"Эмма Браун" - читать интересную книгу автора (Бронте Шарлотта, Бойлен Клер)

Глава 15

Я уже говорила, что у нас с мистером Челфонтом не было детей. Это правда, но я должна вам сказать еще кое-что. Приблизительно через год после смерти моей мамы я почувствовала некое приятное недомогание. Все замужние женщины обычно молят Господа, чтобы он послал им эту счастливую болезнь. Вскоре после этого я уже точно себе представляла, как будет выглядеть мой будущий ребенок. Я была уверена, что это будет девочка – но не миленькое златокудрое создание, о котором обычно мечтают все родители, а серьезный, чуткий, смышленый маленький человечек. Я буду обучать ее всему, что знаю и умею, а она, в свою очередь, будет учить меня. Вспоминая об этом сейчас, должна признаться, что я хотела, чтобы мой будущий ребенок был больше похож на Финча Корнхилла, чем на нас с мистером Челфонтом. Впрочем, наследственность всегда вещь непредсказуемая. Я не только ясно представляла себе, как будет выглядеть мой ребенок (этот образ уже давно хранился в моем сердце), но и была уверена в том, что моя дочь станет мне другом, тем другом, которого я когда-то очень давно потеряла и теперь смогу вновь воссоединиться с ним. Только сейчас, с высоты своих прожитых лет, я, умудренная жизнью женщина, понимаю, что мое состояние в то время было следствием того, что молодая, неопытная и страстная женщина, хранившая в себе всю свою нерастраченную, нежность, наконец обрела надежду, что скоро появится тот единственный человек, которого она сможет любить, не боясь быть осужденной за это, и все богатства своей души она решила отдать этому маленькому человечку.

Альберта же все эти тонкости не особенно занимали. Ему было все равно, родится мальчик или девочка, какого цвета будут у него волосы, будет ли он серьезным или веселым. Он хотел иметь полноценную семью. Муж потакал всем моим капризам и относился ко мне так, как будто я была величайшей драгоценностью на земле, а не просто женщиной, которая носила под сердцем его ребенка. Увидев, что у меня совершенно пропал аппетит, он решил, что мне будет полезно сменить обстановку и подышать свежим горным воздухом. Вспомнив мудрые советы матери, я не перечила ему, и мы отправились в путь, оставив дом на попечение нашей скромной служанки, а в бакалейной лавке должен был управляться подручный моего супруга, который так не нравился мне из-за своей небрежности.

В день нашего отъезда стояла изнуряющая жара. Когда же мы добрались до места, началась самая настоящая гроза. Мы остановились в маленьком, ничем не примечательном отеле, который, как утверждали, располагался в самой высокой точке Англии, и, похоже, по этой же причине и цены здесь были достаточно высокие. При других обстоятельствах я бы настояла, чтобы мы нашли более дешевую гостиницу, но я так устала, что сразу же пошла в свою комнату, а Альберт (заботливо порхавший надо мной, пока я заставляла себя съесть хоть немного супа) отправился в бар в поисках подходящей компании.

И только следующим утром я смогла оценить всю прелесть этого маленького отеля. День (а это было самое начало осени) был чудесным. Солнце стояло низко, и его лучи мягко скользили по поверхности земли. Из окон отеля открывался прекрасный вид на величественные вершины гор. Сначала горы были укутаны легкими облачками, но вскоре они исчезли и все вокруг заиграло мягкими осенними красками. В это утро я чувствовала себя так хорошо, что мне не терпелось прогуляться по окрестностям. Альберт, будучи по натуре человеком обстоятельным и спокойным, объявил, что сначала мы должны хорошо позавтракать, а потом уже наслаждаться красотами природы. Мне было так хорошо, что за завтраком я даже немного поела, чем заслужила огромную похвалу от мужа.

Альберт планировал нанять экипаж для того, чтобы мы могли не спеша добраться до соседнего городка, пообедать там и вернуться в отель.

– О, давай пойдем пешком, – умоляла я. – Я хочу подышать свежим воздухом.

Хозяин отеля сказал, что для того, чтобы насладиться местными красотами, лучше всего совершить прогулку верхом.

– Вам нужно проехать через Баттертабс Пасс, и тогда перед вами откроется необыкновенная панорама, – предложил он.

– А это не опасно? – забеспокоился Альберт. – Мы никогда не ездили верхом.

– О, в этом нет ничего опасного, – заверил нас хозяин. – Джон Кил – опытный проводник, а его лошади очень спокойные и передвигаются медленно, словно черепахи.

Неуклюже взгромоздившись верхом на больших и смирных животных, мы медленно поехали по узкой горной тропе.

