"Том 15. Сестра милосердная" - читать интересную книгу автора (Чарская Лидия Алексеевна)

Глава 2

— Пятью шесть?

— Тридцать.

— Семью девять?

Надя замялась на мгновенье.

— Семьдесят два! — неудачно подсказал сестре Жура.

— Жура, не тебя спрашиваю, а сестру, — не повышая голоса, произнесла Ира.

— Дрянной мальчишка! Тебя за уши следует выдрать за твои подсказки, — сердито закричала Нетти, сидевшая тут же с модным журналом в руках.

Жура замолк и виновато опустил голову.

— Надя, сколько, по-твоему, будет семь раз девять? — снова обратилась к девочке Ира.

Та молчала.

— Живительная тупица эта Надька, — говорила сердито Нетти, — ничего не знает, самых обыкновенных вещей, простую таблицу умножения и то сколько времени запомнить не может.

— Не пугайте девочку, Нетти, вы видите, она и так растерялась совсем, — тихо по-французки, чтобы не поняли дети — обратилась к золовке Ира.

— Как же, испугаешь ее! — отвечала ей громко по-русски Нетти. — Лентяйка она и упрямица на редкость. Ну, говори же, сколько семью девять будет, не скажешь, за уши отдеру, — накинулась она на Надю.

Девочка готова была расплакаться. Ее маленький брат насторожился, приготовившись защищать сестренку.

— Надя, голубушка, — подойдя к девочке и положив ей руку на плечо, проговорила Ира, — подумай хорошенько над моим вопросом, а главное не волнуйся, никто не тронет тебя пальцем, уверяю тебя.

В ту же минуту Нетти, красная, как пион, с дрожащими губами очутилась перед нею.

— Как вы смеете! Как вы смеете! — зашипела она.

— То есть, что я смею? — не поняла Ира.

— Так говорить со мною… Дискредитировать меня в глазах этих идиотских детей. Раз я говорю, что смею выдрать за уши эту глупую, бестолковую девчонку, то, значит, могу сделать это… А вы отрицаете… Как смеете вы это отрицать?

— Послушайте, Нетти, — снова переходя на французский язык, произнесла Ира, — мы поговорим с вами после урока обо всем этом, а теперь не мешайте мне заниматься с детьми.

— Как? Что? Я мешаю вам заниматься? Да что это за заговоры против меня! Я ведь буду жаловаться на вас… Вы еще только неделю здесь, а уже такое позволяете себе со мною. Я не потерплю этого! Я хозяйка в доме, вы должны уважать меня, — кричала Нетти, нимало не смущаясь присутствием детей.

В первую минуту Ира было растерялась, но, стараясь быть спокойной, она снова обратилась к жене брата:

— Вы напрасно так волнуетесь, Нетти. Я и в мыслях не имела вас обижать. Что же касается неудобства заниматься при создавшихся условиях, — то это совершенно верно. С детьми следует говорить спокойно.

Последние слова не дошли до цели, так как Нетти демонстративно вскочила со стула и, помахивая модным журналом, направилась к двери. На пороге она остановилась и сказала с затаенной угрозой: — Мы еще побеседуем с вами на эту тему, сестрица!

— Слава Богу! Терпеть не могу, когда она торчит на уроках. Только Надю напугала, противная! — горячо вырвалось у Журы, тревожно глядевшего на сестру.

— Господи, и когда только она оставит нас в покое! — вздохнула Надя. — Если бы вы знали, Ирина Аркадьевна, какая мука была, когда она занималась до вашего приезда с нами… Каждую минуту обрывала, кричала, топала ногами, а иногда больно щипала и била нас линейкой по рукам. Еще хорошо, что на ее крики приходил дедушка и отнимал нас у нее. А то бы такая злючка, как тетя Нетти, насмерть могла бы забить нас.

— Перестань говорить глупости, Надя, как можешь ты так отзываться о тетке, которая заботится о тебе с братом, — остановила девочку Ира.

