"Кокон" - читать интересную книгу автора (Хафизов Олег)

ПРАВИЛЬНЫЙ МУЖ

Позорный адюльтер на инвентарной койке, убожество с тоскливыми стенами, никогда не мытые окна, забитые с верхом мусоропроводы, горы сраных бумажек и вопли по ночам – и вот перед нами место действия грядущей повести, некий обобщенный казенный дом. Так что, вместо того, чтобы идти на лекцию о типологизации художественных образов,

Хафизов с облегчением выбросил написанное ранее и стал типологизировать сам. Ему удалось набросать несколько первых страниц. Если правда, что в жизни не бывает ничего случайного и зряшного, то его короткая поганая учеба обрела хороший смысл.

А еще через несколько дней и несколько страниц он возвращался домой, наблюдая встречный бег передних рядов придорожной лесопосадки и попутный – дальних рядов, ртутный блеск осенних луж, коричневый лоск мокрых платформ, чахлую голубизну разбавленного холодом неба, кепки, платки, корзины, плащи-клеенки, плащ-палатки, грязно-сиреневые и пыльно-коричневые “польта”, обоняя крепкий запах яблок и скользкий запах грибов, и мнительно вслушиваясь в подзуживание (естественное или болезненное?) грешного своего ума.

Сегодня вечером ему предстояло лечь в постель с женушкой, наивной, инфантильной, лживо-доверчивой маменькиной дочкой, для которой гонорея, пожалуй, что-то среднее между бубонной чумой и позорным столбом. Так ему казалось.

О наивность! На всякий случай он перебирал в уме предлоги отказа от супружеского долга, хотя бы до истечения инкубации. Простуда, усталость, отбитые яйца… Последнюю, непостижимую для женщин отговорку он уже использовал против предыдущей жены, когда занимался дзюдо и такая неприятность действительно случилась – но не с ним, а с его партнером и соучастником. А может, ничего и нет? Не каждый же раз, черт бы их всех забодал!

Во время разлуки Алена должна была жить у матери: что гораздо удобнее с точки зрения питания, уюта и ухода за ребенком, а также

(между нами) нежелательных визитов многочисленных театральных романтиков, ночные наезды которых на их съемную квартиру становились все нестерпимее и рискованнее и однажды довели Хафизова до кровавого мордобоя. Жена, которая в так называемом девичестве использовала малейшую возможность сорваться от деспотичной матери, хоть вяжи ее, хоть секи, и само-то замужество, поди, использовала как законный повод для этого, теперь не менее рьяно рвалась из нового дома (если в нем не отиралась стая друзей), от нового тирана к старому. Так что, хочешь не хочешь, а этот вечер предстояло провести под чопорным гнетом тещи. И ныла душа оттого, что на завтра было мало шансов эвакуировать свое сумчато-колясочное семейство на квартиру. Твердая настойчивость могла вызвать кошмар детонической истерики, которая стрясалась раз в неделю, как некое климатическое (климаксическое) явление.

Среди плюсов необходимо было признать обильный вкусный ужин, насиженный уют женского жилища и гарантированное отсутствие

“друзей”, особенно – одного.

Гадкой особенностью этой нерасторжимой родственной пары была холеная моложавость эгоистки-матери (правда, я похожа на Пьеху?), позволявшая женщинам иногда меняться вещами, например, одним длинным зеленым вязаным жилетом, в котором они напоминали ёлку, или кремовой молодежной курткой, с капюшоном на белом пуху, что, при разительном фамильном сходстве рюмочных коротконогих фигур, приводило к тошнотворной путанице. Теща ведь, в конце концов, тоже была женщина.

Диван, на котором спала (вернее – маялась бессонницей) Антонида

Анастасьевна, подобно собачьей будке, находился на самом проходе из

“зала” в коридор, так что, на ночном пути в туалет, Хафизов всегда рисковал чиркнуться об её призрачно белеющую свешенную руку или врезаться коленом в изголовье дивана и стряхнуть её крупную, ярко выкрашенную, беспокойную голову с иссиня-белым просветом пробора, магнетически тянувшего к себе молоток во время плиточно-облицовочных работ в туалете. Вот где был генератор высокого напряжения, химический реактор вреда. Она не могла не слушать (не слышать) равномерное поскрипывание из спальни, избавиться от которого невозможно ни при какой, самой невесомой позе, и оно-то лишало ее голову сна, распирая ядом. К тому же (что это значит, герр Фройд?), иногда он заставал их лежащими на диване в обнимочку и хихикающими.

После официального знакомства будущая мать-в-законе увлекла его в коридор и, направив в его темную душу жутко увеличенные очками горестные глаза, спросила буквально следующее: “Вы любите мою дочь?”

От этой патетической фразы Хафизов словно окоченел.

Нет, он не мог ответить ей в тон, даже если от этого зависело

(цитирую) “счастие всей его жизни”. С уклончивой улыбочкой, фатовато он смазал что-то вроде: “Но вы же понимаете, какой это серьезный шаг… К тому же, как человек не настолько эмоциональный в проявлении чувств… И говорить об этом… Не сейчас”.

Он уклонился. Не припал на колено, приложив руку к сердцу и склонив чело, не бросился на ее чахлую грудь, орошая ее слезами, не облобызал увядающую глянцевую руку… одним словом, проявил себя именно так, как и следовало ожидать по данным разведки. Единственная встреча горе-родственников в верхах прошла в чопорной словесной разведке родителей и закончилась бурным выбеганием и рыданием

Антониды в коридоре. “Я мечтала не так, с цветами, автомобилями, шампанским…” Она мечтала!

А началось с того, что буквально на третью их совместную ночь до свадьбы Алена сказала: “А вдруг у нас будет ребеночек? Если мама узнает, она умрет”. Ребеночек появился…

Думаю, по-своему Антонида оказалась права. По сравнению с другими, исступленными Любовями, любовь Хафизова к жене была слишком взвешенной, продуманной и, так сказать, преднамеренной. Он прикидывал, что Алена на восемь лет моложе его и на семь лет моложе его предыдущей жены, а это неплохо, что она опрятна, одомашнена и, можно сказать, невинна, что у нее еще не было неудачных браков и детей от них, что у нее, наконец, не обвисли от этого груди и живот.

Почему бы как следует не жениться в двадцать восемь лет? Тем более, что Алена не оставила ему отхода при помощи двух-трех банальных трюков, испокон века используемых наивными девицами и их умудренными мамашами для отлова недотёп.

Сначала мы просто поживем вместе, потому что я не считаю регистрацию главным делом. Потом (или сначала) я не убереглась. И, наконец, незаконная тёща начинает прятать его вещи, когда в гости приходят простонародные родственники, чтобы скрыть позор безбрачия, и мечтает о таинстве конторского обряда с лентами и мишками, и вот – она уже диктует список гостей, среди которых дядя Витя, и тетя

Нелли, и троюродная бабушка, и гармонистка, и двоюродный капитан милиции Владислав. И понемногу начинает их разлучать.