"Найти в Нью-Йорке" - читать интересную книгу автора (Харрисон Колин)

6

Ей грозила еще большая опасность, чем он себе представлял. Рэй положил трубку. Один из старых друзей и коллег отца, детектив Пит Блейк, который сам теперь собирался на пенсию, посвятил Рэя в подробности убийства двух девушек-мексиканок. Блейк был закоренелым холостяком и частенько приходил к ним на ужин в День благодарения, перебрасывался с Рэем футбольным мячом в аллее, пока отец сгребал опавшие листья, а потом все вместе шли в дом наслаждаться едой, которую приготовила мать.

— Да, мы их нашли, они валялись на парковке, — рассказал Блейк. — Пару дней назад. Рядом на асфальте — баллончик со слезоточивым газом. Кто-то накачал легковушку нечистотами. Видно, у этих ребят была машина с насосом, вроде тех, в каких перевозят ядовитые отходы. Штука в том, что в базе данных Министерства охраны окружающей среды значатся девятьсот восемнадцать таких машин, которые имеют лицензию на работу в Бруклине, Квинсе и на западе графства Саффолк. Понадобится порядочно времени, чтобы проверить их все. Так что, пожалуй, разумнее распутывать дело через этих девиц. Их утопили в дерьме, а уж потом вытащили из автомобиля. В каком-то смысле — неглупый способ убийства. Никаких следов ДНК. То есть ДНК-то как раз слишком много, и все загрязненные. К тому же мы толком не знаем, кто эти мексиканки. У них были при себе документы, но все фальшивые — поддельные грин-карты и тому подобное. Естественно, никаких водительских прав. Счетов в банке на их имя тоже нет: видно, они пользовались услугами одной из контор по обналичке. Мобильный зарегистрирован на имя человека, который больше здесь не живет, а коммунальные платежи перечислялись по безналу. С этими людьми всегда так. Может, что-то связанное с наркотиками: девчонки покуривали, а их парни торговали травкой. Сейчас в Бруклине масса мексиканцев продают травку. О некоторых мы знаем. Штука в том, что разные группировки вечно грызутся за место под солнцем, всё норовят показать друг другу, какие они крутые и свирепые. К примеру, албанцы очень суровые ребята. И сальвадорцы тоже. Месяц назад мы нашли одного покойника: его разрезали ленточной пилой и насадили верхнюю часть туловища на кол, точно какое-то мексиканское пугало. Так что прикончить парочку нелегальных иммигранток, чьих-то подружек, — неплохая реклама. Мол, твои девчонки — дерьмо, и сам ты никто, вот как мыслят эти люди. В машине, в багажнике и бардачке, мы нашли следы травки. Автомобиль до сих пор на просушке, потом посмотрим, есть ли там еще что-нибудь интересное. Нам надо кое с кем потолковать — с нашими осведомителями: «кротами», «крысами» и прочими приятными ребятами.

— Не видел этот сюжет в новостях.

— А тебе никто не говорил, Рэй?

— Про что?

— В Бруклине не бывает новостей. Хочешь попасть в новости? Тогда совершай свои преступления на Манхэттене, лучше всего южнее, скажем, Девяносто шестой улицы. Хотя мы сами замяли дело, чтобы к нам потянулось больше информаторов. В одной из желтых газетенок что-то разнюхали, но большого шума не вышло. Ну так вот, кто-то разбил куском асфальта боковые окна в машине, спереди, чтобы открыть дверцы, но этому человеку не удалось спасти девушек, и он исчез. Получается, что машина была заперта изнутри, а значит — либо девушки сидели в машине, как в ловушке, либо кто-то запер двери, когда они уже не могли ему помешать. В салоне нашли бутылку вина: может быть, они вырубились, мы пока получили не все результаты токсикологических анализов, вскрытия и взвешивания тел, а это, по-моему, позор. — Блейк сделал всасывающий звук: видимо, он пил кофе. — Пока еще слишком горячо. В общем, тот, кто пытался их спасти, похоже, перепугался и не хотел ввязываться, и кто его упрекнет? Примерно час на трупы лился дождь, заодно отмывал машину. — Блейк помолчал, а когда заговорил снова, его голос стал профессионально-негромким, чуть более медленным; он плавно перешел к вопросу: — А кстати, почему ты интересуешься?

