"Голгофа - Последний день Иисуса Христа" - читать интересную книгу автора (Бишоп Джим)

ИУДЕИ (из истории)

Палестина, где проповедовал Иисус, была в сущности миром иудеев, центром которого являлся священный город Иерусалим. Евреи, населявшие Палестину, отличались миролюбием. Они поклонялись Единому Богу Ягве. Во времена Тайной Вечери Палестина входила в состав Римской империи. Иерусалимом и еврейским народом, помимо прокуратора Понтия Пилата, назначенного Римом, управляли вожди иудейской теократии - первосвященник Каиафа и его тесть Анна, а также царь Ирод. И когда Иисус вошел в Иерусалим, и когда Он восседал на Тайной Вечере, Он хорошо знал, что на этих людей вместе с Иудой ляжет особая тяжесть ответственности за неправый суд, за Его муки и смерть. Палестина - крошечная страна в песках Средиземноморья. Расстояние от Кесарии Филипповой на севере до Аммона на юге не превышало тысячи стадий, а от побережья до восточных пределов страны было всего пятьсот стадий. Страна была столь малой, что Рим подчинил ее другой своей провинции - Сирии. И все же, в пределах палестинских границ проживали потомки двенадцати иудейских племен, говоривших на нескольких диалектах; более того, Палестина делилась на провинции - Иудею, Самарию, Галилею, насчитывала несколько больших и малых городов, и население ее достигало трех миллионов человек.

То была земля земледельцев и скотоводов. В горной части страны у Иерусалима и Вифлеема климат был сравнительно умеренным, а в Иерихоне, всего в тридцати верстах, стояла настоящая жара.

Дождливый сезон продолжался с конца ноября по апрель. Затем зеленеющие холмы и долины постепенно увядали под палящим солнцем, травы жухли, ручьи пересыхали. И снова низвергались ливни с сильными грозами, потоки мутной воды прорезали глубокие ущелья в склонах холмов, а в долинах бушевали целые реки. Грунтовые воды лежали глубоко, и отдельным крестьянам было не по плечу копать колодцы. Их сооружали общими усилиями в больших поселениях. С раннего утра приходили женщины за водой, с кувшинами на головах; они стирали одежду у колодцев, ударяя ее о камни, и сплетничали между делом.

Обычно днем стояла жара, а ночью было довольно свежо. В середине лета с южных пустынь налетал хамсин и продувал всю страну горячим песком. Бичом становился не холод, а жара. Люди начинали работу еще до восхода солнца, а с полудня устраивали перерыв на три часа. После отдыха работа продолжалась до захода солнца.

Лесов в Палестине не было. Встречались там и тут деревья - кипарисы, кедры, маслины, абрикосы, сливы и сосны, но они стояли крошечными островками в безбрежном море пустыни и считались скорее утешением для глаз, нежели источником выгоды для людей. Дерево было столь редким, что обычным ругательством евреев было "дровосек и сын дровосека".

Дома, стены, мосты - все сооружалось из известняка. Этот камень можно было повсеместно найти сразу же под тонким слоем почвы. Пастухи вырубали свои жилища прямо в скалах, а перед входом устанавливали большой валун, который защищал от непогоды и указывал на местонахождение жилища.

Злаки возделывались в долинах и на склонах холмов, а фрукты росли всюду и были превосходны. Жители Рима охотно переплачивали за привезенные из Палестины виноград, маслины, финики, фиги и сладкие каштаны. Странники часто питались упавшими плодами. Люди разводили овец и коз, держали ослов и собак, а в горах и в пустыне встречались медведи, львы, гиены, лисицы, шакалы и горные козлы. Евреи не любили собак и не стали бы их держать, если бы те не сторожили стада овец и не охраняли жилища. В Иерусалиме редко можно было увидеть собаку, так как имелись жестокие указы относительно бродячих собак.

Коз было немного - ведь они считались утлыми животными. А козье молоко очень ценилось и было весьма дорого. Молоко коров оставляли телятам. Куры появились в этих землях не так давно и пользовались спросом, во многих дворах уже можно было видеть уток и гусей. Израильтяне были большими любителями голубей и разводили их не одно столетие. Голубей продавали в храме для жертвоприношений по сходной цене, и их мог купить даже самый бедный иудей.

Земледелие в Палестине было более передовым, чем в Греции или Египте. Письменные предписания отсутствовали, но каждый молодой крестьянин получал наставления от отца или родственников.

Землю пахали парой быков. К ярму цеплялась толстая ветвь дерева, на другом конце которой был деревянный лемех, взрыхлявший и переворачивавший землю. Пахарь погонял быков длинной палкой.

Он сеял, набирая зерно из сумки на плече. Жнецами становились все - и жены, и дети, орудуя железными или кремневыми серпами. Молотили и веяли на общинном току у дороги. Иные предпочитали провеивать зерно не спеша, на плоских крышах своих жилищ.

Вспашка и сев приходились на октябрь и начало ноября. Декабрь приносил дожди, и холмы покрывались свежей зеленью, а в долинах буйно поднимались посевы. В начале апреля, к пасхальным праздникам подходили сроки жатвы. Сначала созревали бобы и чечевица, после них ячмень и другие злаки.

В эту пору земледелец каждое утро озабоченно поглядывал на небо: сильный ливень мог погубить полурожая. С ноября до весны страшились засухи, восточных ветров, сорняков, саранчи; проливной дождь в одночасье мог свести на нет все сельскохозяйственные труды; и поэтому общая тревога выражалась пословицей: "Лучше убрать урожай на два дня раньше, чем на два дня позже". В своей беспомощности перед силами природы пахарь обращался к Ягве в храме, взывал к милосердию Бога и жертвовал Ему первые плоды. Случалось и так, что, благополучно убрав урожай с поля, земледелец скупился на пожертвования, а если и вынужден был их делать, то изливал всю злость на священников, которые, по его мнению, требовали слишком многого от бедняка.

Где бы еврей ни находился, он был чист, совестлив и независим. Он мог торговать с язычниками, но среди них не заводил приятелей. Странствуя в дальних странах, еврей всегда считал свою разлуку с Иерусалимом временной, независимо от того, сколь долгой она была.

И всегда, находясь вдали от дома, он тосковал, как бы хорошо не шли его дела. Он был привержен своему роду, был хорошим семьянином, чутким, жалостливым, обидчивым, понимал и использовал искусство речи лучше, чем другие, мгновенно приходил в восторг при виде ребенка. Он не стал бы сражаться в армии, которая воюет по субботам, но он не боялся смерти и мог скорее подставить шею под меч, чем подчиниться приказу, идущему вразрез с его законами.

Иерусалимский храм занимал важное место в жизни евреев, и этому храму они платили основной налог в полшекеля в год. В ходу были различные шекели: иерусалимский, отлитый из серебра, весил 220 гранов. На одной стороне монеты было слово "Священный Иерусалим" и изображение чаши, которую называли горшком с манной. На обратной стороне была лилия и надпись: "Я буду словно роса, пока будет Израиль, а он будет возрастать, словно лилия".

Римляне пустили в обращение свои монеты, намереваясь вытеснить иерусалимский шекель. Их монеты отливались из золота весом 120 гран, но очень набожные евреи боялись даже прикоснуться к ним, потому что на них было изображение Цезаря Августа и надпись "Цезарь Август, сын Бога, отец страны". Одна из важнейших заповедей гласила, что евреи не должны поклоняться фальшивым богам и даже самое безобидное их изображение считалось нарушением заповеди. А еще ранее евреи подняли мятеж из-за того, что двенадцатый легион вошел в Иерусалим под боевыми знаменами с изображением Цезаря.

Если учесть, что почти три миллиона евреев уплачивали храму подать, которая весьма приближенно соответствует 25 нынешним центам с человека, то в храме набиралась сумма почти в 750 тыс. долларов. К этому прибавлялись ягнята в день пасхального заклания, ежедневные приношения для избавления от греха, подаяния богатых семейств, выручка от продажи жертвенных животных и птиц и, таким образом, в казну храма поступал весьма внушительный доход, в нынешнем исчислении превышающий миллион долларов.

