"Все будет в порядке" - читать интересную книгу автора (Воскобойников Валерий)

глава пятая

Некоторые с кем только ни сидят, пока учатся в школе. А Володя сидел всего с тремя людьми.

Сначала с тихой девочкой Ниной Кошеверовой. Нина приносила в школу кукол и на уроке незаметно играла с ними. Иногда она и Володе давала кого-нибудь поиграть. Потом отец Нины, военный лётчик, переехал в другой город и забрал её с собой.

Тогда к Володе посадили Шурку Абуалиева. А последние месяцы он сидит вместе с Таней Осокиной – той самой, на которую ему было так приятно смотреть в первом классе.

С Шуркой Абуалиевым случались вот какие истории.

Сначала его хотели отправить в школу для умственно отсталых. Потом Володя узнал, что Шурка живёт на той же лестнице, что и Зина. Только у Зины квартира была отдельная, а у него – коммунальная.

Ко времени, когда Володя узнал об этом, Зина с Анатолием давно не встречались, хотя и не ссорились. Просто у неё был свой институт, у него – свой. Анатолий больше не мучился из-за любви, Зина – тоже.

Потом Шурка из обыкновенного идиота превратился в необыкновенного математического гения. И за отдельной партой стал учиться по отдельной программе.

Про Шурку уже с первого класса знали, что когда он отвечает незнакомому учителю, то заикается. А если его в это время ругают, он молчит, и улыбка его кажется наглой.

Сначала этого никто не замечал, потому что у них была постоянная учительница и при ней Шурка не заикался. Говорил так же нормально, как на переменах. Может быть, потому что учительница на них не кричала, а, наоборот, хвалила за любой пустяк. И все очень старались делать эти хорошие пустяки.

Потом постоянная учительница заболела. Несколько уроков её заменяла Синусоида. В первом классе, кроме Шурки, никто и слова такого не слышал – «синусоида». Так прозвали её старшеклассники. Она была немолодая и с пронзительным голосом. Если она появлялась на этаже, об этом узнавали сразу, потому что она обязательно начинала истерично кричать.

Едва войдя в класс вместо заболевшей учительницы, Синусоида и на них стала кричать, оттого что кто-то громко чихнул! И класс сидел притихший, испуганный, потому что их постоянная учительница так никогда не ругалась.

Сразу после этого Синусоида вызвала Шурку. И тот неожиданно стал заикаться. Хотя прежде на уроках читал хорошо и громко. Все подумали, что он притворяется, и начали перемигиваться, пересмеиваться. Синусоида снова прикрикнула на класс, а потом и на него. И тогда он вовсе замолчал, лишь улыбался нахально.

К счастью для Шурки, Синусоида побыла у них несколько уроков, а потом вернулась их учительница, и Шурка снова стал отвечать нормально.

Что у Шурки было в порядке – так это счёт. Он любые примеры решал в уме. Другие пишут, подсчитывают, шепчут, а у него сразу готов ответ. Но записывать решение Шурка не любил, потому что почерк у него был чудовищный. Однажды Шурка сказал Володе, что считать научился в три года, когда их сосед из коммунальной квартиры был в первом классе. Шурке так понравилось считать, что сосед на него все задачи стал сваливать. Шурка задолго до школы не просто умножал и делил, а решал квадратные уравнения – и всё в уме, потому что читать умел едва-едва, а писать и вовсе не получалось. Потом, в первом классе, конечно, и писать научился, но это были жуткие каракули. Постоянная учительница даже за каракули его хвалила, а на математике разрешила писать только ответы. И Шурка писал их много – вместо одной задачи, которую задавала учительница в классе, он придумывал штук десять и сразу их решал.

Когда в пятом классе у них появились разные учителя, никто из них сначала не догадывался о Шуркиных способностях и недостатках.

Странный всё-таки этот министр, который школами ведает! Считать, что ли, его не научили? Почему в школе после третьего класса идёт пятый? Володя сначала думал, что это директор у них не так сосчитал, но потом узнал, что и в других школах то же самое.

Тихая девочка Нина Кошеверова уехала как раз после третьего, и Шурку в пятом классе посадили к Володе прямо первого сентября.

Учительница математики оказалась той самой Синусоидой с пронзительным голосом.