Рэй не собирался упоминать о вечере, проведенном с Ченом и его людьми, по крайней мере пока.

— Моя бывшая девушка работает в той же компании, что и они. Думаю, она с ними виделась в тот вечер.

— В таком случае мы не прочь с ней поговорить.

— Я тоже. Ее сейчас нет поблизости, если ты понимаешь, о чем я.

— Найдешь ее — дай мне знать. Она для нас представляет интерес. Как ее зовут?

— Цзин Ли.

— Китаянка? Настоящая?

— Да. — Рэй знал, что этот факт прочно засядет у Блейка в голове.

— В смысле — приплыла из-за океана?

— Можно и так сказать. — Ему хотелось сменить тему. — И как вы собираетесь найти ребят, которые это сделали?

— Работенка непростая. В общем, пока никто ничего не видел. Дело было перед рассветом. Посмотрим, что там за травка, может, она нам что-нибудь даст. Грузовые машины не имеют права заезжать на Белт-парквей, а если что — у нас имеются камеры наблюдения. Иногда эти камеры работают, иногда их никто не обслуживает. Ясное дело, если ты знаешь обходные пути, тебе незачем тащиться по Белт. — Блейк издал смешок, похожий на лай. — Твой отец наверняка кинулся бы в подземные коллекторы под стоянкой, стал бы их обыскивать.

— Вы так и делаете?

— Пока нет. Мы не можем лазить в коллекторы.

— Почему?

— Эти болота — федеральная собственность. Зона прилива. Законы об охране среды, то да се. Если вскроем трубы, можем загрязнить океан. И все такое прочее.

Блейк — человек брезгливый, припомнил Рэй, но в то же время педант. Он коллекционирует сувениры из нью-йоркского метро: фуражки, бейджи и форму персонала, жетоны, подземные регулировочные знаки, брошюры с правилами — все это он выставляет на обозрение в рамках или папках. У него хранится по экземпляру практически всех карт нью-йоркского метро, какие только издавались: немалое богатство, если учесть, что подземка в городе открылась в 1904 году и ее карты дополнялись каждые год-два, по мере того как метро разрасталось и первые частные компании подземных перевозок вливались в систему Управления городского транспорта. Он уже видел коллекцию Блейка: каждый документ — в архивной папке фирмы «Майлар», все тщательно занесено в каталог. Необычное увлечение для мужчины средних лет. Хотя, может, не такое уж странное для одинокого детектива.

— Причина в океане?

— Да нет, причина в том, что если мы вскроем трубу, летом на парковке будут серьезные неполадки. Люди не смогут оставлять там свои машины, начнутся заторы, сутолока. И потом, никакой коп не захочет лезть по сточной трубе, забитой нечистотами, тем более, их все равно по-любому уносит в океан. — Блейк глубоко вздохнул. — Кстати, как там твой отец?

— Да не очень, Пит.

— Хочешь, загляну к нему?

— Думаю, он будет рад.

— Честно говоря, он мне сказал, что умирает и прощается со мной. Недели три назад.

— Заезжай завтра или послезавтра. Лучше утром.

— Договорились.

После этого звонка Рэй стал читать инструкцию, приложенную к дилаудиду — препарату, который вводили его отцу. В свое время он стащил листок, когда сиделка отвернулась. Воздействие дилаудида на организм в целом и центральную нервную систему в частности могло вызывать, в числе прочего, «седативный эффект, вялость, затуманенное сознание, апатию, снижение физических и умственных способностей, тревожность, страх, подавленность, головокружение, ощущение психической зависимости, резкие перепады настроения (нервозность, подозрительность, депрессию, сны наяву), головокружение, слабость, головную боль, состояние беспокойства, тремор, нескоординированные мышечные движения, оцепенелость и дрожание мышц, кратковременные галлюцинации и потерю ориентации, нарушения зрения, бессонницу, повышенное потоотделение, прилив крови к лицу, состояние безотчетной тревоги, сменяющееся эйфорией, а также повышение внутричерепного давления».

