"Телефон Господень (сборник)" - читать интересную книгу автора (Иевлев Павел Сергеевич)

Глава вторая

«Увидев на дереве слона, не ищи того, кто его испугал…» Африканская поговорка

Я призадумался. Выдумать эту историю Крот никак не мог – не хватит у него фантазии. С другой стороны, поверить в такое… Это ж все представления о мире перевернуть придется. Не хочу я такой мир, в котором поезда метро пропадают, и гоблины под землей бегают. Неуютно мне жить будет.

– Не веришь? – грустно спросил Костя.

– Да как тебе сказать… Скорее верю. Но с трудом. Тяжело мне в это поверить.

Крот явно загрустил. Похоже, что я был его последней надеждой. Не в милицию же ему с этой историей идти? Там его первым делом спросят: «А что это вы, молодой человек, в подземных коммуникациях позабыли?» И по голове за это не погладят. А если погладят, то не иначе как дубинкой. Ну а ежели это все чистая правда? Нет, не могу я от такой истории отвернуться и забыть про все. Во-первых, любопытство сгложет, а во-вторых… Во-вторых я теперь в метро без дробовика войти побоюсь.

Страшная все-таки штука, это самое метро. Совершенно обстановку не контролируешь – сунули тебя в вагон, десять минут темного мелькания за окнами – и новая станция. А что там между этими станциями – только Метрострою известно, да и то не всегда. Я, конечно, клаустрофобией не страдаю – иначе под землю бы не лазил – но иногда мне в метро не по себе становится. Как вдумаешься, что мчит тебя эта электричка черт знает где, да еще на приличной скорости – мурашки бегают. Конечно, девяносто процентов страшных историй про метро – дурацкие байки, вроде крыс размером с теленка, но и оставшихся десяти процентов хватает, чтобы чувствовать там себя неуютно. Больно уж много неизвестного скрыто за мраморными фасадами станций…

– Короче, Крот, слушай сюда. Целиком твоя история у меня в голове не укладывается, но и отмахнуться я от нее не могу. Тебе я верю – верю, что ты что-то там видел. А что из увиденного тебе с перепугу померещилось, и что на самом деле было – надо разбираться. Поведешь меня сегодня вечером на Черную Ветку.

– А… Слушай, Артем, а может… не надо?

Вот тут я ему поверил. Поверил целиком и полностью – не пугаются так люди при мысли о разоблачении их дурацкого розыгрыша. Крот сидел передо мной весь белый и тихо вздрагивал. Такое не сыграешь. Очень ему не хотелось на Черную Ветку. И под землю ему больше не хотелось. Совсем. Будет теперь наш Крот крестиком вышивать. Гоблины – не гоблины, а что-то нашего героического десантника напугало до усеру. И это уже серьезно.

– Константин Палыч!

Крот нервно вздрогнул, не сразу сообразив, к кому я обращаюсь.

– Ты мне тут не трусись как зайкин хрен. Ты вояка бравый, горячие точки прошел, с парашютом на врага прыгал – неужели какой-то мелочи зубастой испугаешься? Если даже правда все, что ты говоришь, то по-любому это проверить надо.

– А может ты, Артем, сам сообщишь, кому положено? Ну, не знаю, ФСБ какому-нибудь, или в мэрию? Пусть они это расхлебывают, мы-то причем?

– И как ты себе это представляешь? Завалюсь я этакий к мэру в кабинет и скажу: «Уважаемый Лужков, тут пришел ко мне с утра некий Костя Крот и под пивко страшную сказочку рассказал, про то, что в метро гоблины поезда воруют. Так что вы уж пожалуйста вызывайте конную милицию и авиацию с бронетехникой – воевать будем. Ратуйте, в общем, люди добрые!» И куда он меня, по-твоему, пошлет? Нет уж, милый друг Костя, к мэру-то я со своей аккредитацией прорваться могу, но один раз. И если в этот раз я не предъявлю убедительных доказательств, то на второй раз меня к приемной не подпустят на верблюжий плевок.

– И что же нам делать?