В Палестине царила теократия и, следовательно, Иерусалимский храм являлся центром поклонения, царским дворцом и верховным судом страны. Люди исполняли многочисленные законы, главными из которых были обрезание и соблюдение покоя в день субботы. Обрезание считалось знаком приобщения мужчин к вере праотца Авраама. Оно давало им право участвовать в договоре, который Авраам заключил с Ягве. Обрезание сына на восьмой день всегда было радостным событием в Иудее.

Еврею было нелегко оставаться правоверным. Вероучение существовало в устной форме, что приводило к разногласиям между учителями, которые ради справедливости цитировали не только свой закон, но и "толкование" этого закона соперничающими школами раввинской мысли. Казалось, что закон зиждился на разночтениях.

Существовали законы, обычаи, правила на все случаи повседневной и семейной жизни. По субботам, например, женщина не могла выходить из дома в шерстяном или льняном пояске, с лентами в волосах, с бусами или серьгой в носу, или с перстнем без печатки, или с иглой без ушка. А если она и исполняла эти предписания, ей не полагалось совершать жертвоприношения в храме во искупление греха. А мужчине, в свою очередь, возбранялось покидать дом в сандалиях, подбитых гвоздями, в одной сандалии, если у него не болела нога, в металлическом нагруднике или шлеме. Женщина не могла уйти из дома с коробочкой пряностей или флаконом благовоний, а если она и решалась на это, то обязательно в знак искупления своей "вины" совершала жертвоприношение. Некоторые раввинские учения позволяли женщине появляться на людях со вставным или позолоченным зубом, хотя "мудрецы запрещали это".

Считалось, что если мужчина выходит из дома с яйцом саранчи или зубом шакала, а еще лучше с ногтем распятого на кресте, то это охраняет от заразы. Однако мудрецы запрещали такие средства.

Если болит поясница, ее нельзя растирать вином или уксусом, а только маслом, но ни в коем случае не розовым. А царским детям разрешалось врачевать раны розовым маслом, так как они использовали его и в обычные дни.

Отец семейства мог позвать повивалку в субботу и осквернить этот день ради роженицы и перевязать пуповину. Если случалось кому умереть в субботу, то в законе предусмотрено было и это: можно приготовить все необходимое для усопшего, забальзамировать и омыть его тело, при этом не двигая его членов. Из-под него позволялось вытащить постель и оставить тело на песке для дальнейшего сохранения; можно было подвязать подбородок, чтобы он не западал. В субботу нельзя было закрывать глаза покойника, это возбранялось и в другие дни и часы, когда душа еще не рассталась с телом.

"Расстояние субботнего дня" было в пределах шести стадий от дома, и если еврей предусмотрительно положил еду на этом расстоянии, он мог идти еще шесть стадий. Если случалось уснуть в пути под субботу и проснуться в этот день, разрешалось двигаться еще шесть стадий в любом направлении. А мудрецы говорили: "Всего четыре шага".

Иногда складывалось впечатление, что ученые раввины были преисполнены решимости довести казуистику до крайнего предела человеческого долготерпения, хотя некоторые использовали возможности различного толкования закона, чтобы в какой-то мере облегчить жизнь людей.

Правила субботнего дня преподавались детям уже с пятилетнего возраста, до того как они научились складывать или вычитать. Существовали наставления как завязывать или развязывать узлы, гасить лампу, писать подряд две буквы алфавита, разжигать огонь и многое другое.

Фарисеи толковали закон до последних мелочей, в которых тоже находили дальнейшие подробности. Первоначально закон о десятине требовал пожертвования крестьянами одной десятой доли урожая от каждой культуры, а фарисеи распространили его на вино и дрова, хотя вино делалось из продукта, с которого уже была взята десятина, а дрова были привозные и стоили дорого. Закон о мытье горшков и прочей кухонной утвари был столь подробен, что его запись на древнееврейском языке составила целую книгу.

Евреи полагали, что все должно быть единственным. Им нужен был один Бог, один народ, одно племя, одна семья, и верили они во все это беззаветно, что и привело к одному символу союза с Богом: Ковчегу Завета, который Моисей принял от Бога. Ковчег состоял из двух каменных скрижалей с десятью заповедями.

Они хранились в раме из дерева акации, а знаки сияли позолотой. В верхней части скрижалей были два золотых херувима. Для евреев не было большей святыни в мире, ибо ее передал человеку Сам Бог. Скрижали воплощали договор с Богом, изложенный в десяти заповедях и ради своего спасения человек должен исполнять их.

Ковчег был установлен в первом великом храме, но после разрушительных войн и зыбких перемирий он бесследно исчез. Никто не знает ни дня, ни часа его исчезновения. Пропажа была тяжким горем для евреев, и они утешали себя мыслью, что у них осталось место, где обитал Ягве. С Ковчегом Завета или без него храм был единственным обиталищем Бога на земле.

История храма начинается с царя Давида. Он жил за десять веков до Иисуса, и в то время евреи все еще были новичками в Земле Обетованной. Разрозненными родами правили судьи, но потом народ пожелал иметь царя. Им стал Саул, не подчинившийся судейским законам и смещенный вскоре Давидом.

Давид понимал, что без столицы нет единого государства. В качестве столицы он облюбовал Иерусалим, который предстояло еще завоевать. Город был обнесен стенами и взять его без кровопролития казалось невозможным. Царь пообещал назначить воеводой любого, кто сможет добиться сдачи города. Некий Иоав разведал, что от Целомудренного источника за пределами городских стен в самый центр города ведет подземный ход. Город был взят. Иоав получил командование войсками, а Давид новую столицу. Ковчег нашел свое место, а Давид обрел дворец. Царь выиграл много сражений, и границы его царства простирались от Египта до реки Евфрат. Давид заявил, что эта земля вовеки будет священной для детей Израиля.

С годами Давид стал все чаще обращаться к Богу. Он желал построить великий храм. Однажды, взглянув на холм Мориа в Иерусалиме, Давид увидел ангела мести с мечом. Давид взмолился об отпущении грехов. Безотлагательно он купил каменный ток у Орнана на холме Мориа и построил там на скале жертвенный алтарь Богу. А храм был построен при Соломоне, сыне Давида. На строительство храма ушло семь лет, и он долгое время оставался самым величественным творением человека, изумляя молящихся своей красотой. Евреи верили, что храм был истинным обиталищем Бога на земле, и если они сооружали молитвенные дома, называемые синагогами, то понимали, что сравниться с храмом они никак не могут.

Давид царствовал сорок лет. Такое же время правил и Соломон. Помимо благочестивых деяний он предавался утехам с женщинами и для этой цели на небольшом холме к востоку от Иерусалима воздвиг дворец, в котором держал пятьсот наложниц. Но умер Соломон так же, как и Давид, с раскаянием в своих грехах.

После его смерти Израиль разделился на две части - Иудею и Израиль, постоянно воевавшие между собой. В ослабевшую страну вторглись вавилоняне и в 6 веке до Рождества Христова покорили Иерусалим.

Вавилоняне снесли городские стены, разрушили храм и захватили в плен всех евреев, "кроме самых бедных". В опустошенные земли пришли халдеи и мидийцы. Позже, когда Вавилон был побежден Персией, и пленникам разрешили вернуться на родину, сорок две тысячи евреев смогли преодолеть обратный путь.

Огонь свободы не угас в сердцах вернувшихся пленников и "самых бедных", все еще проживающих на земле предков. Они пришли в негодование, узнав, что самаритяне частично приняли иудейскую веру. Правоверные иудеи презирали новообращенных самаритян и отвергли их помощь в сооружении нового храма.

В то время, когда шло восстановление храма Соломона, самаритяне возводили свой храм на горе Гаризим. Со временем евреи умерили гордыню, и их женщины стали выходить замуж за язычников. Их дети говорили на многих диалектах, и вскоре язык соседей - арамейский, вытеснил древнееврейский язык - иврит.

