"Московские эбани" - читать интересную книгу автора (Сулима Елена)

ГЛАВА 19

Неделя пролетела впустую. По всем столбам микрорайона были развешаны объявления о том, у жителей городка Моссовета, или Пьяного городка — как называли его местные, появилась своя ворожея. Но это известие не потревожило тишины и уюта непривычно непроходного райончика Москвы.

Были даны и объявление в газетах. Но отчего-то никто ничего не хотел знать о своем будущем.

Зинаида сидела в своем голубом кабинете по семь часов в день и ждала посетителей. Но даже Галина Арнольдовна больше не посещала её. От скуки Зинаида продолжала судорожно оформлять свою колдовскую келью, внося все новые и новые детали. Так, что видавшая виды, Виктория приходила в немое оцепенение. На евангелие современного, дешевого издания, стоял собачий череп, который Зинаида нашла во дворе и, по совету Виктории, выкрасив в черный цвет, придала ему вид подсвечника. На нем крепилась явно церковная свеча; рядом лежала колода карт, на ней католический крест. Крест православный висел над столом, на яркой буддисткой мандале, которую, как и прочие сувениры Зинаида выпросила у Виктории. Над мандалой висел черный барельеф Гаруды — птицы справедливого счастья, — справа, — Анх — ключ к жизни и символ Нила, похожий на крест, но с кружочком сверху. Слева, на полке, также покрытой невинно-голубого цвета парчой, стояла египетская кошка из базальта. Под полкой прикреплена церковная кадильница, по углам комнаты на специально прибитых щепках сандалового дерева курились всевозможные благовония. Голова начала бы кружиться от этакой дымовой завесы. Но мало того — Зинаида регулярно кадила ладан.

А ещё во все углы втыкала прожаренные на сковородке иголки, рассыпала по полу соль, потом подметала, и снова зачем-то рассыпала. Всему этому она научилась, насмотревшись телевизор. Зачем, что делала — объясняла сумбурно.

Виктория смотрела на все это молча, чувствуя себя окончательно взрослым человеком, заглянувшим под стол, где маленькая девочка играет в бабки-ежки. Но, несмотря, на колдовские эксперименты, которые время от времени Зинаида проводила в соответствии с тем, что читала в купленных ей брошюрах — удача не шла ей в руки — клиентов не было. Впрочем, в одном ей повезло — соседка раз пожаловалась Виктории на одиночество после смерти мужа и, Виктория пристроила её в няньки Серафиме за мизерную плату. Так что теперь Зинаида, неотягощенная заботой о дочери, была вольна зарабатывать большие деньги. Но деньги не шли.

Когда же все эти дни дремавший перед телевизором в соседней комнате, Якоб вдруг очнулся и попросил у Виктории в долг сто долларов, а заметив недоумение на её лице — пятьдесят, но тут же снизил желаемую сумму до "хотя бы пяти", Виктория вдруг словно пробудилась:

— Вы что так и собираетесь, словно сомнамбулы блуждать по этому подвалу всю оставшуюся жизнь?! Если так дело пойдет и дальше — вы с голоду погибнете! Спасайтесь! Делайте хоть что-то! Брать в долг это не дело!

— А что делать-то?

— Вырываться. И если сейчас ничто не приносит большего дохода, чем примитивная торговля, значит, надо наступить на горло собственной песне и в бой!

— Пока я своим ателье занимался все места в торговле заняли. — Сонно проворчал Якоб.

— Такого не бывает. В капиталистических странах с устоявшейся экономикой и то всегда можно найти пробел. Главное искать.

— Вот, вы же нашли пробел — занялись своим колдовством, а толку что?

— Ты что думаешь, что на этом сейчас можно заработать серьезные деньги? Я ещё удивилась, что ты согласился, сдавая нам комнату, за какие-то мифические тридцать процентов. С чего?!.. Видно было сразу, что дела у тебя идут из рук вон. Но чтобы так!..

— Ну… вы же эти… колдуньи, маги, как вас там ещё кличут, вот и наколдуйте деньги.

— Неужели ты так наивен, Якоб?

— А вдруг.

Но Якоб! Настоящему магу, чтобы чувствовать себя комфортно — деньги не нужны. Для него это так… фантики!

Якоб снял очки, протер полой футболки, снова надел и пристально уставился на нее.

Виктория тут же пояснила: Я никогда не слышала о том, что хоть один из тех, кто занимается магией — был миллионером. Но люди занимающиеся бизнесом имеют куда больше шансов стать миллионерами.

