"Вопрос — ответ" - читать интересную книгу автора (Сваруп Викас)

ДВЕСТИ ТЫСЯЧ РУПИЙ: УБИЙСТВО В ЗАПАДНОМ ЭКСПРЕССЕ

Вокзал Нью-Дели Пахаргандж. Потоки людей с неумолчным гулом движутся в разные стороны. Серые платформы облиты белым светом. Поезда фыркают дымом, гудят и пыхтят, словно разгоряченные быки.

Если бы вам довелось искать меня в этой неугомонной толпе, скажите, куда бы вы заглянули? Наверное, прошлись бы среди беспризорных мальчишек, дюжинами разлегшихся на гладком бетоне для сна и отдыха. Возможно, вы обратили бы внимание на подростка-торговца, продающего пластиковые бутылки с яркими наклейками: «Чистая минеральная вода из Гималаев», наполненные из-под крана в ближайшем привокзальном туалете. Кто-то вообразил бы меня одним из уборщиков, одетых в грязные рубашки и драные штаны, шаркающих длинными метлами по платформе: р-раз! — и мусор летит с тротуара на железные пути.

Или вы пригляделись бы к несметной армии носильщиков, что суетятся среди путешественников, таская на головах тяжелые саквояжи.

Ну же, подумайте еще. Ибо я — не торговец, не носильщик в красной униформе, не даже метельщик. Сегодня перед вами полноценный пассажир спального вагона, никак не меньше, заблаговременно купивший билет. На мне ослепительно белая рубашка из чистого хлопка и американские джинсы — да-да, настоящие американские джинсы с Тибетского рынка. И я уверенным шагом иду к пятой платформе, где дожидается «Пасчим экспресс» до Мумбаи. Рядом устало бредет носильщик. Это я его нанял. И светло-коричневый чемодан у него на голове тоже мой. Внутри немного одежды, старые безделушки, стопка журналов «Австралиан джиогрэфик» и электронная игра для Салима. Денег там нет. Ни за что не доверю самый ценный груз в моей жизни — зарплату из дома Тейлоров — какой-то сумке. Достаточно я наслушался историй о коварных попутчиках, которые накачивают вас наркотой, а сами бесследно исчезают вместе с вашим багажом. Так что манильский конверт[70] полный хрустящих тысячных бумажек — их ровно пятьдесят — постоянно при мне и спрятан в надежном месте. Под нижним бельем. Там его никто не увидит. Оставшиеся деньги ушли на подготовку к поездке — ну то есть на билет, одежду и подарок другу. Еще надо заплатить носильщику, а также перекусить по дороге. В нагрудном кармане достаточно мелких купюр. Главное — чтобы хватило нанять авторикшу от вокзала Бандры до Гхаткопара, где расположен чоул Салима. Вот он разинет рот, когда я прикачу на трех колесах вместо пригородного поезда! Да ладно, лишь бы не умер от счастья, увидев электронную игру.

Пятая платформа запружена народом сильнее, чем Супербазар. Торговцев — не протолкнуться. Пассажиры выискивают свои имена в списке заранее заказанных мест, волнуясь, точно студенты перед таблицей результатов экзамена. Оказывается, в железнодорожном управлении решили сделать из меня «мистера Т. М. Рама», но я все равно счастлив. Нижняя полка номер три, седьмое купе, превосходно!

Как выясняется, это почти в хвосте длинного поезда. С достоинством усаживаюсь на свое место — оно перед самой дверью, аккуратно пристраиваю чемодан под ногами, протягиваю носильщику двадцать рупий. Тот принимается спорить: дескать, идти пришлось далеко, весь потом облился, и я добавляю еще две бумажки. Наконец парень уходит, и можно спокойно оглядеться.

