"Телефон Господень (сборник)" - читать интересную книгу автора (Иевлев Павел Сергеевич)

Телефон господень

Омоновец в городском камуфляже смотрелся в весеннем ярком лесу как мрачный клоун. Тем не менее, к проверке документов он отнесся с максимальной серьезностью, явно чувствуя поживу. Двое таких же черно-белых арлекинов страховали его сзади, не то чтобы направив на нас стволы коротких автоматов, но выражая всем своим видом готовность к этому действию. Дотошный сержант сопел, пыхтел, шевелил тараканьими тонкими усиками и разглядывал наши документы с упорством истинного библиофила. Естественно, что его усилия не могли не увенчаться успехом.

– А где штампы службы фитоконтроля? Где справки санитарной службы? Где страховые полиса?

Я отвлекся от перечисления недостающих документов – само собой, мы не имели никаких прав на въезд в Закрытую Зону. И никто, наверное, не имел – чтобы собрать все необходимые бумажки, ходатайства и разрешения не хватило бы человеческой жизни. И это при том, что никто, в общем-то, в Зону и не рвался. Дураков, конечно, завсегда хватает, но за три года их количество существенно поуменьшилось – по естественным, так сказать, причинам. Осталось совсем мало – мы, например…

Мишка тем временем пытался всучить бдительному милиционеру наши журналистские корочки, а тот возмущенно от них отпихивался как от заразы, говоря, что его это не волнует. Понятное дело, волнует его совсем другое – не корочки ему надо совать и не в руки, а несколько зеленых бумажек и прямо в карман. Беда в том, что лишних финансов у нашей импровизированной экспедиции совершенно не наблюдалось. Не лишних, впрочем, тоже – последние деньги ушли на солярку для микроавтобуса и на продукты для отца Сергия. Кто знал, что тут будет торчать этот дурацкий патруль? Кого они тут ловят, скажите на милость? Мародеры уже давно угомонились, уяснив, что риск несоразмерен навару, а всевозможные сталкеры (по сути те же мародеры), равно как и контактеры-романтики, перечитавшие в детстве Стругацких, благополучно пополнили собой список пропавших без вести. Местного же населения, по официальным данным, и вовсе не существовало – МЧС торжественно заявило, что никаких людей на территории Закрытой Зоны нет и быть не может. А распространители вздорных слухов будут примерно наказаны, чтобы другим неповадно было. Нам было неповадно, и мы помалкивали. Не больно-то и хотелось.

Переговоры с представителями власти зашли в тупик – до стражей порядка дошло, что денег им никто не даст, и пятнистые начали обиженно сопеть и помавать в нашу сторону стволами. Пора было сматываться, пока им не пришло в голову проверить содержимое багажника. Я выскочил из автобуса и обратился к милиционеру:

– Поздравляю вас, товарищ сержант! Вы прошли проверку! Бдительность местной милиции на высоте! Это было журналистское расследование, с целью проверки слухов о пересечении границ зоны отдельными безответственными элементами в безответственных целях полной безответственности! Но ваша ответственность находится на полной высоте должной бдительности, каковая ответственно пресекает прискорбные случаи единичной безответственности!

Правой рукой я при этом прочувствованно тряс могучую длань обалдевшего сержанта, левой же аккуратно изъял у него наши документы и незаметно сунул себе в карман. На лице милиционера отражалось мучительное раздумье – он предчувствовал, что кто-то сейчас окажется в дураках, и изо всех сил надеялся, что это будет не он.

– …благодарю за проявленную бдительность и ответственное поведение! – закончил я свою речь.

Сообразительный Мишка уже завел мотор и разворачивал автобус.

– Родина вас не забудет! – крикнул я на прощание, высунувшись в окно, и старенький «Фольксваген-Транспортер», обдав служителей закона солярным дымом, бодро затарахтел прочь. Углублять знакомство с местной милицией не входило в наши планы.

Через пару километров мы свернули на незаметную лесную дорожку и остановились, заглушив мотор. Минут через пять мимо с воем промчался милицейский УАЗик – наш сержант явно понял, кто остался в дураках, и стремился наверстать упущенное. Путь был свободен.