— Виктория, ты уж это… слишком высоко метишь, тут не знаешь, как десять долларов отдать… Слава богу, мать чего-то починяет и кормит.

— Но делайте что-нибудь! Под лежачий камень вода не течет.

— А что?

— Хорошо. Я подумаю.

Зинаида не присутствовала при их разговоре, но слышала через стены как Виктория повышала на Якоба голос, подумала, что они о чем-то спорят, — её симпатии были на стороне Якоба. Якоб казался ей столь приличным, столь солидным человеком, что она робела перед ним, не веря, что с таким когда-нибудь сможет вообще заговорить на равных. Ей не нравилось, что Виктория так свободно обращалась с хозяином офиса. И как она не боялась, что он вдруг рассердится на неё и выгонит их?..

Поэтому, когда Виктория после разговора с Якобом вошла в голубой кабинет Зинаида смотрела на неё исподлобья настороженно.

— Вот тебе деньги, купи что-нибудь перекусить и все рекламные газеты, сборники, найди обязательно "Товары и Цены". — Кинула на стол две сотенные купюры Виктория.

Зинаида оскорбилась про себя, мол, нашла себе девочку на побегушках, но ничего не сказала, оделась и пошла выполнять поручение.

Думай, думай — сама себе твердила Виктория склонившись над рекламным томом "Товары и цены", словно Кутузов над картами во Филях.

— Деньги исходные вам надо сделать быстро. Какой у нас ближайший праздник?

— День защитника родины — двадцать третье февраля, — подсказала Зинаида. — Но… — и продолжила шепотом, — затмение. Курды бунтуют. — Так, словно это действительно что-то значило для нее.

— Ты входишь в роль, дорогая. Но ты плохо играешь ведьму — усмехнулась Виктория, — Ведьма ходит поперек причинно следственной связи, а ты вдоль. Причем здесь курды? При чем здесь затмение?! Главное, чтобы в мозгах не было темно.

Зинаида отпрянула:

— Неужели вы не во что не верите?

А Виктория, сделав вид, что не расслышала, продолжала дидактическим тоном:

— Что теперь дарят мужчинам в такой праздник?

— Э-э… все, девки, умываю руки. Не успеем. Все торгаши и без нас уже за месяц к празднику подготовились. Дело проигрышное, опять одни долги, Якоб вошел в их комнату.

— Но почему долги? Я даю исходные деньги, прибыль делим на троих, по тридцать процентов, десять на развитие. Надеюсь, за быструю операцию нас не притянут к налогам. Давайте же попробуем, рискую я.

— Ничего не продашь. Все ниши забиты.

— Но что дарят мужчинам в такой день? Что больше всего разбирают?

— Портвейн. А в торговле алкоголем своя мафия. Там особое разрешение требуется, опять же марки акцизные… Да и никто нам вклиниться в это дело не разрешит.

— А ещё что?

— Водка… пиво…

— Может быть заряженную воду продавать? — встрепенулась Зинаида. Говорят, если вокруг бутылки с обыкновенной водой руками поводить и в это время думать о чем-то, то сбудется. А почти все кто в этот день гуляет с войны — из Чечни, или ещё с Афганистана… Вот если настроиться на быстрое заживление ран, то…

— Все, девки! Я в ваши игры не играю. Вы давайте сами там разбирайтесь, а я посмотрю. — Пятился задом Якоб.

Виктория устало посмотрела на Зинаиду. — Бизнес не такая уж сложная штука, надо только жестко придерживаться выбранных правил. И логики. Давай, думай! Раньше, я помню, народ по этому поводу собирался в парке культуры имени Горького.

— И сейчас — молодежь, а старики на Поклонной горе.

— Отлично. Если не алкоголь и сигареты — что молодежь, недавно пришедшая из армии, скупит разом?

— Не знаю я.

— Ну… что-то же ещё скупит?

— Бутерброды с сосисками?.. Флажки?.. Шарики?..

— Продукты… Шарики… Нужны им шарики. Скорее презервативы. Сказала Виктория и судорожно начала листать товары и цены.

— Ой, да вы чего? Чтобы я да эту гадость продавала?!

— Не продавать надо, а предложить продавцам и потом развести по ларькам.

— Нет. Не буду я.

— Я же тебе не наркотики предлагаю, милая!

— Но это похуже будет. — Убежденно ответила Зинаида — А если увидит кто из знакомых? — И глаза её и без того большие расширились.

