"Время одиночек" - читать интересную книгу автора (Каменистый Артем)

Глава 10

Тимур большую часть жизни провел в становище. Там помимо накхов хватало пришлых людей — с побережья, из заморских земель, даже с неба несколько упало. Отец с детства заставлял его изучать языки народов, живущих за степью, и Тим в этом немало преуспел. Так что он не дичился чужаков — в отличие от большинства представителей его народа. Но все равно на первый контакт с обитателями Тувиса шел волнуясь.

Путь к городским воротам пролегал вдоль глинобитной стены. Оценивая ее высоту и качество, Тим пришел к выводу, что войско кочевников она не остановит. Стрелы легко выкосят защитников, а наверх нетрудно вскарабкаться по лестницам, или даже накинув петли арканов на узковатые зубцы. Вонючий ров с нечистотами, пожалуй, более серьезное препятствие, чем сама стена — не хотелось бы лезть в эту мерзость. Город серьезно не защищен — люди здесь прекрасно понимали, что от степи их не спасут никакие стены. Пока они нужны кочевникам, их не тронут, так что не стоит тратить силы на почти бесполезные укрепления. А кочевникам города нужны — через них степь получала товары, которые невозможно получать в степи. Без городов даже соль стала бы проблемой.

Кроме того обитатели побережья были в некотором роде "идеологическими братьями" степняков. Как и предки Тимура, они вынуждены были покинуть свою родину. Кто-то просто жаждал смены мест, кого-то выгнала беспросветная нищета, многие покидали свою страну из-за религиозных конфликтов, войн, непосильных налогов. Всего на побережье было около двух десятков анклавов пришельцев с севера и запада. Все они являлись колониями морских государств цивилизованного мира, но в отличие от метрополий, порядки здесь были не настолько "цивилизованными" — сказывалась обстановка и оторванность от развитых стран. Да и население неоднородное — пестрый коктейль и дикое смешение языков. Время от времени за колонии вспыхивали конфликты, и некоторые территории переходили из рук в руки десятки раз. Естественно в таком случае нравы и языки перемешиваются весьма причудливо.

С первыми горожанами Тимур столкнулся в воротах. Трое стражников подпирали спинами раскрытые створки лениво ощупывая взглядом степняка. Грубые кожанки, шлемы из той же кожи, длинные пики и топоры на поясах. Судя по никчемной амуниции и состоянию оружия, вояки несерьезные.

— Надолго в город? — брезгливо выкрикнул издалека один из стражников.

Тим, не отвечая, подъехал вплотную, конская голова чуть ли не в морду грязному стражу уперлась. Хмуро взглянул сверху вниз, в бегающие глазки, равнодушно произнес:

— Пока не надоест.

— Ну тогда медяк, — поспешно выдохнул стражник.

Тимур развернул коня в ворота, бросил монету через плечо. Люди с побережья любят суетиться не по делу, и теряются, если ты ведешь себя иначе. Насколько Тим знал, за вход в город конного положено платить два медяка — выходит он сейчас сэкономил, не ударив для этого пальцем о палец. Мелочь, а приятно. Дед, конечно, снабдил внука хорошей суммой, но разве в медяке тут дело?

Вонь в городе оказалась ничуть не меньшей, чем за воротами. Тувис не знал канализации — нечистоты свободно текли в сторону рва в открытых канавках. В одном месте канавку запрудил завал из мусора и дохлой собаки — в этом месте жижа растеклась по мостовой, хорошо, что Тим верхом едет, иначе бы пришлось по этой гадости шлепать.

По пути к порту Тим встретил немало людей, причем никого верхом — все передвигались по улицам на своих ногах. Пару раз даже видел, что люди вручную толкают немалые тележки с грузами. Те, кто одет победнее, при виде степняка опускали лицо, бросая на всадника воровато-испуганные взгляды. Одетые побогаче глаза не прятали — смотрели с надменной брезгливостью, некоторые даже плевали вслед. Тим знал, что его народ здесь недолюбливают, но испытать это на своей шкуре было неприятно.

Поражала скученность — местами на улочках двум всадникам не разминуться толком. Глинобитные дома тянулись аж на два этажа, а местами и выше — людям не хватало места на земле, и они искали его на небесах. Странные… вон, за стенами полно свободной земли — живи где угодно. Любишь чтобы тебя забор окружал — расширь стены. Что приятного жить в этой вонючей тесноте?

На спуске к гавани за Тимом увязался попрошайка. Высоченный, болезненно худой, с явными следами алкоголизма на потрепанном жизнью лице. Он долго преследовал всадника, моля выделить ему хотя бы медяк на прокорм своих голодных детей. Тим предложил ему пойти поработать, и взамен узнал много новых слов — такому его в становище не учили. Нищий пропойца долго ругался вслед, а когда степняк отъехал подальше, даже осмелился кинуть подсохшее конское яблоко — с огромным недолетом. Очень хотелось натянуть тетиву и избавить город от паразита, но это противоречило странным законам цивилизованного мира, и пришлось сдержаться.