По мере приближения к границе Зоны дорога постепенно сходила на нет – следы асфальта терялись в буйно разросшейся траве. Желающих сюда проехать осталось немного… Вскоре «шоссе районного значения» превратилось в обыкновенную просеку в лесу, без признаков какой-либо колеи – природа удивительно быстро залечивает нанесенные человеком раны. Особенно если ей не мешать… Микроавтобус порыкивал дизелем, медленно и осторожно прокладывая путь в высокой некошеной траве. Оставалось надеяться, что с прошлого года не появилось новых больших ям – изношенная подвеска нашего «поросенка» могла и не выдержать. Лес в этих местах красив безумно – древние замшелые стволы вековых деревьев задрапировались буйной молодой порослью, а наглые белки бесстрашно перебегают дорогу, выдавая свою траекторию пушистыми мячиками хвостов. Стоит немного напрячь воображение, и легко представить, что здесь никогда не ступала нога человеческая… Это, конечно, не так – ступала и даже продолжает ступать, что бы там ни утверждали профессиональные брехуны из пресс-службы МЧС. Безлюдье здешнее – кажущееся, и даже те, кого поспешно записали в «пропавшие без вести» (на удивление соотечественников – даже выплатив какие-то компенсации родственникам), пропали не так чтобы уж совсем… Впрочем, об этом лучше и вовсе не заикаться – от греха…

Удивительное дело – как шумели по поводу Закрытой Зоны три года назад, и какое молчание воцарилось потом. Сотня квадратных километров Нижне-Сосновского района исчезла из государственного обихода, и – полная тишина. Даже ядовито-желтые газетки, специализирующиеся на отлове снежных людей и выслеживании инопланетян, полностью игнорируют это явление. И не потому, что им кто-то запретил – любые запреты действуют на эту братию как инъекция стимуляторов, – а просто слишком уж непонятное и несуразное здесь произошло… Версий и гипотез, само собой, по первости было выдвинуто полно, но ни одна даже приблизительно не объясняет происшедшее. Осталось только делать вид, что ничего не случилось, взгромоздив на пути у официальных исследователей непреодолимую линию бюрократических рогаток, а на пути у немногочисленных «энтузиастов» – милицейские кордоны.

Кстати о кордонах – в ровный рокот двигателя начал, постепенно нарастая, вкрадываться неприятный навязчивый звук милицейской сирены. Кажется, наши недавние камуфлированные знакомцы сообразили, что их провели. Мишка добавил газу и переключился на третью – автобус запрыгал по кочкам, опасно постукивая изношенными амортизаторами. Истерический вой сирены нарастал – отважная милиция неслась, не жалея казенной машины. Малоприятная процедура «мордой об капот» становилась весьма реальной. Мишка наддал еще, не обращая внимания на протестующие стоны кузова и лязганье подвесок. Сзади загрохотали, падая, канистры с соляркой. Позорный плен казался неизбежным – но за очередным поворотом показалась граница Зоны. Мишка давил на газ как ненормальный – по салону летали незакрепленные предметы, а я, чтобы не пополнить их число, вцепился мертвой хваткой в сиденье. Милицейский уазик стремительно приближался – наш «Транспортер» не был рассчитан на гонки по пересеченной местности. Тем не менее, мы успели – когда двигатель чихнул, фыркнул и заработал снова, отмечая пересечение Границы, доблестные стражи порядка отставали от нас буквально метров на сто. То ли они забыли, чем чревато ее пересечение, то ли в азарте погони не заметили – сирена заткнулась как застреленная и уазик, прокатившись по инерции десяток метров, остановился. Выскочившие из машины омоновцы, выпучив глаза, смотрели нам вслед – каждому дураку известно, что никакие механизмы сложнее коловорота в Зоне не работают… Наш, лично отцом Сергием благословленный и освященный автобус, спокойно удалялся. Тарахтение дизеля звучало просто издевательски – милиционеры, плюнув, уперлись плечами в капот, выталкивая несчастный уазик за Границу.