– Почему не пишешь условия задачи? – закричала она уже на первом уроке. – К тебе мои слова не относятся?

А зачем ему было писать, если он эту задачу и так мгновенно решил и ответ обозначил в тетради. Это Володя попробовал объяснить, но Синусоида и на него закричала. А Шурку заставила взять ручку и писать под её унылую диктовку.

На другой день она вызвала Шурку к доске, и опять: не успела выговорить условие задачи, как он сразу написал ответ.

– Двенадцать.

– Чего двенадцать? – с недоумением спросила она.

– Часов. – Это он проговорил, уже слегка заикаясь.

– Ты что же, издеваться надо мной вышел? Я тебя разве просила подсказывать классу ответ? Если сам успел подсмотреть в задачнике, так уж веди себя прилично!

От этого крика Шурка и заикаться перестал. Стоял у доски и улыбался нахально. Эта улыбка особенно её рассердила.

– Прекрати улыбаться! – закричала Синусоида и даже руками затрясла перед его лицом, а он дёргал губами, так что получались какие-то дикие а потом улыбка появлялась вновь.

Синусоида отправила его на место с двойкой.

Раньше Шурка Абуалиев двоек не получал. Ни одной. И был к ним не приучен. Поэтому когда до него дошло, что ему поставили двойку, да ещё по математике, он отчаянно заплакал. И опять разозлил учительницу, потому что отвлекал своим плачем класс от работы.

– Немедленно встань! – скомандовала она. – Теперь сядь! Теперь снова встань! Снова сядь!

Шурка садился и вставал. Учительница надеялась, что отвлечёт от плача. Но Шурка зарыдал ещё громче, и тогда она выгнала его в туалет, чтобы он там умылся холодной водой и со слезами не возвращался. В туалете Шурка и пробыл до конца урока.

Через несколько уроков она уже ненавидела его. А Шурка вовсе перестал разговаривать, только дико ворочал глазами и улыбался.

– Опять улыбаешься, наглец! – кричала она. – Встань, когда разговариваешь с учителем.

И отправляла его в угол или заставляла стоять на своём месте почти весь урок.

Вот тогда Володя и подумал, что, быть может, Шурка и правда слегка идиот.

– Ты что, не можешь удержать свою улыбку?! – внушал он Шурке на перемене. – Или не видишь, её это злит больше всего, так и не улыбайся!

Только что нормально говорящий Шурка уже при одном слове об учительнице начинал заикаться.

– Я н-не ул-лыбаюсь, эт-то с-само, – оправдывался он.

Но Володе верилось в такое с трудом. Ладно, замолкает, когда на него кричат, – Володя и сам иногда замолкал. Но уж с улыбочкой, да ещё нахальной, мог бы справиться, если бы захотел.

Они писали городскую контрольную, и Шурка решил раньше всех. Такие-то примеры он подсчитывал в уме в детском саду. Но Синусоида трясла листком перед его лицом и требовала, чтобы он сознался, откуда списал. Тем более что почти никто в классе эти примеры решить не смог – они были трудными. А Шурка, простоявший в углу на её уроках, сразу сдал контрольную с ответами.

– Откуда списал? – кричала в который раз Синусоида. – Я весь вечер на вас потратила, решая эти примеры!

Но Шурка, уже привычно для всех, молчал и продолжал улыбаться. Тогда она впервые и сказала те страшные слова, на которые сначала никто не обратил внимания. Даже сам Шурка.

– Таким наглецам, как ты, нет места в нормальной школе!

А через месяц она и в самом деле решила сплавить его в школу для умственно отсталых. Если бы ещё она не была их классным руководителем! Получалось, что и на классных часах она на него кричала. А он и на уроках у других учителей перестал отвечать – так же крутил глазами и стоял молча. Учителя один за другим стали ставить ему двойки и писать в дневнике: «На уроках ничего не делает, у доски молчит».

Только учитель природоведения придумал для него свою систему. Отвечал вместо Шурки сам и нарочно путался. Тогда Шурка отрицательно качал головой. Если же учитель говорил правильно, Шурка согласно кивал. Учитель даже пятерку поставил Шурке за тот ответ. Но что значила одна пятёрка среди стройного ряда двоек – случайная удача, она только подчёркивала невозможность для Шурки учиться в нормальной школе.