— Нет, нет, вы ошибаетесь, заботится не она, а дедушка и дядя Андрюша, — вступил в разговор Жура, — а она только кричит и дерется или по целым дням платья примеряет и часами перед зеркалом вертится, вот сами увидите когда-нибудь.

— Ты еще слишком молод, чтобы критикировать старших, — осадила расходившегося мальчика Ира, — и перестань осуждать других. Послушай лучше, что Надя скажет, сколько, по ее мнению, будет семью девять, а потом я расскажу вам нечто очень интересное из древней истории России. Ну-ка, Надюша.

— Шестьдесят три? Да?

— Вот и прекрасно. А теперь подвигайтесь ко мне. Я расскажу вам про славную княгиню Ольгу… Вы не слышали о том, как она отомстила варягам за смерть князя Игоря, своего мужа?

— Нет, не слышали! Расскажите, Ирина Аркадьевна, расскажите нам поскорее, — весело в один голос закричали дети.

Ира приказала убрать тетрадки и учебник математики и тогда только приступила к уроку истории, как она называла те захватывающие собеседования с детьми, во время которых она знакомила своих маленьких воспитанников с прошлым Русской земли, с ее выдающимися деятелями и героями. И эти собеседования лучше всяких страшных сказок няни Даши занимали Надю и Журу, заставляя в то же время легко запоминать величайшие события из прошлого нашего государства.

— А… добро пожаловать, Ирочка! Что скажешь, родная?

Большая светлая комната, гостеприимно улыбнулась всеми своими четырьмя окнами Ире.

Андрей Аркадьевич в рабочей блузе, замазанной во многих местах красками, только что усердно работавший кистью за мольбертом, на котором помещалась почти законченная картина, отложил палитру и протянул руку сестре.

— Редкая ты у меня гостья, Ирочка, совсем забыла брата, — с ласковым упреком говорил он.

— Это оттого только, что я боюсь тебе помешать, Андрюша, ты так занят, — оправдывалась девушка.

— Занят-то я занят, это правда, но тебя я рад видеть всегда. И не только из любви к тебе, сестричка, нет, более материальные причины руководят мною в данном случае, — рассмеялся Андрей. — Ты всегда так удачно подмечаешь пробелы в моих картинах, так метко оцениваешь их достоинства, что приносишь мне этим несомненную пользу. И где ты только приобрела это тонкое чутье к искусству, сестра? Удивляюсь, право. Впрочем, у тебя ко всему кажется врожденная способность, Ирочка. Ты вот только неделю живешь у нас, а между тем, нельзя узнать дома! Комнаты подметены, пыль всюду стерта, даже занавески на окнах тщательно подштопаны, и чистая скатерть на столе постоянно ласкает глаз. Спасибо, сестренка. За детей тебя уже и не благодарю. Узнать с твоего приезда не могу Надю и Журу. Бывало, целыми днями бесцельно слоняются по комнатам, мешают всем, пристают с расспросами, а теперь и голосов их не слышно. Золото, а не дети стали, нахвалиться на них не могу. И учатся они гораздо лучше, нежели с Нетти.

— Кстати, ты упомянул о Нетти, Андрюша, не можешь ли ты уговорить Нетти не присутствовать на уроках? У нее своя собственная система, с которой я никак не могу помириться. Нехорошо волновать без толку и запугивать детей.