– Вот дрянь, – в сердцах сказал Мишка, – засветились! Теперь не отстанут…

– Да брось ты, не станут они докладывать – поленятся отчет писать. Да и не поверит им никто…

– Дай-то бог… Все равно придется другой дорогой выезжать… А это что такое?

На дороге стоял вызывающе свежий столб с приколоченной обструганной доской, на которой было черной краской написано «И воцарится Он со славою!».

– Что-то новенькое! Не было такого раньше… – протянул Мишка опасливо.

Всякое новое явление в Зоне вызывает справедливое недоверие – кто знает, что от него ждать? Тут бы со старыми как-нибудь разобраться… Автобус поравнялся с импровизированным дорожным знаком, и я высунулся в окно, чтобы рассмотреть его поближе.

– Отец Сергий балуется – сказал я с облегчением, – наша краска, мы ему в прошлом году привозили!

– Шутник, однако…

Отец Сергий, местный многознатец, чудотоворец и, как он сам себя в шутку называл, «Всея Зоны верховный патриарх», отличается странным и мрачноватым чувством юмора. Незадолго до образования Зоны, он написал письмо в патриархию, объявив о своей полной церковной автономии, на том основании, что Православная Церковь утратила мистическое знание, превратившись в пустой ритуал, а он-де, отец Сергий, имеет откровение свыше и с Господом Богом прямой телефон. Пока патриархия раздумывала, отлучить ли мятежного попа от служения, или попросту выслать санитаров, грянула Зона. Отца Сергия немедля признали явлением несуществующим, а потому и безвредным – на том дело и кончилось.

Телефон у отца Сергия, кстати, действительно есть – зеленый пластмассовый аппарат с диском. Он его нам охотно демонстрировал, но поговорить не предлагал. Впрочем, никаких телефонных проводов в этой глуши отродясь не было, поэтому мы и не пытались. Мало ли какие у человека странности? Тем более, что в остальном священник отличается поразительным здравомыслием и точностью суждений. Ночные беседы с ним за рюмкой – одно из тех удовольствий, которые и влекут нас каждый год в это непростое путешествие.

Отыскать в дебрях Зоны храм отца Сергия – задача нетривиальная. Мы много раз пытались запомнить путь – бесполезно. На наши просьбы дорогу эту объяснить, Сергий отвечал с хитрой улыбкой: «Для чистого помыслами все дороги ведут к Господу. Ищите и обрящете!». Указание это, как и все его указания, следовало понимать буквально, поэтому мы использовали беспроигрышный метод – свернули на первую попавшуюся лесную дорожку и поехали, совершенно не заботясь о направлении. Через десять-пятнадцать минут дорожка вывела нас к обширной поляне, на которой стояла небольшая деревянная церковь и домик, скромно именуемый кельей. Отец Сергий уже стоял на пороге в подряснике и босиком, приветливо улыбаясь в черную с сединой бороду.

– Ну наконец-то! – гулко пробасил он, – ужин стынет!

Спрашивать его, откуда он знает, что мы собирались приехать сегодня, да еще и к ужину – бесполезно. Мишка, впрочем, как-то спросил, на что отец Сергий, подмигнув, ответил: «Господу ведомы пути праведных». Иных ответов он не дает, да и мы уж попривыкли.

Приткнув автобус возле домика, мы открыли заднюю дверь и стали выгружать подарки – чай, сахар, соль, несколько банок с оливками, к которым Сергий питал, по его словам, «греховную страсть» и – ящик водки. Никакого, даже самого плохонького огорода, при его хозяйстве не наблюдалось, однако стол всегда был обилен. Отец Сергий, в своей обычной манере, комментировал это: «птицы небесные не жнут, не сеют, а Господь кормит». Однако на некоторые продукты, видимо, «кормление Господне» не распространялось – в том числе, на оливки и водку. Не по чину они птицам небесным.