Гавань Тувиса оказалась велика. Для Тимура велика, конечно — это была первая гавань в его жизни. Даже море он до этого видел лишь однажды и то издалека. Колонию на этом месте основали вездесущие элляне, около двухсот лет назад. Они же и посадили виноградные лозы на ближайших холмах. С тех пор город неоднократно менял хозяев, а виноградники то расширяли, то вырубали. В данный момент колония находилась под имперским протекторатом, хотя, по слухам, имперцы вроде бы должны были вернуть ее Эллии по какому-то хитрому договору. Ришак в этом сильно сомневался, он справедливо считал, что если империя что-то проглотила, то выплевывать уже не станет. Но элляне, очевидно, считали по-другому — иначе бы не муссировали этот слух.

Честно говоря, Тиму было совершенно безразлично, кто командует городом — имперский губернатор или рогатое создание из глубин ада. Тиму главное побыстрее и без проблем добраться отсюда до имперских берегов. А для этого необходим корабль — кони степняков хороши, но по морю на них передвигаться затруднительно.

Корабли в гавани Тувиса были. Целых два. В кораблях Тим не разбирался, все, что ему было известно про них — корабли могут плавать по морю. Внимательный взгляд на суда новых знаний не принес: по три мачты на каждом, у одного выше нос, у другого наоборот корма, и что самое примечательное — ни на одном не написано, что в плаванье приглашаются пассажиры.

У ближайшего корабля царило оживление: по трапам с причала закатывали бочки, на палубе их с помощью лебедок грузили в трюм. Здоровенный деревянный портовой кран при этом стоял без дела. Может поломался? Да хоть и вовсе сгори — какая Тиму разница?

Подъехав поближе, Тим окликнул одного из загорелых до черноты грузчиков-эллян, возвращавшихся на причал:

— Скажи пожалуйста, куда направляется этот корабль?

— Ишь какой вежливый степняк, — устало хохотнул тот. — Куда, по-твоему, может идти корабль, груженный тувисским красным?! Только в империю!

— Спасибо за ответ, — поблагодарил Тим. — Мне бы хотелось отправиться на этом корабле, как я могу это сделать?

— Поговори с капитаном, или его помощниками. Кто-нибудь из них в "Трех якорях" всегда сидит.

Тим, благодарно кивнув, кинул грузчику медную монетку. Тот, довольно присвистнув, поймал ее на лету, сунул куда-то под завязку штанов.

— Благодарю тебя, степняк. Я выпью за твое здоровье в тех же "Трех якорях".

— А где эти "якоря" располагаются?

— Да вон, поднимись за портовую контору, там увидишь.

Над таверной вместо вывески и впрямь висели три ржавых якоря, причем один свисал настолько низко, что даже невысокий Тим на всякий случай пригнулся, шагая к двери. На пороге замешкался — в помещении было сумрачно, и глаза не сразу привыкли к скудному освещению.

В этот ранний час зал пустовал, лишь в дальнем углу за одним столом сидело четверо мрачного вида мужчин. Загорелые до черноты, в кожаных безрукавках, холщовых штанах. У всех короткие толстые косички, стоящие стоймя, будто их клеем пропитали. Не похожи они на капитанов кораблей. Разглядев за стойкой дородного мужика, протиравшего полотенцем массивные кружки, направился к нему:

— Здравствуйте. Мне сказали, что в вашем заведении я могу поговорить с капитаном корабля, который идет в Империю. Не могли бы вы мне подсказать, кто из этих уважаемых посетителей капитан, или его помощник?

— Капитан говоришь? — насмешливо хмыкнул толстяк. — Ты ищешь капитана "Антросы"? Спасибо, повеселил с утра. Эй! — крикнул он в сторону посетителей: — Гордитесь, жироловы — этот степнячек принял вас за капитанов "Антросы"!

Четверо моряков засмеялись дружно — в унисон. Один из них, почти старик, с узкой, битой проседью бородой и головой, обмотанной красным платком, взмахнул в сторону Тима кружкой:

— От лица всех китобоев "Клио" пью за твое здоровье степняк! Надеюсь, твои слова окажутся пророческими, и все мы когда-нибудь переберемся в капитанские каюты!

— Вот видишь — это просто китобои. Почти не люди. Если тебе нужен капитан "Антросы", иди вон туда. В ту дверь. Только не беспокой его по пустякам.

Тим благодарно кивнул, направился в указанную сторону. Оставлять монету не стал — обиделся за то, что его выставили дураком. Ну откуда ему знать как выглядят капитаны? Да и не обидится хозяин таверны — наверняка его обязанность провожать к капитану посетителей.