В купе всего шесть полок: одна прямо надо мной, две впереди, две сбоку. Напротив сидит семья: родители с двумя детьми. Сын — примерно мой ровесник, а дочка чуть постарше. Отец — мужчина средних лет, бизнесмен марвари,[71] одетый в фирменный черный жилет и такую же кепку. Брови у него густые, усы будто нарисованы карандашом, лицо суровое. Супруга в том же возрасте и тоже неприветлива с виду. Так и буравит меня подозрительным взглядом. На ней зеленое сари и желтая блузка. Высокий неуклюжий мальчишка выглядит более дружелюбно. Однако все мое внимание, словно магнитом, приковано к девушке у окна — стройной, светленькой, в нежно-голубом салвар камеез и чуни,[72] прикрывающем грудь. Выразительные глаза подчеркнуты сурьмой. Безупречная кожа, нежные губы… Словом, я давно не видел никого красивее. На нее стоит обернуться. И не раз. Чувствую, что готов утонуть в этих пленительных очах.

Тут меня отвлекает громкий плач младенца. На соседней полке расположилась мать с двухмесячным малышом на коленях — печальная женщина в помятом сари красного цвета. Судя по всему, она путешествует в одиночестве. Мать пытается угомонить ребенка при помощи пустышки, но сын заливается еще пуще. Наконец она расстегивает блузку и начинает кормить младенца. Мальчик довольно причмокивает губами, а женщина укачивает его, тихонько напевая. С моего места хорошо видна ее пухлая смуглая грудь, и у меня пересыхает во рту. Поймав на себе пристальный взгляд бизнесмена, я торопливо отворачиваюсь к окошку.

Дверь открывается, и нам предлагают чаю. Я единственный, кто с радостью откликается. Торговец вручает мне глиняный сосуд, в котором плещется тепловатая жидкость со смутным привкусом грязи. Следом появляется газетчик. Серьезный мужчина приобретает «Таймс оф Индия», мальчишка берет комикс «Арчи», а я покупаю — все равно уж мелочь кончается — последний выпуск «Старбест».

Поезд издает прощальный свисток и трогается в путь на девяносто минут позже, чем указано в расписании. Вокзальный циферблат четко показывает восемнадцать тридцать, но я гляжу на собственные часы. Трясу рукой, стараясь привлечь внимание попутчиков, особенно девушки. Неужели никто не заметит? У меня же новехонькие, с иголочки, японские «Касио»! Не поскупился, отвалил за цифровую безделицу аж двести рупий на Палика-базар.

Бизнесмен марвари целиком погружается в газету, его сынишка увлеченно листает комикс, а супруга принимается готовить семейный ужин. Женщина помоложе засыпает, так и не отняв малыша от груди. А я притворяюсь, будто зачитался журналом. Номер открыт посередине, там, где напечатано фото новой секс-звезды Пунам Синхи в облегающем бикини, но что мне задело до ее жизни? Гораздо интереснее украдкой поглядывать на юную попутчицу, которая рассеянно любуется городскими пейзажами, пролетающими за окном. Правда, сама девушка не удостаивает меня даже взглядом.

В восемь часов приходит контролер и просит предъявить билеты. Я с гордостью протягиваю свой, однако проверяющий даже не читает, что там написано. Просто прокалывает и возвращает обратно. Как только он уходит, взрослая женщина открывает картонные коробки. В них целая куча еды. Сморщенные пури,[73] красные маринованные огурчики, десерт… Купе наполняется восхитительным ароматом домашних гулаб джамун[74] и барфи.[75] У меня текут слюнки, но почему-то буфетчик не спешит принять у нас заказы. Наверное, следовало подкрепиться перед отъездом.

Семья бизнесмена ужинает с огромным воодушевлением, Отец поглощает пури один за другим. Мать уминает золотисто-желтую картошку, закусывая сочными огурчиками. Сын расправляется с мягкими гулаб джамун и даже высасывает сахарный сироп. И только его сестра кушает совсем чуть-чуть. Я молча облизываю губы. Как ни странно, мальчик вдруг предлагает мне парочку пури. Отвечаю вежливым отказом. Говорят, грабители часто прикидываются путешественниками, подсовывают соседям еду с дурманящим наркотиком, после чего исчезают со всеми деньгами. Не вижу причин, почему бы парню, читающему комиксы, не оказаться заодно и преступником. Хотя из рук той девушки я бы, пожалуй… да нет, наверняка бы взял угощение!