В чистой деревянной горнице пахло ладаном, горячим воском, сосновым дымом (ночи еще холодны и печку приходится подтапливать) и вкусной едой. На освещенном свечами столе уже громоздилась горкой вареная рассыпчатая картошка, веерами лежали пласты прозрачно-розового сала («Пост для человека, а не человек для поста!» – говаривал отец Сергий, потчуя нас в постные дни. Сам он, впрочем, от мясного воздерживался), в мисках осклизло поблескивали соленые, моченые и маринованные грибы всевозможных пород, изумрудными вениками тут и там блестела каплями воды свежевымытая зелень, желтыми шарами тускло светились моченые яблоки… Однако внимание наше привлек отнюдь не обильный стол, а некое несуразное существо, вынимающее из жерла русской печи огромную сковороду жареных карасей. Небольшого росточка – рослому человеку по пояс, – оно с первого взгляда показалось мне нескладным ребенком, нарядившимся ради военной игры в лоскутный камуфляж для снайперов, но приглядевшись, я понял, что трава и листья, покрывающие его с ног до головы, совершенно настоящие – живые и зеленые радостной весенней зеленью. На том месте, где у человека располагается голова, здесь наличествовало нечто вроде трухлявого пенька с блестящими в зарослях густого мха ярко-желтыми дикими глазками. Мы остолбенели – ничего подобного до сих пор даже в Зоне видеть не доводилось.

– Что уставились? – прогудел за нашими спинами бас отца Сергия, – леший это. На послушании у меня тут.

– К-как леший? – сказали мы, кажется хором.

– Да вы садитесь, садитесь, расскажу! В ногах правды нет, – Сергий помолчал и продолжил, входя в свой обычный повествовательный ритм – И в руках нет. И в чреслах нет, и в пузе ненасытном тоже правды не имеется. Это-то каждому понятно. А вот то, что и в голове ее нет – уже не любой понимает. Правда, она, вестимо, в душе человеческой. Но опять же не во всей, а только в той ее части, что с Господом соприкасается. И ежели человек в себе этой правды не чувствует, то жизнь его легка, но бессознательна, вроде как у дерева лесного. А когда ему правду эту покажешь, вот тут-то он из младенчества выходит. Ибо все мы дети божии, но одни еще в люльке пузыри бессмысленные пускают, другие первые шаги совершают дрожащими ножками, огонь пальчиками пробуя, обжигаясь да плача, а третьи уже подросли да на папины книжки заглядываются – нет ли там картинок срамных? Да только не каждому по плечу ноша человеческая… Вот был тут у нас мужичонка из самых завалящих – пил горькую беспробудно, у детей последнее отымая да на самогон обменивая, жену работящую поколачивал с похмелья, сам же от работы бегал и даром небо коптил. Начал я его увещевать, и увидел он в себе той правды отблеск слабенький. И себя рядом с ним увидел, каков он есть. И не выдержал в себе даже слабого отсвета света божественного – запил по-черному, чуть руки на себя не наложил. Вижу – не снести ему бремени жизни человеческой – слаб душою…

Отец Сергий споро разлил водку по берестяным рюмочкам, беззвучно чокнулся с нами, провозгласил тост «за крепость души!» и продолжил:

– И тогда помолился я Господу нашему – при этих словах отец Сергий почему-то покосился на телефон, – чтобы дал он сему несчастному ношу по плечам его, сняв гнет чрезмерный. И прислушался ко мне Господь, и разрешил его от жребия человеческого. Ибо человеку дано многое, но и спрос велик, а с лешего – что взять? Нечисть бессмысленная. Зато работящий теперь стал, по хозяйству у меня управляется. Хозяйство хоть и невелико, а все помощь. Только до водки по прежнему падок – не оставляйте на столе недопитую, непременно вылакает…

Отец Сергий решительно, как гранатную чеку, рванул кольцо на банке с оливками и немедля разлил по второй. Чокнулись, выпили. Мы с тихим обалдением посматривали на суетящегося возле печки лешего. Всякого мы навидались в гостях у Сергия, но это было как-то немного чересчур… Поневоле задумаешься – а как-то я сам? Не жмет ли жребий человеческий? В плечах не давит? А то помолится сейчас чудотворец наш – и побежишь собачкой какой-нибудь кустики во дворе метить…