– Какой крутой спуск! – воскликнул Альберт. – Это не опасно?

– Вам не стоит волноваться, – заверил нас мистер Кил. – Эти животные привыкли передвигаться с грузом на спине, поэтому им вполне можно доверять. Лошади обладают природным чутьем.

– И все-таки мне бы хотелось, чтобы по обеим сторонам были твердые камни, – пробормотал мой муж.

– Как ни странно, но лошади не любят это ущелье, – признался хозяин. – Я всегда прошу путешественников спешиться, когда мы к нему подходим. Это место как-то нехорошо влияет на животных.

Я была настолько очарована окружающей природой, что даже и не задумывалась над тем, что здесь может таиться какая-то опасность (моя лошадь так медленно переставляла свои копыта, что я могла пересчитать все камни и ветки, попадавшиеся на моем пути). Далеко впереди с шумом неслась по камням бурная река. В том месте, где она впадала в горное озеро, образовывалась густая пена. Возвышающие по обе стороны холмы зачаровывали причудливой игрой тени и света. От этой красоты просто дух захватывало. И я вдруг подумала о том, что должна подарить жизнь новому человеку, чтобы он смог увидеть всю красоту этого мира.

Поглощенная созерцанием окрестных красот, я не заметила, как все вдруг куда-то исчезло. Совершенно неожиданно, во всяком случае, мне так показалось, мы погрузились в кромешную темноту. Объяснение этому было простым: мы въехали в горное ущелье. Высокие каменные стены подходили так близко, а тропа была настолько узкой, что я от страха даже затаила дыхание. Создавалось впечатление, что ты находишься в пасти огромного доисторического животного. Во всем этом было что-то необычное. Казалось, что здесь каждая скала пропитана страхом и отчаянием. Когда наш проводник попросил меня спешиться, его голос был едва слышен. Звуки тут моментально умирали, но при этом скалы издавали какой-то тихий, монотонный звон, скорее похожий на стон.

Меня неожиданно охватил панический ужас. Альберт уже спешился и протянул руку, чтобы помочь мне слезть с лошади. Я поняла, что не смогу передвигаться без посторонней помощи, потому что ноги не держали меня. Тоннель был очень коротким, и я молча ехала, прижавшись к спине лошади, пока снова не увидела яркий свет. Я резко вскинула голову, услышав пронзительный голос Джона Кила. Он приказывал мне спешиться. Я не знаю, что послужило причиной дальнейших событий – то ли мое энергичное движение напугало бедное бессловесное животное, то ли оно почуяло что-то неладное, – но оно вдруг стало неуправляемым. Встав на задние ноги, лошадь начала махать передними копытами, как будто пыталась отогнать от себя что-то. Через секунду я уже лежала на земле. Испуганное животное в жуткой панике снова встало на дыбы и, резко ударив меня копытом, швырнуло на острые камни.

Когда я открыла глаза, то подумала, что все еще нахожусь в горном ущелье, потому что продолжала слышать этот тихий монотонный стон. Потом я поняла, что источником этого стона являюсь я сама. Я испуганно осмотрелась по сторонам и увидела радостное лицо мужа. Рядом с ним был еще какой-то незнакомый джентльмен. Они смотрели на меня с невыразимым состраданием, и вскоре я поняла причину их жалости.

Я потеряла ребенка. Зловещие горы забрали у меня эту маленькую жизнь. Незнакомец, который оказался доктором, объяснил мне, что я получила тяжелую травму и уже не смогу выносить другого ребенка.

Мне дали лекарство, и я снова заснула. Когда я проснулась, то увидела, что ярко сияет солнце и шторы на окнах открыты для того, чтобы я могла насладиться красотой природы. Но я ничего не замечала. Я все еще находилась в том ужасном темном месте, в котором я лишилась последней надежды на счастье. Моя жизнь стала такой же черной и холодной, как это горное ущелье.

Теперь я поверила в то, что каждый человек знает, как выглядит одиночество. Те, кому довелось там побывать, знают, какое это унылое место. Там все время темно и пусто. Жизнь не проникает туда. Там люди становятся похожими на тени. Они пребывают в постоянной тревоге, вокруг них кружатся злые демоны, доводя их до безумия. И никогда этим людям не найти покоя, потому что они постоянно слышат плач, похожий на стон. Это плачет одинокая душа.