Скорее уж я потеряю его из-за этих лекарств, чем из-за рака, подумалось Рэю, пока он шел к отцовской постели. Но конечно, дилаудид — потрясающая штука, он сам его принимал, чтобы справиться с болями в желудке и пересаженной коже. От этого препарата ты чувствуешь теплоту и приятную тяжесть в желудке, голод и боль исчезают. И сексуальные позывы тоже проходят. Это средство в восемь раз сильнее обычного морфия. Его прозвали «аптечным героином». И он не прочь как-нибудь снова попробовать.

В гостиной на своей больничной койке лежал отец: большая голова и съежившееся тело под одеялом, глаза закрыты, грудь поднимается и опускается быстрее обычного. Так трудилось его умирающее сердце. Рэй кивнул утренней сиделке, молодой женщине по имени Венди, и она вышла из комнаты.

— Привет, папа, — сказал он.

Отец открыл глаза, моргнул, с трудом перевел взгляд на Рэя.

— Жаль, что ты ночью так мучился.

Отец пожал плечами.

— Сейчас не больно, — прошептал он. — Сейчас все отлично.

— Ты спал?

— Нет, — беззвучно произнес отец, веки его опустились.

— Думал?

— Да.

Его отец открыл глаза и поглядел на трубку с лекарством, чтобы убедиться, что она нигде не пережата и не согнута. В его взгляде читалась твердая определенность, проблеск сосредоточенности, и Рэй понял, что отец все-таки еще здесь, по эту сторону.

— О чем ты думал? — спросил Рэй.

— О мирах.

— О мирах?

— Да, — шепотом сказал отец, — о мирах внутри других миров.

Рэй глянул на автоматический насос с дилаудидом. Оставалось всего несколько минут: потом прибор отправит очередную порцию лекарства в кровоток его отца, и тот отключится.

— Папа, ночью все так получилось, потому что у меня есть девушка и она пропала. Ты ее никогда не видел. Она китаянка. Мы с ней расстались несколько недель назад. Ее брат хочет, чтобы я ее нашел, и он поступил так, чтобы показать мне, насколько у него серьезные намерения.

Отец спокойно кивнул:

— Угрозы.

— Да.

— Думаю, он изучал тебя.

— Я тоже так думаю.

— И нашел твое уязвимое место. Меня.

Рэй выдохнул в знак согласия.

— Надеюсь, ты познакомился с милой дамой, которая живет рядом. — Он попытался улыбнуться. — Ей нужен муж, и лучше бы побыстрее.

— Я с ней виделся.

— Значит…

— Я как раз с ней разговаривал, когда они меня сграбастали.

Рот отца скривился.

— У вас был долгий разговор.

Рэй проигнорировал это замечание.

— Эти ребята не валяли дурака.

— Ты мог бы позвонить копам, — предложил отец.

— А надо?

Долгая пауза. Больной слабо покачал головой. Облизнул губы.

Рэй дал ему сока:

— Но может, они сумели бы тебя защитить.

— Я не за себя беспокоюсь.

— Думаю, мне надо бы тебя куда-то перевезти, папа. В безопасное место.

— В больницу?

— Я думал об этом… Да.

Грант-старший пососал сок.

— В больницах умирают, сынок.

— Папа…

— А я хочу умереть в своем собственном доме, в этой комнате. И мне, в общем, не очень-то важно, Рэй, как и когда я умру, главное — чтобы в этой комнате, на этой кровати.

Он уже слышал раньше подобные тирады.

— Да, но эти ребята вернутся, папа.

— Ну и пускай. Что они могут мне сделать? Пристрелить? Они только окажут мне большую услугу.

Рэй опустил голову. Полтора месяца назад, когда отец еще мог немного передвигаться по дому, он объяснил сыну, что хотел бы положить этому конец, и чем раньше, тем лучше. Рэй не будет против, если он застрелится? «Понятно, что будет дальше. Зачем тебе мучиться? — спрашивал отец. — А мне зачем?»

— Затем, что я дорожу каждой минутой с тобой, — ответил он тогда.

И его отец молча кивнул.