К Шурке Абуалиеву Володя первый раз попал просто так. Шли вместе из школы, Шурка и предложил:

– Зайдём ко мне? – и показал дом.

– У меня в этом доме знакомая живёт, она школу нашу окончила, – сообщил Володя.

– Знаю, её Зина зовут, я с ней на одной лестнице живу.

И Володя поднялся следом за Шуркой по лестнице.

Но сначала утром, на первой перемене, Володя отдал Шурке свой платок. В конце коридора их класс устроил рыцарскую атаку на соседний. Скакали друг на друге верхом и сбрасывали врагов. Володя был хорошим конём, на него вскочил Шурка – он был хорошим кавалеристом, вдвоём они нескольких врагов сбросили. А потом кто-то лбом попал Шурке по носу, и у того закапала на пол кровь.

Платка у Шурки не оказалось, и Володя отдал ему свой.

Шурка постоял несколько минут в туалете с мокрым краснеющим платком на носу, и к уроку кровь перестала течь.

– Я дома выстираю и завтра принесу, – сказал он на уроке Володе.

– Да ладно, что у меня, платков мало?

– Я обязательно выстираю, – повторил Шурка.

А по дороге из школы он вдруг спросил:

– Скажи, пожалуйста, ты со мной смог бы дружить?

Именно так вежливо и спросил.

У них в четвёртом классе все мальчишки говорили друг с другом грубыми голосами. И когда однажды к Володе подошёл на улице незнакомый школьник и произнёс: «Мальчик, скажи, пожалуйста, сколько времени?» – Володя очень удивился. Обычно говорили примерно так: «Ты! Сколько времени, а?»

А тут: «Скажи, пожалуйста, ты со мной смог бы дружить?»

Так Володе дружбу никто не предлагал.

– Могу, а что?

– Зайдём ко мне, – предложил тогда Шурка и кивнул на дом, в котором жила Зина.

Володя редко бывал в коммунальных квартирах и всякий раз смущался, когда входил. Ему казалось, что незнакомые жильцы смотрят на него с одним и тем же вопросом: «Это ещё кто такой заявился?»

Шуркина квартира начиналась с кухни. Поперёк через кухню висели на верёвке пелёнки, а на газовой плите стояло зелёное эмалированное ведро, в котором что-то громко чавкало. На столе, рядом с другой плитой, толстая старуха, причмокивая губами, резала морковку. Стояли ещё четыре кухонных стола, и над каждым – полки с кастрюлями. Но Володя их не разглядывал. Он только тихо сказал старухе «здравствуйте», старуха не ответила, и он прошёл вслед за Шуркой по длинному тёмному коридору, увешанному разными пальто, куртками. За одной дверью тихо, но монотонно плакал ребёнок, за другой – звякали посудой.

Шуркина комната была в конце, рядом с дверью, где журчала вода.

«А у Зины квартира отдельная», – хотел сказать Володя, пока шёл по коридору, но промолчал.

– У меня отец спит, но ты не бойся, он не проснётся, – предупредил Шурка, пропуская Володю в комнату.

Шуркин отец в линялой майке и застиранных тренировочных штанах спал на сложенном диване поверх покрывала.

– Он в театре работает, рабочим сцены, – негромко и уважительно проговорил Шурка. – Творческая работа. Они раньше часа ночи не заканчивают. И ещё он подрабатывает рядом в булочной – ночная приёмка хлеба. Потому и спит днём.

В комнате стояли громадный старинный шкаф с деревянными узорами, круглый стол посередине и детская деревянная кровать.

– Это Наташкина, – сказал про кровать Шурка. – Моя сестра. Она в детском саду, в младшей группе, и мама там работает нянечкой. Удобно, правда? Ты садись на стул, чего ты стоишь, и куртку давай снимай.

Шуркин отец заворочался, и Володя испугался, что они его разбудили. Но отец только повернулся к стене.

Шурка повесил свою и Володину куртки в коридоре за дверью, потом показал на раскладушку, прислонённую к шкафу.

– Это моя койка. Раскладываю – и под стол. Под столом интересно спать, как будто крыша, и место экономится.