— А разве Нетти запугивает? Да разве может запугать кого-нибудь этот милый, добрый, беспечный ребенок? Кстати, я на днях хочу порадовать ее. Картина уже куплена Томсоном. Он же купит и другую, которую я готовлю для выставки. Таким образом, я буду иметь возможность побаловать Нетти, устроить тот костюмированный вечер, о котором она так давно мечтает. — Глаза молодого художника сияли особенным, мягким блеском, и лицо озарилось ласковой улыбкой. Потом, помолчав немного, он добавил:

— Ирочка позволь поблагодарить тебя за то, что ты избавляешь мою женушку от неприятной обязанности следить за хозяйством и погружаться в прозу житейскую. Есть натуры, исключительно созданные для того, чтобы одним своим видом радовать глаз окружающих. Точно прелестный тепличный цветок, который несет радость людям тем, что они смотрят на него. И Нетти принадлежит к этой исключительной группе людей. Ради ее обаятельности, ее детской непосредственности и очарования, ей многое можно простить, и ее маленькие капризы и капельные недостатки. Взгляни, таким именно цветком, нарядной бабочкой я и изобразил ее.

Андрей Аркадьевич подвел сестру к одной из картин, с которой, улыбаясь, в костюме неаполитанской рыбачки глядела Нетти.

Ира взглянула на картину и отвела глаза. Бедный Андрюша, как он ослеплен! Как он слепо любит эту вздорную, пустенькую женщину, какие несуществующие качества отыскивает в ней! Какими чарами околдовала его эта волшебница Нетти! — думала не без горечи Ира, скользя взглядом по картинам.

На каждом шагу здесь попадались или капризное личико Нетти, или ее глаза, или гордая улыбка.

И даже в большой картине проданной Андреем Аркадьевичем американцу Томсону, в одном из ангелов, изображенных на картине, Ира узнала Нетти.

Теперь она поняла: ее добрый благородный, но удивительно мягкий и слабохарактерный брат подпал под влияние Нетти, которую он самым чистосердечным образом считал милым, непосредственным ребенком, не видя тех недостатков, которые бросались в глаза каждому при первом же знакомстве с нею.

Не стремясь разочаровать брата и в то же время желая оградить себя от неприятных случайностей, Ира еще раз попросила Андрея Аркадьевича уговорить Нетти не присутствовать на ее уроках с детьми. — А то, воля твоя, Андрюша, придется мне уехать от вас, искать более подходящего места, — шутливо пригрозила она.

— Нет, нет, только не уезжай, — испуганно вскричал молодой художник. — Ведь только с твоим приездом водворился у нас порядок в доме. Ты и за хозяйством присмотришь, и обеды при тебе стали лучше, и князю его мемуары подиктовать успеваешь, а о детях и говорить нечего.

— Тсс! Не хвали меня так громко, Андрюша, не ровен час, сглазишь, — шутливо пригрозила ему пальцем Ира.

Вдруг она насторожилась и стала прислушиваться.

— Сдается мне, что кто-то подслушивает нас, — произнесла она шепотом и, быстро подбежав к двери, широко распахнула ее.

— Ай!

Нетти едва успела отскочить вовремя и избавиться от шишки, которая неминуемо должна была бы водвориться на ее не в меру любопытной головке.

— Вы, кажется, подслушивали, фи, какой ужас! — Ира невольно отступила назад, с нескрываемой брезгливостью глядя в лицо золовке.

Нетти, красная и сконфуженная, стояла перед нею и теребила в смущении широкий пояс своего шелкового пеньюара. Но такое состояние молодой женщины длилось недолго. В следующую минуту она оправилась и осыпала Иру целым градом упреков.

— Я, подслушивала? Я? Да очень мне нужно подслушивать, когда Andre и так говорит мне все, делится со мною каждой малостью. Может быть, у вас была такая манера, Ира, в бытность вашу классной дамой — подслушивать и подглядывать за воспитанницами, а я не имею этого обыкновения. И стыдно вам упрекать меня, лгать на меня, как на мертвую, ставить меня в смешное положение в глазах Andre, о, я не перенесу этого! Не перенесу… Andre, разве ты не видишь, как меня обижают?

— Но, моя детка, Ира… — начал было растерявшийся Басланов.