Покончив с ужином, брат и сестра достают настольную игру под названием «Монополия». Они бросают кости, потом передвигают фишки по четырехугольному полю. У каждого в руках по пачке ярко раскрашенных билетиков, что-то вроде игрушечной валюты. Это совсем не похоже на «Скраббл», в который любили резаться Рой и Мэгги. Родители беседуют между собой, отсев чуть поодаль. Они обсуждают последние мыльные оперы, толкуют о покупке какой-то собственности, а также об отпуске в Гоа.

Я нежно похлопываю то место, где в толстом конверте за резинкой трусов похрустывают пятьдесят тысяч рупий. Невероятная сила всех этих денег исподволь проникает в мой живот, кишки, печень, сердце и мозг. Мучительный голод чудесным образом тает без следа.

Наблюдая за типичной семьей среднего достатка, я больше не ощущаю себя чужаком. Нет, я уже не соглядатай, подсматривающий за таинственными радостями незнакомого мира, но равный среди равных. Отныне мы говорим на одном языке. Теперь я тоже стану смотреть мыльные оперы, играть в «Нинтендо» и заходить в «Кидз-март» по субботам.

Путешествие по железной дороге — всегда приключение. Непременно что-нибудь да изменится, и вы не сойдете с поезда точно таким же, каким садились. В пути вы можете обзавестись новыми приятелями, а то и встретить прежних врагов; можете подцепить диарею, полакомившись несвежими самосами, или холеру, напившись грязной воды. А еще, позвольте начистоту, вы можете найти нежданную любовь. И вот сижу я на третьей полке в седьмом купе поезда номер двадцать девять-двадцать шесть-А, в трусах шелестят пятьдесят тысяч рупий, а голова идет кругом, и сердце сжимается от предчувствия: что, если?.. Что, если в самом деле влюбиться в эту очаровательницу в голубом салвар камеез? Я не имею в виду безответное, неравное влечение, которое люди порой испытывают к артистам и прочим знаменитостям. Нет, речь о настоящей, живой, доступной любви. Не той, из-за которой подушка мокнет от слез, а той, что приводит к свадьбе и детям. И семейному отпуску в Гоа.

Полсотни тысяч не так уж много, если вдуматься, однако для меня каждая рупия превратилась в яркую цветную мечту, и все они вспыхивали одна за другой на воображаемом широком экране, искрясь красками, мало-помалу превращаясь в пятьдесят миллионов. И я задержал дыхание, страстно желая, чтобы счастливая минута никогда не кончалась, ибо всем известно, как недолговечны грезы наяву.

Спустя какое-то время брат и сестра устают от игры. Мальчишка подсаживается ко мне. Завязывается интересная беседа. Я узнаю, что парня зовут Акшай, а девушку — Меенакши. Живут они в Дели, а в Мумбаи отправились на свадьбу к дяде. Попутчик с упоением расхваливает свою любимую игровую приставку второго поколения и все, на что она способна. Потом расспрашивает меня о звездах музыкального канала и тонкостях лазанья в Интернете, упоминая при этом разные порносайты. Я же рассказываю ему, что умею говорить по-английски, читаю «Австралиан джиогрэфик» и обожаю «Скраббл». Что у меня семь подружек, трое из которых — иностранки, а дома стоит компьютер «Пентиум-пять» и новенькая приставка третьего поколения. Что в Интернете я шарю днем и ночью. Что еду в Мумбаи к лучшему другу Салиму и собираюсь нанять такси от вокзала в Бандре до Гхаткопара.

В шестнадцать лет человека труднее обвести вокруг пальца, чем в шестьдесят. Этого я не учел. Акшай моментально раскусывает обман.

— Ха! Да ты ни капли не смыслишь в компьютерах. Приставку третьего поколения даже еще не выпустили. Враль несчастный! — дразнится он.

Мое терпение лопается.