Можно ли убежать из этого места? Нет, оттуда нет возврата. Почему я не умерла от горя? По той же причине, что и все остальные люди, которым довелось там оказаться. Я делала то, что обычно делают животные, вынужденные жить в суровых природных условиях. Я медленно шла вперед, едва передвигая ноги, твердо решив найти место, где мне будет тепло и уютно. Но мне казалось, что эта бесплодная пустыня никогда не закончится. Пришло время, и я свила гнездо. Здесь меня будут посещать только приятные мысли, здесь я буду посвящать свое время благородным делам. Здесь у меня будут любимые книги. Сюда ко мне будут приходить друзья. Здесь я устрою камин и посажу сад. Я обустрою все так, чтобы моя душа смогла здесь обрести покой.

Должна признаться, что в одиночку я бы никогда не справилась с этой трудной работой. Приблизительно через три месяца мы снова вернулись в наше жилище, расположенное над магазином (оно казалось мне таким же унылым, как и любое другое место). И тут Альберт нашел лекарство, которое, по его мнению, должно было помочь мне выздороветь.

– Тебе нужно обзавестись своим собственным домом, Бель. Я построю для тебя дом, в котором ты снова обретешь счастье. Я уже подобрал для него прекрасное место. Оно расположено километрах в трех от города. Там растут тенистые деревья и течет ручей. Если ты захочешь посадить сад, то из него можно будет брать воду, – сказал он.

Я ему честно сказала, что это только увеличит наши долги и вряд ли сделает меня счастливой.

– Нет никаких долгов, Бель, – мягко сказал он. – Мало того, мы даже получаем прибыль. Этот год был для нас весьма удачным. Теперь у нас есть счет в банке.

Я так обрадовалась этой новости, что у меня снова появился интерес к жизни.

– Почему же ты раньше не сказал мне об этом? Ты же знаешь, как я беспокоюсь из-за наших долгов, – сказала я.

По его лицу я поняла, что он тоже глубоко переживает наше общее горе.

– Мне казалось, что это не имеет теперь особого значения, – сказал он и накрыл своей рукой мою руку. – Однако деньги смогут нам помочь. И ты скоро убедишься в этом, моя дорогая.

Я думаю, что Альберт затеял это дело еще и потому, что это занятие помогало отвлекаться от грустных мыслей и ему. Как бы там ни было, он взялся за это дело с таким энтузиазмом, с каким обычно брался за все свои рискованные предприятия. И я восхищалась тем, как стойко муж переносит свалившееся на нас горе. В первый раз мне совсем не хотелось ехать на место нового дома, но когда я попала туда, оно мне сразу понравилось. Это был небольшой участок земли на Дирфилд Мур. Половина участка была залита солнечным светом, а вторая его половина пряталась в тени деревьев. Эти большие старые деревья будут защищать дом от ветра. (Я полюбила это место всем сердцем. Отсюда открывался такой же прекрасный вид, как и из церкви города Н-ска, в которую я ходила в детстве. Из нее был отлично виден весь Касл Хил и даже можно было разглядеть вдалеке Блек Хил. Нашими единственными соседями было семейство лис, в их честь я и назвала наш новый дом – Фокс Кло («кло» местные жители называют долину). Что касается дома, то Альберт сказал, что я смогу обустроить его по своему вкусу, хотя у него на этот счет имелись свои соображения, а он терпеть не мог, когда с ним спорили. Впрочем, мне было абсолютно все равно. Я позволила себе сделать только одно замечание.

– Шесть комнат – это непозволительная роскошь для семьи, которая состоит из двух человек и одной служанки, – сказала я.

– Однако подумай о том, какое это произведет впечатление на моих друзей и моих конкурентов, – парировал Альберт. – Главное, Бель, – это создать видимость! Сразу будет ясно, что в этом доме живет преуспевающий человек.

Люди будут толпиться у моих дверей, предлагая мне выгодные сделки. У меня больше не было сил спорить с ним. Кроме того, как показала жизнь, в его теории, правоту которой он всегда упорно отстаивал, было свое рациональное зерно.

Через полгода строительство дома было закончено. В результате получилось солидное строение с большими окнами и массивными кирпичными стенами, которое, казалось, сможет простоять не один век на этих девственных, поросших вереском торфяниках. Наш дом был расположен достаточно далеко от города, и теперь моему мужу, для того чтобы добраться в свою лавку, приходилось ежедневно преодолевать пешком расстояние почти в шесть с половиной километров. Но, будучи оптимистом по натуре, он и из этих своих прогулок извлекал определенную пользу. По дороге он знакомился с людьми, а каждого нового человека он всегда рассматривал как своего потенциального покупателя или поставщика. Из нашей прежней квартиры, располагавшейся над его бакалейной лавкой, он сделал склад, и это позволило ему расширить предприятие. Я теперь стала хозяйкой большого (но почти пустого) дома.