Приоткрыв дверь, Тим понял, что капитана с матросом знающий человек не перепутает. Капитан "Антросы" в одиночестве сидел за столом в маленькой комнатке. Он не ел, и не пил — стол был завален бумагами, одну из них он как раз разглядывал, делая при этом пометки свинцовым карандашом на другом листке. Белая шелковая рубашка, поверх нее строгая бархатная безрукавка, на краю стола лежит длиннополая шляпа с щегольским цветным пером, за спиной, на стене, висит короткая шпага в ножнах.

— Здравствуйте. Мне нужно с вами поговорить.

Капитан, на миг подняв глаза, вернулся к бумаге, сдержанно буркнул:

— Матросов не берем — команда полная.

— Мне нужно попасть на берег Империи. Я заплачу за это.

Капитан устало потянулся, откинулся на спинку стула, уставился на Тима уже вполне заинтересованно:

— Сколько вас?

— Я один. Если не считать лошадь.

— Лошадь не возьму — трюм забит хлопком и вином, мне там эта тварь не нужна.

— Лошадь и мне не нужна.

— Отсюда мы идем к Гауде, от нее к Ирии, от нее уже по Чессе поднимемся до Яноса — выше уже не поднимемся — "Антроса" морское судно. Это все города Империи — в каком тебя высаживать?

Вопрос застал Тима врасплох — он растерялся, понятия не имея, что выбрать. Почувствовав затруднение юноши, капитан добавил:

— Если тебе без разницы, то выбирай Ирию — там самые хорошие портовые чиновники. Тебе для въезда и поездок по стране потребуется бумага, за нее придется платить. В Гауде за нее семь шкур снимут — там порядка никогда не будет, а Янос это внутренний город, там пограничного контроля нет, и никто не будет знать, что с тобой делать. В принципе ты можешь в любом месте сойти на берег Чессы, это твое дело, но если потом попадешься страже, могут намять бока и отнять деньги. Они, конечно, могут это проделать и при наличии бумаги, но с бумагой все же ведут себя не так нагло.

— Хорошо капитан, я воспользуюсь вашим советом и сойду на берег в Ирии.

При последних словах Тима капитан удивленно повел бровью:

— По одежде ты степняк, лицом ты больше на эллянина похож, да и черноволос как они, а говоришь при этом будто прослушал курс словесности в университете.

— Я действительно, как вы говорите "степняк". И у меня другое образование, но тоже достойное, — сдержано пояснил Тим.

— Хорошо. Я возил людей твоего народа — все они были достойными пассажирами. В последний раз, когда ехало сразу пятеро, они очень помогли при нападении пирата. Никаких чувств кроме уважения к вам я с тех пор не питаю. И помня об этом, возьму самую скромную плату — семь серебряных китонов. Можно заплатить и эллянскими деньгами, или любыми другими — лишь бы серебро. За эти деньги ты получишь свой гамак и будешь питаться из общего котла. Работать тебе не придется, только если попадем в бурю могут поставить на помпы, но это вопрос выживаемости корабля, а значит и всех нас. Если тебе нужны условия получше, то на "Антросе" ты их не получишь — у нас простое торговое судно, отдельных кают и повара для офицеров нет.

— Меня все устраивает, — кивнул Тимур.

— Мы выходим послезавтра, на рассвете, с отливом.

Тимур, нахмурившись, уточнил:

— Мне идти на корабль?

— Нет, корабль сейчас на погрузке, вся команда сошла на берег. Тебе придется ждать до завтрашнего вечера, лишь тогда подходи. Тебе есть где остановиться в городе? Вижу что нет… Не советую тебе останавливаться в "Трех якорях". Завтра на рассвете отходит "Клио", и вечером тут будет полный зал китобоев. Перед плаваньем капитан им подбросит медяков, и они будут спешно пропивать их все. Последний раз, когда здесь веселились китобои с "Грача", тут перебили об головы половину кружек. Вас, степняков, здесь не очень-то любят — советую остановиться подальше от порта.

— Спасибо, я воспользуюсь вашим советом.

Тим, выйдя из таверны, остановился под чахлым деревом, под которым оставил лошадь. Лошадь… С лошадью надо что-то решать. Бросить ее просто в порту не позволяла хозяйственная душа степняка. Кто же в здравом уме бросать животное станет? Где же ее здесь можно продать… Вернуться назад, и спросить у толстяка за стойкой? Да ну его — может опять насмехаться станет. Да и обманет еще… обидевшись на то, что монету не получил.

Отвязав лошадь, Тим вновь развернулся к кораблю — уж там-то есть источник информации. "Знакомый" грузчик увидел его издалека:

— О! Степняк! Да ты никак "Три якоря" найти не сумел, раз назад пришел?!

— Да нет, нашел — спасибо за совет. Мне нужно продать эту лошадь — ее не берут на корабль. Ты, случайно, не знаешь, где это можно сделать?

— Топай вон по той улице, что от мола начинается. Иди вверх, покуда не увидишь длинную коновязь. Там, в трактире, хозяин обычно за стойкой, он лошадь купит точно. У него на заднем дворе коптильня — для моряков конину солит-коптит. Ты уж прости — но лошадь твоя ни на что другое не годна. Не породистый скакун явно.