— Ах так? Значит, я все выдумал, да? Тогда позвольте сказать, мистер Акшай, что прямо здесь и сейчас у меня в кармане лежат пятьдесят тысяч рупий. А ты хоть когда-нибудь видел такую кучу денег?

Мальчишка снова не верит. Требует показать. И так хочется утереть ему нос, что я уступаю соблазну. Отвернувшись, запускаю руку за пояс и вытаскиваю конверт из манильского картона, он чуть влажный и пахнет уриной. Тайком достаю оттуда стопку хрустящих тысячных купюр и торжествующе машу ими перед носом соседа. Затем кладу деньги обратно, убираю конверт на место.

Видели бы вы глаза Акшая! Они чуть на лоб не вылезли. О такой победе можно вспоминать до конца своих дней. Впервые в жизни я смог предъявить кому-то не просто мечту, а то, что можно подержать в руках. И еще впервые в жизни на меня посмотрели с уважением. Это был очень ценный урок. Грезы не имеют силы, разве что в вашей собственной голове. А вот богатство помогает влиять на чужие умы. И снова запрятанные в штанах полсотни тысяч рупий на миг превращаются для меня в пятьдесят миллионов.


Десять вечера. Соседи понемногу собираются на боковую. Жена бизнесмена достает из зеленого портпледа белье и готовит места для всей семьи. Слева, не заботясь о простынях и подушках, спит молодая женщина с малышом. Акшай занимает полку над ними. Отец Меенакши уже храпит над моей головой, девушке достается верхняя полка напротив, а ее матери — нижняя. Постельного белья у меня нет, и в сон пока что не клонит. Сижу у окна, холодный ветер обдувает лицо, поезд мчится сквозь ночную тьму.

Мать семейства поворачивается к стене и кутается в простыню. А я, вытянув шею, стараюсь разглядеть юную попутчицу, но вижу только правую руку и золотой браслет. Вдруг девушка садится на полке и наклоняется в мою сторону, чтобы сбросить туфли. Чунни соскальзывает с плеч, и в треугольном вырезе голубого камеез отчетливо показывается верхняя часть груди. Меня пробирает сладкая дрожь. Кажется, Меенакши замечает мой взгляд, потому что быстро запахивается и укоризненно качает головой.

Вскоре стук колес убаюкивает и меня. В новых зажиточных снах я покупаю миллион различных вещей, включая красный «феррари» и красавицу невесту в голубом камеез. И все это за пятьдесят тысяч рупий.


Что-то упирается в живот, и я просыпаюсь. Открываю глаза: смуглый мужчина с густыми черными усами тычет мне в бок толстой палкой. Но это еще полбеды. В правой руке у него револьвер, и тот направлен прямо на меня.

— Это налет, — сообщает незнакомец будничным тоном, как если бы говорил: «Сегодня среда».

На мужчине белая рубашка с черными брюками. Длинные волосы рассыпаны по плечам. Он очень молод и похож на уличного повесу или студента из колледжа. С другой стороны, я еще никогда не видел грабителей, разве что в кино. Может, они все такие.

— Медленно слезайте со своих полок, — приказывает незнакомец. — Если не станете корчить из себя героев, никто не пострадает. Сбежать не пытайтесь: у той двери ждет мой напарник. Будете нам помогать — минут через десять расстанемся по-хорошему.

Соседи по купе, столь же грубо разбуженные при помощи палки, неохотно покидают свои места. И вот мы сидим внизу, растерянные и точно полупьяные. Если вас растолкали посреди ночи, голова не торопится ясно работать.

В общем, расселись мы на нижних полках. Акшай и его отец, — рядом со мной, Меенакши с матерью и женщина с ребенком — напротив. Проснувшись, малыш принимается хныкать. Молодая путешественница унимает его, но тот заливается еще пуще.

— Да покорми ты его! — рявкает налетчик.

В смятении женщина задирает блузку, выставив напоказ обе груди сразу. Грабитель ухмыляется, делает вид, будто хочет ухватить ее сосок. Несчастная визжит и в страхе прикрывается. Мужчина довольно гогочет. На этот раз я ни капли не впечатлен тем, что увидел. Оказывается, направленное в голову дуло волнует еще сильнее, чем чья-то обнаженная грудь.