Но Рэя кивок не убедил, и не прошло и часа, как он собрал все отцовское оружие и патроны и отнес в сарай у них во дворе, завернул в водонепроницаемую пленку и спрятал под двумя мешками с торфяным мохом. Дробовик, винтовку, два табельных пистолета «глок-9», всегда содержавшиеся в полном порядке, плюс коробки с патронами. Потом он повесил на дверь сарая новый замок и спрятал один ключ в трухлявом скворечнике за кухонным окном, а другой надел на собственный брелок. Если отец и заметил отсутствие оружия, он ничего не сказал. Разумеется, вполне возможно, что отец не только обнаружил исчезновение оружия, но и установил либо вычислил его новое местонахождение. Рэй прислонил к новому замку лопату, чтобы его нельзя было заметить из дома, но он знал, что отец очень редко упускает детали. В конце концов, когда-то он служил детективом.

Но все это произошло несколько недель назад, и отец с тех пор сильно сдал. Щелкнул насос с дилаудидом; жидкость пошла по трубке, подключенной к отцовскому запястью, так что у Рэя оставалось мало времени на беседу, поэтому он вернулся к исчезновению Цзин Ли:

— Ее брат мне говорил, что она ехала в машине с двумя девушками-мексиканками, которые погибли несколько дней назад, ночью, и я только что говорил с Питом, он-то мне и рассказал об их смерти.

— Значит, ты все-таки позвонил копам.

— Вроде того. Это же Пит.

— Он детектив второго ранга, стаж тридцать лет. Способ убийства?

— Машину наполнили дерьмом. Его накачали внутрь и утопили их. Пит сказал, что его люди пока не спускались в канализацию, потому что окружающая среда, транспортные потоки…

— Чушь собачья. Они просто не хотят туда лезть. Нужны защитные костюмы, нужно делать прививки от дизентерии. А когда расследуешь такое дело, надо обязательно спуститься в стоки.

— Почему? — поинтересовался Рэй.

— А ты подумай о том, что нашли копы: две мертвые девчонки… вдыхали запах человеческих экскрементов… а потом трупы увез полицейский фургон, а потом пожарные отмыли их машину из шлангов.

— В багажнике и бардачке обнаружили следы наркотиков.

Отец пожал плечами.

— Пит будет думать, что главное там — наркотики. Может, и так. Но я думаю, самая серьезная зацепка — как раз дерьмо.

— Почему?

— Вот что тебе надо сделать: узнай, откуда взялось дерьмо.

— Я знаю, откуда оно взялось: из человеческих организмов. Пит говорит, в этом районе около девятисот ассенизаторских машин.

— Нет-нет, послушай меня, там что-то есть, какая-то информация. В самом дерьме есть информация.

Синтетический морфий просачивался в тело отца, и Рэй видел, как у него расслабляется шея и лоб. Лежащие на одеяле крупные пальцы, ставшие за последнее время тонкими и костлявыми, уже не так напряжены.

— Ты меня понял? — прохрипел отец.

— Понял.

— Я не хочу, чтобы меня куда-то перевозили. Я хочу умереть в своей постели, в своей комнате, в своем доме. А потом присоединюсь к твоей матери.

— Папа, мы всегда можем позвонить шерифу, и они поставят рядом с домом патрульную машину.

— Не-а.

— Почему?

— Потому что так у меня масса преимуществ, сынок.

Бессмыслица. «Затуманенное сознание» — было написано в инструкции к дилаудиду. «Эйфория».

— Например?

Отец пожал плечами:

— Например, ты. Это само по себе интересно. И еще одна причина.

— Какая?

— Пожалуй, это приносит мне удовлетворение. Я по-прежнему могу мыслить, когда наши ангелы милосердия не вкачивают в меня слишком много этой дряни.

— Чтобы ты не мучился.

— Есть разные виды мучений. Когда твоя мать услышала, что ты под тем зданием, вот это была мука. Никогда не видел, чтобы так мучились.

— А я видел.

— Когда?

— Когда она умирала, папа.

Глаза отца закатились, он вспоминал, потом он немного пожевал губами.

— Забавно, как мы забываем некоторые вещи.

— Хочешь поесть?