Поначалу мое новое жилище меня совсем не радовало. Все эти темные панели создавали какую-то тяжелую, гнетущую атмосферу. Дом казался мрачным и пустым, а у меня не было ни желания, ни сил заняться его обустройством.

– Найми еще одного слугу, – сказал Альберт, – или даже двух. Теперь мы можем себе это позволить.

И вскоре у нас появились экономка и повар. Вся прислуга добросовестно трудилась, выполняя разнообразную работу по дому. Повар готовил умопомрачительные обеды, а мне по-прежнему ничего не хотелось есть.

– Займись чем-нибудь, Бель, – настаивал Альберт. – Подбери, например, мебель. Ты можешь обставить здесь все по своему вкусу.

– Без детей большой дом всегда будет казаться пустым, – сказала я.

– Так сделай так, чтобы в этом доме появились дети, – ответил он.

– О Альберт, не будь таким жестоким. Где я их тебе найду?

Он нетерпеливо вздохнул:

– Ты, наверное, забыла, что у тебя есть трое младших сестер? Может быть, они согласятся жить вместе с нами в этом прекрасном доме?

Я изумленно посмотрела на него:

– И ты готов взять на себя заботу обо всей моей семье?

Мистер Челфонт кивнул:

– Дражайшая женушка, я уже давным-давно делаю это. Мне будет намного легче и дешевле, если все мы будем жить под одной крышей. Займись этим, дитя мое. Напиши своему отцу, что теперь в нашем доме хватит места для всех.

Не знаю, что в этот момент отразилось на моем лице, но он вдруг засмеялся:

– Дорогая Бель, в этот самый момент я бы даже мог поклясться, что нравлюсь тебе.

– Конечно, сэр, – смущенно пробормотала я.

– Уволь меня от этого твоего «конечно». Я прекрасно знаю, что я не тот человек, за которого тебе хотелось бы выйти замуж. Тебе хотелось иметь молодого, красивого и утонченного мужа. Однако любая женщина может со временем полюбить своего супруга, если он к ней хорошо относится. Я в этом не сомневаюсь! Я пообещал твоему отцу, что стану достойным твоей любви. Я знаю, что мне особенно нечего тебе предложить, но все, что у меня есть, – это твое.

Я отвернулась, чтобы он не увидел моих слез. Я всегда считала своего мужа человеком практичным и расчетливым, однако его безграничная доброта тронула меня до глубины души.

Этот огромный дом впитывал в себя часть его доброты. Хотя я все еще оплакивала потерю своего ребенка, но вскоре мысли об этом отошли на второй план. Мои сестры остались без матери, а отец был уставшим и измученным жизнью человеком. С тех пор как они переселились в наш дом, я посвятила свою жизнь заботам о них. Альберт, похоже, ничего не имел против этого. Он относился к моим сестрам так, как относился бы к своим собственным детям, и они просто обожали его. Он всегда с радостью играл с ними и никогда не делал замечаний, когда на дорогом деревянном полу или красивой мебели замечал следы их грязных ботинок или липких рук. Мой отец всегда любил его и считал человеком честным и простым. Они подолгу и с удовольствием беседовали, обсуждая деловые вопросы.

Так я стала счастливой и любящей женой для человека, которого раньше считала не совсем достойным себя. Я даже полюбила все его маленькие причуды и странности (но у него все же хватало мудрости, и в самых ответственных делах он всегда следовал моим советам). Со временем он стал казаться мне таким же милым и уютным, как мои любимые домашние тапочки. Его простодушная болтовня напоминала тихое урчание ручейка. Теперь я знала, что только с годами мы начинаем осознавать, насколько мудры все эти прописные истины, которые в молодости кажутся нам жестокими и отвратительными.

Что же касается этого странного союза двух разнополых людей, который мы называем браком, то я, как и многие другие женщины, с годами стала считать себя знатоком этом вопросе. Привычка, привязанность и преданность – вот что составляет его прочную ткань. Ну а страсть – это только вышивка, украшение на этой ткани. Требуется огромная доля здравого смысла, недюжинные организаторские способности и достаточная смелость для того, чтобы этот союз не распался, поэтому скрепить его может скорее глубочайшая любовь и нежность, чем самая сильная страсть, которая, как известно, быстро проходит.

Думаю, что для сложного организма брачного союза больше подходит умеренный климат, а в условиях знойных тропических страстей он может просто задохнуться. Всепоглощающая страсть, объединяющая супругов в одно целое, вытесняет из их сердец любовь к родным и друзьям, сострадание к плачущим детям, хромым собакам и бездомным кошкам, которые приходят к порогу их дома, чтобы погреться у очага.