Завладев нераздельным вниманием пассажиров, злодей берется за дело. Не выпуская из правой руки револьвера, левой он поднимает коричневый джутовый мешок.

— Значит, так, все ценное складываем сюда. Мужчины отдают бумажники, а также наличные из карманов. Дамы освобождаются от сумочек, золотых цепочек и браслетов. Кто не подчинится — получит пулю в лоб.

Молодая женщина и Меенакши дружно вскрикивают от испуга. Из дальнего конца вагона доносятся похожие вопли: судя по всему, там орудует пресловутый напарник.

Грабитель обходит нас, держа наготове раскрытый мешок. Первая на очереди — мама с младенцем. Дрожащими руками она расстегивает кожаную сумочку и роняет ее на самое дно, оставив себе лишь пустышку и бутылочку с молоком. Малыш, которого на минуту перестали кормить, снова заходится плачем. Меенакши с ошарашенным видом снимает браслет и хочет бросить его за кожаной сумочкой, когда налетчик перехватывает ее запястье.

— Ты стоишь дороже украшений, куколка, — скалится он.

Девушка отчаянно вырывается, словно хочет стряхнуть гадюку. Грабитель кидает мешок и ловит непокорную за ворот рубашки. Меенакши отшатывается. Трещит от натуги ткань. Рубашка рвется пополам, и мы видим девушкин лифчик. Все цепенеют от ужаса. Отец несчастной не может больше терпеть.

— Мерзавец! — рычит он и бросается на злодея.

Но тот проворен, словно пантера: отпустив жертву, в ту же секунду обрушивает на голову бизнесмена тяжелую рукоять револьвера. Теперь на лбу защитника зияет глубокая рана, из которой сочится кровь. Мать Акшая вновь поднимает визг.

— Молчать, — цедит налетчик. — А не то всех пристрелю.

Это отрезвляет, и мы затихаем, как мышки. Чувствую, в горле растет ком холодного страха. Руки леденеют. Рядом натужно дышат попутчики. Меенакши тоненько всхлипывает. Ее мать отдает браслеты и сумочку. Хмурый отец расстается с бумажником, трясущимися пальцами отстегивает часы.

— Комиксы тоже класть? — невпопад интересуется Акшай.

Мужчина приходит в бешенство.

— Шутить со мной вздумал? — шипит он и бьет мальчишку по лицу.

Вскрикнув, бедняга закрывает багровое пятно ладонью. Меня вдруг разбирает смех. Похоже на комический эпизод в начале фильма ужасов.

— Чего скалишься? — рявкает грабитель. — Давай, что там у тебя?

Выкладываю из карманов оставшуюся мелочь и бумажки — все, кроме счастливой монетки. Начинаю снимать японские «Касио», но смуглый налетчик презрительно морщится:

— Фальшивка. Себе оставь.

Явно довольный добычей, он уже движется к выходу, когда раздается голос Акшая:

— Постойте, вы кое-что забыли!

То, что произошло дальше, вспоминается мне, будто в замедленной съемке. Длинноволосый мужчина оборачивается, и брат Меенакши тычет в мою сторону пальцем:

— У этого парня с собой пятьдесят тысяч рупий!

Кажется, от его шепота сотрясается поезд. Бандит злобно щурится:

— Опять шутишь?

— Н-нет, честное слово.

Грабитель заглядывает под мою полку:

— В чемодане, что ли?

— Не угадали, — самодовольно улыбается попутчик. — В конверте, в трусах.

— Ага-а! — радостно выдыхает злодей.

Меня трясет — не знаю, от ужаса или от гнева. Смуглый налетчик приближается:

— Отдашь без писка, или раздевать тебя перед всем честным народом?

— Нет! Это мои деньги! — кричу и невольно прикрываюсь, точно футболист в ожидании пенальти. — Я их заработал! Не дождетесь! Я даже не знаю, как вас зовут!