С четвертого века до Рождества Христова правление Палестиной перешло в руки первосвященников, имевших мирскую и религиозную власть. Иерусалим становился игрушкой в руках любого деспота, способного захватить и удержать власть. Он пал перед Александром Македонским, Птолемеем, сирийцами, египетскими фараонами и, наконец, перед Цезарем. Каждый из них по достоинству оценил нрав подданных и, что самое главное, позволял иудеям исповедовать свою веру. Местная власть оставалась в руках первосвященников, которым помогал совет старейшин или Синедрион.

Ироды начали царствовать за сорок лет до рождения Иисуса. Ирода Великого назначил Рим и посадил на престол с помощью легионеров. Жестокий и честолюбивый, Ирод возводил великолепные дворцы, красивые города и, хотя он называл себя иудеем и жертвовал щедрые подношения храму, он ничтоже сумнящеся преклонял свои колена перед Римом.

Ирод взял в жены Марианну, дочь первосвященника, и когда у нее родилось двое сыновей, он велел убить ее и детей. Ирод Великий женился 10 раз. Известно, что он убил несколько членов своей семьи. Цезарь Август по этому поводу говорил, что безопаснее быть свиньей Ирода, чем его сыном.

При Ироде был перестроен храм и крепость Антония, а храм стал памятником, широко известным впоследствии всем любителям истории. Царь призвал на работу десять тысяч каменщиков. Из них одна тысяча были священниками и левитами, которые прошли обучение ремеслу строителя, чтобы наиболее святые места храма возводились их чистыми руками. Работа растянулась на годы, и в это время храм занимал почти всю восточную часть Иерусалима. В лучах восходящего солнца алебастровые шпили отливали розовым цветом, а восточную стену храма украшала громадная виноградная гроздь из чистого золота.

Из крепости Антония, примыкающей к храму с севера, римские прокураторы свысока наблюдали за происходившим. Восточная сторона храма называлась портиком Соломона, а южная, выходящая на долину Хинном, - царским портиком. Часть храма, обращенная к Елеонской горе, возвышалась над массивной городской стеной и была окаймлена четырьмя рядами колонн с коринфскими капителями.

Внешняя галерея называлась Папертью язычников, дальше нее неверные не могли ступать. Внутри этого двора проходила мраморная балюстрада, на которой висели предупреждения на греческом, латинском и древнееврейском языках, предостерегавшие, что любого необрезанного, преступившего эту черту, ждет смерть.

Внутри балюстрады к северу располагался двор Израиля. Он был открыт всем иудеям, а его восточная часть предназначалась для женщин. Еще дальше в глубине храма был двор священников с жертвенным очагом в алтаре. С этого места собственно и начинался храм, состоящий из просторного предпокоя и двух залов. Первый назывался святилищем, а второй - Святая Святых. Перед святилищем висела тяжелая завеса, на которой были искусно вышиты все известные цветы и плоды земли, но не животные.

В святилище стоял семисвечник, стол для хлебов предложения и кадильный алтарь. Ранее в Святая Святых находился Ковчег Завета со скрижалями, но сейчас он был пуст. Между святилищем и Святая Святых висела еще одна громадная завеса, предохранявшая Святая Святых от посторонних взоров. Только в дни первопрестольных праздников туда для молитвы мог заходить первосвященник и избранные им священники. Первосвященник совершал богослужение только в один день - день Очищения. Эта завеса, тоже богато украшенная, была натянута между пятью массивными колоннами и висела на гигантских золотых кольцах. Поверх каждой завесы свисала более легкая штора, защищавшая ее от пыли. Ее можно было оттянуть в сторону за веревки.

Ирод перестроил основные части храма за семь лет, а на их отделку и украшение ушло сорок шесть лет, и при жизни Иисуса эта работа еще продолжалась. Для Иродов религия была лишь традицией, которой они придерживались из-за страха и лишь настолько, что перестраивая Иерусалимский храм, царь в то же время воздвигал языческие святыни для римлян в Кесарии.

Перед смертью Ирод приказал казнить еще одного сына, Ирода Антипатра. Уже на смертном одре Ирод узнал от мудрецов, что в Палестине родился Мессия. Он издал приказ умертвить всех мальчиков до двухлетнего возраста, и вскоре испустил дух. Престол унаследовал его сын Ирод Антипа, ставший тетрархом (четверовластником) Галилеи и Переи. Он был хитрым и коварным политиком.

В то время в Риме правил Тиберий, и Ирод Антипа стал его верным доносчиком. Император страдал чрезмерной подозрительностью к своим подчиненным, а Ирод исправно направлял в Рим сведения о поведении римских прокураторов и легатов на Ближнем Востоке, чем завоевал расположение Тиберия. Выслуживаясь, Ирод построил новый город у Галилейского моря и назвал его Тиберией.

Евангельские события происходили при прокураторе Палестины Понтии Пилате, честолюбивом человеке среднего возраста. До нас не дошло никаких сведений о его деятельности до 26 года после Рождества Христова, когда он прибыл в Кесарию в качестве нового прокуратора. До этого он мог быть торговцем или мелким служащим. Держался Пилат царственно и ревниво охранял свои полномочия. Поговаривали, что это назначение он получил благодаря связям своей жены Клавдии Прокулы с римским троном, и что она была внучкой Цезаря Августа. Однако ее родословная тут была не при чем, протекция исходила от Сеяна, советника Тиберия, который не только убедил Тиберия назначить губернатором иудеев Понтия Пилата, но и добился редкой привилегии для Клавдии Прокулы уехать с мужем в провинцию.

Тщеславная Клавдия устраивала светские увеселения во дворцах прокуратора в Кесарии, Иерусалиме и в Самарии. Она была суеверной женщиной, поклонялась множеству богов в пантеоне Империи, в том числе самому обожествленному Тиберию, и боялась вмешиваться в дела других культов.

Этого нельзя сказать о ее муже. Пилат был безбожником, лишь внешне преклонявшимся перед римскими богами, ставшими таким же неотъемлемым атрибутом империи, как тога или напудренный парик. Император наделил его правом ius gladii - правом выносить смертный приговор, и имея в своем подчинении три легиона на восточных рубежах Палестины, он ни в чем больше не нуждался. Пилат презирал евреев. Он пользовался ius gladii необузданно и всегда путешествовал по своим владениям в сопровождении целой когорты войск - не менее пятисот легионеров, которые по его велению могли избивать или убивать мятежных иудеев. Он был придирчив и язвителен, обладал острым умом и красноречием.

Пилат сменил Валерия Грата, отозванного в Рим из-за бесконечных свар с первосвященниками. Не успевал тот назначать первосвященников, как они сразу противились его правлению. При Валерии Грате сменились Анна Ишмаэль, Елизар и Симон. Перед самым отбытием Валерий Грат назначил первосвященником Иосифа, которого иудеи назвали Каиафой.

По прибытии в Иерусалим Пилат принял Каиафу, прельстившего его своим подобострастием, и решил оставить его в покое. Прокуратор почувствовал, что делами высшего священничества заправлял старый Анна, который не только сам был некогда первосвященником, но и четверо его сыновей. Каиафа был зятем старца, и Понтий Пилат понимал, что обсуждая мирские и религиозные дела с Каиафой, можно быть уверенным, что обо всем узнает Анна. Но до тех пор, пока в провинции все было спокойно, прокуратор смирялся с этим.

Перед отбытием Пилата в Палестину Рим решил, что он должен предоставлять отчет о своей службе легату в Сирии, своему новому начальнику.

Обосновавшись в своем замке в Кесарии, прокуратор довольно быстро освоился с местными порядками. Он узнал, что все евреи освобождались от службы в римских легионах. Палестина была единственной провинцией, где подданные Рима не были обязаны вставать на защиту империи. По субботам еврея нельзя было вызывать в суд. Римские солдаты не должны были носить знамен с изображением императора, а римские монеты чеканились по-особому и имели скорее символы, чем изображение Цезаря.