— Молчи, молчи! Я знаю, что ты будешь на ее стороне!.. Еще бы — ведь Ира умница, золотые ручки, ты и вздохнул только свободно с той минуты, как она здесь… Ты и обедать стал лучше с тех пор, как она наблюдает за столом и прислугой. Да, да, не отпирайся, я сама слышала, как ты сей…

Вдруг Нетти замолкла и еще больше покраснела.

Она только сейчас спохватилась, что выдала себя. Малиновая от стыда, Нетти прибегла к последнему средству — бросилась в кресло и забилась в громких рыданиях, пересыпая их неистовыми воплями.

Скорее с сожалением, нежели с насмешкой смотрела теперь Ира на молодую женщину, симулировавшую нервный припадок.

Андрей Аркадьевич хлопотал около жены, то подавал воду, то подносил к ее носу флакон с нюхательными солями и, растирая ей спиртом виски, утешал ее как ребенка:

— Полно, радость моя, полно, деточка… Ангел мой… да перестань же ты плакать, ради Бога… Посмотри лучше, какие узоры я выбрал для твоего костюма… Здесь будут бабочки… тут цветы… там прекрасная большая птица, огромная ласточка — вестница весны. И все это разрисую на ало-розовым фоне. — Не правда ли прелестно?

— Пре-ле-ест-но! — всхлипывая, пролепетала Нетти, мгновенно приходя в себя и заинтересовываясь рисунками, сделанными для нее мужем на длинных полосах атласа.

— Ну вот, ну вот и прекрасно! Деточка успокаивается, деточке лучше. А теперь я принесу моей крошке валерьяновых капель для полного успокоения! Сию минуту принесу.

Едва только художник вышел из комнаты, слезы Нетти исчезли. Она вскочила с кресла и, с ненавистью глядя в глаза Ире, закричала:

— Ну, уж этого-то я вам никогда не прощу! И отплачу за все, за все!

— Чего не простите? За что хотите мне отомстить? — изумилась Ира.

— Не притворяйтесь, пожалуйста, и не корчите из себя воплощенную невинность. Вы думаете, я не слышала, что вы говорили здесь?

— Конечно, раз вы подслушивали у двери, — тонко улыбнулась Ира.

— Ха-ха-ха, — зло расхохоталась Нетти, — ну да, подслушивала, если хотите, и ничуть не стыжусь. Что ж из этого? В иных случаях даже необходимо прибегать к таким мерам, когда на тебя клевещут близким людям тайные, подпольные враги…

— Подпольные враги? Что вы говорите, Нетти!?

— Говорю то, что думаю, и не считаю себя виноватой перед вами, а что правда глаза колет некоторым особам, разыгрывающим из себя святош, так это — неоспоримая истина.

— Мне остается только уйти, потому что я, кажется, раздражаю вас одним моим присутствием, — спокойно произнесла Ира, направляясь к двери.

— А я все-таки не забуду вам никогда того, что вы пожаловались на меня Andre, и отплачу вам, повторяю, за все ваши козни. Во мне недаром течет итальянская кровь, и предки мои никогда не прощали нанесенных им обид! — гордо произнесла Нетти.

Ира едва удержалась от улыбки. Не чувствуя за собой никакой вины, она не стала оправдываться перед золовкой и, сухо кивнув головой Нетти, вышла из студии.

— Смотри-ка, Ирочка, кого я тебе привел!

Весь запушенный снегом Андрей Аркадьевич стоял на пороге прихожей в то время как Ира с детьми собиралась идти на прогулку.

— Катя! Катя! — обрадовалась Ира и обняла младшую сестренку.

Около двух месяцев не виделись сестры. Им не было времени навещать сестру в пансионе. Ира ушла в заботы по дому, воспитывала Надю и Журу, довольствуясь теми короткими известиями, которые приносил ей о младшей сестре Андрей Аркадьевич, навещавший Катю. Он несколько раз порывался взять к себе в отпуск сестру, но всякий раз Ира его отговаривала:

— Не надо, Андрюша, не надо… Катя, хотя и очень изменилась к лучшему, стала много сдержаннее и серьезнее за последнее время, но она все-таки слишком шаловлива и может беспокоить Констанцию Ивановну и Нетти.