Тим не стал спорить — бросив грузчику еще одну медную монету, отправился по указанному адресу.

У трактирщика оказались самые бегающие и жуликоватые глаза в мире — поймай такого накхи, повесили бы без судебного фарса. Сразу ясно — честность здесь не ночевала. Лошадь он осмотрел с таким брезгливым видом, будто это не кобыла-трехлетка, а старый гнилой труп. Да, дед выделил Тиму не лучшее животное, но и брезговать здесь нечем — она вполне здорова, и годится не только на колбасу.

— Десять медяков, — неуверенно, явно стесняясь столь смехотворной цифры, тихо предложил трактирщик.

— Сколько?!!! — не поверил Тим. — Да у нее навоз дороже стоит!

Увидев, что степняк готовится влезть в седло, трактирщик поспешно добавил:

— Ну извини, ошибся! Сто десять медью! Эй! Ты куда?! Да стой ты! Слушай, ну давай триста медью, и по рукам?

— Восемь серебряных китонов. ВОСЕМЬ! Можно и другими деньгами — лишь бы серебро. За эти деньги ты в придачу получишь седло и уздечку. Все. Торга больше не будет. Это и так более чем щедрое предложение с моей стороны.

Трактирщик сплюнул, с досадой хлопнул в ладоши:

— Ладно. Будь по-твоему. Не будь так нужно, в жизни бы не купил за такие деньги подобную клячу!

Уже расплачиваясь, поинтересовался:

— Степняк, ты что же, пешком в степь пойдешь теперь?

— Нет. Я не вернусь. Я ухожу на "Антросе".

— И какая же чума тебя понесла в такую даль?

— Мне кажется, это не ваше дело.

— И то верно. Эй, степняк, а ночевать ты где будешь? В "Трех якорях", что ли?

— Не думаю. Я еще не определился с местом.

— Так это… Я тебя сейчас определю! Недорого! Честно недорого! И это… ты парень молодой, тебе там в самый раз будет. Там же не просто ночлег — там девочки! Лучшие девочки побережья! Тут рядом. Пойдешь? Да не смотри на меня косо! Я оттуда свою долю имею, вот и предлагаю! Только ты учти — за ночлег платить отдельно, за еду тоже отдельно, ну и за девочек, само собой, отдельно. И лучше не играй там ни с кем и ни во что — жуликов полно.

Тим заколебался. С одной стороны трактирщик был ему несимпатичен, но с другой… Девочки… Это было ему очень интересно. В конце концов Тим сейчас сам себе хозяин, почему бы и нет? Несколько потраченных монет его не разорят.

Заметив в глазах Тима признаки приближающегося согласия, трактирщик призывно махнул рукой:

— Ну пошли! Пошли за мной!

Болело все. От кончиков ногтей на мизинцах ног до макушки. Волосы, похоже, тоже пропитаны болью. Перед глазами дергается тьма, на периферии области зрения медленно проплывают размытые световые пятна. Нет, это не кошмарный сон — во сне не ощущаешь боль. Это явь. Но очень хочется, чтобы она оказалась сном. Что же с ним случилось? И почему раз за разом боль бьет в затылок, растекаясь из него по всему телу. И в эти моменты световые пятна заметно дергаются.

Что с ним произошло? Вроде бы он неплохо устроился. Он хорошо помнил, как просил у толстухи к себе черненькую девочку, и чтобы не толстую. И черненькую он помнил. Достаточно симпатичную черненькую, лишь косметики чересчур уж много и нос грубоватый. Вроде бы он с ней пил вино и ел жареное мясо политое лимонным соком. Потом, вроде бы, ему уже не казалось, что ее нос грубоват, а косметика тяжеловесна. Потом… потом ничего не помнит.

Особенно сильный приступ боли вырвал из груди хриплый стон. Движение световых пятен прекратилось, над Тимом склонились две мерзкие рожи. Одна знакома — проклятый трактирщик, вторую Тим не помнил, да и не хотел вспоминать.

— Да он еще живой!

— Степные собаки живучие. Ничего, в канаве дойдет.

— Может глотку для надежности перехватить?

— Не надо. Все же степняк. Одно дело, если он в дерьме захлебнется спьяну, и совсем другое, если его найдут с перерезанным горлом. Городу со степью ссориться нельзя, так что стража все перероет. Оно нам надо?

— И то верно. Все равно подохнет — мы в него канапсы залили сейчас на десятерых. Его, наверное, даже черви жрать не смогут.

— Давай за руки его, а я за ноги.

Только тут Тим понял, что все это время его волокли по улице за ноги. Брусчатку устилал унавоженный мусор, но все равно затылку частенько доставалось. Вот и выяснился источник вспышек боли. Со световыми пятнами тоже ясно — это отблески редких фонарей и освещенных окон.