Довольно скоро Понтий Пилат понял, что царь Ирод Антипа не станет заискивать перед ним. Пилат не пропускал ни малейшей возможности показать царю и его подданным, что настоящим правителем является он, прокуратор, но это только увеличивало разрыв между этими жестокими людьми. Пилат надеялся, что Ирод Антипа со временем взмолится о мире, но царь был горд и не делал ни шагу для улучшения их отношений. Душевное равновесие Пилата еще более нарушилось, когда он узнал, что царь со злорадством писал Цезарю Тиберию о грехах и административных ошибках римских губернаторов.

Казалось, Пилат упрямо настаивал лишь на ошибочных решениях. К примеру, иерусалимляне на протяжении веков довольствовались водой из Девственного источника и Силоамского пруда. В летние месяцы эти водоемы истощались, но люди приспособились к нехватке воды и не желали платить за дополнительную воду.

В 28 году, не пробыв в Палестине еще и двух лет, Пилат решил, что этих источников питья недостаточно и, не посоветовавшись с народом, первосвященниками и старейшинами, приказал построить акведук от Соломонова пруда у Вифлеема до Иерусалима. Евреи воспротивились этому, и, как всегда, их волнения проходили во внешнем дворе храма.

Дабы показать свое презрение, прокуратор взял деньги на новый акведук из корбана, казны храма. Эта новость передавалась из уст в уста, и к Пасхе евреи готовили гневный протест против Пилата, а он готовился к подавлению мятежа.

По приказу Пилата в толпу мятежников во дворе храма влился отряд легионеров в одежде иудеев. И когда евреи с воплями устремились к крепости Антония, переодетые вытащили припрятанные дубинки и стали колотить направо и налево, оставив много мертвых на Паперти язычников.

Пилат узнал, но слишком поздно, что убитые были не иерусалимлянами, а паломниками из Галилеи, которой правил Ирод. Легионеры убили не тех, кого хотели, но гордость не позволяла прокуратору признать ошибку. Холодок в отношениях между Пилатом и Иродом перерос во вражду.

Слева от алтаря находилось пустое квадратное помещение, где собирался Синедрион. Здесь совещались старейшины и через первосвященника управляли Иудеей. Они собрались, чтобы обсудить гибель галилейских паломников, но ни к чему не пришли. Хотя убийство в храме было столь ужасным преступлением, которое едва ли можно представить, Синедрион оказался бессилен наказать прокуратора. В то же время старейшины недолюбливали Ирода, погрязшего, по их мнению, в еще более тяжких грехах, ибо он, называя себя иудеем, в то же время строил храмы языческим богам.

Великий Синедрион возник за несколько столетий до появления Иисуса и был высшим судом Палестины и одновременно законодательным органом. Он состоял, в основном, из священников, книжников и старейшин - лучших умов Палестины. В других городах тоже были Синедрионы, но принимаемые ими решения и законы утверждались Великим Синедрионом Иерусалима. Случалось изредка, что власть имущие в Иерусалиме замечали одаренного человека из провинциального совета и приглашали его в высший орган страны.

Ирод Великий существенно ослабил Великий Синедрион, приказав в день своей смерти казнить ряд его членов, Римляне, овладевшие искусством управлять покоренными народами, возвышали престиж Синедриона и расширяли его полномочия. Синедрион получил полную власть в религиозных и значительную власть в мирских делах.

Синедрион имел право вводить законы, касающиеся внутренних дел Палестины, внешние вопросы были прерогативой Рима. Синедрион мог выносить смертные приговоры иудеям и даже язычникам - неримлянам, но они подлежали рассмотрению и утверждению римским прокуратором.

Для удобства при голосовании в Синедрионе число его членов было нечетным и составляло семьдесят один вместе с первосвященником. Они делились на три сословия. Самыми влиятельными были представители первосвященства и выходцы из влиятельных священнических семейств. То была самая богатая и консервативная часть иудейского общества. Священники тяготели к саддукеям, отрицавшим устную традицию и признававшим лишь писаные законы.

Вторую группу составляли старейшины, почтенные старцы, снискавшие известность миряне, которых назначали в высший суд в знак признания их авторитета. Среди них тоже было много саддукеев.

К третьей, самой динамичной группе совета, относились книжники или законоучители, отличавшиеся остротой ума и пылкостью. Часть из них состояла из саддукеев, но в большинстве это были фарисеи, считавшие необходимым соблюдение не только всех правил и постановлений Закона Моисея, но также и всех предписаний книжников, с их неисчислимым количеством невероятных подробностей, истолковывающих и переистолковывающих этот Закон.

Фарисеи уже давно одержали верх над священниками-саддукеями, добившись признания ими того, что в писаном Законе Моисея содержится далеко не все, и что большая часть закона существует в устных преданиях и пространных наставлениях. А когда устная часть закона была признана дополнением писаных заповедей, то при неослабевающем давлении со стороны фарисеев главенство устного закона над писаным оставалось лишь вопросом времени.

Добившись своего, фарисеи могли устанавливать нужное им количество законов и создавать новые, на все случаи жизни. Это обеспечило им неограниченные возможности в толковании закона. Саддукеи, провозгласив себя истинными последователями закона, неистово отвергали толкования ортодоксальных фарисеев. Сложилась парадоксальная ситуация: саддукеи, представляющие консервативную элиту, все шире общались с язычниками и стали менее строги в соблюдении закона, а фарисеи, люди незнатного происхождения и радикалы, были столь строги к букве закона, что их последователям буквально приходилось быть "духовными канатоходцами".

Среди книжников, таким образом, были и саддукеи, и фарисеи. Толпа охотно верила всему, чему учили фарисеи, даже если это и противоречило словам священников - саддукеев. Глубочайшим уважением пользовались фарисеи среди женщин Палестины, и хотя женщины не играли главную роль в семейных и религиозных делах, их поддержку нельзя сбрасывать со счетов, ибо они пылко поддерживали фарисеев в уличных спорах.

Священники, старейшины и книжники в Великом Синедрионе были под началом первосвященника, который мог созвать совет в любое время. При слабом священнике Синедрион имел силу, при сильном он превращался в его послушное орудие. Каиафа был силен и опирался на поддержку своего тестя Анны. Синедрион шел за ним.

Синедриону подчинялись семь тысяч священников великого храма, а также стража, раввины и мирские власти Иудеи. О разборе преступных случаев в Синедрионе судили по афоризму: "Опрометчив Синедрион, выносящий более одного смертного приговора в семь лет".

Совет созывался по необходимости в палате Тесаного камня в юго-западной части внутреннего двора храма, хотя нередко он собирался и в доме Каиафы по его повелению.

Правила заседания Синедриона были записаны спустя столетия, но с достаточной уверенностью можно утверждать, что судьи располагались полукругом, дабы видеть друг друга. Первосвященник восседал в центре со старейшинами по правую и левую руку.

Писцы сидели впереди, один слева, другой справа. При вынесении приговора за содеянные преступления писцы произносили имена членов совета, причем начинали с самых молодых, дабы не приводить их в смущение, если их мнение отличалось от мнения старших. Один писец подсчитывал голоса за освобождение, второй - за осуждение.

Синедрион мог вершить суд, если присутствовало не менее двадцати трех членов. Если кто-то хотел покинуть заседание, он должен был сначала сосчитать членов, и если без него было двадцать три или более, он мог уйти. Суд заседал от утреннего до вечернего жертвоприношения. Суды редко продолжались более одного дня. Гражданские дела рассматривались днем, и к вечеру принималось решение. По уголовным же делам решение принималось на следующий день, а если суд не находил подсудимого виновным, он освобождался в тот же день. Если же преступление было доказано, приговор не выносили до утра, чтобы коллективное мнение суда было взвешенным. По этой причине считалось нарушением закона начинать уголовный процесс перед субботой или накануне праздников, так как в эти дни приговоры не выносились.

Обычно уголовные процессы открывались в полдень, и после зачтения обвинения сразу начинался опрос свидетелей. Показания обвиняемых, как правило, игнорировались, и заключенный, зная, что придется отвечать на каверзные вопросы членов Синедриона, редко отваживался выступать в свою защиту.