И было выпито, и закушено, и еще выпито многократно. Леший больше не занимал наших мыслей, поскольку пришла главная радость посиделок по-русски – разговоры за жизнь. Раскрасневшийся отец Сергий вещал громовым басом:

– Не наукою единой жило человечество! Наука сия молода весьма и по молодости бесстыжа. Подглядывание срамное – вот весь ваш научный метод. Глядят в микроскопы да телескопы мужи великоумные – как там господь мир устроил? И главного при всем своем великомудрии понять не могут – зачем устроил? Ибо может наука объяснить, почему у жирафа шея длинная, однако не постичь ей – почему именно у жирафа? Тысячи и тысячи лет прошло с сотворения человеческого, а науке этой и трех сотен не исполнилось. И поди ж ты – жизни без нее теперь не мыслят! Все, что до нее было во «мрак средневековья» записали! Это как если бы я, на старости лет умом подвинувшись, обрезание бы себе сделал, а вы бы решили, что я таким родился…

– Но как же развитие цивилизации? – робко возразил Мишка, – расширение границ мира, познание вселенной – все это невозможно без тех же приборов!

– Приборы! – Сергий в сердцах грохнул по столу волосатым кулачищем, – Как вы приборы свои любите! Что есть прибор? Это протез для убогого! Отрезал человек по скудоумию себе ноги, да и прилепил на их место ходули железные, да еще и радуется – прогресс, мол, у него, природы изменение… Затем ли нас Бог сотворил по образу своему и подобию, чтобы мы себе железки ко всяким местам приставляли, да ими же мир ощупывали, как слепой своей палкой? Нам Господь дал очи духовные, а вы, зажмурившись, палкой тычете… Посему и не работают тут все железки эти, ибо не отверзнет человек очи свои, покуда палку эту у него не отберешь. Для вас только попущение делаю, по слабости своей – бо грешен и чревоугодию пристрастен, да и разговорам умствованным, а тех, кто под водительством моим духовным находится, умствованиями своими смущать не смею. Ибо горе тому, кто соблазнит малых сих!

Мы сидели открыв рот и выпучив глаза, у Мишки с вилки медленно сползал маринованный гриб. До нас доходило долго и мучительно, как до того жирафа, для науки загадочного. И дошло…

– Так это ты, батюшка, Зону учинил?

– Волк тамбовский тебе батюшка! – гаркнул Сергий, – А вы все инопланетян ищете? Не волею моею, но попущением Господним!

– Но… Как?

– Господь по молитве моей управил. Бо слышит Господь молитву мою по прямому телефону на небеса, и отвечает не словом, но делом.

Мы покосились на телефон. У перемотанного изолентой старого аппарата по-моему и провода-то не было… Отец Сергий меж тем продолжал:

– В служении Богу и людям, годами пытался я привести свою паству к Господу, но был мой труд духовный безуспешен. Невелика Нижняя Сосновка, а и той управить не мог. Приходили люди в храм и каялись, но возвращались в дома свои и жили как прежде, в грехах и пьянстве. Ибо люди слабы, а мир давит на них. И впал я в грех уныния, и запил крепко, поскольку тоже человек и слаб бываю. И в отчаянии своем возопил я к Господу, как Моисей в пустыне, а поскольку пьян был, то кричал в телефон этот дурацкий: «Слышишь ли меня, Господи! К тебе взываю!». И услышал меня Господь. И ответил: «Вручаю тебе людей сих!». И сказал я тогда: «Господи, слабы люди эти и я слаб. Огради малых сих от соблазна!». И стало по слову моему…

Воцарилось молчание. Отец Сергий в задумчивости раскачивался на дубовом табурете, отставив в сторону берестяной стаканчик. Мне очень хотелось что-то сказать, или спросить – но в ничего не приходило в голову. И тут в тишине грянул телефонный звонок. Зеленый пластиковый аппарат грохотал пронзительно, просто подпрыгивая от нетерпения. Меня охватили мрачные предчувствия – не беды или несчастья, а просто – кончалось в нашей жизни что-то хорошее… Отец Сергий подхватил аппарат и тяжелыми шагами удалился в другую комнату. Провода у телефона действительно не было.