Отец покачал головой:

— Это не для меня. Я уже попил своего яблочного сока. — Его глаза теперь были закрыты, но он улыбался, показывая желтые десны. — Ты ведь знаешь, что у нас происходит?

— Нет. Ты о чем?

— Это мое последнее дело.

— Тут все серьезно, папа.

— Я знаю, что серьезно, — сказал он шепотом. — Мое последнее дело, и мне выпало заняться им вместе с сыном. Что может быть лучше? — Его отец нажал на «болевую кнопку», посылая дополнительную порцию вдогонку за той, которую только что получил. Повышаешь дозу, хочешь все больше и больше, а потом — зависимость. — На твоем месте я бы сегодня же спустился в эти сточные трубы, до того как ребята из местного полицейского участка все-таки решатся туда полезть. Они не станут ползать по трубам. Они приведут экскаватор, вытащат трубы из земли и станут осматривать каждый дюйм. Но тебе лучше забраться туда первым: думаю, это будет ничем не хуже.

Его голова слегка откинулась, он быстро впадал в забытье. В дверях снова появилась Венди.

— Сейчас я его обмою, — прошептала она. — Пока он не чувствует, что я его шевелю.

Рэй кивнул:

— Как он?

Сиделка разорвала пакет с антисептическими тампонами. Затем подошла к ногам кровати. Рэй последовал за ней.

— Почки почти не действуют… он теряет вес… — стала перечислять она. — Кажется, я понимаю, о чем вы спрашиваете.

— Я спрашиваю именно об этом.

— У него крепкое сердце, но сейчас это ему не помогает. Руки у него тоже по-прежнему сильные. Бывает, что все затягивается… но я бы сказала — неделя, может быть — десять дней.

— Он мало ест.

— Он выпьет апельсинового сока, поест йогурт.

— Глория вам рассказала о тех, кто приходил ночью?

Она кивнула.

— Ваш отец никуда не уедет, вы же знаете.

— А как насчет вас? Эти ребята могут вернуться.

Она внимательно посмотрела на него:

— Это моя работа, мистер Грант. Я сижу с умирающими и предоставляю им все удобства, какие могу. Ваш отец очень милый человек. Я мало кого видела из вашей семьи: его жена умерла, у него не осталось никого, кроме вас…

— А что Глория?

— Мы уже попадали в переделки. Вы бы удивились, если бы знали, что нам пришлось повидать.

Она вернулась к постели и приподняла одеяло, обнажив нефростомические трубки, по которым жидкость из почек больного стекала в прозрачные пластиковые пакеты. Не самое приятное зрелище, но еще неприятнее было видеть шрам от диагностической операции, рассекавший торс отца: огромная ножевая рана. Рэй видеть не мог, как плохо она срослась. На своем веку он повидал кое-что и похуже, но раньше это не касалось его отца. Зажав в себе ужас и печаль, он вышел.

*

Подобно многим своим ровесникам, Рэй Грант-старший в свое время устроил в подвале мастерскую, где слушал по радио футбольные и бейсбольные матчи, занимаясь всякими поделками и починками. На полках в банках из-под джема хранились шурупы и гвозди; рядом лежали инструменты, которыми он пользовался, делая мелкий ремонт в своих сдаваемых внаем домах, куча всякого мебельного хлама, металлические щиты, коробки с дверными ручками и петлями, жестянки с неизвестными деталями неясного назначения — в общем, та же разрозненная, никчемная дребедень, которая постепенно накапливалась по всему дому, в сарае, на балконе и во дворе. Когда-то он сволок вниз старое кресло с тем, чтобы его укрепить, а после так и оставил внизу: в нем было удобнее слушать спортивные репортажи.