Обвинения предъявлялись на основе показаний свидетелей, которые сначала должны были ответить по семи пунктам закона: "В какой субботний цикл?", "В каком году?", "В каком месяце?", "В какой день недели?", "В каком месте?", "Кто еще видел?" Когда все показания были получены, судьи разделялись по двое, скромно обедали без вина, а уже после ужина собирались одни в своей палате и обсуждали показания. Иногда это длилось несколько часов, а иногда для принятия решения требовалась вся ночь.

В случае, если мнения разделялись поровну, первосвященник посылал еще за двумя членами Синедриона до тех пор, пока решение не принималось большинством.

В политическом смысле Синедрион поддерживал равновесие двух партий: саддукеев и фарисеев, верующих в писаный закон и верующих в устный закон. Будучи приверженцами устного закона, фарисеи были горластее и многословнее, а их поведение внешне более праведным, чем у саддукеев. Они утверждали, что иудаизм будет обречен, если их устные толкования закона Божьего не станут законом всей Иудеи.

Несмотря на некое политическое равновесие, фарисеи имели более сильные позиции в Синедрионе при первосвященнике Каиафе. Он был саддукеем и имел поддержку другого саддукея - Анны, но в Высшем суде все чаще были слышны голоса фарисеев, выступавших с позиций попранного благочестия. Голосов у них было не больше, чем у саддукеев, возможно даже меньше, так как первосвященник был саддукеем, но они чутко реагировали на настроения людей.

Власть саддукеев слабела на протяжении последних столетий. Они, ведущие народ к Богу, снизошли до следования за крикливыми фарисеями. Система пополнения Синедриона была таковой, что более сильная партия при желании всегда могла удержаться у власти. Членство в Синедрионе было пожизненным.

Зарождение христианства совпало с расцветом политической власти Синедриона. Народ уповал на первосвященника в противостоянии Иродам и римлянам, и в тот период первосвященник был больше, чем вождем Синедриона. Он был по сути главой страны, и Высшему суду приходилось повиноваться его диктату.

Синедрион имел свои законы, из которых интересно, ибо это связано с Иисусом, отметить один: "Племя, лжепророк и первосвященник могут осуждаться только судом семидесяти одного". Спасителя возьмут под стражу и учинят над ним суд как над лжепророком, именно по этому закону. Суд не приступал к рассмотрению дел без свидетелей, так как судейское право основывалось на показаниях кого угодно, кроме обвиняемого. Судьи были и обвинителями и защитниками и кассационным судом.

Все приговоры по уголовным делам были суровы. Тюрем не существовало, и самым легким наказанием было изгнание. Обычным приговором была казнь путем избиения камнями, сожжения, обезглавливания или удушения. Чаще всего применяли первое. Для этого сгонялась толпа, а осужденного сталкивали со скалы. Если он был еще жив после падения, его добивали камнями.

Каждый смертный приговор до его исполнения подавался на рассмотрение прокуратору. Как правило, он утверждал его, не вникая в суть дела. А если ему вздумывалось самому разобраться в деле или кто-то лично ходатайствовал об обвиняемом, прокуратор мог вызвать подозреваемого в преступлении, истцов и выслушать дело как судья. Если он отменял приговор и признавал осужденного невиновным, Синедрион был бессилен что-либо изменить. Довольно часто, утверждая приговор, губернатор предписывал римскую форму казни: распятие на кресте.

Кроме саддукеев и фарисеев в Палестине были и другие партии, отколовшиеся секты. Зилоты превзошли даже фарисеев в своих националистических призывах. Они не признавали никакой власти, кроме Бога, и соблюдали этот принцип с такой твердостью, что шли на жестокие наказания и смерть, но не преклоняли колени ни перед кем.

Ессеи жили обособленными общинами в сельской местности по всей Палестине, но больше всего их было у побережья Мертвого моря. Ессеи вели аскетический образ жизни и управляли своими делами, как монахи. Их было около четырех тысяч. Чтобы войти в общину ессеев, иудею нужно было год быть послушником, пройти двухлетний испытательный срок, и лишь после этого у нового члена секты принималась торжественная клятва. У ессеев отсутствовала частная собственность на товары и орудия труда, не было денег. Браки в среде ессеев возбранялись. Они работали на земле, а свободное от работы время посвящали молитве. Высоко почиталось у них молчание. Ессеи строго следовали закону пророка Моисея и по субботам воздерживались даже от непотребных телодвижений.

В Иерусалиме проживало не более ста тысяч человек. В западной части города возвышались дворцы и богатые дома состоятельных граждан. Основная же часть населения ютилась вокруг Силоамской купели в восточной части города.

Иерусалим располагался на значительном возвышении, и поэтому воздух в городе был чист и прохладен. Дома были сложены из бурого известняка, который вырубали на окружающих холмах. Улицы были узкие и горбатые, по ним семенили многочисленные ослы с поклажей, совершенно безразличные к длинным палкам владельцев, тащившихся сзади.

По тесным улочкам бесконечным потоком толкались люди в полосатых одеждах; они шли то через залитые солнцем открытые пространства, то погружались в синюю прохладу тени. Слышались возгласы слуг, требующих дать дорогу паланкину богача, несомому рабами. А через пустыри была проторена дорога, по которой верблюды тащили на волокушах камни для строительства.

Из лавок со скукой выгладывали обувщики, держа множество мелких гвоздей в зубах. У стены расположился писец, который мог написать письмо неграмотному. Богатая женщина покупала парчу. На одной чаше весов лежала парча, и зеваки наблюдали, как покупательница опускала золотые монеты на другую - когда весы уравновесятся, торг состоится.

Узкие лавки вдоль улиц были открыты, как соты. Горшечники держались вместе, образовав целую улицу из кувшинов, блюд, ваз. За ними располагались мясники, зеленщики, виноторговцы и ювелиры, лекари и плотники, цирюльники и корзинщики, рыбаки, каменщики, кузнецы и чеканщики, портные, бондари, повивалки, аптекари, сапожники, маляры, мельники, пекари. Взад и вперед сновали носильщики и рабы с опозновательными знаками на шеях.

Ежедневно в городе было не менее ста тысяч паломников, пришедших поклониться Ягве в его обители. Многие, как предписывал иудеям закон, пришли из диаспоры, дальних концов мира. Они прибывали морем в Иоппу, а оттуда шли в Иерусалим пешком.

Их ошеломляли величина и великолепие храма, а также семь знаменитых базаров, которыми славился город. Были базары, где торговали исключительно железной утварью, скотом, шерстью, одеждой, деревом, хлебом, овощами и фруктами. Понедельник и четверг были базарными днями, в эти же дни чинили суд и читали Тору.

Цены на все товары устанавливались властями Иерусалима, их с одобрения прокуратора назначал первосвященник. Отцы города постоянно регулировали цены, дабы купцы могли выгодно сбывать свой товар, при этом не получая бешеных барышей. В городе процветали харчевни, в которых можно было отведать острую рыбу, горячие овощи, жареную саранчу, пироги; тут же можно было утолить жажду молодым вином или египетским тростниковым пивом.

Закон разрешал ростовщикам взимать до 8 процентов в год за любые ссуды и займы. С раннего утра они располагались со своими сундуками в наружном дворе храма. Пожалуй, больше они наживались на обмене денег, чем на займах. Подаяния в храме принимались только в иерусалимских шекелях, в обмен на которые менялы охотно брали греческую, римскую и египетскую монету. Хотя это занятие и сулило большие прибыли, не так много иудеев приобщались к нему, ибо закон не одобрял ростовщичества.

Сыновья из богатых семейств стремились заняться заморской торговлей или страхованием караванов. Из Палестины вывозили пшеницу, оливковое масло, бальзам, мед, вяленые фрукты. Обратно корабли и караваны доставляли дерево, металл, критские яблоки, сыр, вино, индийское и египетское пиво, индийские ткани, сандал, посуду.