– А вот что. Идти нам с тобою, Костя, под землю. На ту самую, причем, Черную Ветку. Смотреть глазами, щупать руками и самое главное – фотографировать. И не на цифровой фотоаппарат, а исключительно на пленку, потому что серьезные люди цифре не верят. Серьезные люди, Костя, понимают, что такое компьютер и на какие чудеса он способен. Так что пакую я свой «Никон», достаю из кладовки снаряжение и вечером ты меня ведешь вниз. Без вариантов.


За что уважаю Костю Крота, так это за то, что человек он, в принципе, бесстрашный. Это, конечно, от недостатка воображения происходит, но все равно приятно. Только что он при одной мысли о подземельях дрожмя дрожал, а тут уже сидит и прикидывает, что ему надо с собой брать и как бы ловчей коногон починить. Договорились мы с ним на десять часов – у известной нам точки встретиться. И разошлись – он в свою берлогу, а я в свою кладовку.

Я, конечно, не диггер, но под землю лазить доводилось – извилистые тропы экстремальной журналистики куда только не заводят. Так что снаряжение у меня имеется, тот же коногон, например. До Костиного ему далеко, но на голове держится и светит прилично. Воткнул на зарядку два комплекта аккумуляторов, достал резервный фонарь, два люминофора армейских (это такие палочки полупрозрачные – их надламываешь, и они светят часа четыре призрачным зеленым светом), ну и прочие мелочи, подходящие к ситуации. Задумался и об оружии. В принципе, есть у меня два охотничьих дробовика – один от деда достался (двустволка тульская), а второй я сам прикупил – «Ремингтон – полуавтомат». Охотничий билет у меня есть, разрешения все оформлены, но охотиться я не охочусь – не люблю. Зачем покупал? А «на всякий пожарный» – как большинство народонаселения. Чтоб было. Неистребимое русское убеждение, что милиция может только документы проверять. Мы уж сами, как-нибудь… Однако ружье – штука громоздкая. Есть у меня и пистолетик… Нелегальный, конечно. Кто ж мне на него разрешение даст? Где взял – не скажу. Кому сильно надо, сам сообразит, где такие вещи берутся, а кому несильно – и так обойдется. А будете настаивать – скажу, что нашел на улице, несу в милицию сдавать. И отстаньте от меня. Однако, по здравому размышлению, решил я и его не брать – нелегальный «ствол» может принести слишком много неприятностей, если придется объясняться с властями. Так что в качестве оружия было избрано «УСО» – «устройство сигнальное, охотничье». Попросту, ракетница. Совершенно легальная штука, в любом магазине спорттоваров продается, а если метров с трех в лоб засадить – мало не покажется. На этом я почувствовал себя снаряженным и успокоился. Пора было выдвигаться.


Каково лазить по московским подземельям – рассказывать не буду. Развлечение не для слабонервных и не для брезгливых, поскольку изрядная часть того, что диггеры гордо называют «штреками» представляет из себя канализационные ходы разной степени заброшенности. И ароматы там соответствующие. Однако все когда-нибудь кончается, кончился и наш сеанс «дерьмолазания» – ржавый скобтрап вывел нас на так называемый «второй» уровень – в пустой и пыльный тоннель Черной Ветки.

– Если пойти налево – сказал Костя шепотом, – то через километр придем к закрытым воротам, а если направо – к той самой станции.

Осмотреть ворота было бы любопытно, но времени терять не хотелось. Как-то тут действительно было жутковато – как будто это творение рук человеческих жило какой-то свой тайной, почти неощутимой жизнью. Четкое ощущение «взгляда в спину» – кто-то смотрит из темноты, и ждет, ждет… Ждет, пока мы совершим ошибку. А откуда нам знать, что здесь будет ошибкой? Ну, если не считать самого решения сюда залезть…

– Пошли к станции. Мы сюда не воевать пришли, а на разведку. Посмотрим что к чему – и обратно.


