеха, и выбежал их комнаты, словно источник смеха был в ней, а не в нем самом.

Быстрым шагом он прошел на кухню и достал из шкафа опасную бритву. Открыв ее, он долго смотрел на лезвие, размышляя о том, что от этой тоненькой полоски стали сейчас зависит его жизнь. Неожиданно зазвонивший телефон заставил его вздрогнуть, он с испугом посмотрел на небольшую коробочку из которой раздавался резавший слух звон, но трубку брать не стал. После нескольких звонков телефон замолчал и Андрей вернулся к созерцанию лезвия.

Он провел по лезвию пальцем, и изумленно посмотрел на полоску крови, выступившую на коже. Тогда он положил бритву на стол, и закатал рукава на рубашке, обнажая свои вены на руках. Комок подкатил к его горлу, когда он поднес бритву к своей руке. "Резать надо вдоль вены", — возникла мысль, пришедшая из прошлого. Кто-то рассказывал Андрею, или он сам где-то прочитал, как надо резать вены, чтобы доставить максимум неприятностей врачам. Сейчас он собирался воплотить в жизнь все эти советы, надеясь на то, что будет не очень больно. Вид лезвия и маленькая ранка на пальце внушали некоторые надежды на то, что все будет в порядке…

Он приложил лезвие к вене и, слегка надавив, повел бритву по руке, чувствуя, как холод стали смешивается с огнем, который сопровождал каждый миллиметр поврежденной плоти. Кто говорил, что это не больно, подумал Андрей, в испуге глядя на свою руку, с которой текла кровь. От вида этой крови его вдруг начало тошнить, и он поднял голову к потолку. Пришла откуда-то глупая мысль, о том, что надо бы помолиться, и Андрея затрясло в беззвучном смехе.

И тут он услышал, как в дверной замок, кто-то вставил ключ. Он испуганно перехватил бритву, и начал пытаться разрезать вены на другой руке, но едва он опустил голову, его опять начало тошнить и он упал на пол, чувствуя, что сейчас потеряет сознание. За несколько мгновений до этого он услышал:

— Что это… — хлопнула дверь, — опять курил в комнате, — вопрошал гневный голос хозяйки.

— Дайте мне спокойно умереть, — прохрипел Андрей, понимая, что его никто не услышит, но желая закончить разговор своей репликой.

Взгляд опустился на разрезанную руку, скользнул вдоль по ней и наткнулся на часы. Они показывали без нескольких минут четыре.

После этого веки опустились сами собой и больше Андрей ничего не видел. Еще несколько секунд он размышлял о том, как ему придется объясняться с хозяйкой, по поводу сигарет. Но мысли путались, не давая ему сосредоточиться. А потом он потерял сознание.