Рэй Грант-младший пошарил по мастерской, собирая все, что может понадобиться для работы в коллекторе: перчатки, защитные очки, резиновые сапоги, фонарь, пилу для резки металла. Все-таки не такая уж блестящая мысль — карабкаться по полной дерьма трубе. Когда-то, примерно полгода назад, в продуваемом пыльными ветрами полевом госпитале на другом краю света ему сделали прививку — не то от амебной дизентерии, не то от японского энцефалита, он точно не помнил. Инструменты он отыскал, но подниматься по лестнице обратно пока не хотелось: в мастерской он всегда узнавал что-то новое об отце. Эта комната доказывала, каким методичным и дисциплинированным он был. Книги по управлению недвижимостью, электротехнике, сантехническим работам, ведению хозяйства, многие места аккуратно подчеркнуты, к некоторым книгам даже сделаны аннотации. Записи по всем его домам за двадцать пять лет. На другом конце мастерской — ряд проржавевших картотечных шкафов с копиями всех следственных дел, какие он вел с 1982 года, когда стал детективом, получил золотой значок. Держать подобные записи дома совершенно незаконно; впрочем, в Нью-йоркском управлении полиции на это смотрели сквозь пальцы. Эти записи — своего рода профессиональные воспоминания. В конце концов, бывшие копы много чего помнят. Рэй прочел сотни таких дел, в том числе нераскрытых. Хотя достаточно нескольких десятков, чтобы понять, какая у полицейских нудная работа. Он открыл ящик шкафа, где хранились дела за 1983 год, вытянул первую попавшуюся папку. Раскрыл ее и стал читать форму ДД-5 — «основной рапорт», который должен подавать детектив: «Подозреваемый шел пешком на юг, в направлении Центрального вокзала, где, как было замечено, он совершил звонок из последнего телефона-автомата по левой стороне у восточного выхода, после чего объект вышел на Сорок вторую улицу, где в течение трех минут стоял перед газетным стендом. После чего он направился…» — и далее в том же духе.

Рэй сунул папку обратно, задвинул ящик. Он не хотел, чтобы запутанная история с Цзин Ли стала последним отцовским делом. Его отец уже раскрыл свое последнее дело — о шантаже, в котором участвовала молодая женщина и банкир лет пятидесяти. В свое время он прочел соответствующую папку: немолодой банкир пару месяцев трахался с этой женщиной в одном из лучших отелей Манхэттена, а когда она ему надоела, ей, в свою очередь, надоело притворяться, что он ей нравится. Такое случается постоянно, только вот она захотела получить за свои труды приличные деньги. Высокопоставленный сотрудник банка несколько раз заплатил ей, после чего предупредил, что с него хватит, и посоветовал оставить его в покое. Она тогда спала с долговязым, речистым доминиканцем, который из-за пристрастия к кокаину нуждался в деньгах. Он проявлял настойчивость, и она снова пошла к банкиру, который сообщил своей жене, что лето они проведут в Новой Зеландии. Жена полетит первой, а он потом к ней присоединится, что он и сделал, предварительно рассказав отцу Рэя все подробности этой истории. Да, он предпочел бы, чтобы она не выплыла наружу. Девицу арестовали, а доминиканец уехал в Санта-Фе, сопровождая богатую наследницу-наркоманку. Бывшая подруга банкира могла себе позволить лишь дешевого адвоката, и когда банкир с супругой наконец вернулись из успокоительного путешествия в Новую Зеландию, девушка уже отбывала свои два года после быстро заключенной сделки с прокуратурой. «Дурацкое последнее дело, — заметил тогда отец. — Но уж какое есть».

Впрочем, ему и потом случалось заниматься расследованиями. Бывших сыщиков не бывает. У них особый подход к осмыслению реальной человеческой природы. Выйдя в отставку, отец время от времени помогал друзьям, руководившим частными детективными агентствами: помощь, как правило, выражалась в том, что он делал несколько звонков либо подъезжал куда-нибудь на машине, чтобы с кем-то поговорить, при этом табельный пистолет лежал у него в пальто. Иногда он устраивал кому-то ловушку, по шесть часов кряду поджидал в машине, посасывая кофе и мочась в бутылочку. Но в основном он управлял своими домами, а раз в год позволял себе рыбную ловлю на Багамах. У него было несколько романов, причем первым делом он спросил у Рэя разрешения снять обручальное кольцо. Признался, что предпочел бы его носить — с ним легче было вспоминать о маме Рэя, но так бы он никогда не нашел себе спутницы. Женщины первым делом глядели на его руку. Рэй его понял, и обручальное кольцо было водворено в устланную шелком коробочку для запонок, лежавшую в ящике шкафа для нижнего белья, где отец хранил военные и полицейские медали, золотой значок детектива, часы отца и другие реликвии.