Мужчина грубо смеется:

— Представь себе: мы только и делаем, что забираем добро у совершенно незнакомых людей. Ну так как, сам расстанешься с конвертом, или тебе помочь?

Черное дуло револьвера пляшет перед моим лицом. Что поделаешь? Даже храбрейшие воины смиряются перед силой оружия. Медленно запускаю пальцы за пояс, вытаскиваю на свет заветный конверт — липкий от пота, пропахший унижением. Бандит вырывает его из рук и, ловко пересчитав хрустящие купюры, изумленно присвистывает:

— Откуда такое богатство? Стибрил, наверное, где-нибудь. Ну, да мне плевать. — Он опускает мои деньги в мешок. — А теперь сидите тише воды, ниже травы, пока не подошел напарник.

Мне остается лишь тупо глядеть, как пятьдесят миллионов грез исчезают под покровом коричневого джута вслед за бумажниками и золотыми браслетами.

Грабитель перемещается в другое купе, однако никто из нас не осмеливается нажать на стоп-кран. Чинно сидим, будто к местам приклеенные, как на похоронах. Минут через десять мужчина возвращается с перевязанным мешком за плечами — полным до самого верха и с виду довольно увесистым.

— Вот и славно, — говорит злодей, поигрывая револьвером.

Смотрит на меня и ухмыляется до ушей. Точь-в-точь хулиган, отобравший у ребенка игрушку. Потом переводит взгляд на Меенакши. Девушка запахнула чунни, однако лифчик ярко белеет сквозь рваную ткань. Бандит причмокивает губами.

— Готов? — кричит напарник. — У меня все!

— Готов! — отзывается наш налетчик. Внезапно поезд начинает замедлять ход.

— Быстрее! — орет второй грабитель и спрыгивает на ходу.

— Сейчас! Держи добычу!

Смуглый мужчина с размаху швыряет в кромешную ночь тяжелый мешок (и с ним пятьдесят миллионов грез), хочет отправиться следом… Но вдруг возвращается.

— Поцелуемся на прощание? — обращается он к Меенакши, размахивая револьвером.

Девушка в ужасе закрывает лицо.

— Ах, ты не хочешь? Тогда снимай чунни. Дай поглазеть на груди. — Бандит целится в упор обеими руками и злобно рычит: — Последний раз говорю! А ну раздевайся, или башку снесу! Мне терять нечего!

Бизнесмен от позора зажмуривается. Его жена теряет сознание.

Подвывая и всхлипывая, красавица начинает разворачивать полупрозрачные складки. Под ними белеет пара чашечек и тонкие полоски ткани.

Но я уже ничего не вижу. Перед моим внутренним взором стоит высокая женщина с развевающимися на ветру иссиня-черными локонами, белоснежное сари которой трепещет и полощется, как легкий бумажный змей. У нее на руках младенец. Из темноты выходит усатый мужчина с длинными волосами, в угольных брюках и молочного цвета рубашке. Он ухмыляется и машет револьвером.

— Скидывай сари! — Окрик злодея похож на собачий лай.

Женщина принимается плакать. Вокруг полыхают молнии. Взметается дорожная пыль. Буря поднимает и кружит сухие листья. Внезапно младенец прыгает с материнских колен и, кинувшись на обидчика, впивается ему ногтями в лицо. Завыв от боли, мужчина отталкивает малыша прочь, но тот бросается снова. Злодей и ребенок катаются по земле, а где-то на заднем плане не умолкают рыдания бедной женщины. Усатый направляет револьвер на мальчика, однако сегодня небеса ниспослали младенцу сверхчеловеческие силы. Пальчики крохи упираются в черный ствол и резко отводят его в сторону. Мужчина и малыш катаются вправо и влево, намертво вцепившись друг в друга. Временами то один, то другой уже готов одержать верх — и вновь теряет преимущество. Вот смуглокожий брюнет освобождает руку с оружием и целится в грудь младенца. Смыкает пальцы на спусковом крючке. Еще секунда — и грянет выстрел, но тут ребенок чудом отворачивает от себя грозное дуло и наводит его прямо на сердце злодея. Звучит оглушительный взрыв, мужчину отбрасывает назад. На белой рубашке багровеет пятно.