Станция как станция. Стиль начала семидесятых – мрамор и алюминий. Названия на стене нет, нет и табличек с указанием, куда ведут выходы. Выходов тоже нет – перекрыты стальными заслонками. Пусто и темно. Очень странное ощущение – какой-то глобальной неправильности. Не должны станции метро быть темными и пустыми! Станции – это где много света, толпы народа, грохот поездов, вкрадчивый голос рекламных объявлений… Заброшенные тоннели не произвели на меня такого гнетущего впечатления – мало кто из нас бывал в тоннелях, а вот станции… Возникает подсознательное ощущение, что все человечество куда-то делось, исчезло годы и годы назад, оставив после себя лишь пыльный мрамор никчемных подземелий…

Костя продемонстрировал мне забрызганную кровью лавку – место, так сказать, «первого контакта», где он гоблинов своей ногой прикармливал. Лавка как лавка – ничего особенного. Смущало одно – вокруг было очень чисто. Не в смысле отсутствия окурков и бумажек – откуда им тут взяться? – а в смысле полного отсутствия пыли, совершенно неестественного для заброшенного много лет назад помещения. Очень мне это не понравилось – кто бы это тут уборку делал? И зачем? Даже думать об этом не хотелось.

Беглый осмотр платформы ничего не дал – да я и не рассчитывал. Не такой уж я криминалист, чтобы искать тут кровавые отпечатки когтистых лап, или что там эти подземные жители за собой оставляют. Расчехлив свой «Никон», приладил к нему большую репортерскую вспышку и сделал пару снимков пустынного зала – просто на всякий случай. В конце концов, само существование такой станции тянуло на приличную сенсацию. Впрочем, я не обольщался, – вряд ли это кто-то опубликует. Скорее всего, придут ко мне серьезные дяди и вежливо попросят сдать пленочку. И еще настойчиво поинтересуются, сколько я с нее успел отпечатков сделать, и кому их успел показать…

– Ну что, – сказал я, – пойдем дальше?

– Куда? – Костя занервничал.

– Не придуривайся, Крот. В тоннель, конечно. Если поезд по инерции шел, то далеко он не укатился. Должны же мы все своими глазами увидеть?

– Точно должны? – голос его был таким кислым, что скулы сводило.

Я молча смотрел на него. Крот вздохнул и полез в рюкзак.

– Сейчас, погоди…

Из рюкзака появились пластмассовые хоккейные щитки. Костя, мрачно сопя, начал прилаживать их себе на голени. Я скептически хмыкнул.

– Смейся сколько угодно, а у меня ноги не казенные. Одного раза хватило.

– А ты ракушку на промежность прихватил? Вдруг твои гоблины еще и прыгают?

– Иди ты…

С чувством юмора у Крота сегодня было не очень. С чего бы это? Мы спрыгнули с платформы и решительно направились в тоннель.

Пытаясь представить себя Шерлоком Холмсом, я настойчиво вглядывался в рельсы, шпалы и стены тоннеля в поисках следов. Ничего особенного не увидел – ни надписи «Здесь были страшные гоблины», ни хлебных крошек в стиле Мальчика-с-пальчик, ни прикованных цепями скелетов. Тоннель с легким уклоном вниз тянулся пустой и темный, с непременными вязанками кабелей на стенах и бетонными сводами. Сколько труда было вбухано в строительство этой ветки – представить страшно. И вот поди ж ты, стоит никому не нужная, на радость всякой нечисти. Почему-то заброшенные человеческие сооружения просто притягивают к себе всякую дрянь…

Через некоторое время, когда мне уже стало казаться, что поезд Кроту просто померещился с перепугу, в лучах коногонов блеснуло стекло – закупорив квадратным задом тоннель, стояла электричка метро. Мы непроизвольно остановились. Было тихо. Поезд тупо смотрел на нас темными глазами фар.

– Вот он – шепнул Крот

– Вижу, – ответил я тоже шепотом.

Обстановка как-то не располагала к громким звукам. Тишина просто давила на уши.

Мы аккуратно протиснулись между поездом и стенкой тоннеля, собирая многолетнюю пыль с кабелей. Двери вагонов были открыты. Первое, что бросилось в глаза – сумки. По всему вагону валялись брошенные и распотрошенные чемоданы, баулы челноков, дамские сумочки и солидные дипломаты. Их содержимое было вывалено на пол. Костя подобрал с пола пухлый кошелек и открыл его.