Гранту-старшему выпало около пяти неплохих лет. Поездки в теплые края на рыбалку, путешествие на Аляску. Пара подружек, которые не давали ему скучать, то и дело просили, чтобы он сводил их на бродвейский мюзикл, повел поужинать, повез в Атлантик-сити. Чувство общности, смех. Рэй не расспрашивал отца о его женщинах. Зачем ему знать о них? Хорошо, если они помогут отцу скрасить одиночество. От него ему мало толку: вечно он далеко, вне досягаемости. И вот одна из давних подруг отца позвонила Рэю, когда он был в Малайзии, сообщила, что Гранта-старшего только что срочно прооперировали: у отца отказали почки, а кроме того, у него нашли редкую форму рака с метастазами, и не приедет ли Рэй домой, пожалуйста, а то дела, похоже, плохи.

— Он ничего мне не говорил, — сказал тогда Рэй.

— Просто не хотел вас беспокоить, — последовал ответ.

Сейчас Рэй смотрел на отцовские полицейские жетоны и благодарности в рамках, а также фотографии мэров — Коха, Динкинса и Джулиани с автографами. Письма от мужчин и женщин, благодаривших его за то, что он разыскал их пропавших детей, или нашел убийцу, или раскрыл кражу. Когда-то отец каждый день надевал костюм и галстук, спускался в метро и отправлялся на Манхэттен, где обычно проходила его служба. Он трудился не покладая рук и ни разу не согласился на повышение, которое поставило бы его над другими детективами, сделав частью бюрократической системы. Его никогда не ловили на интригах и мелких предательствах, обычно сопутствующих работе полицейского. Он не любил заходить в «бары для копов», избегал любых контактов с Министерством внутренних дел. Соглашался на перевод с участка на участок, из отдела в отдел. «Просто делай свою работу, сынок, — говаривал он. — Делай свою работу, а остальное пусть идет своим чередом». По служебным делам он много ходил, ездил на машине, говорил по телефону. И оставался свободным — в своем понимании. Падение с мокрой пожарной лестницы в пятьдесят с небольшим слегка стеснило его движения, а в пятьдесят шесть лет, когда он в свободное время смотрел в ближайшем баре игру «Янки» и попытался разнять двух драчунов, вышло еще хуже. Драку затеял какой-то жирный коротышка. Рефлексы у отца притупились, и он пропустил три удара: наотмашь по скуле, в солнечное сплетение (от боли он согнулся пополам) и апперкот в челюсть, сломавший ему шесть зубов. Он упал, но у него хватило присутствия духа не вынимать табельный пистолет — он был не в том состоянии, чтобы адекватно использовать оружие. Его обидчика поймали через два дня, и выяснилось, что десять лет назад он был неплохим профессиональным боксером (драчуну тогда не было и тридцати).

Но поврежденное колено и разбитая челюсть заставили отца серьезно задуматься. Он получал пенсию и сдавал внаем свои дома, имея твердый доход. И потом, он слишком долго проработал копом. У копов тяжелая жизнь, и она его вымотала.

— Знаешь, ты мог бы стать копом, — не раз говорил он Рэю. — У тебя есть все, что нужно. Здравый смысл- Умение общаться с людьми. Ты крепкий парень. Мне бы следовало об этом подумать.

— Мне так не кажется, папа, — всякий раз отвечал он. — Я не готов.

— Вот почему из тебя получился бы отличный коп.

— Нет.

— Еще не поздно… я могу позвонить кое-кому..

— Нет. Я не способен… — «Убивать людей» — ему трудно было сказать это вслух. Сотрудникам полиции иногда, пусть и крайне редко, приходится убивать.

— Ты удивишься, когда поймешь, на что способен.

— Но не стрелять в людей.

— Выстрелишь, если придется спасать кому-то жизнь.

— Не уверен.

И пришло время, когда отец решился уйти в отставку: конечно, он испытывал разочарование, но вероятно, смешанное с облегчением. Многие копы заканчивают жизнь инвалидами — в том или ином смысле. То были потерянные годы — сам Рэй попал в беду, мать заболела; отца избили.