А куда же его волокут? О нет…

Мучители, раскачав тело Тима, хладнокровно сбросили его в сточную канаву.

Неплохо он сходил по девочкам.

Тим не помнил как выбрался на мостовую. И, наверное, это к счастью — воспоминания о том, как ты барахтался в вонючей жиже, не самое лучшее, что стоило бы сохранять. Судя по судорогам в животе, желудок у него вывернуло еще внизу. Логично — хлебнув жижи из канавы, любой блевать начнет. Но слова про залитую "канапсу" запали в душу — склонившись, Тим захрипел, выдавливая из желудка последние крохи.

Знакомая здесь вонь… необычная… До того вонючая, что перебивает смрад сточной канавы. Вспомнил — днем мимо этого места проходил с проклятым трактирщиком. Тот на вопрос об источнике зловония пояснил, что это благоухает жировой склад. Одним из источников дохода города был китобойный промысел — приходилось мириться и с отрицательными сторонами этого прибыльного ремесла.

К лошадиной поилке Тим сумел дойти на двух ногах, хотя и шатало его по пути как лист на ветру. Воды в деревянном желобе оказалось много. Хоть в этом ему сегодня повезло — не придется хлебать осевшую грязь со дна. Выпив не меньше пары литров, вновь прочистил желудок, затем повторил это еще раз. Все дальше чистить бесполезно — чистую воду исторгает.

Об отваре канапсы Тим знал многое. Яд это надежный, но чтобы убить человека, его требуется очень много — около стакана. Незаметно этой гадостью не напоить, так что в основном его применяли самоубийцы. Смерть от канапсы легкая — человек просто засыпает, и уже не просыпается. Судя по всему, ему подмешали немного этой дряни в вино, а когда он отключился, залили уже полноценную дозу. Оставалось надеяться, что от большей части яда он избавился — желудок был набит жареным мясом, и быстро впитать отраву не мог. Теперь главное не поддаваться сонливости — человеку, отравленному канапсой, надо двигаться как можно больше, как бы тяжело это ни было, и пить тоже побольше.

Вспомнив последний совет, Тим еще раз наполнил свой желудок водой. Все — теперь пить он сможет не скоро, можно позаботиться и о теле. Зачерпнув жменю воды, попробовал смыть с груди зловонную грязь. Результат оказался неудовлетворительным — пришлось лезть в поилку. Зачерпывая со дна песчаный осадок, тер им кожу до боли. Помимо чистоты водная процедура помогала бороться со сном — из поилки Тим выбрался взбодрившимся, его даже шатать перестало. Закрепляя терапевтический эффект водных процедур, он пробрался к колодцу, вытянул из него ведро уже ледяной воды — это взбодрило его по настоящему.

Что дальше? Тим был в чужом городе, среди чужих людей. У него не осталось ничего из вещей — злодеи оставили его совершенного голым. Капитан "Антросы" вряд ли возьмет его теперь на борт. Выбраться за город и пробираться к своим? Ну нет — лучше уж было в нечистотах захлебнуться, чем такой позор.

Впрочем, о различных вариантах развития ситуации Тим думал лишь абстрактно — надо было чем-то занимать мозг, чтобы не поддаваться сонливости. На самом деле вариант у него был лишь один.

Впервые в жизни Тим хотел убивать.

Вывеска, подсвечиваемая тусклым красным фонарем, была весьма пространной: "Заведение Шиты. Уютный ночлег, вкусный ужин, отличное вино, игра в тракс и другие развлечения для мужчин". Для тех, кто не умел читать, ниже в той же последовательности шли стилизованные изображения предлагаемых услуг: кровать с непомерно толстой периной, дымящаяся миска на фоне кувшина, парочка козлобородых игроков, склонившихся над столиком с фигурками для игры в тракс, и пухлая голая женщина, манящая к себе.

Тимур, выбравшись из тупика жировых складов, стоял на мостовой перед этим вертепом, пытаясь вспомнить, что там внутри. Вспоминалось плохо. Вроде бы там сидя в кресле за столиком его встречала толстуха хозяйка и при ней крутился какой-то коренастый урод с вороватыми глазками. Скорее всего, он с трактирщиком и скидывал Тима в канаву — лицо мерзавца Тим в темноте толком не разглядел. Если там сейчас эта баба, плюс оба ублюдка, Тиму придется нелегко. Мало того, что чувствует он себя не слишком хорошо, так еще и безоружен. Не совсем, правда, безоружен — возле склада он нашел кость, сломал ее, немного подточил на крупном булыжнике мостовой. Кроме того украл от колодца веревку, отрезал от нее приличный кусок, привязал к нему угловатый камень. Остаток веревки обкрутил вместо пояса, за нее и засунул кость. Подобным "стилетом" и "кистенем" особо не повоюешь, но все же лучше чем с пустыми руками. Да и Тим не рохля городская, а накх — накх и голым воевать может. А эта никчемная вороватая грязь способна лишь отравленног о в дерьме топить.