– Не мародерствуй – строго сказал я

– Да ну тебя, я проверить – на месте ли деньги.

Деньги были на месте. Кроме кошельков на полу кое-где валялись мобильники и другие мелкие, но ценные вещи. Кто бы ни напал на поезд, он явно не преследовал цели личного обогащения. Пол вагона был покрыт бурыми потеками. Я даже не сразу сообразил, что это такое, а когда сообразил – мне резко поплохело. Похоже, что кто-то тут очень неаккуратно питался. Питался пассажирами самого лучшего в мире Московского имени Ленина метрополитена, москвичами и гостями столицы. Эти люди ехали домой с работы, считая себя венцом творения, важными и нужными людьми, ценными специалистами и перспективными кадрами, а оказались обычной жратвой. Такова жизнь.

Костя стоял бледный как простыня. Видимо до него тоже дошел смысл произошедшего.

– Только не вздумай блевать! – тихо сказал я

– Почему? – спросил Крот, нервно сглотнув.

– Потому, что я тогда тоже сблюю.

Борясь с тошнотой и нервным головокружением, я достал фотоаппарат и щелкнул панораму этого вагона смерти. Мощная вспышка полыхнула светом, нестерпимым даже сквозь закрытые веки, и за стенами вагона раздался резкий многоголосый визг и быстрые шорохи.

– Они здесь! – заорал Крот – Бежим!

– Куда?

– К чертовой матери! Отсюда!

Выпрыгнув из вагона, мы побежали. Желтые лучи коногонов мотались по стенам тоннеля, шпалы норовили подвернуться под ноги. Сзади нарастал, догоняя, жуткий шорох, в котором различался многоногий топоток маленьких ножек. Гоблины явно не хотели нас отпускать. Похоже, они не наелись…

Стараясь не потерять равновесия и не споткнуться на неудобных шпалах, я сорвал с шеи фотоаппарат и, не глядя, развернув его назад, нажал на спуск. Вспышка! Сзади раздался многоголосый вой и шорох приотстал. Ага! Не нравится! На бегу я смотрел на индикатор заряда, и, как только лампочка на вспышке наливалась багровым светом, протягивал руку назад и давил на спуск камеры. Увы, время зарядки постоянно увеличивалось – батарейки, похоже, попались не самые лучшие. Мимо станции мы пробежали не останавливаясь и нырнули в тоннель. Шорох за спиной не приближался, но и не отставал – подземники старались держаться вне досягаемости вспышки. У колодца, по которому поднимались на этот ярус, мы тормознули, посмотрели друг на друга, синхронно помотали головами и побежали дальше. В узких шкурниках нижних ярусов была верная гибель – ползя на брюхе, от гоблинов не отобьешься.

Пот заливал глаза, и я успел десять раз пожалеть, что в последние несколько лет не поддерживаю спортивную форму. Если выберемся – брошу курить и начну бегать по утрам! Если… Спортсмен и бывший десантник Костя ломился вперед, как локомотив. Вспышка заряжалась все медленнее и с противным писком – батарейки отдавали последний заряд. Пленка давно кончилась и аппарат хлопал затвором вхолостую. Вот и ворота. В начале нашего похода мне хотелось на них посмотреть, но сейчас – глаза бы мои не глядели на это стальное чудовище. Металлическая плита, усиленная двутавровыми балками, намертво перегораживала жерло тоннеля. Такую дуру и динамит не возьмет… Тупик. Шорох сзади приближается. Я еще раз нажал на спуск камеры – вспышка сработала, но запищала уже совсем тоскливо. Похоже, заряд исчерпан. Там, за изгибом тоннеля, продолжалась непонятная суета – похоже, противник накапливал силы, чтобы одним броском преодолеть оставшуюся сотню метров и подзакусить вредными пришельцами, которые так неприятно светят в глаза своими устройствами.

– Ну что, – тоскливо сказал Крот, – драться будем? Бежать некуда. Сожрут ведь. Много их. Сейчас бы пулеметик…

– Погоди, не паникуй.