— По-моему ты бредишь. Подумай — долго ли ты вот так безрезультатно просидишь здесь?

— Я не сижу и бездельничаю, я сюда на работу хожу. А то, что никого нет, так в этом не моя вина.

— Послушай, я не понимаю, — Виктория встала со стула и впритык уставилась на Зинаиду, — Зина, очнись! Зачем мы с тобою затеяли все это дело? Деньги зарабатывать или?..

— Вот вам нужны деньги, вы и зарабатывайте. А мне пока зарплаты хватает. — Проворчала машинально Зинаида, по всей видимости, даже не понимая, что говорит.

Изумление таким ответом Виктория поднесла руку к её лбу:

— Вроде температура нормальная… Почему же ты не понимаешь — у тебя нет никакой зарплаты. Те деньги, которые я дала тебе на первое время, чтобы протянуть, скоро кончатся. И не деньги я тебе дала, а шанс приобрести свой бизнес.

— Но не такой же!

— Никто тебя не просит заниматься этим постоянно, но тебе предлагается сделать хоть минимальный изначальный капитал. А как ты думаешь — он делается?

— А что ж вы одна не сделаете?

Виктория глубоко задумалась. Она никак не могла понять, где тот порог понимания происходящего, который не способна переступить Зинаида и почему она, желающая ей добра, не может ей помочь. А ведь было все так просто — ей казалось, — вручи она девочке то, чего она хочет — собственное дело, научи её, не наставлениями, как все, а совместным трудом зарабатывать деньги, дай ей возможность ощутить весомость первой заработанной суммы и все — человек, так сказать, встанет на ноги. И зачем она только ввязалась в это дело?..

Захотелось уйти, оставить и эту Зинаиду, и постоянно полусонного Якоба. Уйти и не видеть их никогда. Она уже было сделала шаг к двери, но мысль о том, что таким образом она распишется в собственном бессилии, глупости, остановила её.

— Так. Ладно. Все будет, как было.

— То есть как?

— Мы также все поделим на троих. Только ты будешь сидеть покуда здесь, на телефоне, это тоже нужно, мало ли чего, а я с Якобом поеду…

"Поедет с тобою Якоб, как же" — обиженно думала вслед уходящей в комнату Якоба Виктории Зинаида.

Она пыталась прислушаться — о чем они там говорили, но говорили они почему-то на этот раз тихо.

На самом деле Виктория попыталась изменить тактику, поняв, что прямо и просто с ними говорить нельзя: — Яш, ну поехали, пожалуйста. — Уже не диктуя, а скорее ноя, подошла к лежащему на диване Якобу.

— Да ну…

— Яш, но у меня машина барахлит. Поехали на твоей! Она больше.

— Я, кажется, пива выпил с утра.

— Хорошо, дай мне ключи от твоей машины.

— Нет. Ключи не дам. Машину бабам не доверяю.

— Яш, но очень нужно.

— Очень? Ну, поехали. Все равно делать нечего. — И он, лениво потянувшись, встал с дивана.

Лишь в машине спросил:

— А зачем поедем-то?

— Так, по одному адресу товар посмотреть. Вдруг выгорит? — ответила Виктория, не намереваясь более тратить времени на обсуждение.

Праздничное настроение покупателей, начавшееся ещё за день до праздника, заставило их покрутиться — на вырученные деньги срочно закупать товар, и снова раскидывать по киоскам. Так вложенные Викторией всего двести долларов, прокрутившись несколько раз, в полусотне киосков оказались тремя тысячами.

Получилось так, что, выйдя из офиса двадцать первого февраля, они оба появились в нем лишь вечером двадцать пятого.

Все эти ночи Якоб спал в квартире у матери. То, что он не ночевал в офисе, не осталось незамеченным Зинаидой, а Виктория постоянно звонила ей, спрашивая, как дела и коротко сообщала: — У нас все идет хорошо. Сиди и жди.

Три дня Зинаида просидела в офисе совершенно одна. Догадки мучили её. В одном не было сомнения, — Якоб и Виктория спелись за её спиной. Она теперь будет третьей лишней.

И когда веселые они вошли в конце третьего дня в офис и, развалившись в креслах, призвали Зинаиду к отчету — Как дела, что происходило, пока их не было?..