Если кого-либо обсчитывали, и он мог это доказать, он был вправе потребовать разницу и привлечь мошенника к ответу. Строго возбранялось разбавлять вино для продажи. Любой член Синедриона мог выругать торговца за мелочные подарки детям с целью привлечь покупателей.

Ну, а случись женщине занять полбуханки хлеба у соседки, она должна была в тот же час оговорить его стоимость, так как внезапное подорожание муки могло поднять цену хлеба. Арендуя землю, благоразумно было уплатить сразу наличными, поскольку ловкий землевладелец мог повысить плату, если цены на продукты на рынке подскакивали.

Ремесленники объединялись в гильдии, членство в которых было весьма почетным. Чтобы создать союз, требовалось получить разрешение самого римского императора, и если его советники усматривали в объединении мятежные помыслы, разрешения не давалось. Гильдии устанавливали часы работы для различных ремесел, рабочие дни, обсуждали вопросы повышения заработка, страховали своих членов от падежа ослов и пропажи орудий труда.

В окрестностях Иерусалима, как и по всей стране, пастухи редко погоняли стада овец. Они вели их. У каждого пастуха была своя дудочка, на зов которой овцы тотчас же сбегались. Когда пастухи увлекались беседой, их овцы смешивались так, что и Соломон со своей мудростью не мог бы разделить их справедливо. А когда пастухи расходились, одному из них стоило негромко загудеть, и его овцы отделялись от остальных и послушно следовали за ним.

Пастух мог принудить овец ждать у водопоя, как бы их ни мучила жажда. А когда нужно было уступить водопой другому стаду, пастух мог особой командой прервать водопой, и овцы повиновались. На ночь овцы загонялись в каменные ограждения с узким проходом, и пастух, сидя на корточках на стене, без особого труда подсчитывал свою паству.

Друзья показывали свое уважение и любовь друг к другу, если они ходили, взявшись за руки. Иудеи не спали в темноте, в опочивальне всегда горел масляный светильник. Хлеб не резали, он разламывался на куски, которые вместо ложек обмакивали в различные блюда.

Спокойствие и красоту храма нарушали торговые ряды Анны. Весь день слышны были крики торговцев, которые зазывали паломников и громко спорили о ценах. Тут же храпели и блеяли животные, воздух осквернялся испарениями навоза. В обычный день бедняк мог купить для пожертвования пару голубей, но их цена многократно повышалась в пасхальные дни. Люди с горечью называли это место "базаром сыновей Анны".

Задолго до нашей эры евреи поняли, что со временем число умерших превысит число живых, и места захоронения станут серьезной проблемой. Выход нашли старейшины. Первым делом объявили, что захоронение в пределах города или другого поселения было нечистым. Затем было узаконено совершать семейные захоронения. У каждой семьи была своя каменная гробница на кладбище. Считалось, что через некоторое время от умершего в склепе остаются только кости, и (обычно через 7 лет) останки вынимались из гробницы и помещались в небольшую каменную урну. Урну устанавливали рядом с семейной гробницей, и с течением времени в ней находили пристанище все члены рода.

А для живых жилье не было проблемой. Бедные строили каменные или глинобитные дома. Кто побогаче, устраивал плоские крыши на деревянных балках. Многие крестьяне обитали в пещерах, вырубая их в известковых холмах. При этом они выбирали место, защищенное от постоянных ветров. Как и глинобитные дома, пещеры представляли собой одно большое помещение с возвышением для сна в левом отдаленном углу. Под ложем был камин, обогревавший жилище в зимние ночи. Вся семья располагалась на одном ложе. У бедняков не было кроватей. Они спали на циновках из соломы и укрывались общим одеялом.

Богатые сооружали дома из камня или обожженного кирпича с внутренними двориками, освещавшимися по ночам жировыми светильниками. Строительный раствор не был крепким, и сильные ливни вымывали его из кирпичей, а дома из тесаного камня стояли не менее пятисот лет. Окон делали мало и располагали их высоко над землей. Обычно в них вставляли решетки и прикрывали шторами. Полом служила утрамбованная земля. На плоскую крышу дома можно было подняться по наружной каменной лестнице. Крыша служила многим целям. Хозяин дома торговал на крыше своим нехитрым товаром - одеждой, обувью, кожаной утварью. На крышах обычно веяли зерно, сушили кишмиш, оставляли для дозревания фрукты, а в душные летние ночи все предпочитали спать под звездами.

Городская беднота держала скот при своих жилищах. К дому пристраивался навес для осла, овец, кормов. На крыше навеса хранились запасы сыра, хлеба, вино и глиняная посуда для праздника.

У богатых горожан были кушетки на четырех ножках со спинкой. Матрас и подушки набивали камышом или перьями, а чехлы предпочитали красить в пурпурный цвет, который считался царским.

В домах бедняков без окон по ночам горели сальные свечи с камышинкой внутри. Огонь высекали из кремня, но чаще занимали его у соседей и несли домой на клочке хлопка. У богачей ярко горели дровяные жаровни. Слуги разжигали в них хворост во дворе, а когда он переставал дымить, и раскалялись угли, жаровни вносили в дом.

Хотя достоверно известно, что многие преступления, включая кражу, карались смертью, в некоторых случаях, согласно "Исходу", вор должен был возместить убыток пострадавшему вдвойне. Если он убил или продал скот, он должен был возместить ущерб в четырехкратном размере, а если это был бык - в пятикратном.

Если же вор не имел средств для уплаты, он становился рабом человека, которому содеял зло.

Если кто-то держал в доме яд без необходимости, он подвергался смертной казни, "чтобы другим было неповадно". Если кого-то покалечили, суд выносил решение, по которому у пострадавшего был выбор либо получить денежный выкуп от обидчика, либо нанести ему такие же увечья.

Закон в своей мудрости не обошел даже будущих матерей. Беременной женщине запрещалось принимать горячие ванны, чтобы избежать преждевременных родов. Она должна была воздерживаться от зеленых овощей, соленой пищи и жира, и потреблять много рыбы и горчицы. Новорожденных купали в теплой воде, массировали солью и пеленали. Мальчиков обрезали на восьмой день. Детей обычно кормили грудью до двухлетнего, а иногда и трехлетнего возраста.

Обучение в Палестине было обязательным. В каждом городе была школа, в которой начинали учиться с шести лет. До этого каждая мать должна была научить ребенка выполнять поручения по дому, правилам поведения и дать необходимые религиозные наставления.

Фарисеи считали, что жить в деревне без школы было отступлением от закона. Многие школы размещались в синагогах. Ученики слушали уроки стоя, если учитель не предлагал им сесть в тени дерева в жаркую погоду. Все обучались основам религиозного знания, чтению и письму, а девочкам считалось достаточным лишь научиться читать и писать. Дети усердно изучали Писание (по сути то, что сейчас мы называем Ветхим Заветом) до десяти лет, после чего им преподавали Закон или толкование Закона. В возрасте пятнадцати лет отрок мог при желании участвовать в богословских прениях в синагогах после субботнего служения. В таком случае он попадал в плотное кольцо подмигивающих глаз и добродушных вопросов. Если он запинался или останавливался, то получал более чем достаточную поддержку.

В те времена многие образованные люди в странах Средиземноморья неплохо разбирались в точных науках и стремились расширить свои знания. Среди евреев было почетно заниматься наукой, многие знали основы математики, механики и вот уже в течение пятнадцати веков успешно применяли свои знания. В Месопотамии изучать астрономию начали еще две тысячи лет назад и сведения из этой области знания передавались евреям, римлянам, египтянам. За шестьсот лет до начала новой эры были определены фазы Луны, Солнца и большинства звезд первой величины.

Евреи были достаточно строги в вопросах гигиены. Они считали грязь источником заболеваний. Для провинциального города Иерусалим был довольно чист, хотя не мог сравниться с Римом.