У меня была некая идея. В свое время я писал серию статей «о тайнах метро», для чего общался с работниками метрополитена, от которых узнал множество интересного. К сожалению, большая часть этой информации оказалась «не для печати» – некоторые ведомства до сих пор страдают легкой паранойей и везде видят шпионов… Впрочем, кое-что я хорошо запомнил – никогда не знаешь, как жизнь обернется. Так вот, ворота предназначены для блокирования станций и отдельных тоннелей – вся система метро делится ими, в случае необходимости, на герметичные участки. Это позволяет использовать тоннели и станции в качестве бомбоубежищ, а так же затапливать отдельные части метрополитена водами Москвы-реки – уж не знаю зачем. На случай высадки инопланетян, наверное. В норме, эти перегородки опускаются и поднимаются гидравлической системой, по команде с центрального пульта – вот этими здоровенными цилиндрами, с блестящими штоками поршней, толщиной с мою ногу. Однако, на случай отсутствия электричества, должна наличествовать система ручного подъема. Надо только ее найти – и мы на свободе.

Никаких признаков ручного подъемника на воротах не обнаруживалось. Если этот механизм и есть в наличии, то он явно скрыт где-то внутри стены и до него так просто не добраться. А самое противное, если этот привод находится с другой стороны ворот – что тоже вполне вероятно. Это значит, что нам крупно не повезло – возможно, последний раз в жизни.


Похоже, что тусклый свет налобных фонарей перестал сдерживать тварей. Во всяком случае, они стали откровенно высовываться из-за поворота и явно собирались вот-вот ринуться на нас всем скопом. Очевидно, что жить после этого мы будем плохо и мало. Оставалось последнее средство… Я достал из кармана куртки ракетницу, оттянул кольцо бойка и довернул патрон. Красным метеором сигнальная ракета ударила в толпу мелких зубастиков, расшвыривая обожженных и ослепленных – раздался истошный и пронзительный, почти невыносимый визг. Дрожащими руками я вывернул цилиндрик использованного патрона и быстро вкрутил следующий – зеленый. Ракет было пять штук, а перезарядка требовала секунд тридцать. Это вам не пулемет… Кажется, гоблинам крепко досталось – визг все не стихал, и от него начинало неприятно свербеть в ушах. Удачно попала ракета – надо будет так же аккуратно выпустить следующую. Потом следующую, и еще одну, и еще – а потом они кончатся. А потом кончимся мы. Не смешно, однако.

Крот пытался открутить массивный рычаг стрелочного механизма, очевидно предполагая использовать его в ближнем бою, а я тщательно выцеливал ракетницей начавших снова кучковаться тварей, стараясь не потратить драгоценный заряд даром, когда в тоннеле неожиданно зажегся свет. Висящие с интервалом метра в полтора обычные лампы горели вполнакала – но гоблинам этого хватило. Они ретировались с разочарованным визгом, оставив поле несостоявшейся битвы за нами. Костя удивленно озирался, сжимая в руках здоровенный металлический прут. Открутил-таки, паршивец!

С неприятным металлическим скрипом сработал какой-то механизм, и в левой стене приоткрылась одна из секций, образовав полуоткрытую дверь. Размышлять было некогда – стоило неизвестно откуда взявшемуся свету пропасть, как мы бы снова оказались в заведомо проигрышной ситуации – запертые в безнадежном тупике превосходящими силами противника. Поэтому мы решительно кинулись в дверь, и даже не очень удивились, когда она сразу за нами закрылась, издав точно такой же противный скрип. Перед нами, освещенная пыльным светом тусклой лампочки, тянулась вверх металлическая лестница, напоминающая корабельный трап. Ей не пользовались, судя по слою пыли, уже несколько лет. Я почувствовал себя первым космонавтом на Луне – такой четкий след остался от моего ботинка.


Наверху лестницы находилась узкая металлическая площадка и овальный люк, как на подводной лодке. Это сходство довершал торчавший из него металлический штурвал – кремальера. Крутанув холодный стальной обод, мы налегли плечом на люк – тщетно. Он открывался в нашу сторону, но чтобы понять этот простой технический факт, нам потребовалась почти минута суматошных дерганий – настолько нехорошо было с нервами. Все-таки нас, кажется, чуть не съели!

За порогом люка стояло чудовище…