В сущности, Ира опасалась совсем другого. Не шалостей Кати боялась она, а раздора между Нетти и младшей сестренкой, жертвою которого все чаще и чаще являлась теперь сама Ира.

"Нет, уж пусть посидит лучше в пансионе, благо не одна она там, многие девочки остаются на праздники. По крайней мере подальше от греха, — решила Ира, стараясь побороть в себе желание провести день-другой в обществе младшей сестры. — А на лето вместе на Волгу поедем, поселимся в Яблоньках у мамы под крылышком", — утешала она себя.

И вот, вопреки ее решению, Катя была здесь, сияющая, радостная, возбужденная.

При одном взгляде на нее у Иры не хватило духа упрекнуть Андрея Аркадьевича за то, что он привез, не спросив ее совета, младшую сестру.

— На все Рождество!.. На все праздники отпустили!.. Ты подумай, Ирочка, Андрюша без всяких разговоров увез меня до самого Крещения. Вот-то радость! Лидия Павловна даже наставления не успела прочесть, как мне надо держаться в гостях. Живо на извозчика и марш-марш… — трещала Катя. — Наши все тебя просили поцеловать. А особенно Шура, она даже письмо тебе написала ужасными каракульками, да я впопыхах в пансионе его забыла… Ах, Ирочка, если бы ты только знала, какой у нас рев поднялся в отделении, когда Лидия Павловна объявила, что ты совсем оставила место и не вернешься к нам… А Зюнтейка даже на чердак плакать убежала, говорит, там под шум ветра не так слышно будет. Ей чуть за поведение кол не поставили за это. А новая классная дама — ничего себе, добрая, тихая, только разговаривать не любит много… Все сидит и молчит… А Шура-то, Шура как изменилась! Совсем другая стала и с твоей карточкой (у меня ее выпросила)даже ночью не расстается, под подушку к себе кладет… А к Зюнтейке отец-башкирец приехал. Важный, такой седой, в халате и тюбетейке. И всем «ты» говорит и начальнице, и инспектору… И еще новость… Оля Глухова палец себе проколола булавкой… Резали палец-то, нарывать стал, ужас какой! А помнишь Саню Ворг, черненькая такая, у нее бабушка умерла в прошлое воскресенье. На похороны Саню возили…

Точно из рога изобилия, сыпет новости Катя.

— Ах, душки какие! Вот картинки-то! Маленькие человечки, как вас зовут? — внезапно заметив Надю и Журу, спрашивает Катя. — Батюшки, да ведь они двойняшки! — весело кричит она, вызывая этим всеобщий хохот.

— Да неужели же это — Катя? Та самая маленькая Катя, которую я мельком видела спеленутою на руках нашей соседки Юлии Николаевны? — прозвучал певучий голос княгини Констанции Ивановны.

— Ах, Катя! Но как она прелестна! — с обворожительной улыбкой вскричала Нетти и бросилась на шею гостье. — Душка моя! Можно вас поцеловать?

Ира глазам своим не верила. Да неужели это та самая Нетти, которая то и дело язвит ее насмешками, так обласкала ее младшую сестренку.

— Maman, maman, глядите! Кого она напоминает вам? Меня, не правда ли меня, когда я была в ее возрасте, Andre, что ты на это скажешь? А вы, папа? Идите же, идите сюда знакомиться с Катей!

Разумеется, между Нетти и Катей не было никакого сходства. Всегда недовольное лицо Нетти ничуть не походило на жизнерадостное личико Кати, но тем не менее это несуществующее сходство в угоду Нетти все поспешили признать. Потом молодая хозяйка дома схватила за руку Катю и потащила к себе.