Выскользнув из темноты, Тим подбежал к вывеске, подпрыгнул, сдернул фонарь. Снял с него фигурную коробку с красными стеклами, оставил лишь керамический цилиндр. Присмотрелся к пламени, понюхал. Плохо — все тот же китовый жир. Текучая нефть была бы предпочтительнее — она загорается вроде бы получше. Ну да ладно — что есть, то есть.

На миг замер перед дверью, сделал глубокий вдох, с шумом выдохнул воздух, ворвался внутрь.

В вертепе Тима явно не ждали — давешние уродец и толстуха расселись в низких креслицах по разные стороны круглого столика, и азартно стучали фигурками для тракса.

— Добрый вечер этому дому, — зловеще произнес Тим и швырнул фонарь в мужчину.

Тот только начинал отвешивать челюсть от изумления, и среагировать не успел — "снаряд" угодил ему прямиком в лоб. К радости Тима жир не подвел — урод вспыхнул как свеча, и, не пикнув, завалился вместе с креслом. Очевидно, приложило его хорошо.

Толстуха завизжала, попыталась вскочить — но из низкого кресла это сделать не так просто. В три прыжка преодолев холл, Тим коротко стукнул ее в висок кулаком. Женщина замолкла, завалилась набок.

Две трети дела сделано. Где же трактирщик?

Легок на помине — дверь во внутренние помещения раскрылась. Толстяк оказался не один — с ним приперся соучастник. К сожалению не толстый — худой тип. Но худоба не болезненная — сплошные жилы и походка кота. И что вдвойне неприятно — в руке у него был меч. Меч Тима. Но держал он его неуверенно — явно больше к ножу привык, или топору.

Отступив на шаг, Тим сорвал со стола плотную скатерть, набросил ее край на горящее тело. Трактирщик, перепугано таращась на свою жертву, отступил за спину своего соучастника — на рожон не полез. Тот, в отличие от толстяка, страха не проявил — уверенно двинулся на Тима, занося над головой меч.

Край ткани вспыхнул, Тим взмахнул скатертью, целя в лицо противнику. Тот отшатнулся от огня, защищая лицо, опустил меч. Этого Тим и добивался — тут же освободил тлеющую ткань, накинул край на голову врага.

Тот еще мог спастись — скатерть невелика, сбросить ее можно в пару секунд. Надо просто отскочить назад, за трактирщика, и через пару мгновений избавишься от тряпки. Головореза подвели нервы, или просто вообразил, что сейчас загорится. Как бы то ни было, он, позабыв о жертве, принялся лихорадочно стягивать с себя скатерть.

Тим, высвободив петлю из-за своего импровизированного пояса, взмахнул рукой. Камень, разогнавшись по дуге, клюнул противника куда-то в область уха. Плотная скатерть не слишком смягчила удар — звук вышел отрывистый, хрустящий. По навощенным доскам пола зазвенел выпавший меч, следом рухнуло тело в саване из тлеющей ткани.

Не сводя глаз с опешившего трактирщика, Тим присел, еще раз приложил упавшего в область головы, поднял свой меч, поднимаясь, небрежно крутанул его вокруг кисти, и иронично произнес:

— Даже не знаю, что тебе отрубить для начала. Пожалуй, начну с рук — слишком уж они у тебя жадные.

Тим шагнул вперед, мимоходом ткнул мечом в грудь упавшему злодею, повернул лезвие в ране. Из-под клинка, марая скатерть, брызнул кровавый фонтанчик.

Трактирщик, пустив из штанины бурный ручей, попятился назад:

— Нннннне надо!

Тим, молниеносным движением приставив к его горлу меч, злобно поинтересовался:

— Где мои вещи?!

— Я… я… я покажу! Тут! Все тут!

Трактирщик осторожно повернулся, шагнул в сумрак узкого коридора. Тим, двигаясь за ним, беспощадно подталкивал толстяка мечом в спину — рубашка покрылась расползающимися кровавыми пятнами. Вор при каждом уколе взвизгивал, скорее от стража, чем от боли — эти царапины ранами называть стыдно.

Одна из дверей открылась, оттуда высунулась полуодетая женщина, заспанно уставилась на Тима. Тот погрозил ей мечом — дверь мгновенно захлопнулась.

Трактирщик подошел к следующей двери — указал на нее.

— Там! Все там!

Тим вновь уколол его в спину:

— Открывай слизняк! Если там кто-то есть, ты умрешь первым, а он следующим!

Толстяк поспешно распахнул дверь, шагнул внутрь:

— Вот! Все на месте! И никого тут нет!

Тим мельком оглядел маленькую комнатку: пара полок у дальней стены, узкий топчан, стол, пара табуретов. Окна нет, спрятаться здесь тоже некуда. Углядев на столе свой лук и одежду, едва не заулыбался от радости.

— Я показал. Мне можно идти? — не оборачиваясь, заискивающе уточнил трактирщик.