Все улицы Священного города и канавы имели уклон к долине Кедрова, примыкающей к его восточной стене. По закону все емкости с водой должны были закрываться. Кладбища запрещалось располагать ближе, чем за восемьдесят семь стоп от городских стен, а сыромятни ни в коем случае нельзя было строить внутри города. Запрещалось открывать пекарни и красильни на первых этажах, если на вторых кто-то проживал.

Прокаженных не допускали в города под угрозой смерти, и они обитали в самых отдаленных местах. Не разрешалось, чтобы окна домов выходили в чужой, соседский двор. Все крыши, как бы плоски они ни были, должны были иметь уклон не менее двух градусов для стока дождевой воды. Нарушением закона считался открытый колодец, ненакрытая яма, шаткая лестница и неспокойная собака.

Устный закон подробно излагал, как должны одеваться мужчины и женщины. Мужчины носили неглубокие хлопчатные шапочки. Верхняя одежда состояла из талиса и накидки для молитвы. Под ними носили свободную белую рубашку без рукавов, покрывавшую тело до пят. В дальнюю дорогу или в торжественных случаях надевали сандалии, повседневно обходясь без них. Омовение ног было столь же важным, как и омовение рук.

Женщины носили кольбур, подобие юбки до половины бедер, а поверх надевали баяинаджу, длинное платье из льняного полотна и шаль; талию повязывали полосатым кушаком с цветами своего племени. Шаль покрывала всю голову и часть лица, как того требовало приличие. Концы платка забрасывались за спину, словно две косы.

Дома мужчины носили короткие туники в рукавами, сшитые из цельного куска ткани, который продавался без прорези для головы, чтобы подтвердить, что он не ношенный. После приобретения материи в ней вырезалась клиновидная дыра для головы. Иногда женщины зашивали и нижнюю часть, оставив две прорези для ног. Работая в поле, мужчины обычно затыкали полы верхней одежды за пояс.

Почти все евреи были верующими. Всех еретиков и безбожников называли амейхаарец. У всех верующих было развито чувство самоотречения. Обособленность иудеев проявлялась сильнее, когда они находились в таких языческих городах как Рим, Афины или Александрия, что приводило к антагонизму между евреями и язычниками, при этом последние нередко клеветали на религиозные убеждения иудеев и их деловую сообразительность. Евреев оскорбляли, избивали, обманывали, убивали. Такая жестокость только усиливала их подозрительность к другим и утверждала в мысли, что они были особыми. В чужих землях они сразу же выясняли свои права и, естественно, были склонны к изучению законов.

Жители Палестины ели два раза в день - в полдень и после захода солнца. По утрам некоторые пили отвар из трав с хлебом. Скудная диета дополнялась финиками, фигами, маслинами и арбузами.

Маслины являлись самым распространенным продуктом. Оливковые рощи росли повсеместно. Даже у беднейшего дома стояло масличное дерево, неказистое и искареженное наростами. Каждое дерево давало до десяти кувшинов оливкового масла. Сбором маслин занимались женщины, которые вместе с ребятишками трясли деревья или сбивали ягоды палками, а затем собирали их на земле.

Законом запрещался повторный сбор маслин с дерева, чтобы оставалось что-то для нищих. Почти весь урожай шел на масло, которое выдавливали под мощным прессом, а часть маслин солили в кувшинах. Свежее масло отстаивалось, сливалось в кувшины и отвозилось из гефсиманы (маслобойни) в каменные хранилища. По ритуалу самые первые плоды помещались во власяную сумку, и по ним ступали женщины семейств, которым выпала честь выдавливать первое масло сезона.

Виноградники разбивались на горных склонах. Первые июньские ягоды, зеленые и терпкие, применяли как слабительное. А настоящий урожай поспевал в июле, и его сбор превращался в веселый праздник, время смеха, время любви.

Палестина была далеко не отсталой страной. Ее жители во многом преуспели и, не колеблясь, ввозили из языческого мира один товар - знания. Что касается медицины, всем врачам полагалось иметь хирургические навыки. Лекари знали, что при заражениях ампутация неизбежна и умели закрывать артерии. При операциях применялись успокоительные средства и лекарства, вызывающие апатию и одурманивание.

Медицинская наука Месопотамии имела двухтысячелетнюю историю. Планы Греции ввести государственное здравоохранение не удались. А в Риме, где лекарей считали шарлатанами и предпочитали домашние средства, врачеванию обучали рабов, которые брали с богачей непомерную плату, а бедняков лечили бесплатно.

Палестинские врачи пользовались ланцетами и другими редкими инструментами уникальной формы. В Египте в это время делали операции на головном мозге и совершали трахеотомию. Во всех странах Средиземноморья использовали иглы для наложения швов, всевозможные щипцы, захваты, ножницы для удаления больных участков женских органов и устройства для растяжения.

Давным-давно Синедрион ввел в действие закон, по которому в каждом городе должен быть лекарь-хирург. При храме тоже держали лекаря для врачевания священников. Известно, что палестинские врачи первыми сделали операцию по удалению катаракты на глазу человека.

Ко временам описываемых событий вставные зубы были в ходу уже пятьсот лет. Их изготавливали из зубов умерших или животных. Евреи тщательно следили за зубами и чистили их пастой из толченых костей и ракушек, смешанных с медом. При зубной боли применяли уксус или мирру, селитру и нашатырь.

В области механики евреи многое переняли у других. Широко использовалась энергия воды, и мастера научились управлять мельничными колесами с такой точностью, что крошили маслины, не разбивая косточек, которые загрязняли масло. Все чаще использовались сложные рычаги и шестерни. Первую конструкцию они заимствовали у римлян, называвших это подобие крана machina tractoria.

У римлян переняли также счетчики, которые устанавливались на экипажах. После определенного числа вращений колеса из счетчика выпадал камешек в пустой коробок. В конце пути пассажир считал камешки и расплачивался с извозчиком.

Система отсчета времени в провинции была очень устарелой. Начало дня у евреев приходилось на закат солнца, время которого, естественно, изменялось с каждых днем, что и вызывало неточности. Ночь делилась на три стражи вечернюю, ночную и стражу первых петухов.

Люди знали о существовании устройств для измерения времени, но не пользовались ими. У них не было приспособлений для деления часа на меньшие части, и поэтому назначаемое время встреч не могло пунктуально соблюдаться.

Римляне пользовались солнечными часами лет триста, и убедившись, что они бесполезны в пасмурные дни и по ночам, перешли на водяные часы. Вода капала с большей точностью, чем сыпался песок, и когда римляне завезли часы в Палестину, они думали, что евреи с радостью будут использовать это изобретение. Но этого не случилось. Хранителем времени у них был Бог, и любая хронологическая система без использования сотворенных Господом Солнца, Луны или звезд считалась языческой. Месяцы определялись фазами луны. Они были неравномерны, и первый месяц года, нисан, начинался из года в год в разное время, приходясь на конец марта и начало апреля.

Но самым важным было то, что иудеи жили в ожидании Мессии. Его приход был вожделенным для всей нации. Ожидание это казалось счастливым экстазом, необъяснимой радостью, бальзамом для уставшего тела крестьянина, единственной и последней надеждой стариков; тем, что пытался разглядеть ребенок в причудливых очертаниях облаков; оно было надеждой грядущего дня.

Мессия, на древнееврейском Машиах, - помазанник Божий. Каждый иудей знал, что до воскресения из мертвых каждого человека должно произойти два события: приход Мессии и конец света. Иногда эти события смешивались в головах людей и говорили, что конец света наступит одновременно с приходом Мессии.

Эти предположения были предметом постоянных дискуссий мудрецов, цитировавших слова пророков и Писание своего народа. Обсуждали благоговейно и с сокрытою радостью, без устали.

И сколь бы людей ни рождалось, вырастало, старело и умирало, каждое новое поколение верило, что оба события произойдут при их жизни, и чем больше они узнавали, что их предшественники тоже жили подобными надеждами, тем более они веровали, что приближалось свершение. Пророки вещали, что Избранник придет от Самого Бога и освободит колена Израилевы. Если народ Палестины будет достойным, Он уничтожит его врагов. Израиль станет править всеми языческими народами мира и приведет их к одному истинному Богу - Ягве. Это будет его полным триумфом.