— Я вам покажу мой костюм, Катя, собственноручно разрисованный Andre. Он по ночам над ним работал, бедняжка, зато и костюм же вышел — чудо, мечта, а не костюм. Кстати, я и для вас подыщу что-нибудь подходящее из моего гардероба. Да и причешу вас по моде заодно. Теперь таких причесок никто не носит. Я же, как добрая волшебница, превращу вас сейчас в прекрасную принцессу несколькими движениями рук. Да? Хорошо?

Весь этот фейерверк слов, обещаний и тонкой лести оглушил Катю. Нетти увлекала ее к себе, не давая возможности поздороваться со старым князем, спустившимся поприветствовать юную гостью.

Ира старалась удержать младшую сестру.

— Простите, Нетти, но прежде, чем развлекаться нарядами, Катя должна рассказать мне, как она училась вторую четверть года в пансионе, показать свои отметки и написать поздравительное письмо матери к празднику.

— Ах, оставьте, пожалуйста, вашу манеру классной дамы, милая Ира, уверяю вас, она вам не к лицу, — с деланным смехом возразила Нетти.

— А по-моему, Ирина Аркадьевна права, дело раньше всего, а потом уже развлеченья, — вмешался в разговор Юрий Львович.

Нетти уже надула губки.

— Катя, душка моя, неужели вы не хотите пойти со мною?

Что было отвечать Кате? Она никак не могла понять, каким образом Нетти, которая Катю еще два года тому назад терпеть не могла, сейчас относится к ней с таким доброжелательством. И самой Кате Нетти не казалась уже такой неприятной, как прежде. Ее обворожительная улыбка и ласковое выражение лица Нетти покорили девочку.

Однако слова Иры остановили Катю.

— Я сейчас же вернусь к вам, лишь только напишу письмо маме, — торопливо и смущенно объявила Катя.

— Только скорее, скорее! — нетерпеливо командовала вслед уходившей с сестрою и детьми Кате. — А спать вы должны у меня в будуаре… Непременно! Слышите? А то рассержусь. В детской вам негде поставить постель, а у меня вам будет вполне удобно, — довершила она свою любезность по отношению гостьи.

— Знаешь, Ира, я до сих пор не знала Нетти… Помнишь, постоянно бранила ее, а она премилая, оказывается, — говорила по дороге в детскую Катя.

Старшая сестра ничего не ответила младшей. Присутствие детей мешало ей сказать правду. Но в душе Иры было неспокойно. Она всеми силами старалась разгадать тактику Нетти по отношению Кати и никак не могла ее понять. Уже в детской Ира успела отвести Катю в сторону и шепнуть ей:

— Послушай, сестренка, не поддавайся так опрометчиво чужому влиянию. Помни: "не все то золото, что блестит"… Старайся, несмотря на твой юный возраст, узнавать людей, а если тебе самой не справиться с этой задачей, обратись за советом к тем, кто искренно и по-настоящему желает тебе добра.

— Ирочка! Милая! Да что с тобою? Ты как будто встревожена чем-то… Или не рада, что я приехала к тебе? — допытывалась Катя.

— Нет, рада, милая, рада! — Ира нежно обняла сестру, как будто хотела этим оградить Катю от грядущих несчастий.

А через минуту, как ни в чем не бывало, избегая удивленного взгляда сестры, Ира говорила спокойно:

— А теперь, маленькая Катя, садись писать поздравления нашей дорогой старушке.

Сама Ира писала в далекие Яблоньки еженедельно, и каждый месяц посылала матери весь свой заработок, отказывая себе во всем. Хотел по-прежнему помогать матери и Андрей Басланов, но Ира сумела отговорить его, ссылаясь на то, что теперь он отрезанный ломоть и что ему нужно отныне заботиться о своей семье. Но все-таки Андрей Аркадьевич сумел выкроить от суммы, переданной ему американцем Томсоном небольшую часть, и послал эти деньги матери, никому не говоря ни слова.