Тим не стал отвечать — молча, почти без замаха, рубанул под шею, оттянул меч к себе, расширяя рану. Трактирщик завизжал, зажав рану левой рукой, в панике кинулся к стене, слепо зашарил по ней в поиске несуществующего окна. Тим, шагнув за ним, ударил еще раз — гораздо сильнее. Визг сменился хрипом, толстяк обмяк на колени, кровавя стену рукой, завалился набок, засучил ногами.

Тима опять замутило, стараясь не наблевать на умирающего, он отскочил, согнулся. Измученный желудок содрогнулся с режущей болью — вырвало почти чистой водой.

В коридоре завизжала женщина, следом послышалась разноголосица мужских и женских голосов. Сколько в этом заведении шлюх, Тим не знал. Естественно не мог и знать, сколько в этот поздний час клиентов. На всякий случай надо ожидать худшего.

Поспешно одеваясь, он внимательно прислушивался к происходящему в коридоре. Там, судя по воплям "военного совета", собирались сделать на него засаду. В хоре голосов выделялся силой чуть хрипловатый женский. Тим вспомнил, что он принадлежит той самой толстухе, что встречает клиентов у входа. Сильна корова, раз так быстро после удара поднялась.

— Света сюда! Больше света! Светильники сюда! — орала толстуха. — Да не орите вы, это не пожар, огонь я уже потушила! Парий, ты где там пропал?!

— Уже тут! Я вилы принес!

Тим повесил на плечо мешок со своими скромными пожитками. Отметил, что и без того невеликая поклажа заметно полегчала — очевидно не все вещи были здесь. Ну да ладно — главное одет, обут, и при луке. Проверив, удобно ли замер колчан за спиной, натянул лук, вытащил стрелу, наложил на тетиву. Он не боялся, что его караулят под дверью — "защитники борделя" своими криками любезно информировали его обо всех своих шагах, в том числе и о том, что рубеж битвы со степняком наметили на выходе из коридора в холл.

Из комнаты Тим вышел подчеркнуто спокойным шагом. Его появление встретили хором испуганных и яростных голосов. Повернувшись к противнику, Тим зловеще оскалил зубы, уже натягивая лук, оценил его силы. Четверо мужчин, за их спинами маячит голосистая толстуха. У одного вилы, двое с ножками от стола, последний с коротким ножом. Женщина, судя по всему, тоже собиралась драться — в правой руке она держала увесистый табурет, в левой большой фонарь под стеклом. Вот в него-то Тим и выстрелил.

Стекло жалобно зазвенело, брызнуло горящим жиром или маслом, женщина, размахивая обожженной рукой, завизжала так, что Тим даже на таком расстоянии едва не оглох, а четверка мужчин испуганно попятилась.

Вторую стрелу Тим вбил в плечо мужчины с вилами — выбрал самого опасного. Тот, бросил свое оружие, ругаясь и вскрикивая, рванул к двери. Оставшиеся, увидев, что Тим вновь тянется к колчану, решили видимо, что стыдно умирать за какой-то бордель, и припустили следом.

Толстуха, оказавшись в одиночестве, развернулась в сторону разбегающегося "гарнизона", разразилась чудовищно непристойными ругательствами. Тим, не сумев удержать месть от подлости, пустил стрелу в ее широченную задницу. Женщина, по-лошадиному всхрапнув, резво помчалась за убегающими "защитниками".

Тим, выходя из коридора, разбил по пути еще два светильника, причем один шмякнул об стену. Судя по всему, в здании больше никого не осталось, и пожар неизбежен.

На улицу Тим высунулся с опаской — а вдруг здесь его ждут? Лук повесил за спину, в руке сжимал меч. Зря волновался — никто здесь больше и не помышлял о боевых действиях. На мостовой жались друг к дружке десяток весьма легко одетых молодых женщин, среди них Тим узнал и давешнюю "черненькую". Мужчин не было, даже толстухи уже было не видать — успела скрыться. Ни сил ни желания мстить этим ведьмам у него уже не было. Достав лук, он, не заряжая его, сделал вид что целится в них. У страха глаза велики, а ночью еще больше — шлюх как ветром сдуло. Больше всего Тима поразило, что драпают они без малейшего писка. Видимо подобные переделки в их ремесле дело привычное — обычные девки бежали бы уши визгом закладывая.

В порту на Тима вновь накатил приступ дурноты — да еще и голова начала кружиться. Проклятая канапса… С тревогой отметил, что на востоке небо начинает светлеть. Надо успеть. Лишь бы не свалиться. Нельзя ему сейчас падать — попадет в лапы страже. Для них он чужак, страшный и презираемый степняк. Одиночка. Кто ему поверит? А вот разбойникам из борделя поверят охотно — они же свои. За спиной Тима остался горящий бордель и несколько трупов. Страже это очень не понравится…

Оставаться в городе нельзя — здесь не спрятаться, и до отхода "Антросы" ему не дотянуть. Выходов два: или уйти в степь, или уйти в море. Уйти в степь позор — даже если он найдет лошадь, и доберется до накхов не презираемым пешеходом, как он взглянет в глаза деда? Нет, он не может его подвести. Тим уйдет морем. Тим помнил, что на рассвете должен уходить китобойный корабль. Надо попасть на него. Китобои вряд ли направляются к имперским берегам, но ему теперь выбирать не приходится — уж куда-нибудь он с ними попадет, а уже оттуда продолжит свой путь.