Рэй взобрался по подвальной лестнице со всеми собранными причиндалами и кинул их в ящик, стоящий в прихожей.

— Мистер Грант!

Рэй поднял голову. В прихожую вошла Венди. Она была в аккуратном белом халате и в незастегнутом синем свитере.

— Какие новости?

— Ваш отец успокоился, спит.

— Он хорошо соображает, как по-вашему?

— То включается, то отключается. — Она понимающе улыбнулась. — Это нормально. Мы так и думали.

— Из-за обезболивающего?

Она неопределенно кивнула:

— В общем, да.

— Пожалуйста, скажите мне. Скажите все, как есть.

— Хорошо. Причин много. Дилаудид — да, конечно. Но мозг сам по себе подвержен воздействию, которое болезнь оказывает на организм. Собственно говоря, мог бы развиться и рак мозга. Сказывается недостаток питания. А кроме того, есть еще эмоции. Он умирает, он знает, что умирает, и он беспокоится о вас.

Рэй смотрел на нее испытующе. Молодая и серьезная, она очень отличалась от Глории — ночной сиделки, которая всякое повидала на своем веку.

— Он и дальше будет то включаться, то отключаться?

Венди кивнула:

— Когда боли усилятся, нам придется давать ему больше дилаудида, а чем выше доза, тем чаще он отключается. И он будет много спать.

— Насколько?

— Трудно сказать. — Она поймала взгляд Рэя и посмотрела на него вызывающе, почти агрессивно. — Я уже говорила, у него очень крепкое сердце для его возраста, к тому же легкие чистые. В ближайшие дни, скорее всего, ничего не случится. Но иногда происходит резкий перелом.

— Да.

Она склонила, потом подняла голову:

— Я хотела спросить, нет ли у вас родных, они могли бы поддержать вас.

— Он пережил единственную сестру. Моя мать умерла много лет назад. Он просил друзей не навещать его. Один, возможно, зайдет, но больше некому.

— Понятно. — Казалось, сиделке не терпится завершить разговор. — Значит, всё на вас.

— Да.

— Если позволите, мистер Грант… — начала она, шагнув к нему. — Я хочу сказать, быть с умирающим очень трудно, и я просто хотела понять, помогут ли вам пережить это тяжелое время.

— Спасибо. Я справлюсь, не беспокойтесь.

Но Венди упорствовала, в глазах у нее была тревога, более того — они непрофессионально увлажнились. Она одернула халат.

— Вы когда-нибудь… извините, что я спрашиваю, но вы когда-нибудь видели, как умирают, мистер Грант?

Он взглянул на молодую сиделку, но понял, что не в силах ответить. В голове у него пронесся вихрь воспоминаний. Горы. Деревни. Поля. Пыль. Разрушенные города. Детский плач. Дым. Годы воспоминаний. Все эти годы, которые он провел далеко отсюда.

— Мистер Грант?

Он сумел встретиться с ней глазами и выговорить:

— Да, мисс. Я видел, как умирают. Повидал достаточно.

*

Через минуту Рэй прошел в сад, неся под рубашкой сверток, и отпер сарай. Оглянувшись на дом, он нырнул внутрь и поднял мешки с торфяным мохом. Отцовское оружие лежало там, где он его оставил, как и коробки с патронами. Он взял «глок», привычно удивляясь его тяжести. Крутанул его в руке, щелкнул спуском. Отец в свое время научил его стрелять, возил в Квинс на полицейское стрельбище. Но он никогда не любил оружие. Как и мужчин, которые на него молятся, обожествляя его мощь. Положив «глок» на место, он пристроил рядом пистолеты, которые отобрал у тех китайцев и уже разрядил; снова водрузил сверху мешки. Он подумал о девушках-мексиканках. Кто мог сделать такое, какому психу пришло в голову убить их подобным способом? И перед убийством Цзин Ли сидела с ними в машине? Если так, ей по-прежнему угрожает опасность. Вдруг они охотятся именно за ней? Такого с ним раньше не случалось. Его охватила ярость защитника. Я найду ее, сказал он себе. Я хочу найти Цзин Ли, а потом найду того, кто хотел ее убить.