"Zвуки Времени" - читать интересную книгу автора (Харин Евгений)

6. Русский бунт.

В воскресенье 6 августа 1978 года в Слободском городе произошли некоторые события, свидетелем и участником которых я оказался.

В те незабвенные года на стройках социализма катастрофически не хватало рабочих рук, которые общественно полезному труду на возведении свинарников и котельных предпочитали ковыряние в носу за сторублевую зарплату. Для затыкания прорех летом использовали дешевый труд полу подневольных студентов, завозимых иногда издалека.

В этот раз к нам пригнали узбеков. Учитывая сдержанно хулиганский характер местной молодежи, столкновение оставалось вопросом времени.

Вообще-то, национализм слобожанам, как и русским в целом, не характерен. Общеизвестна местная, отчасти двусмысленная, поговорка:

"Татары и вотяки – наши родники". Но чужаков надо было поучить.

Думаю, будь студенты даже из России, все случилось точно также, держись они изначально обособленно, как эти обкуренные узбеки.

Говорят, когда после войны в городе стояла воинская часть, стычки с солдатами происходили постоянно.

Считается, что драку перед танцами в горсаду затеяли из-за девок наши боксеры. Подкачавшись несколько месяцев в спортивной секции, эти ребята чувствовали себя хозяевами улиц. Существовали неярко выраженные группировки по районам города: Трофимовка, Демьянка и, наверно, другие. Драки на танцах случались почти каждый раз, задирали на любого не понравившегося, побитого частенько волокли за ограду танцплощадки в крови. Были подобные эпизоды и у меня. Еще весной 77 года один детина попросил у меня закурить. Видимо, я, по его мнению, ответил ему грубовато. "Ну, ладно, еще встретимся"…

Встреча состоялась через год. Я стоял вблизи мужского туалета у эстрады в фойе ДК, разговаривал с Шурой. Неожиданно ко мне подскочил известный задира и выпивоха по кличке Чапай и, схватив за руку, потащил за собой: "Выйдем!" Не успел я опомниться, как оказался в туалете, и двое пьяных стали отрабатывать на мне благоприобретенные боксерские навыки. Ощутимыми были только два первых удара, потом я стал увертываться. Кончилось тем, что один из нападавших поскользнулся и упал в лужу мочи, а второй взвыл от боли, угодив кулаком в кафельную стену. В дверях стоял их авторитет (тот самый) и грозил еще чем-то. Я пошел жаловаться Чижу. Втроем с Зегой мы поднялись в зал разбираться. Мои друзья неважно стояли на ногах, и вся разборка свелась к пьяному разговору, что, мол, так делать не хорошо.

В тот вечер, было еще совсем светло, я пришел на танцы в горсад один. У входа небольшая толпа молодежи что-то оживленно обсуждала.

Тон задавал один возбужденный парень. Из разговоров я узнал следующее: узбеки напали на слобожан и били всех, кто подвернется, в том числе, музыкантов в горсаду. Говорили даже о доставленных в больницу окровавленных пострадавших. Любопытно отметить, здесь же вертелся "местный" узбек – я встречал его и раньше – на него гнев не распространялся: "Не трогайте, он наш!"

Кто-то бросил клич идти на общагу узбеков – отомстить. Где она находится – на бетонном заводе – знали не многие. Основываясь на своих "конспиративно-революционных" знаниях, почерпнутых из советских фильмов и зарубежных передач, я попытался организовать колонну по пять человек в ряду. Первые два ряда – из крепких парней сцепленных между собой в локтях. Быстрым шагом колонна двинулась по тротуару вниз в южную часть города. Две машины милиции обогнали нас и попытались перекрыть улицу чуть ниже ДК, но ментов оказалось мало и, не смотря на пущенный газ, люди стали просачиваться сквозь редкий заслон. Увидев это, милиционеры попрыгали в свои машины и погнались следом за прорвавшимися.

На Заводской улице самые отчаянные стали вооружаться, вмиг разобрав ограду оказавшегося на пути забора, при этом хозяин подбадривал: "Ребята, врежьте им, как следует!" Толпа собралась на пустыре перед железнодорожной веткой на фанерный комбинат. На путях стоял состав. Подъехали две пожарные машины, кто-то из милиции орал в матюгальник. Наконец, объявился проводник, и мы цепочкой побежали собачьими тропами через завалы бетонного производства в сторону общаги. Разгоряченный мент без фуражки пытался остановить нас в узком проходе, но, схватившись с одним парнем затерялся в клубах пыли позади. "Не останавливайтесь!" – командовал автор этих строк. В числе первых я оказался у закрытых дверей общежития. После нескольких ударов из них высунулся испуганный мужик и стал уговаривать не входить внутрь: "Они там все с ножами, свет отключен!" Начинало темнеть. В руках некоторых парней были только палки и камни. В это время подоспели менты и начали оттеснять нас от входа. Но толпа уже собиралась.