— Господи!

Голос Акшая звучит, словно эхо в пещере. Налетчик лежит на полу, в нескольких дюймах от двери. У меня в руке револьвер, из дула которого тянется тонкая струйка дыма. Слышно, как поезд опять набирает скорость.

До меня еще не дошло, что случилось. Когда пробуждаешься посреди сна, голова не торопится ясно работать.

Впрочем, если у вас в руке дымится оружие, а на полу лежит мертвый мужчина, тут и понимать особенно нечего. Рубашка бандита насквозь промокла, пятно темнеет и расплывается на глазах. Это вам не кино: там пуля всегда оставляет аккуратную дырку, с которой тело и отвозят на «скорой помощи». На самом деле все по-другому. Поначалу кровь даже и не идет, а еле-еле сочится. Темная отметина не больше отпечатка пальца медленно вырастает до размеров монеты, потом до чайного блюдца, достигает величины обеденной тарелки и продолжает, продолжает расползаться, пока не превращается в бурный поток. Испуганно хватаю ртом воздух: еще немного — и алая река захлестнет купе! Но тут отец Акшая сильно трясет меня за плечи:

— Парень, очнись, тебе говорю! — И краснота отступает.

Сижу на нижней полке. Вокруг собрались люди. Кажется, весь вагон сбежался посмотреть, что происходит. Мужчины, женщины, дети с любопытством вытягивают шеи. Что же они видят? Мертвого налетчика, чье имя никому не известно; бизнесмена с глубокой раной на лбу; бледную перепуганную мать, из чьей груди до капли высосал молоко изголодавшийся младенец; мальчишку, который уже никогда не будет читать в поездах детских комиксов; его сестру, которой до скончания дней будут сниться кошмары. И уличного подростка, разбогатевшего на короткое время и навсегда потерявшего счастливую способность видеть сны зажиточных людей.

Внезапно свет желтой лампы режет глаза. Я часто моргаю, рассеянно кручу револьвер. Компактный серебристый корпус, черная рукоять. Гравировка с буквами «кольт» и скачущими конями — один перед словом, другой в конце. Вяло переворачиваю оружие. «Легковес», — написано на дуле. Надо же, а как оттягивает руку. Вот еще, что-то неразборчивое… «Конн. США, ДР 24691».

Меенакши украдкой поглядывает на меня. Примерно так же, как Салим смотрит на киногероев. Ясно, что в этот самый миг она влюблена по уши. Реши я сделать ей предложение, она согласится. Отдаст свое сердце, будет с радостью рожать мне детей. Даже и без пятидесяти тысяч. Но все переменилось, и я не отвечаю на этот манящий взгляд. Ладонь холодит револьвер, а прямо передо мной лицо убитого грабителя, имя которого никто уже не узнает.

Он мог бы найти себе тысячу разных смертей. К примеру, словить горячую пулю во время стычки с полицейскими на переполненном рынке. Получить нож в спину от соперника по ремеслу, попивая чай в придорожном кафе. Скончаться на больничной койке от рака, СПИДа или холеры. Но нет, это его не устроило. Мужчина погиб от пули, которую выпустил я. А мне даже неизвестно, как его звали.

Поездки по железной дороге несут человеку массу возможностей. Однако дыра под сердцем придает им некую завершенность, ибо куда же стремиться покойнику? Разве что на погребальный костер. Да и то — в пути не предложат ни чаю, ни свежих газет; билетов даже не проверят. Зато у нас впереди самые разные встречи — не только с торговцами прессой и контролерами, но и с полицией. Как-то она со мной обойдется? Примет как героя, вступившегося за честь беззащитной девушки и заодно избавившего мир от знаменитого злодея? Или как бездушного убийцу, который умертвил человека, даже не узнав его имени? Трудно предположить. Скажу одно: я вовсе не собираюсь играть с огнем, проверяя свои догадки. И вдруг, словно гром среди ясного неба, в голове звучат наставления полковника Тейлора: «СЗХС. След запутал — хвост стряхнул». Теперь я точно знаю, что делать.