Мудрецы единодушно считали, что Мессия будет из рода Давидова, а назовут его Сыном Человеческим. Люди читали книгу Даниила, псалмы и другие части Писания и все более убеждались, что время Его пришествия совсем недалеко, ибо многие слова древних пророков уже исполнялись.

Писание сказывало, что Мессия явится как опора справедливости, свет нации, пред которым падут ниц все народы. "В Нем живет дух мудрости и дух разума, дух знания и силы. Он станет судить все народы, карая тех, кто угнетал праведных. С Его пришествием воскреснут мертвые, преобразятся земля и небо, и праведники станут ангелами небесными". В псалмах предсказывалось, что Мессия явится в облике Царя, разящего врагов Израиля и очищающего Иерусалим. После этого Он станет править Палестиной в мире и справедливости, и со всех концов мира придут язычники, чтобы подивиться славе Иерусалима.

Предсказаний о пришествии Мессии было много в предшествующих веках. Еще Исайя говорил, что на землю явится Мессия. У всех пророков предсказания чем-то отличались, но сходились в одном - рождение Мессии останется незамеченным для многих. Он явится неожиданно, начнет дело спасения Израиля и исчезнет, вероятно, на сорок пять дней, а затем вернется и поразит грешные силы мира.

И к этому времени все люди Израиля возвратятся со всех концов мира и будут жить на своей земле, если они только раскаются в своих грехах. Мертвые воскреснут и прекратятся мучения грешников в геенне, корчившихся в страшном огне. Иудеи, захороненные в других частях мира, чудом Мессии перенесутся под землей до Иерусалима и воскреснут. Всеобщее воскресение мертвых настанет, когда протрубит большая труба. Многие мудрецы говорили, что если все свершится, город Иерусалим воссияет, а "расстояние субботнего дня" будет отмечено жемчугом и драгоценными камнями. Город вместе со стенами возвысится до облаков, а Мессия создаст новый храм.

В учениях о приходе Мессии было много неясного и запутанного. Пророки с презрением отвергали то, о чем мечтали мудрецы: идею расширения мессианской доктрины. Начав детальное изучение предсказаний, старейшины увязли в теологической трясине. Одни настаивали, что после возрождения храма, естественно, возродятся и древние ритуалы Моисея. Это было убедительно для многих, ибо трудно представить, чтобы учения Мессии шли вразрез с наставлениями Моисея.

Если это так, возражали другие, как же должны поклоняться побежденные язычники? Предлагали научить их Закону Моисея, и тут же раздавались возгласы, что язычники недостойны этого. Третья школа задавалась вопросом, не благоразумно ли полагать, что Мессия явится со своими идеями поклонения Богу. Это ввергало все другие богословские течения в полный хаос, а когда страсти утихали, появлялись новые вопросы. Наконец пришли к соглашению, что новый Закон будет для Израиля, а язычникам Мессия дарует тридцать заповедей.

Все верили, что наступит время праздной радости, всепрощения, мира. Не станет врагов и угнетателей. Иудеи старались перещеголять друг друга экстравагантностью воображаемых картин грядущей жизни: Ангелы Божьи украсят городские ворота Иерусалима громадными драгоценными камнями; все окна и двери будут из самоцветов, серебряные и золотые стены тоже будут инкрустированы драгоценными камнями; городские улицы будут усыпаны самоцветами, которые может брать любой иудей. Священный Иерусалим будет велик, как вся Палестина, а Палестина разрастется до размеров всего мира.

В мгновение ока земля станет плодородной, и злаки будут высоки, словно пальмы. Ветер будет заносить зерна на горные вершины и, измельчив их, позволит муке осесть в долинах. Фрукты вырастут даже на тех деревьях, которые не плодоносят. Исчезнут с лица земли болезни и недуги, а по приказу Мессии смерть отступит от праведных. Язычники же будут умирать в возрасте ста лет, впав в детство.

Место четвертой (римской) мировой монархии займет пятая со столицей в Иерусалиме, доме Мессии. Когда падут десять языческих государств, наступит Страшный суд. Ягве будет восседать в долине Иосафат в окружении Небесного Синедриона старейшин Израиля. Языческие народы будут просить помилования, но не получат его и на них падет кара.

Когда это свершится, небеса и земля превратятся в Царствие вечного счастья, исчезнет тьма и неблаговидные соблазны. Но, однако, так и не был решен вопрос о жизненных функциях человеческого тела.

Большинство мудрецов соглашались с пророчеством Баруха, что после воскресения все люди будут выглядеть так же, как при прежней жизни, чтобы быть узнанными родственниками и друзьями, и чтобы все уверовали в воскрешение. Когда Ягве призовет добро, и зло будет наказано, праведные превратятся в прекрасных ангелов, а грешники исчезнут.

Это была заманчивая перспектива для всех иудеев, которая соответствовала их представлениям о Боге, справедливости, вознаграждении и наказании, и перекликалась со словами древних пророков. Этим и жили возможно сие совершится при их жизни, возможно при жизни их сыновей и внуков, и не столь важно когда, главное - что объединятся любящие друг друга люди.

Если и было уязвимое место в пророчествах о Мессии, так это вопрос, как Его узнать во время пришествия. Об этом сказывалось мало и смутно: Он будет из рода Давидова, Его рождение пройдет незамеченным для современников, Израиль в это время будет под чужеземным игом.

Род Давидов исчислялся тысячами, дети в этом роду рождались исправно, еврейский народ болезненно чувствовал гнет неверных римлян. Благочестивые иудеи были в замешательстве; они ждали, но не знали, откуда и в какой час. Сбивали с толку и лжемессии, время от времени появляющиеся в Иерусалиме в окружении амейхаарец, восклицавших: "Осанна Сыну человеческому!" и усыпавших путь странника цветами и пальмовыми ветвями. Самозванцы были двух родов: шарлатаны и умалишенные.

Развязка всегда была одинаковой. Священники храма улюлюкали, а фарисеи засыпали лжемессий вопросами, чтобы "вывести их на чистую воду" или загнать в ловушку, а народ требовал чуда для доказательства божественности. Лжемессию скоро изобличали, и Иерусалим возвращался к обычной жизни, полный решимости больше не поддаваться на обман.

В вопросе выявления настоящего Мессии народ уповал на первосвященника. Как толкователь Закона, Каиафа мог настоять, чтобы любого, назвавшего себя Мессией, привели к нему на испытание. И если бы Каиафа искренне желал узнать Мессию, он бы первым упал на колени пред истинным Мессией.

Мнение Каиафы проявлялось в действиях левитов, священников и фарисеев, которые зависели от его благосклонности. Они единодушно доказывали, что никакого Мессии еще нет, что любой объявившийся "Мессия" просто "египетский маг", заслуживающий смерти за богохульство. Вина самозванцев усугублялась еще и тем, что их ложь заставляла иудеев в недоверием относиться к появлению истинного Мессии.

Каиафа был заинтересован только в сохранении своей должности первосвященника и поддержании сложившегося духовного и экономического статуса храма. И ничто не должно этому угрожать. В прежние времена первосвященников избирали на всю жизнь, но с приходом Иродов и железной власти Рима первосвященники уподобились марионеткам, быстро и бесцеремонно выводившимся из игры, если они не устраивали своих земных хозяев.

Каиафа был пятнадцатым первосвященником за последние шестьдесят лет. Стоило на ступенях храма случиться каким-то беспорядкам, которые прогневили бы Рим, как тут же назначался новый первосвященник. Каиафу такая перспектива не устраивала, потому что он был последним из клана Анны в руководстве храмом, и новый первосвященник был бы из другого священнического семейства. И в этом случае, несмотря на огромное политическое влияние Анны, менялы и торговцы были бы подотчетны уже не ему.

Ни один человек во всей Иудее не знал так хорошо, как Каиафа и его тесть, что даже риза первосвященника хранилась в римском сундуке в глубине крепости Антония.