Володя сидел на стуле, не очень понимая, зачем его Шурка позвал и что ему надо делать.

– Полезли на шкаф! – предложил вдруг Шурка. – Я тебе свои сокровища покажу.

– А залезем?

– Да я там все вечера живу. Конечно, залезем. Смотри!

И Шурка поставил на стул табуретку, а потом ловко забрался наверх под потолок. Там он сел, свесив ноги, что-то раздвинул около себя и позвал:

– Залезай с другой стороны. Только проверь табуретку, чтоб крепко стояла.

Через минуту и Володя очутился на шкафу рядом с Шуркой.

– Ты голову пригибай, а то затылок мелом покрасишь, – посоветовал Шурка и стал показывать свои сокровища.

Для начала он достал две шоколадные конфеты в голубой и розовой фольге, одной угостил Володю, другую съел сам.

– Мне вчера дала соседка. Я холодильник ей помог переставить. Спрятал их для праздничного часа, а сегодня и пригодились.

Картонная обувная коробка была забита баночками из-под детского питания. В них было что-то разноцветное.

– Это коллекция песков Петербурга и области, – показал горделиво Шурка. – Смотри, из-под одного Саблино сколько: красный, синий, зелёный. Там на реке Тосно отложения. Белый – тоже оттуда. Жёлтый из-под Зеленогорска, в лагере набрал. Другой, светлее, – тоже с Карельского. А этот – в Мартышкино. У нас, если захочешь, можно разные пески разыскать. Красивые, правда?

На кухонной доске в другой коробке стояла целая деревня, сделанная из спичек.

– Это я в первом классе клеил, почти весь год.

Там были два бревенчатых дома, как настоящие – с окнами, крыльцом, дверьми; между домами – ветряная мельница, тоже как настоящая. С другой стороны – колодец и сбоку – церковь. Вместо травы Шурка приклеил зелёный песок, а дорожки были засыпаны красным.

Деревню Шурка дал подержать, чтобы лучше рассматривать.

– Только осторожно, а то крыши полетят, надо снова подклеить.

Рядом с картонными коробками стопкой лежали книги. Многие были в одинаковых переплётах.

– На помойке нашёл. Математические книги, – объяснил Шурка. – Жаль, редко выбрасывают. Я их переплетаю сам. Набор «Юный переплётчик» купил и переплетаю.

Володя взял одну из книг. В ней были непонятные чертежи. «Стереометрия» – прочитал он название. Другая называлась «Начертательная геометрия». Третья – «Теория множеств». Математических книг было на шкафу штук двадцать.

– Я их всё время читаю. А вот это, – Шурка показал несколько общих тетрадей в затрёпанных переплётах, – главное моё сокровище. Я сюда математические мысли записываю.

Тетради были изрисованы непонятными каракулями.

– Ты здесь не поймёшь. В них никто, кроме меня, не разберётся.

– Так это ты в прошлом году Зине по математике помогал? – сообразил Володя. – Честно? Ты?

– Ну я, – смутился Шурка. – Там и помогать было нечего. Она слегка запуталась, я и объяснил… по стереометрии. Она со сломанной ногой сидела, а у неё аттестат зрелости… – оправдывался Шурка.

Но Володе в такое трудно было поверить. Одно дело, с ней занимался студент Анатолий, а другое – третьеклассник.

– Да я ей всего чуть-чуть объяснил, несколько чертежей, она и так способная, – снова стал оправдываться Шурка. – А у тебя дома есть своё место?

«Своего места» у Володи дома было много, но признаваться ему в этом не хотелось. И он только кивнул.

Они спускались так: сначала Володя. Потом он переставил стул с табуреткой к Шурке, и спустился тот.

– Подожди, я тебе сейчас платок верну, – и Шурка открыл дверцу могучего шкафа.

– Да ладно, зачем!

– Надо, а то с твоего кровь может не отстираться. – Он стал рыться в шкафу, и как Володя ни отказывался, вытащил-таки новый носовой платок в прозрачном запечатанном пакетике. – На день рождения подарили, а я – тебе. Давай на дружбу обменяемся.

Тут уж Володе пришлось согласиться.

Когда Шурка провожал его через кухню на лестницу, в зелёном ведре по-прежнему что-то кипело, чмокало.