Зинаида, взглянув на изнуренное, но все равно сияющее лицо Виктории и поняла, что догадки были её не напрасны. Так и хотела крикнуть: "А… сошлись, снюхались!.." Но сама от себя не ожидая, выкрикнула хвастливо:

— А я деньги заработала! — и, увидев как они переглянулись, подмигнув друг другу, добавила: — пока вы отсутсвовали. — И судорожно нащупав в кармане сто пятьдесят рублей из той суммы, что дала ей ранее Виктория, многозначительно захрустела купюрами. — А что вы думаете — я оказалась неплохой гадалкой.

— Неужели кто-то приходил? — удивился и Якоб, казалось, ещё больше обрадовался, её деньгами. И даже как-то уж очень нетерпеливо покосился на её карман.

— Да. Приходила одна женщина. Я ей всю правду сказала. Она мне сто пятьдесят рублей заплатила. Вот. — И Зинаида положила на стол три пятидесятирублевки.

Виктория взяла их и быстро, словно три карты, раскидав на столе перед каждым из присутствующих по одной, сказала: — Что ж делим их на троих — как договорились. Про развитие пока забудем, а теперь…

Якоб с грохотом выдвинул ящик письменного стола и деловито положил в него полтинник, задвинул ящик и, положив локти на стол, уставился на Зинаиду, улыбаясь.

То, что далее произошло, явно не входило ни в чьи планы. Увидев, как исчезли в письменном столе деньги и, осознав, что она держит в руках всего лишь один полтинник, вместо былых трех, Зинаида не смогла сдержать хлынувших слез.

— Вот ты какой! Жирный! И с машиной еще! И ты у меня, матери одиночки, когда мой ребенок голодает, какой-то паршивый полтинник отбираешь!

— Подожди, подожди, но мы же договаривались?.. Что все, что заработаем, делим на троих, — Виктория положила ей руку на плечо, желая остановить её, но Зинаида вывернулась и отскочила в угол комнаты, глядя то на нее, то на Якоба, словно затравленный зверек. — Сволочи вы, вот кто! Эксплуататоры! И моим трудом!..

Якоб помрачнел и открыл ящик, брезгливо выбросил из него пятьдесят рублей на стол.

— Договорились!.. Как же! Пока я здесь работала… Сами, знаю я, чем вы занимались! — Зинаида подскочила к столу взять деньги.

— Не бери, Зина! — Крикнула Виктория и бросилась между полтинником и Зинаидой, но та уже схватила его сунула в карман своей кофты.

— Как тебе не стыдно! — прошептала Виктория.

— Мне-то не стыдно! Это вам должно быть стыдно! Видно в молодости не нагулялися! — рыдала в голос Зинаида.

— Тогда возьми и эти деньги — указала Виктория на так лежащий перед ней полтинник.

— Да ладно! Пусть на твоей совести будет! — И захлебываясь слезами, выскочила из офиса.

— Якоб. Она не в себе. Ты прости её. Пусть она завтра придет, когда успокоится, мы все-таки дадим ей её долю.

— Что?! — взревел Якоб. — Еще чего! После того, что я услышал! Она, видите ли, мать одиночка, а у меня машина! Я толстый! Так что же я — за все это кормить её должен?! — И остыл тут же, отдуваясь, утирая пот мятым носовым платком — Уф… Ну и дала девка! Ну и дала! А я то, дурак, чуть было сразу деньги на стол не выложил, потом думаю — пусть похвастается… Ничего себе девочка!..

— Нет. Вы оба с ума сошли! Это все надо остановить!

Виктория выскочила во двор в надежде догнать Зинаиду, все объяснить, и вдруг остановилась как вкопанная. Крышка алого гроба свисала из окна первого этажа.

Виктория вспомнила розовый гроб на снегу, в тот день, с которого начались её попытки помочь Зинаиде, и поняла, что цвет сгустился окончательно — Зинаиды ей не вернуть. Окончился отрезок судьбы, отмеченный такими странными знаками, и растянуть его более — невозможно.

Потом она нашла объяснение такой беспардонности жильцов — в подъезде тесно, наверняка у них маленькая комната в коммунальной квартире — крышку от гроба поставить-то некуда… Это тебе не Таиланд, где никто никого не смущает смертью близкого, там даже сообщают о ней с улыбкой, чтобы не расстроить, не обессилить переживанием. А то, что раньше такого не видела и в Москве, то — просто жила в районе с менее беспардонными традициями. Но как не объясняла себе Виктория увиденное в одно мгновение и все сразу встречи с Зинаидой с тех пор не искала.