Жизненная мудрость говорит о том, что страсть не может согреть. Она может только сжечь дотла. Любил ли меня Финч так же сильно, как любила его я? Если любил, тогда почему же он не разыскал меня? А те счастливцы, чьи признания в вечной любви нашли отклик в сердцах любимых ими людей, как долго могут жить их чувства? Может ли их любовь длиться так же долго, как и их семейный союз? Если любовь уходит, то что же тогда остается? Безразличие? Отвращение? Я позволю себе усомниться в том, что мужчина способен хранить свои чувства вечно. Что же касается женщины, то помоги ей, Господи, перенести эту муку – жить дальше, сохранив в сердце свою страстную любовь, человеком, чьи чувства уже угасли.

Надеюсь, что мне удалось вас в этом убедить. Или я очень хотела убедить в этом саму себя? Очень скоро мы это выясним.

С тех пор как к нам переехала моя семья, у меня уже не было времени на то, чтобы пребывать в мечтательной задумчивости или изводить себя сентиментальной жалостью к себе самой. Теперь у меня был настоящий дом и настоящая семья, и я всю себя без остатка посвятила домашним заботам и хлопотам. Время от времени я выглядывала из своего убежища и радовалась тому, что оно простирается так далеко, насколько может видеть глаз. Мой дом был теплым и надежным, а сад – тихим и уединенным. Окруженная всеми этими благами, я никогда не осмеливалась уезжать далеко от своего дома, потому что наконец поняла, что мне нужно в этой жизни. Мне нужен был покой.

Однако все наши печали живут вместе с нами. Мои печали надежно прятались до тех пор, пока дом был полон людей, а потом они осторожно выползли из своего убежища. Мои сестры получили хорошее образование, за которое, конечно же, заплатил мистер Челфонт, вышли замуж и покинули наш дом. Мой отец прожил со мной приблизительно десять лет до того, как не стало моего мужа, и еще пять лет после его смерти.

Альберт умер, выполняя благое дело. Как-то раз холодной зимней ночью в наш дом постучал сосед с больным ребенком на руках. Мой муж сам лежал в постели – у него был сильный грипп. Но, тем не менее, он настоял на том, что сам отвезет этого ребенка в больницу на своей двуколке. Такой уж он был человек. Это доброе дело закончилось тем, что он заболел воспалением легких. Альберт всегда был крепким и бодрым человеком, и я была уверена, что он сможет побороть болезнь. Однако на сей раз он предстал перед самым суровым судьей: перед ним ему нужно будет держать ответ за каждый свой шаг. В поразительно короткое время мой муж, этот могучий источник жизненной энергии, иссяк. Альберт испустил короткий вздох и похлопал меня по руке. Он даже не мог говорить, чтобы попрощаться со мной. Я держала его за руку до тех пор, пока она не стала мертвенно-холодной. Я не могла поверить в то, что ветер и снег могут превратить крепкого и выносливого бакалейщика лишь в смутное воспоминание, а меня – в добровольную отшельницу.

Но давайте посмотрим на все это спокойно и беспристрастно. Вмешались силы небесные, и жизнь, такая бурная жизнь моего мужа прекратилась. Мои мечты развеялись как дым. Конечно, мои юношеские надежды на счастье были вдребезги разбиты известием о смерти Финча, но все-таки я (естественно, после того как закончится мой траур) еще надеялась на то, что в будущем смогу быть счастливой. И вот новый удар судьбы. И этот удар называется горем.

Мы с Альбертом свили свое гнездо, вырастили наших птенцов и многому друг у друга научились. Мы утешали друг друга в горе. Он любил меня терпеливо и снисходительно, и любовь эта не знала границ. Человек, которого я когда-то считала простым и ничем не примечательным, оказался одним из самых лучших созданий господних. Он всегда радовался жизни и этой своей радостью заражал других. На улице, уже после его смерти, меня часто останавливали бедные люди и рассказывали о том, что в трудные для них времена он даже прощал им долги. Я еще долго оглядывалась по сторонам, как бы ища его поддержки и одобрения, пока наконец не поняла, что лишилась их навсегда. В свое время я долго не могла привыкнуть к тому, что стала женой, но намного дольше я привыкала к этому ужасному слову – вдова.

Мой дом снова опустел, и ко мне вернулись все мои прежние печали. Самой горькой из них, конечно, было воспоминание о нашем с Альбертом ребенке, который так и не появился на этот свет.

Теперь вы понимаете, какие радостные надежды возродились во мне, когда у меня поселился (пусть даже на очень короткое время) этот странный и не по годам серьезный маленький подкидыш, который совершенно неожиданно появился в моем доме и так же неожиданно исчез, словно растворился в морозном зимнем воздухе.