Милиция и активисты в штатском в количестве до 100 человек, плюс, уже упомянутые пожарные машины, выстроились вдоль фасада четырехэтажного здания, отделив его вход от массы молодежи. В окна полетели камни, которых после недавнего строительства валялось вокруг предостаточно. Вскоре не осталось ни одного целого стекла, включая противоположную сторону здания, – специально ходил смотреть.

Активная часть толпы несколько раз с криками "Ура!" бросалась в атаку на цепочку милиции перед входом, но серьезных потасовок не завязалось. Большинство зевак наблюдало происходящее со стороны.

После девяти вечера совсем стемнело, остался только свет фар автомашин, да, редких здесь на окраине фонарей.

Прибыл начальник РОВД и стал убеждать в рупор: "Не устраивайте массовые беспорядки!" Однако это только раззадорило, в него полетели камни, в том числе и моя половинка кирпича приятно блюмкнула о крышу

"Волги". Вывели плачущую женщину: "На первых этажах живут русские, у нас дети боятся!"

Общага выглядела не жилой: темные пустые окна, только с верхнего этажа несколько узбеков еще кричали, грозили кулаками и чем-то кидались. Развязка приближалась.

В одном "Уазике" сидел тогдашний спецназ в касках, с дубинками и, видимо, другими спецсредствами. Парни подошли вплотную: "Мужики, че вы там сидите?" – те молчат. Машину, шутя, раскачали, и она опрокинулась на бок. "Спецназ" повыскакивал, завязалась драка.

Вперед выпустили милицейскую овчарку на длинном поводке – кой кому она порвала штаны. В ответ полетел град камней, теперь уже почти в упор. Один из ментов, видимо чувствительно получивший по голове, с ярости кинулся в толпу в тщетном намерении выцапать из нее своего, скорее воображаемого обидчика, но его тут же начали рядом со мной дубасить кулаками. После этого прозвучали выстрелы в воздух, а под ноги посыпались шашки с хвостами едкого дыма. "Черемуха!" – вспомнилось знакомое название. Кто-то, пытаясь откинуть обратно одну из дымящихся картофелин, ожег ладонь. Ветер нес угар на толпу, и та стала отходить на пустырь. Мне досталось газа, кроме того, еще засветло я заметил на себе липкий взгляд одного типа – в толпе могли быть подосланные стукачи. Чтобы не доставлять радости своему ситному другу Веселкову, пора было убираться.

Отойдя от поля боя шагов на сто, я встретил Юру, с которым за год до того ездили в Москву. Постояли еще немного, посмотрели со стороны. Толпа из оставшихся человек двухсот едва различалась в дыму, ее поливали из брандспойтов пожарных машин. На подножке кто-то стоял и рукой указывал, куда направлять струю воды, – метили зачинщиков.

Уже возле автостанции нам на встречу выехала колонна из двух десятков разномастных автомашин. Передняя остановилась, из нее высунулся человек и спросил прохожего впереди нас: "Где тут бетонный?" – Из Кирова шла подмога. Мимо в сторону Демьянки медленно проследовали автозаки, крытые брезентом грузовики с солдатами ВВ и милицейские машины.

Как потом я узнал, оставшихся на пустыре окружили и продержали до утра, несколько десятков парней были задержаны, но дня через три их отпустили. Всех узбеков в ту же ночь вывезли из города и района.

Впоследствии к нам присылали только вьетнамок и монголок. Одна из них даже умудрилась забеременеть. Парней затеявших драку с узбеками осудили на несколько лет по нелепой статье – "расовая дискриминация". Аналогично поступили с узбеками из отряда "Фергана" учинившими ответную резню среди слободского населения. Суд был закрытый – с участием КГБ. Под усиленной охраной в перерывах заседаний группу узбеков водили на обед в столовую в центре города сквозь строй озлобленных слобожан, готовых растерзать чужаков. Чиж полагает, что один из наших парней являлся осведомителем и потому был отпущен.

Чиж в тот вечер был на работе в клубе. После окончания мероприятия публику, по его словам, долго не выпускали наружу.

Штат милиции в городе удвоили, а придирки с ее стороны возросли. В частности, толпу молодежи выходящую из горсада после танцев на проезжую часть улицы, стали разгонять, а некоторых парней иногда хватали и везли к себе, где выписывали штраф в 1 рубль за нарушение правил. Подвезли разик и меня. Моя компания пошла в милицию, но помощи не потребовалось, отпустили. С неделю я сидел тихо дома, музыку на улицу не врубал. Платить так и не стал, – не искали.