Скоро вокзал. Можно не сомневаться, меня наверняка поджидает армия полицейских. Не бросая револьвера, прыгаю из дверей на ходу и мчусь через пути, чтобы вскочить в уходящий поезд. В купе решаю не проходить, остаюсь в тамбуре. Когда под колесами оказывается мост, я с размаху швыряю оружие в темную реку. Вот и новая станция. Опять выпрыгиваю, догоняю какой-то вагон… И так всю ночь — от вокзала к вокзалу, с одного поезда на другой.

Города мелькают мимо, словно в тумане. Даже не знаю, в какую сторону меня несет: на север ли, на юг, на восток или запад. Я не читаю табличек на вагонах. Просто пересаживаюсь, и все. Главное теперь — не возвращаться в Мумбаи. Акшай мог разболтать констеблям о Салиме, а значит, в Гхаткопаре ждет засада. Вдобавок мне лучше не сходить на грязной безлюдной станции — зачем привлекать внимание? Надо бы выбрать вокзал, полный яркого света, шума и суеты.

В девять часов утра мой поезд на всех парах подходит к платформе, битком набитой людьми. Пора! И я покидаю вагон — парень в рубашке из чистого хлопка (разодранной и без трех пуговиц), американских джинсах, покрытых сажей и грязью, с поддельными часами на руке. Город кажется идеальным, чтобы отсидеться здесь некоторое время, У края платформы виднеется желтый щит, на котором жирными черными буквами написано: «АГРА. Высота над уровнем моря — сто шестьдесят девять метров».


Смита закрывает рот ладонью.

— О Боже! И все годы ты жил с этим грузом, зная, что убил человека?

— Двух человек. Не забывай, как я толкнул Шантарама.

— Да, но то, что приключилось в поезде, было несчастным случаем, самозащитой. Ты бы легко оправдался. Впрочем, не мешает проверить, занесен ли этот случай хоть в один протокол. А насчет попутчиков — вряд ли они посмели бы обвинить своего спасителя, В конце концов, ты старался ради них. Кстати, что стало с той девушкой, Меенакши? Ты встречал ее потом?

— Нет. Ни разу. А теперь давай посмотрим дальше.


В студии снова таинственное затемнение. Ведущий поворачивается ко мне.

— И мы переходим к заданию номер семь за двести тысяч рупий! Готовы?

— Готов, — киваю я.

— Ладно. Вот наш седьмой вопрос. Кто изобрел револьвер? Варианты: a) Сэмюэл Кольт, b) Брюс Браунинг, c) Дэн Вессон и d) Джеймс Револьвер.

Звучит музыкальная заставка. Я погружаюсь в размышления.

— Вы хоть когда-нибудь слышали эти фамилии? — интересуется Прем Кумар.

— Ну да, по крайней мере одну из них.

— Итак, сдаетесь или попытаете счастья?

— Попытаю счастья.

— Еще раз подумайте. На кону целый лакх, заработанный вами до сих пор.

— Мне нечего терять. Я готов.

— Отлично. И ваш ответ?

— А. «Кольт».

— Вы совершенно, на сто процентов уверены?

— Да.

Трещат барабаны. Экран загорается.

— Совершенно, на сто процентов правильно! Именно Сэмюэл Кольт, и никто иной, изобрел револьвер в тысяча восемьсот тридцать пятом году. Вы только что увеличили свой выигрыш до двух лакхов рупий!

Невероятно. Выходит, я отыграл обратно те самые пятьдесят тысяч, да еще три раза по столько же. И все благодаря смуглокожему налетчику, имени которого я не знаю до сих пор.

В зале сплошные ахи и охи. Повторяется мелодия заставки, однако в моих ушах грохочут и не смолкают колеса поезда «Дели — Мумбаи».

Ведущий неожиданно выпрыгивает из кресла, чтобы пожать мне руку. Вялая, безвольная ладонь никак не отвечает на его пожатие. Меня застали врасплох посреди телешоу, и голова не торопится работать ясно.