Мы сидели, невольно прислушиваясь, но из-за толстой двери не доносилось ни звука. В печке потрескивали дрова, и шуршал чем-то в сенях хозяйственный леший. Открылась дверь. Отец Сергий тихими шагами подошел к столу. На лице его была какая-то удивительная светлая грусть.

– Пора вам, ребята, в обратный путь собираться. Простите, что на ночь глядя выгоняю, но – пришло время.

– Отец, Сергий, мы ж выпимши, как поедем? – растерянно спросил Мишка

– Ништо, Господь управит.

Я неожиданно понял, что совершенно трезв – как будто и не было наших посиделок. Мишка тоже сидел с задумчивым лицом, прислушиваясь к неожиданным изменениям в организме. Господь явно «управил». Впрочем, после всего, что мы услышали сегодня, удивляться не приходилось.

– Что случилось, отец Сергий?

– Закончились труды мои. Иная теперь судьба и у меня, и у паствы моей. А вам, ребята, спасибо за все, а особенно за разговоры наши душевные. Бог даст, и ваша душа когда-нибудь проснется и увидит, как мир устроен, может, тогда и увидимся. На прощание скажу только, что нужно на мир сердцем смотреть, тогда и вам Господь ответит.

Свет фар с трудом раздвигал темноту лесной дороги, отвоевывая у нее овальное пятно желтоватой колеи. Размеренно тарахтел двигатель, и погромыхивали на кочках канистры. Говорить не хотелось. Внутри все словно онемело, как под наркозом. Поэтому, когда вперед на обочине резко зажглись фары и закрутились беззвучно красно-синие маячки, мы даже не испугались.

– Попались. – спокойно сказал Мишка, – это тот самый патруль…

– Ну, попались… – так же вяло отреагировал я.

– Права и техпаспорт! – тараканоусый сержант, как ни странно, ничем не показал нашего недавнего знакомства. Не узнал, что ли?

Тщательно изучив документы и несколько раз сличив фотографию в правах с Мишкиной круглой физиономией, он поинтересовался наличием техосмотра. Покрутив в руках талончик, милиционер вернул его с явным сожалением – все было в порядке.

– Куда едем?

– Домой! – ответили мы устало.

– А откуда? – задал он тот вопрос, которого мы ждали с самого начала.

– Из Нижней Сосновки, – ответил я обреченно. Врать смысла не было – дорога одна.

– Из какой еще Сосновки? – сержант нахмурился.

– Из Нижней, вестимо.

– Что вы мне заливаете? Нет здесь никакой Сосновки – ни Нижней, ни Верхней, ни Задней!

– Как нет? Вот же, посмотрите! – Мишка достал из «бардачка» карту-двухкилометровку. Открыв ее на заложенной странице он хотел было уже сунуть ее под фонарик сержанта, но вдруг выпучил глаза и ткнул ее мне под нос.

– Смотри!

На карте не было никакой Сосновки. Все окружающие населенные пункты находились на своих местах, но районы как будто сползлись к центру карты, гранича между собой. Впечатление было такое, как будто искусный портной вырезал аккуратно по контуру Нижне-Сосновский район и ловко заштопал прореху, да так, что и следов не осталось.

– Езжайте отсюда! Шутники выискались! – сержант раздраженно сунул Мишке документы и пошел к своему уазику, светя фонариком под ноги.

Мы не заставили себя долго упрашивать. Когда кочковатая колея грунтовки сменилась потрескавшимся асфальтом местного шоссе, Мишка немного расслабился и сказал:

– Все, отъездились мы в Зону. Нет ее больше.

– Да, похоже, что как будто и не было – одни мы с тобой помним.

– Жалко! – вздохнул Мишка, – прикольный был мужик отец Сергий.

Ровно работал мотор и по прежнему раздвигали темноту фары, рисуя свой овал света. Мне невольно подумалось, что вот так же раздвигал темноту мира отец Сергий, нарисовав свой светлый круг. А вот теперь он погас, переместившись куда-то еще…

Может, и правда еще увидимся?