Главное сейчас убраться из Тувиса.

Проходя мимо замершей у причала громадины "Антросы", Тим горестно вздохнул. Будь прокляты все бордели мира — ногой больше туда не ступит никогда. Чудом живой остался, на волосок был от позорной смерти — захлебнулся бы нечистотами, и это бы доложили деду. Вот смеху бы в степи было: "Помните Тимура, который дракона убил железного? Вы не представляете что с ним случилось! Этот герой напился в борделе и утонул в городском дерьме!" Из-за собственной глупости он едва не подвел свой народ — он же прекрасно знает, насколько важна его миссия. И так дурацки поступить…

Дойдя до китобойного судна, Тимур увидел, что здесь не спят. У единственного узкого трапа стоял матрос с большим фонарем, при виде Тима он посветил ему в лицо, хрипло выкрикнул:

— Куда прешь бродяга?! Иди своей дорогой!

— Мне нужно увидеть капитана, или его помощника. У меня важное дело.

— Я боцман, выкладывай, что у тебя там. Капитану сейчас не до степных бродяг.

— Мне надо покинуть Тувис на вашем корабле. Высадите меня потом в первом же порту — я вас не обременю, и смогу оплатить проезд.

Тим вдруг похолодел, и, не обращая внимания на боцмана, принялся лихорадочно копаться в мешке. Проклятье — так и есть! Пояс с зашитыми серебряными монетами исчез. Остался лишь кошелек с медью, а это ничтожная сумма. Трижды проклятый бордель!

— Ты что там, казну императора потерял? — злорадно поинтересовался боцман.

Ответить Тим не успел — за спиной послышался восторженно-пьяный голос.

— А вот и мы! Заждались? О! И наш друг из степей тоже здесь!

Обернувшись, Тим увидел парочку вдребезги пьяных матросов. На ногах они держались лишь потому, что еще не определились в какую сторону падать. Один из них знаком — тот самый седобородый китобой, встреченный в "Трех якорях".

Боцман при виде пьяной парочки в невероятно грубой форме высказал предположение, что оба матроса всю ночь гнусно удовлетворяли похоть вонючего осьминога, а так же друг друга, всю городскую стражу, три якоря на вывеске трактира и сам трактир. Высказав эту смелую догадку, он деловито поинтересовался:

— А где Нурио? Он же уходил с вами! В какой заднице вы, плевки морские, его забыли?

Матросы недоуменно переглянулись. Тот, что был помоложе, резко нагнулся, будто ожидая, что найдет пропавшего Нурио у своих ног. Зря — нельзя так шутить с равновесием. Не удержавшись, завалился набок, поджал под себя ноги, мгновенно захрапел.

— Три якоря ему в задницу! — возмутился боцман. — Токс, быстро тащи эту падаль в кубрик! И Токс: ты что, знаком с этим молокососом?

— Да мы с этим достойным юношей чуть ли не братья! — с надрывом признался седобородый, подмигнув Тиму.

Далее он попытался поднять товарища, но не удержался, свалился сам, начал тащить тело ползком. Боцман, осыпая его изощренными ругательствами, выкроил для Тима пару мгновений:

— Парень, мне показалось, ты богатством уступаешь императору?

— Вы правы, денег у меня немного, — признал Тим.

— Вот что я тебе скажу. "Клио" отходит сию минуту — иначе прозеваем отлив. А Нурио, между тем, нет. Нас и так немного, и выходить с некомплектом не хотелось бы. Хочешь идти с нами: пойдешь младшим матросом, на половинной доле. Капитан будет не против. Беру я тебя только потому, что тебя знает Токс. Да и степняки привычные к качке — что на лошади качаться, что на палубе, разница невелика. Пойдешь?

— Я согласен, но мне надо будет сойти в первом же удобном порту. Я вообще-то направляюсь в империю.

— Про порты ничего не знаю, мы не торгаши, мы китобои. Где будем завтра, даже капитан вряд ли скажет. Давай, помоги Токсу затащить на палубу этот мешок с собачьим дерьмом. Пора убирать трап — "Клио" отчаливает. А это еще что за представление?! В городе пожар! Что-то горит, и горит хорошо. Не похоже что это "Три якоря"… Но запросто может быть, что это наши дерьмохлебы перед плаванием на всю катушку оттянулись — горит где-то в районе трактира или борделя Шиты… Давай шевелись, надо убираться отсюда, покуда стража не нагрянула.

Тиму ход мыслей боцмана понравился.